Есть люди, которые умеют просить. Во-первых, это профессиональные нищие — не согбенные старушки, протягивающие за подаянием руку где-нибудь у магазина, а те, для кого побираться — профессия, занимающие места у церквей и кладбищ, в парках среди гуляющей публики и рядом с ресторанами, где подвыпившие кавалеры не преминут произвести впечатление на даму. Во-вторых, это прирожденные любители ездить на чужой шее — все мы знаем таких, а порой и дружим с ними: списывающими уроки в школе («ты алгебру сделал?»), пропускающими пары в институте («прикрой меня, ладно?»), опаздывающими на работу («скажи шефу, что я с утра тут кручусь»), зовущими нас на дачу («вскопаем огород — и шашлычок с пивком, ага?»). И мы брезгливо морщимся, но все же подаем первым, мы ругаемся вполголоса, но все же помогаем вторым. В конце концов, у нас всегда есть возможность отвернуться от нищего или отказать слишком уж надоедливому приятелю.

Но есть и третья категория профессионалов. Самая ужасная, ибо от нее не скрыться.

Это политики.

«Народ должен поддержать нашу партию!»

«Пенсионеры должны потуже затянуть пояса!»

«Шахтеры должны войти в нашу ситуацию!»

«Партнеры должны учитывать наши интересы!»

«Предприниматели должны подумать об интересах государства!»

И от этих просьб никому уклониться не удается. Народ поддерживает, пенсионеры затягивают, шахтеры входят, партнеры учитывают, предприниматели думают.

Потому что эти просьбы на самом-то деле имеют силу приказа. Это просьба ленивого нищего с пистолетом в руке.

Я никогда не был нищим, не умел списывать и плевать хотел на политику. Но сейчас мне предстояло выступить в роли просителя, причем во всех ипостасях — и нищим, умоляющим о милостыне, и приятелем, жаждущим помощи, и политиком, пытающимся заключить выгодное соглашение.

Не мое это! Совершенно не мое.

Но куда деваться-то?

Единственный мой шанс избавиться от пристального внимания арканцев, отстоять свое право быть собой — это уговорить правителей Тверди помочь нам. И не просто помочь, а помочь бескорыстно, не превратив нашу Землю, наш отсталый Демос, в еще один мир «схоластической теократии». Потому что девушки-гвардейцы с пушистыми убийцами на поводках никак не вписывались в мое понятие счастливого общества.

В Риме я не был, о Ватикане имел представление лишь из какого-то глупого фильма, где злодеи пытались взорвать сердце католической церкви бомбой из антивещества. Так что сравнить, была ли обитель Конклава похожа на обитель Папы Римского, я никак не мог. Но, наверное, сходство было — я уже убедился, что многие вещи в мирах веера остаются неизменными, даже если расхождение миров случилось довольно давно.

Огромный собор походил на собор Святого Петра. Наверное, походил. Но увидел я его лишь мельком, когда меня посадили в большую закрытую карету. В ней я теперь и ехал в обществе двух девиц в мундирах из галлюциногенного сна Микеланджело, двух милых терьеров из кошмарного сна Босха и представителя Конклава Марко.

— Очень рад, что вы появились именно на моем дежурстве, — добродушно сообщил Марко. — Мы нечасто контактируем с функционалами, знаете ли. Я пять лет служу в охране таможни и общался с Андреем раз десять… никак не больше.

— Вы не любите функционалов?

— А вы?

— Не очень, — признался я. — Меня сделали функционалом без спроса. А потом убили мою девушку, преследовали меня… Но это мои личные проблемы. У вас, наверное, какие-то иные основания для нелюбви?

— Конечно. Сугубо практические, то есть религиозные. — Марко задумался на миг. — Вы, наверное, представляете нас какими-то религиозными фанатиками, которые приняли функционалов за бесов?

— Ну… — Я смутился.

— Наверняка именно так и думали. Но вы ошибаетесь. Мы вполне разумные и веротерпимые люди. Да, святая христианская вера — основа нашего общества, она объединяет все государства, служит своего рода… — он прищелкнул пальцами, — сверхгосударством. Идеологическим сверхгосударством.

— А я думал, что у вас одно государство на всю планету.

