Книга: Анафема
Назад: 4. 2008 год. Лето. Беседа
Дальше: 6. 2008 год. Лето. Зеленый луч

5. 2008 год. Лето. Дилеры

— Вот он, родимый, — почти весело сказал Савва и опустил бинокль.
Дремавший на пассажирском сиденье Даниил открыл глаза и покосился на Корнякова.
— Надо же! Торопится-то как! — продолжал Корняков, закрывая линзы пластиковыми крышечками. Свой чеченский трофей — американский командирский бинокль — Корняков берег пуще собственных глаз. Полезная вещь. Причем не только в кавказских горах, но и, как выясняется, в московских переулках.
Даниил потянулся, приподнялся на сиденье.
— Где?
— Сейчас из ворот выйдет. За мелким дилером, работающим охранником в школе, они следили уже полторы недели. Поначалу ничего не вызывало подозрений. Руслан Гафауров, частный охранник с лицензией, по месту работы характеризовался положительно. Может, либеральничал слегка со старшеклассниками — позволял выбегать на улицу на переменах и сквозь пальцы смотрел на курение и потребление пива. Что поделаешь — поколение «некст» выбрало «Клинское», и не простому охраннику тягаться с телевидением, рекламирующим алкогольные напитки. Ну, угощал сигаретами пацанов, так это Г когда как: бывает, что он их, а в другой раз — наоборот — они его. С родителями и учителями Гафауров неизменно вежлив, нетрезвым на рабочем месте его никто никогда не видел. Одет всегда аккуратно, форма вычищена, ботинки сверкают.
Все бы хорошо, только вот в прошлом месяце одиннадцатиклассник из этой школы повесился в собственной комнате. Парень учился лучше всех в классе, уверенно шел на медаль. Спортсмен и все такое, а вот, поди ж ты, решил свести счеты с жизнью. В школе его любили. Учителя и одноклассники пребывали в шоке: и чего не жилось парню? Участковый, первым оказавшийся на месте происшествия, обнаружил родителей в трансе, а на столе — придавленную плеером записку, из которой явственно следовало, что в последние полгода парень плотно подсел сначала на травку, а вскорости и на кокаин. Снабжал парня, как следовало из посмертного письма, а вместе с ним и половину школы, охранник Гафауров. Поначалу, как водится, давал попробовать, иногда в долг, но пришло время, и он жестко потребовал долг вернуть. Выпускник украл из дома крупную сумму, отдал деньги, но то ли совесть замучила, то ли испугался разговора с родителями и неизбежной огласки в школе. Короче, утром его нашли висящим под люстрой уже холодным.
Участковый, битый-перебитый капитан предпенсионного возраста, родителям записку не показал, отнес начальству. А ОВД «Тимирязевский» по стечению обстоятельств как раз оказался одним из тех, где по недавнему распоряжению главы московского ГУВД проводился эксперимент. В целях укрепления сотрудничества полутора десяткам московских ОВД придали контроллеров из Анафемы — по одному на отделение — для связи и — негласно — для наблюдения.
Вот таким образом группа Чернышева вместе с работниками наркоконтроля и заинтересовалась скромным охранником.
Быстро выяснилось, что Гафауров снабжал школьников товаром как раз на переменах — вместе с сигаретой, которой его якобы угощал старшеклассник, а на самом деле — клиент, охраннику передавали деньги. На следующей перемене все происходило в обратном порядке: теперь угощал Гафауров. Табак в сигаретах заранее заменялся анашой. Среди его клиентов было много девчонок. Несколько раз «провожая» Гафаурова до дома, Савва и Даниил замечали школьниц, приходивших к охраннику домой. Зачем? Савва знал наверняка — не все долги Гафауров получал деньгами. Даниил, святая душа, считал, что девчонки ходят к охраннику всего лишь за новой дозой, и Корняков его не разубеждал.
Благодаря одной из девушек, которая не могла без содрогания вспомнить потные лапы дилера, и удалось снять непростую схему обмена «деньги-товар» на скрытую камеру.