— Нет, что вы. Это не очень разумно и неудобно для управления. Как силой увязать между собой противоречия экономических интересов, разницу культур, обычаев, нравов? Единая империя, Царство Божье на Земле, может сложиться только постепенно, эволюционным путем, по мере умягчения нравов, смягчения жизненных тягот, растворения между собой народов и языков. Да, это наш идеал, но он еще далек от достижения. Я вас удивлю, но у нас — свобода совести.

— Да? — Я и впрямь удивился.

— Конечно же. Многие арабы и азиаты исповедуют магометанство, иудеи упорствуют в своей ветхой вере, славяне… кстати, вы же славянин?.. спорят с Конклавом по целому ряду обрядов и даже имеют своих, не признанных другими народами святых. Есть, и я не побоюсь этого слова, атеисты, безбожники! О, проблем и сложностей хватает! Случаются и войны, даже между братьями во Христе.

— Тогда нам будет проще понять друг друга, — сказал я. — Мне казалось, что у вас все гораздо жестче… Так почему же вы так не любите функционалов? За то, что они навязывают вам свою волю?

— И это не проблема. — Марко усмехнулся. — Пусть бы попробовали навязать… спор есть непременное условие развития. Нет, Кирилл. Нас возмущает и оскорбляет то, что функционалы извратили свою божественную природу. Отказались от того, что дано Богом, и обратились к тому, что идет от дьявола. Не в буквальном смысле слова, конечно, хотя от появления функционалов явственно попахивает серой…

Он опять улыбнулся. Ну просто очень прогрессивный священник. Все время дает понять, что его не надо понимать слишком уж буквально.

— Но вы же сами экспериментируете с биотехнологиями. Меняете животных…

— Животных, Кирилл. Исключительно животных. Они не несут в себе образа Божьего, и потому человек вправе их улучшать, выполняя волю Творца.

— Ага, — глубокомысленно сказал я. — Так вся суть в том, что функционалы стали… сверхлюдьми?

— Нелюдями! — Марко поднял палец. — И это уже не божественная воля. Между дарами Бога и искушениями дьявола всегда есть одно явное различие. Чудеса Господни ничем не ограничены, ибо и силы его безграничны. Если святой человек может исцелять, то он сможет исцелять в любой момент. Ну или не сможет — будь на то воля Господа. Искушения дьявола механистичны. Есть четкая грань, есть механические запреты и правила: если исцелять, то только пятерых в день, или только в полнолуние, или только совершив жестко оговоренный обряд…

— Поводок, — сказал я. — Поводок функционалов, который привязывает их к функции…

— Правильно! — радостно воскликнул Марко. — Это и есть признак дьявола. Нечистый не способен давать без ограничений, его «подарки», — последнее слово было произнесено с нескрываемым презрением, — всегда имеют свои рамки, его щедрость исчислена, его возможности отмерены. Дьявол силен, но его сила конечна. Конечно же, функционалы — не нечистая сила, а лишь люди. Бывшие люди, искаженные нечистой силой.

Я помолчал. Спросил:

— Так вы серьезно верите в дьявола?

— Как я могу верить в Бога и не верить в дьявола? — вопросом ответил Марко.

Боевой йоркширский терьер справа от меня звонко тявкнул. Наверное, на свой лад обругал козни дьявола.

А я замолчал.

В чем-то Твердь оказалась не столь пугающа, как я боялся. Но с другой стороны, я окончательно понял, что договориться с ними будет ох как непросто. Когда помимо двух сторон в переговорах незримо участвуют Бог и дьявол — это очень, очень трудные переговоры…

Для мира, в котором все пришельцы из других планов бытия считались вольными или невольными пособниками дьявола (да, да, огромное спасибо, что не бесами!), со мной обращались просто великолепно. В карете мы ехали не больше получаса, выгрузились в закрытом дворике с увитыми виноградом стенами и фонтаном, журчащим в маленьком бассейне. Во дворик выходили окна и балкончики двухэтажного здания — уютного, солнечного, с пробивающейся из щелей между камнями травой. Было тихо, словно город остался вдали, только стрекотали цикады. Мне сообщили, что это здание — моя резиденция на время пребывания в Тверди, осведомились, не соблюдаю ли я сейчас пост, а если нет, то чем желаю отобедать. Девушки-охранницы остались на первом этаже, Марко с видимым сожалением откланялся — ему было необходимо продолжить дежурство у таможни. А я поднялся на второй этаж и с любопытством обошел выделенные мне комнаты.

Все окна, как я и подозревал, выходили только во внутренний дворик. Резиденция все-таки несколько смахивала на комфортабельную тюрьму. Но внутри было очень хорошо — просторные светлые комнаты, старый прохладный паркет на полу, пастельных тонов шпалеры на стенах, несколько картин — натюрморты и буколические пейзажи. Второй этаж занимали три спальни (можно было разместить небольшую делегацию), три ванные комнаты — две маленькие, а одна гигантская, с большой мраморной ванной и душем непривычной конструкции: вместо лейки вода низвергалась на голову каскадом из широкого бронзового раструба. Еще была просторная гостиная с креслами и столиками, курительная комната (я не ожидал, что в Тверди курят, и был приятно удивлен коробкой сигар и несколькими пачками папирос без фильтра) и небольшая библиотека.

Вот как раз библиотека меня наиболее потрясла. У меня сложилось ощущение, что книги тщательно отобраны, чтобы не давать посетителям лишней информации, но кое-что все-таки прорывалось — и вызывало оторопь.

К примеру, очень уважаемым автором, судя по роскоши изданий, здесь был Вольтер. Многотомное издание в коричневом кожаном переплете, было украшено тисненной золотом цитатой «Надо возделывать наш сад» и изображением обвитого лозой креста на обложках.

На нашей Земле этого остроумного вольнодумца никто бы не причислил к друзьям церкви. Мой отец почему-то очень ценил этого писателя, я же читал только «Орлеанскую девственницу», да и то в подростковом возрасте, соблазненный словом «девственница» и обилием веселых скабрезностей. Помнится, что кто только в этой книге не мечтал поиметь отважную Жанну д’Арк — от злобного Гермафродита и до ее собственного осла. Пролистав местный вариант «Орлеанской девственницы», я понял, что держу в руках совершенно другую книгу. Такую, наверное, мог бы написать Толкин. Героический эпос в стихах, ну никак уж не сатира.

Штук пять других книг были знакомы мне только по названию. Но я, к примеру, был твердо уверен, что хоть у нашего Вольтера и есть книга «Мемнон, или Человеческая мудрость», но она никогда не объединялась в дилогию с книгой «Ахилл, или Человеческая глупость».

Нашел я и Диккенса, и Свифта, и Гюго, и Достоевского. Опять же, я не такой уж любитель классической литературы, но мне кажется, что Гулливер совершил четыре путешествия, а не семь. Во всяком случае, про «Путешествие в Дагому», «Путешествие в страну Кьенк» и «Путешествие в Гаргенлог» я ничего не слышал.

Да и у Достоевского есть «Бесы», но разве это он написал роман «Ангелы и демоны»?

Кстати, вывод, который напрашивался сам собой, был довольно-таки позитивным: в Тверди писатели сочиняли другие книги, но их было больше.

Целая полка была занята детскими книгами, словно здесь рассчитывали принимать семьи с детьми. «Пиноккио» мне показался очень похожим на оригинал, а вот «Волшебник страны Оз», похоже, вовсе не воспевал приключения в волшебной стране. Скорее уж предостерегал от любых контактов с чужаками из иных измерений… Впрочем, чему тут удивляться?

Я поискал «Гарри Поттера», мне было ужасно интересно, какой стала бы история мальчика-волшебника в этом мире. Но, видимо, расхождение истории зашло слишком далеко. Может быть, здесь Роулинг вообще не родилась, может быть, стала счастливой многодетной домохозяйкой, а может быть, в их кафе просто не в ходу были бумажные салфетки.

С некоторым сожалением я вышел из библиотеки, прихватив с собой лишь томик афоризмов Монтеня. Когда не знаешь, в какой момент придется бросить читать книгу, лучше всего взять что-то очень короткое. Закурив папиросу (табак оказался неожиданно легким), я принялся читать. Интересно, следят за мной или нет? Техника у них не развита, но для настоящих мастеров всегда было достаточно дырочек в стене, зеркал и грамотно рассчитанных слуховых труб.