Сам того не подозревая, Гафауров дохаживал на свободе последние дни. Но его решили раскрутить до конца. Сменяясь, эмвэдэшная наружка и Савва с Даниилом отследили, у кого охранник получает товар. А Чернышев через своих осведомителей потянул цепочку дальше. Теперь оставалось только взять дилера с поличным — обычно в конце недели он встречался с мелким оптовиком по кличке Кислый, отдавал выручку и брал новую партию наркоты. Они осторожничали, каждый раз назначая встречу на новом месте, да и время выбирали разное.
Но вчера не без помощи буйно скупавших «сигареты» школьников — на вечер намечалась дискотека — у Гафаурова кончился товар. Да еще две отвязные девчонки из одиннадцатого «б», постоянные клиентки, попросили «чего посильнее», коку, например.
— Трава совсем не забирает! — пожаловались они.
Хорошая афганская анаша в последнее время сильно подорожала, да и доставлять ее становилось все опаснее. Правда, Кислый намекал, что скоро будет новая поставка из Средней Азии, но пока снабжал Гафаурова только подмосковной травой и лишь иногда, по особому заказу, доставал для него кокаин. Охранник пообещал девочкам принести товар завтра, а потом долго перекидывался с кем-то эсэмэсками. Их удалось перехватить. Содержание оказалось вполне невинным — любвеобильный кавалер договаривался о встрече со своей пассией. Называя ее «милой», а два раза — даже «ласточкой».
— Угу, — сказал тогда Артем. — А у ласточки в клювике кроме милой «дури» еще и две дозы кокаина. Слишком простой код. Если бы догадывался, что за ним следят, использовал бы другой.
Чернышов приказал Савве проводить Гафаурова до встречи с Кислым, заснять обоих, по возможности взять охранника с поличным. Одновременно с этим группа захвата окружала и брала штурмом дом хозяина — неприметный коттеджик на Загородном шоссе. Остальное — дело техники. Новая цепочка сбыта наркотиков только образовалась — хозяин сам принимал гостей из Средней Азии, доставлявших ему товар, и через неуловимых мелких курьеров распределял его по дилерам вроде Кислого.
* * *
Гафауров вышел за ворота школы, огляделся, снял форменное кепи, вытер лоб и повернул направо, по обычному маршруту. Только сегодня он шел быстрее обычного — торопился. Солидное брюшко, перетянутое ремнем, колыхалось в такт шагам, сальные глазки бегали по сторонам, обшаривая лица прохожих.
Савва достал рацию.
— Артем, это я. Клиент вышел из школы, двигается по направлению к метро.
— Хорошо, — сказал Чернышев. — Сав, у нас небольшая поправка: в аэропорту взяли курьера — резиновый мешок, который он заглотил, порвался в желудке. Сейчас его откачивают.
— Ну и <…> с ним! — оглянувшись на Даниила, рыкнул Корняков. — Плакать не буду!
Инок только вздохнул. Выговаривать Савве за ругань, богохульства и гнев он уже устал.
«Господь наш, Вседержитель, ты все видишь, прости ему сказанное в сердцах. Не со зла он».
На покаянии отец Сергий опять пожурит Корнякова, тот раскается, бросится замаливать грех. С чистым сердцем, а не для того, чтобы умаслить исповедальника и быть допущенным к причастию. При всех его грехах одного было у Саввы не отнять — своеобразной честности. Врать своим он не хотел, да и не умел, наверное.
За последние месяцы Даниил хорошо изучил и Корнякова, и Артема.
Странно, но он почти смирился с крамольной мыслью: не обязательно верить в Господа, чтобы честно служить Ему. Чернышев называет умение хорошо делать свою работу долгом и честью офицера. Что ж, его заблудшей душе достаточно такого объяснения. Савва, не желавший противиться плотскому греху, ругатель, а иногда даже и богохульник, не задумываясь рисковал своей жизнью при штурме гнезда сатанистов и совсем недавно — во время захвата секты «Сестринства».
Потому, что не мог больше терпеть нечестивых ритуалов, чужой боли и страха, издевательств над людьми.
Потому, что ненавидел подонков, способных ударить женщину.
Потому, что сам познал пытки и не желал их никому.
Он хотел встать на пути зла и сделал это.
Если все-таки случится вселенская битва между Добром и Злом, то в ряды Небесного воинства встанут не только праведники и святые угодники. Люди, обычные люди со своими недостатками и проблемами, мелкими грехами, но все еще верящие в добро и справедливость… Люди, чей незаметный со стороны ежедневный труд или редкие вспышки благородных поступков никак не дают этому миру скатиться в пропасть Абсолютного Зла. Не дадут и в тот день, когда местечко Армагеддон станет полем Великой Битвы.