В курительную вошли, когда я наслаждался фразой: «Невозможно вести честный и искренний спор с дураком».

— Храни вас Бог, друг мой.

Я вскочил, откладывая книгу и одновременно гася папиросу. В курительную вошел (позади мелькнули и тут же скрылись цветастые мундиры) пожилой человек в ярко-красной мантии и красной же шапочке. Морщинистый, чисто выбритый, волосы седые, но глаза блестят живо, как у молодого.

Кардинал?

На руках человек держал мирно дремлющего терьера. Лицо очень интеллигентное, умное… впрочем, дураки на таких постах нигде и никогда не встречаются.

— Ваше преосвященство… — неожиданно для самого себя выпалил я, вспомнив не то книжку, не то фильм про трех мушкетеров и их честолюбивого гасконского друга. И неумело поклонился.

Кардинал испытующе смотрел на меня. Потом кивнул.

— Да, ты прав. Мое имя — Рудольф, я один из кардиналов Конклава. Мир тебе, Кирилл из Демоса. Ты пришел к нам кружным путем, ты напуган, ты не привык к своей миссии. Но ты полон желания довести ее до конца… значит, считаешь ее важной. Садись.

Мы уселись друг напротив друга. Я, обжигая пальцы, придавил упрямо дымящийся окурок.

— Можешь курить, — усмехнулся кардинал. — Пусть лучше ты чувствуешь себя спокойнее, чем нервничаешь, борясь с пороком. Если Господь создал табак, то для чего-то он это сделал.

— Я пришел с посланием от Земли-два, — сказал я. — Демоса, как его еще называют.

— Кого ты представляешь? — спокойно спросил Рудольф.

— По большому счету — только себя и своего друга, — сказал я.

— И кто твой друг?

— Куратор нашей Земли.

Пальцы кардинала, поглаживающие шерстку йоркшира, вздрогнули и остановились.

— Интересно, — сказал кардинал. — Крайне интересно. Ты сильно ограничен во времени?

— Все мы ограничены, — сказал я. — Но на рассказ время есть.

— Тогда рассказывай с самого начала, — сказал Рудольф. — Начни с себя.

— Я — Кирилл, — сказал я. — Кирилл Максимов. Жил в Москве, в России. Это столица нашей страны… да в общем-то не важно. — Учился в школе, потом в МАИ… это авиационный институт. У нас есть такие машины, самолеты, они летают в воздухе…

— Мы представляем себе твой мир, — улыбнулся кардинал. — Рассказывай, я сам попрошу пояснений, если что-то будет непонятно.

— Ага. Вот, учился, потом бросил… ну, как-то не очень интересно стало, то есть интересно, но не очень перспективно. Пошел работать в компьютерную фирму… ну… продавцом, если честно.

— Достойный труд, как и любой труд, если он честен, — серьезно сказал кардинал.

— Я жил один, у меня была девушка, но мы поссорились… Однажды я пришел домой и вдруг увидел, что дверь моей квартиры открыта…

Постепенно я успокаивался. Может быть, потому, что мой странный собеседник (если вам часто приходится болтать с кардиналами из другого мира, то слово «странный» я беру назад) умел слушать. Это для священников и политиков важное умение, а он все-таки был и тем, и другим.

И я рассказал, как меня «стерли» из нашей реальности. Как я стал таможенником. Посетил чужие миры. Потом решил докопаться до правды — кто же все-таки управляет функционалами. Как попал в Аркан, как на меня стали давить, как убили девушку, в которую я влюбился, как меня попытался убить друг, как я узнал, что он куратор, как я снова скитался по мирам, как мы с Котей помирились и решили действовать вместе…

Нам дважды приносили чай и кофе — я пил кофе, а кардинал предпочел чай. Поставили на столик вазочки с фруктами и орешками. Недовольно поморщившаяся девушка в форме от Микеланджело сменила мне пепельницу.

Изредка кардинал задавал вопросы. Я не удивился тому, что его очень заинтересовал Аркан, но почему-то его любопытство вызвал еще и Янус. А вот моим миром и Верозом он не интересовался. Неужели на Земле есть агенты Тверди?

Наконец я выдохся. Судя по сумеркам за окном, проговорили мы часов пять-шесть, не меньше.

— Интересная история, — сказал Рудольф. — Очень интересная… Итак, ты — бывший функционал с какими-то непонятными остатками способностей, и твой друг — куратор, главный функционал Демоса, с частично утраченными способностями, хотите… — Он сделал паузу. — Весь вопрос в том, чего именно вы хотите. Защититься от Аркана и стать обычными людьми?

— А возможно ли защищаться от Аркана, будучи людьми? — вопросом ответил я. Весь предварительно продуманный план разговора вдруг показался мне наивным и неправильным.

— Но ведь мы — смогли.

— Но как? Как вы находите порталы в ваш мир, как определяете эмиссаров Аркана? Нет, я не допытываюсь, — торопливо уточнил я. — Не считайте, что я хочу чего-то разведать… хотя хочу, конечно, но не это главное. Но объясните, как и почему вы победили Аркан? Вы не обязаны мне верить, но ведь вы можете сказать что-то, для арканцев не тайное, что поможет нам в борьбе?

— Опять же вопрос — к чему приведет ваша борьба, — вздохнул кардинал. — Кирилл, наш мир, волей ли Бога, кознями ли дьявола — да, я допускаю и последнее, ведь дьявол ограничен и не всеведущ, он мог желать нам зла, но милость Господа обратила это зло в добро… так вот, наш мир — религиозен.

— Уже заметил, — не удержался я от иронии.

— А вера в Бога всегда имеет в себе еще одну составляющую — веру в дьявола. Да, именно, Марко рассказал мне про ваш разговор… Мы всегда были готовы к чему-то подобному. К искушению. К тому, что к нам придут — и посулят златые горы, а взамен попросят лишь расписаться кровью на бумажке… Поэтому мы и узнали о функционалах. Те, к кому приходили, иногда рассказывали. А те, кому рассказывали, — верили. И мы стали искать выход. Ваш мир любит бездушные машины. У нас все случилось по-другому, мы меняли живое вокруг нас — растения, животных… мы не трогали только себя. И наша биологическая наука сделала то, чего пока не может ваша технология, ваши компьютеры, лазеры и космолеты… — Он выговорил эти слова четко, но они все равно звучали как-то чужеродно. — Мы создали то, что позволяет видеть чужаков…

Кардинал поднял руку к лицу. Коснулся кончиками пальцев глаза, поморгал, будто снимая контактную линзу.

И протянул ко мне ладонь с блестящим комочком трепещущего прозрачного желе.

— Что это? — прошептал я.

— Неофициально это называется «глаз ангела», — ответил кардинал. — А официально — «спектрально-анализирующая линзовая медуза». Это действительно медуза… точнее, ее предки были медузами. Крошечный комочек прозрачной плоти из волн мирового океана. Вначале ее пытались приспособить в качестве обычных очков. У вас есть такие штуки из пластиковой массы.

— Контактные линзы, — кивнул я, не отрывая взгляда от медузы. Трогать ее не хотелось, да кардинал и не настаивал. Он снова вернул комочек протоплазмы в свой глаз, поморгал.

— В качестве замены очков медузы не прижились. Очень уж нежны и дороги. Они могут прожить несколько месяцев, если их регулярно выпасать в аквариуме с питательным планктоном, но все равно очень и очень нежные существа… Зато выяснилось, что, изменив их должным образом, можно увидеть скрытое ранее. Например — тепло.

— Обалдеть, — только и сказал я, глядя в глаза кардинала. Теперь понятно, откуда задорный молодой блеск. — Живые инфракрасные очки…

— А можно увидеть и более тонкие световые волны. Ультрафиолет, так?

Я кивнул. Я уже ничему не удивлялся.

— Так вот одна из разновидностей «глаза ангела» позволяет отличать функционалов от обычных людей. Функционалы излучают сложные гармонические колебания. Это излучение идет от головы, точнее — от гипофиза. Экранировать колебания обычным образом невозможно… мы надеемся, что невозможно. Бывшие функционалы вроде тебя меняют свой спектр излучения, но тоже остаются не-людьми.

— Возвращаются обратно, но не до конца?

— Нет. Переходят в какое-то третье состояние.