Иногда Даниил пытался решить: кто же больше достоин Царствия Небесного. Артем Чернышев, не верящий в Бога, но отдающий всего себя борьбе с несправедливостью? Старший контроллер часто засиживался на работе допоздна, не требуя взамен какого-то особого вознаграждения. Может быть, Савва, полный неискоренимых пороков и греховных мыслей, но при этом смелый и неистовый воин, поклявшийся уничтожать зло? Или он сам, скромный инок, пока ничем не зарекомендовавший себя в Анафеме?
Выходило так, что, несмотря на крепость веры, смирение и блюдение себя в чистоте, сам Даниил не больше, а может, и меньше своих напарников служил Господу. Сказано же: «воздастся каждому по делам его», но пока инок чувствовал себя в Анафеме обузой.
Так что же важнее: чистота души, глубина веры или все-таки деяния во славу Всевышнего и на благо людей?
Пока Даниил не решался поговорить об этом с отцом Сергием. Подобные мысли казались иноку богохульными. Вдруг они — всего лишь искус, внушенный нечистым?
— Даня, ты что, заснул?
Савва уже крутил руль, выводя машину в неприметный переулок. Впереди маячила спина Гафаурова.
— Что-то случилось? — спросил инок. Окончание разговора с Артемом он прослушал.
— Случилось. — Корняков зло сплюнул. — Хозяин бросился в бега.
— Но… Как он узнал?
— Артем говорит — обычные штучки. Прислал кого-то в аэропорт, чтобы незаметно сопровождали курьера. Понятное дело, все, что случилось на таможне, хозяину доложили моментально. Из коттеджа он ушел, там сейчас чистенько, будто вчера построили.
— Что же делать? — спросил Даниил.
— Теперь вся надежда на нас. Возьмем этого хмыря, — Савва кивнул на пухловатую фигуру Гафаурова, — с поличным. Артем сказал, чтоб все, как в учебнике. Камера, понятые. Хорошо бы еще и Кислого повязать. Тогда им уже не отвертеться.
Даниил кивнул.
— Понятно. А хозяин?
— Они нам хозяина и сдадут. Три года или восемь — большая разница. Чтоб себе срок скостить, и Гафауров, и Кислый выложат все. Как миленькие. Камерой пользоваться умеешь?
— Конечно, — обиженно сказал Даниил, — я…
— Вот и отлично. Выстави точно дату и время, чтоб все готово было. Скорее всего, они где-то в переулках встречаются. Или на съемной квартире. Так что, как только охранник наш товар получит, я его возьму, а ты снимай. Сумка на плече, Артем учил, что он, скорее всего, товар в нее положит. Если слежку почует — отбросит, доказывай потом, чья она.
— Ладно, — Даниил перегнулся на заднее сиденье, достал из сумки камеру.
Гафауров встал на углу дома, несколько раз оглянулся и, заложив большие пальцы рук за ремень, замер. Потом вдруг дернулся, полез в карман за телефоном.
— Эсэмэска пришла, — сказал Савва. — Надеюсь, не про нас.
Опасения оказались напрасными. Охранник еще раз оглянулся и нырнул в подворотню. Савва притер «восьмерку» к тротуару, выскочил из машины и двинулся следом.
Внутренний двор оказался небольшим: чахлый скверик, пара неизменных «ракушек» да заржавленные качели. Дом напротив выглядел еще ничего, но боковой уже явно шел под снос — выбитые стекла, замшелые и искрошившиеся кирпичи, обвалившаяся целыми пластами штукатурка. Но часть квартир, видимо, оставались еще жилыми — Корняков успел разглядеть, как дилер нырнул в крайний подъезд.
С противоположной стороны двора обнаружился второй выход. Он вел на безымянный проезд, сейчас пустой и безлюдный. Савва помрачнел.
«Двор наверняка под наблюдением. Клиента здесь брать нельзя. Кислый нас увидит и уйдет. Но если вязать Гафаурова по дороге в школу, Кислый все равно уйдет, его здесь больше ничего не держит. Значит, надо все делать быстро».
Корняков вернулся к машине. Минут через пять из подворотни появился дилер. Он подошел к палатке, купил сигарет, намеренно сунул в окошко продавцу крупную купюру. Пока тот отчитывал сдачу, Гафауров облокотился на прилавок и, старательно напустив на себя беззаботный вид, постреливал глазами по сторонам.
Прямо у палатки вскрыл пачку, закурил, перешел проезжую часть и свернул на параллельную улицу.
Корняков нахлобучил на голову веселенькую панамку, растрепал бороду и двинулся навстречу охраннику. Даниил только головой покачал, глядя ему вслед, — сейчас Савва вел себя, как провинциал из глухой деревни: останавливался на каждом шагу, шевеля губами, читал название улицы, провожал восторженным взглядом каждую иномарку, катившую мимо. В очередной раз заглядевшись на джип с тонированными стеклами, он неловко обернулся и столкнулся с Гафауровым. Даниил включил камеру.
— Командир, гдей-то здеся кино показывают Театр, стало быть. То ли «Экштафот», а то ли «Астамет» прозывается? — спросил он, ухватив Гафаурова за рукав.
— «Эстафета», что ли? — переспросил охранник со снисходительностью коренного москвича к заблудившемуся провинциалу. Дилер поправил на плече ремень сумки, указал рукой вперед. — Вот смотри, мужик, — перейдешь улицу и топай прямо, пока не упрешься в кинотеатр. Усек?
— Усек, — Савва подался вперед, будто вглядываясь по направлению, указанному сердобольным горожанином.
Даниил ничего не разглядел, но Гафауров вдруг выпучил глаза и, побагровев, стал оседать на асфальт. Савва неловко раскорячился, пытаясь удержать рыхлое тело охранника. Проходившая мимо пожилая женщина приостановилась.
— Пьяный, что ли? — брезгливо, но с интересом спросила она, — а еще в форме.
— Какой пьяный, с сердцем плохо у человека, — зачастил Корняков, — ох ты, беда-то какая.
— В больницу надо, — женщина подошла поближе, — ну, так и есть — видишь, вздохнуть не может. И куда таких убогих в охрану берут?
— Сейчас мы его в больницу, — подтвердил Савва, оттаскивая Гафаурова к «восьмерке», — прямо в Бутырку… э-э… в смысле, в Склифосовского, — он незаметно расстегнул карман висевшей на плече Гафаурова сумки. На асфальт посыпались спичечные коробки, а под конец выпал и небольшой бумажный пакетик. От удара он раскрылся, припорошив землю белым порошком.
— Вот, видите, у него и лекарства с собой, — обрадованно сказал Корняков.
Женщина присела на корточки и, подобрав коробки и пакет, сложила все обратно в сумку. Гафауров потянулся к женщине, слабо отбиваясь от Саввы, пытался что-то сказать, но на губах только лопались слюнявые пузыри.
— О Господи, вот беда-то, — женщина с состраданием посмотрела в выпученные глаза дилера, — надо же, как прихватило.
— Сейчас, помогите только до машины донести. Женщина хотела подхватить Гафаурова за ноги, но Корняков ее остановил:
— Сумку возьмите.
Волоча на себе обмякшего охранника, Савва подошел к машине. Навстречу выбрался Даниил с видеокамерой в руках. Женщина опешила.
— Спокойно, — сказал Корняков, открыл заднюю дверцу, загрузил Гафаурова в машину. Обернулся к своей неожиданной помощнице, достал удостоверение. — Анафема! Вы под нашей защитой! Только что на ваших глазах произведено задержание. Согласны быть понятой?
Женщина испуганно кивнула. Даниил навел на нее камеру.
— Прежде всего, назовите, пожалуйста, себя.
— Митрофанова Ольга Викторовна.
— Год рождения?
— Тысяча девятьсот сорок шестой.
— Где проживаете? Понятая продиктовала адрес.
— Отлично. А теперь подойдите сюда, пожалуйста. Где вы видели эту сумку?
— Вот он, — Ольга Викторовна указала на Гафаурова, — нес ее на плече, когда вы…
— Хорошо. А теперь смотрите внимательно.
Савва раскрыл сумку, вывалил на колени Гафаурову товар и раскрыл пакетик перед объективом.