— А что за излучение? Радиоактивное, электромагнитные волны…

— Нет. — Кардинал улыбнулся. — Нет. Но это уже те вопросы, на которые я не стану отвечать. Даже если поверю тебе до конца. Ты можешь быть другом, но и друг способен предать или выдать информацию под пытками.

— Я и не настаиваю, — с обидой сказал я. — Так… интересно стало. А порталы? Ну, не только порталы, вообще — функции?

— Они тоже излучают, — небрежно сказал кардинал. Слишком небрежно, чтобы это было сказано случайно.

— Они… живые? — воскликнул я.

— А как вы думаете, молодой человек? Если за ночь какая-то старая каменная башня вырастила вам мебель и покрасила стены, то как это получилось? Маленькие сказочные гномики постарались?

Меня передернуло. Потом я сказал:

— Тогда «поводок» функционала…

— Это его пуповина, — кивнул Рудольф. — Невидимая энергетическая пуповина. Если отойти слишком далеко, то она рвется.

— Но для младенца это означает рождение…

— А для функционала тоже. Полная свобода.

— Зато все способности исчезают!

— А у младенцев много способностей? — ответил кардинал вопросом.

— Бывшие функционалы способны вырасти во что-то другое?

Рудольф погрозил мне пальцем:

— Не увлекайтесь ассоциациями. До определенного предела они полезны, помогают нам понять происходящее, но потом начинают запутывать. Знаете, как я обычно объясняю простому невежественному человеку феномен Троицы?

Я пожал плечами.

— Я говорю так: глядя на небо, мы видим солнечный диск. Так же мы способны узреть и даже понять Христа, его человеческую составляющую. При этом нам кажется, что Солнце не очень-то и большое и крутится вокруг нас. Но на самом-то деле Солнце — огромно, и это Земля вращается вокруг него. Так и мы, люди, на самом-то деле соотносимся с Христом… Идем дальше. Солнце видится нам диском, но это исполинский шар. Так и Бог для человеческого взора доступен лишь малой частью, которая ослепляет нас. Не в наших силах объять его во всей полноте… И еще — даже если мы закроем глаза, перестанем видеть Солнце — все равно мы почувствуем его лучи, его тепло — всей кожей. Так и Дух Святой пронизывает все мироздание.

— Э… толково, — осторожно сказал я. — Кажется, даже мне стало чуть понятнее!

Кардинал засмеялся:

— Спасибо. А вот один простой человек, выслушав мое объяснение — я тогда был рядовым священником, — подошел и спросил: правильно ли он меня понял, что Господь — большой и круглый?

— Ясно. Функционалы, сорвавшись с поводка, ни в кого не вырастают…

— Во всяком случае, нам такое неизвестно, — кивнул кардинал. — Но я не скрою, вы — любопытный случай. Ваша аура, если употреблять это слово, типична для бывшего функционала. Но ведь вы как-то смогли победить куратора — уже лишившись своей функции, своей энергии. Может быть, остаток сил… — Он развел руками. — Не знаю. Мы не могли постигнуть функционалов до конца. Шла война… мы готовились долго, сколько могли, но информация просачивалась… Была война. Очень жестокая и страшная. Пылали костры инквизиции, на которых жгли функционалов, отказавшихся прервать связь со своей функцией. Гибли священники, знающие, с кем мы воюем. Гибли простые люди, уверенные, что наступил Апокалипсис и идет последняя битва с дьяволом. А еще простые люди убивали друг друга, напуганные и не способные отличить бесовскую мощь функционала от обычного человеческого ума, силы, таланта. Гениальные композиторы, умелые мастеровые, ловкие циркачи и искусные целители гибли лишь потому, что не было времени и сил отделять зерна от плевел. Надо было выжечь заразу дотла.

Он замолчал. Песик на его руках заворочался.

— Я не знал, — сказал я. — Мы думали, что…

— А теперь вы приходите к нам и говорите: «Нам с приятелем надоело быть функционалами второго сорта. Мы хотим и невинность соблюсти, и капитал приобрести. Дайте нам армию, но ничего не требуйте взамен». Ведь так?

— Не знаю, — сказал я. — То есть да. Изначально. А теперь — не знаю. Вы… — я неловко развел руками, — оказались лучше, чем мы думали. Видимо, так.