— При обыске у задержанного Руслана Гафаурова обнаружен белый порошок в пакетах, а также… — Корняков раскрыл один спичечный коробок и понюхал содержимое, — …также измельченная субстанция, а попросту говоря — конопля, еще именуемая «планом», «травкой», или «дурью», — он подмигнул в объектив.
— Савва! Можно и без комментариев, — проворчал Даниил.
— Хорошо, хорошо. Дай мне камеру. Ты пока возьми у Ольги Викторовны все данные, а я пока поговорю с этим гавриком приватно. Составь протокол, перечисли все, что в сумке. И пусть Ольга Викторовна подпишет. Корняков влез на заднее сиденье, похлопал дилера по плечу.
— Документы где?
— В сумке… — прохрипел охранник.
— Ладно, будем считать — ты представился. Гафауров Руслан Айшетович, так?
— Так…
— Сумка твоя? Отвечай!
— Д-да…
— Вещи в сумке — твои?
Гафауров замялся. Савва завозился, устраиваясь поудобнее, вроде бы случайно мазнул камерой в сторону лобового стекла, наклонился к дилеру и прошептал:
— Тебе, родной, лучше признаться. А то вдруг, пока вон Даня с понятой разговаривает, наркоты в сумке прибавится. Случайно. До особо крупных размеров. А она потом протокол подпишет. Готов, нет? — Корняков повторил в полный голос. — Еще раз повторяю: вещи твои?
— Мои, — угрюмо согласился дилер.
— Уже лучше. Так, что мы имеем: распространение, а также хранение наркотических веществ. Материала на тебя достаточно, Гафауров. Мы твои художества в школе уже третий день снимаем. Лет на десять ты уже попал, Русланчик. — Савва мечтательно причмокнул, словно завидовал скорому попаданию Гафаурова на лесоповал. — И если ты еще не понял, мы не из ментовки. Из Анафемы. Слышал, небось?
Задержанный вздрогнул.
— Слышал, — удовлетворенно сказал Савва. — Значит, должен понимать, что какую бы помощь тебе ни обещали на следствии и на суде, свое получишь все равно.
Гафауров мял горло, часто и со всхлипами хватал воздух. Багровый цвет лица постепенно менялся на нормальный и переходил в синюшную бледность. Наблюдать за ним было одно удовольствие — так плывущая каракатица меняет цвет кожи в зависимости от цвета морского дна.
— Слушай, а может, договоримся, — прохрипел Гафауров, — товар — ваш, денег добавлю, и вы меня не видели. А?
— Плюс попытка подкупа должностных лиц, — кивнул Савва. — Ты не понял, дядя. Мы тебе не конкуренты, мы — санитары города. Слышал, что волк — санитар леса? Больных добивает, чтобы заразу не распространяли. Вот и мы очищаем город от заразы. Тяжело, противно, а что делать? Дилер мрачно слушал.
— Впрочем, — Корняков будто задумался, — есть у тебя выход. Если не совсем дурак — сможешь скостить себе срок, лет до пяти. Чистосердечное признание не нужно. Ты у нас и так вот где. — Савва показал дилеру сжатый кулак. — Поэтому слушай очень внимательно. Ты сейчас достаешь телефончик и пишешь сообщение своей «милой» возлюбленной по кличке Кислый. Доброе и ласковое. Товара, мол, не досчитался или еще что. И чтоб никаких предупреждений, понял! Да! И еще одно. Прежде ты мне Кислого подробно опишешь. Быстро, но тщательно. Время не тяни, хуже будет. Лицо можешь опустить — я его морду на ориентировках видел. Главное, во что одет. Яркое и броское — в первую очередь, но не только. Яркое он и снять может. Ну, начинай!
Гафауров с тоской посмотрел в окно. Видно было, что он мучительно соображает, как быть: сдать Кислого или попытаться отрицать все. Эх, если бы не видеокамера. Он с ненавистью посмотрел на Савву, фиксировавшего каждый его жест, каждое сказанное слово и, повернувшись к Корнякову, начал говорить.

 

— Вот где у меня твои приемчики! — Артем провел ребром ладони по горлу. — Какой приказ был, а? Я тебя спрашиваю, какой был приказ?