— Чего вы хотите? С чем ты пришел, бывший таможенник?

— Я пришел просить, — сказал я. — Ведь сказано, что просите, и дано будет вам… Я пришел просить о помощи. Мы и впрямь не хотим оказаться просто людьми, вы правы. Но ведь… вы не оставите нас одних против Аркана?

— А ты уверен, что твой раскаявшийся друг и впрямь «против Аркана»?

Я покачал головой.

— А ты уверен, что корень всех бед — Аркан?

Я вскинул голову:

— Кто же тогда?

Кардинал покачал головой.

— Ну ладно, корень бед — дьявол. Я готов вам поверить, — сказал я. — Но… даже вы, наверное, не считаете, что где-то там сидит дьявол во плоти и рассылает чертенят с поручениями: этого сделать функционалом-скрипачом, а этого — функционалом-таможенником. Не считаете, верно? Дьявол — это злая воля, эти… наущения и подстрекания. Но есть же именно организация функционалов! Те, кто рассылает приказы. Есть какой-то куратор кураторов, один или во множестве, не важно. Где-то они обитают и экспериментируют над мирами со своей неведомой целью…

Кардинал вздохнул. Тяжело встал, опустив дремлющую собачку на кресло. Пробормотал, глядя на пса:

— Старенький уже совсем… ему восемнадцать лет… Гвардейцы давно требуют, чтобы другого завел, а я не могу. Умрет он сразу, если я его брошу… Куратор кураторов, говоришь?

Он прошелся по комнате, встал у окна спиной ко мне. Горько произнес:

— Как хорошо быть молодым и горячим! Верить, что у тьмы есть сердце, у врага — имя, а у экспериментов — цель… Мы плохо знаем Аркан. Мы выявляем их лазутчиков, но не в силах сами туда пробиться. Но то, что нам удалось узнать, на Аркан никак не указывает. Это мир технический, примерно как и твой. Уровень их развития никак не позволяет создавать функционалов и завоевывать чужие миры. Ну никак не позволяет! Исполнителями, послушными солдатами, наместниками в захваченных мирах они могут быть… не только могут, но и являются, тут ты прав. Но создано, придумано все это было где-то еще! Ни на Демосе, ни на Верозе, ни в Тверди, ни в Аркане… Бессмысленно и глупо воевать с исполнителями, они ни в чем не виноваты, а на смену погибшим все равно придут новые. Мы сумели оградить свой мир, но если начнется масштабная война — и нам не поздоровится. Гвардейцы и монахи рыцарских орденов с живым оружием — против натренированных функционалов с автоматами, против танков и самолетов… Нет, я вовсе не хочу сказать, что мы проиграем. Скорее всего мы просто убьем друг друга. Если хотя бы знать, что погибнет и зло… Но нет же. Мы не знаем, где сердце тьмы, юноша. И поэтому солдаты Тверди не пойдут воевать в чужие миры.

Некоторое время мы молчали. Я мял в руках очередную папиросу. Потом спросил:

— Скажите, а почему у вас гвардейцы — женщины? В нашем мире есть Ватикан, так вот там…

— Я знаю про Ватикан и швейцарских гвардейцев. Но в нашем мире не сто сорок семь гвардейцев полегли, спасая Папу Климента Седьмого, а монахини из монастыря кармелиток спасли шестерых кардиналов Конклава.

Кардинал вернулся за своей собачкой, поднял ее на руки. Сказал:

— Отдыхай. Я нехорошо поступил, не дав тебе отдохнуть с дороги. Но в Риме из членов Конклава сейчас я один, и мне было очень интересно поговорить с гостем из другого мира. Тем более — с бывшим функционалом. Я как раз занимаюсь вопросами внешней безопасности Тверди.

— Я рад, что мы поговорили, — сказал я. — Ждать — это хуже всего. И… мне все равно стало легче. Хоть вы и отказали в помощи.

— Я не отказал в помощи. Я лишь объяснил, почему наши солдаты не отправятся в Аркан или Демос. Но помощь… помощь бывает разной. У тебя не вызовет возражений, если Марко побудет с тобой в качестве моего представителя?

— Нет, конечно. Он хороший собеседник.

Кардинал чуть заметно улыбнулся.

— Да, я знаю…