— Ну, — Савва виновато вздохнул, — приказ… следить. Ты же сам сказал, что хозяин уходит… Надо было Кислого брать.
— Надо, — согласился Артем. — Только не тебе. Зачем тогда наркоконтроль нам группу захвата придал? Там профессионалы! А ты кто? Все, что вы сделали, — не оперативное задержание, а имитация! Ясно? И вообще — это не наша работа, понимаешь?! Ты десять раз мог проколоться! А если бы ты упустил Кислого? Или он успел бы товар выкинуть? Если бы стал отпираться? Что тогда?
— Так не стал же, — обрадованно сказал Корняков, чувствуя перемену в настроении Артема.
— А челюсть ты ему зачем сломал?
— Э-э… ну я…
— Эх, Савелий, — Чернышев махнул рукой, — Даня, а ты что?
— А что, — Даниил понурил голову, — я снимал, пленку вы видели. Я думал, так и надо. Савва сказал, что вы в прошлый раз тоже не стали «опричников» ждать.
Покачав головой, Артем встал, прошелся по кабинету.
— Обычно так не работают, С сектантами, сатанистами теми же, можно было наскоком. Но дилеры свои схемы оттачивают годами! У них все на конспирации, шифруются не хуже ЦРУ какого-нибудь! И заниматься ими должны профи. Повезло вам: три часа назад старший группы захвата сообщил, что на точке, которую сдал Кислый, задержали хозяина. Зовут его, кстати, смешно. Вагит. Вагит Рустамович.
Савва хмыкнул.
— Но если бы не это… Ладно. Дело под нашим контролем пойдет, все, что вы наснимали, передаем в МВД. Посмотрите, чтоб все метки были на месте! — Чернышев покачал головой, добавил: — Плохо, что понятая всего одна. Очень плохо.
— Пока б я бегал, понятых искал, Кислый бы раз десять ушел, — мрачно буркнул Корняков. — Главное, что всех взяли! А сколько там понятых было — дело десятое.
— Первое! — Чернышев остановился перед Саввой, смерил его взглядом. — В лучшем случае — второе! В законе написано: понятых должно быть двое! Не один, а двое! Даже самый безграмотный адвокат ухватится за твою ошибку и заявит, что при задержании не соблюдены нормы УПК. Соответственно, задержание — неправомерно. Считай, Гафаурова ты взял незаконно.
— Да я…
— Пойми, Савва, в данном случае ты подставляешь не себя и даже не меня, а всю Анафему. Один, два, три раза это может сойти с рук, а потом ты проколешься по-настоящему, и ошибки всплывут на суде. И каждый журналюга в своей газетенке напишет: в Анафеме работают непрофессионалы, способные только челюсти сворачивать. И все. Наш авторитет закончится. Ясно? Для первого раза прощаю, но завтра I чтоб начал зубрить кодекс. Дословно!
— Но мы же взяли их!
— Взяли! Но преступника нужно не просто взять, но и посадить! Хорошо, что следак попался умный. Тут же провел повторное опознание сумки с двумя — повторяю! — с двумя понятыми! Гафауров, слава Богу, не стал отпираться. А то до смерти будет обидно взять гадов, раскрутить их как миленьких, а на суде адвокат придерется к неправильно проведенному допросу или протоколу с ошибкой и развалит все дело.
Зазвонил телефон. Артем снял трубку.
— Да, я. Да, у меня, — Савелий и Даниил переглянулись, — хорошо, отец Адриан, сейчас будем. Вот так. Парни из наркоконтроля прислали нам персональную благодарность. По мне, так зря. Но она уже пошла наверх… Сав, у тебя от его святейшества еще ни одной благодарности нет?
Корняков вздрогнул.
— Н-нет.
— За сатанистов не дали, а теперь есть все шансы. Хозяин крупной шишкой оказался, да и курьер рассказал много интересного. Далеко ниточка потянулась.
Артем придирчиво оглядел подчиненных.
— Савва, бороду причеши, а то на лешего похож, — проворчал он. — Отец Адриан ждет. Пошли.
— Вот увидишь, благодарность будет, — шепнул по дороге Савелий Даниилу, приглаживая пальцами бороду, — ты чего хочешь: премию или отпуск? А может мядаль? — дурашливо подмигнув, спросил он.
— Сильно сомневаюсь, что нас благодарить станут, — тихо сказал инок, — и вообще, мне ничего не надо.
— Понятно, — кивнул Савва, — нам денег не надо — работу давай. Ну, я не такой бессребреник. От премии не откажусь…
Артем, остановившись у дверей кабинета отца Адриана, оглянулся на них, требовательно окинул взглядом с головы до ног. Эта привычка у него осталась еще с работы в МУРе — за дела и за внешний вид своих сотрудников отвечает он.
— Сойдет, — пробормотал Чернышев, открывая дверь.

 

— …вы считаете, Артем, что лучше будет оставить дело под нашим контролем? Не передавать полностью ответственность МВД? — спросил отец Адриан.
— Да. Большую часть доказательной базы собрали мы, следователя я знаю, мы с ним все обговорили. Задержание запротоколировано, копии я сдал в архив. Если на суде вдруг окажется, что с кассеты исчезла пломба, а значит, кто-то мог подделать пленку, у нас будет чем ответить.
Протоиерей Адриан поднял бровь.
— Выдумаете?..
— К сожалению, случается всякое. Так что будем готовиться к худшему.
— Что ж, — сказал отец Адриан и улыбнулся, — с вами, Артем, это, похоже, входит в привычку, но могу сказать только одно: группа прекрасно поработала. Его святейшество просил передать вам всем свою личную благодарность и благословение.
Секунду стояла тишина, потом вдруг, совершенно неожиданно для Артема и Саввы Даниил рухнул на колени и истово зашептал:
— Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, спасибо Тебе. Прости мя и сохрани от греха!
— Даня, — тихо сказал Савва, — успокойся. Все хорошо.
— Отец Адриан! — почти взмолился инок. — Не за награды мы боремся со злом по мере сил своих! Грешен я, ибо преисполнен гордыни за благословение Святейшего.
Протоиерей возложил руку на лоб Даниила, спокойно сказал:
— Отпускаю тебе этот грех, сын мой. Ты и твои соратники заслужили награду. Его святейшество дает свое благословенное слово только достойным.
— Спасибо!
Инок встал с колен, смиренно наклонил голову. Чернышов ободряюще кивнул ему.
— А вы, — протоиерей вдруг повернулся к старшему контроллеру, — Артем Ильич, ничего не хотите попросить для группы, для себя, может быть?
Вопрос застал Чернышева врасплох. Отец Адриан меж тем продолжал:
— К сожалению, в канцелярии Патриархии никак не могут решить: достойно ли награждать работников нашего комитета церковными орденами? Не омрачит ли это их святости? Новое звание вам может присвоить только МВД, а Савелию — вообще никто, ведь он теперь человек гражданский. Остается только денежное вознаграждение. Премия. Греха сребролюбия в том нет, просто награда за усердие, за верность делу.
Чернышев сказал Савве:
— Ты вроде медаль хотел? И премию? Корняков смутился:
— Ну… я… хотел, не спорю. Да и деньги никогда не помешают. Но Даня… Даниил прав: не из-за них же мы работаем!! — голос его неожиданно окреп. — Что деньги, если десяток мерзавцев больше не смогут сажать на дурь молодых пацанов и глупых девчонок! Мы этих подонков давили и будем давить!!
Савва поймал неодобрительный взгляд отца Адриана и осекся. Перекрестил рот, пробормотал:
— Господи, прости гнев мой и сквернословие!
— И все-таки, — чуть улыбнулся протоиерей. — От премии вы не откажетесь?
— Я уж сказал, — пробубнил Корняков, не поднимая головы. — Деньги не помешают.
— А вам, Артем Ильич? Чернышев подумал:
— Жену бы на курорт отправить. Подлечиться. Хотя бы на недельку?
— Поможем, — кивнул протоиерей.
— А Даниилу, — неожиданно сказал Артем, — дайте отпуск. К зиме, как поменьше работы будет. Он слишком часто Северо-Печорский монастырь вспоминает. Пусть съездит — проведает.
Инок встрепенулся, лицо его вспыхнуло такой радостью, что, казалось, осветилось изнутри.
— Хорошо, — сказал отец Адриан. — На том и порешим,
Назад: 4. 2008 год. Лето. Беседа
Дальше: 6. 2008 год. Лето. Зеленый луч