Глава 20

«Посещение нашим высокопоставленным лицом культового сооружения подходило к концу, и, подводя итог приватной встречи, необходимо подчеркнуть единство мнений заинтересованных сторон по ряду животрепещущих вопросов».

Примерно так должно было бы выглядеть официальное сообщение о тайной беседе брата французского короля с представителем могущественного ордена иезуитов. И хотя мое гугенотское вероисповедание являлось вопросом сомнительным, легкость, с какой мы добились взаимоприемлемых результатов, наводила на мысль о возможности дальнейшего «межконфессионального сотрудничества».

Теперь оставалось главное – собрать воедино разрозненные части дерзкого плана, отладить их и проследить, чтобы все сработало именно так, как намечалось. Времени для этого оставалось крайне мало, а безответных вопросов более чем достаточно, и главными из них был способ поддержания связи с томящейся в заточении королевой. И то сказать, свержение ее величества дало повод к интригам, возможно, куда как изощренным, чем ее царствование.

Кто бы знал, что думает сейчас сама маркиза Дорсет, какие планы вынашиваются в ее рыжекудрой голове?! Быть может, то, что замышлялось нами, вовсе не согласовалось с намерениями Элизабет Тюдор! Как ни крути, единственная надежда в этом вопросе была на Олуэн Тавис – славную улыбчивую девушку, никогда прежде не имевшую дела со сладким ядом заговоров. Без ее согласия затеянный нами побег превращался в хорошо организованное ничто. И добиться этого согласия должен был я. Добиться, прекрасно осознавая, что, возможно, гублю единственное в этой стране живое существо, относящееся ко мне с искренней симпатией, ничем, строго говоря, не заслуженной.

Я шел по лестнице Белого Тауэра, терзаясь мыслью, что престолы престолами, институтское начальство институтским начальством, но я никогда не прощу себе, если по моей вине будет причинен хоть какой-то вред этой милой девушке. И пусть непосредственно сам святейший понтифик вкупе с прямым начальством дали бы мне отпущение этого прегрешения, не стоило лукавить – для подобной вины не бывает извинения.

Я совсем было собрался вызвать Лиса, чтобы изложить ему вкратце результаты переговоров, но тут на канале связи возник он сам. Судя по голосу, в самом бодром расположении духа:

– Прости, что ты имеешь в виду? – недоуменно отозвался я, лихорадочно перебирая в памяти давние рассказы о русском эпосе.

Мисс Элейн Трубецкая, преподававшая в колледже химию, происходя из стариннейшего российского дворянского рода, была рьяной поклонницей отечественной культуры. И не просто сама увлекалась ею, но и умудрилась увлечь историей и словесностью своей далекой загадочной родины многих воспитанников. Ах, каким только Львом не увлечется большеглазый подросток, слушая мягкую диковинную речь утонченной красавицы! Но при чем тут сказки? Уж не собирался ли мой верный напарник сообщить, что где-то в районе Вестминстера встретил нашу старую знакомую еще времен похода к Пугачеву – миссис Бабу-ягу?! Но какие уж тут сказки? Невзирая на более чем странные средства передвижения, пожилая леди производила впечатление существа вполне реального.

– Всякие там – «Красная Шапочка», «Маша и медведи»… Типа, кто ел из моей миски и помял ее?

– Лис, должен заметить, – вмешался я, – что Красная Шапочка – это французская сказка.

– Прости, я не совсем улавливаю, о чем ты говоришь? – обескураженно признался я.

– Объясняю, – гордо изрек Рейнар, явно довольный своей выдумкой. – Но для начала ответь мне, способен ли кто-нибудь, если он не Портос, сожрать в одиночку все то, шо выставляется на стол перед средней руки аристократом в этом развитом шестнадцатом веке? Не трудись подыскивать ответ, я сам тебе скажу. Не способен! Рожа напополам луснет. А шо делают с теми блюдами, которые этот самый аристократ, как истинный хохол, не зъив, так понадкусював?

– Насколько мне известно, – чуть помедлив, с легкой неуверенностью ответил я, – эти блюда относят на кухню или в людскую, где ими лакомится челядь.

– О! – глубокомысленно высказался д’Орбиньяк. – Сразу видна порода! Вот тут мы переходим от преамбулы к амбуле. Если девочка приволочет на ужин твоей, с позволения сказать, дорогой «кузине» корзинку пирожков, то два-три, ну пять из них схряцает наша Диана, а остальные потом втихаря схарчат прислуга и охрана. Вторые нам особо важны! Главное, шоб всякие хто ни попадя казенное добро в бурдюк не метали!

– Ты хочешь подсыпать в начинку сонного зелья? – догадливо предположил я.

– Дельная мысль! – хмыкнул Рейнар. – Только ежели мы ее замайстрячим, то караул придется строить в шеренгу по два, выдать каждому охраннику по личному пирожку и заставить их схрумать, не отходя от кассы. И то не факт, что они одновременно вырубятся. А ежели какой условный медведь запеленгует, шо его корефаны не ко времени выпали в лежку, он резво сообразит, шо зима еще не пришла. Тарарам поднимется – это ж мама дорогая!

– Ну, хорошо, – вынужденно согласился я. – И что ты предлагаешь?

– Гашиш! – красуясь собой, заявил магистр хитрости и уловок, точно минуту назад вручную расколол ядро атома. – Всего одна доза – и целая ночь мультиков!

– Какой гашиш? О чем ты говоришь? – возмутился было я.

– Мой дорогой друг! – деланно переходя на высокопарный тон, заговорил Лис. – Вы плохо осведомлены об истории своей отчизны. Вот передо мной наиполезнейшая книга достопочтенного Эндрю Бурда «Краткое руководство по сохранению здоровья». Пролистал, знаешь ли, пока изображал тяжко болящего. Вот что советует сей ученый муж от кашля, бронхита, воспаления легких, астмы и желтухи. – Лис торжественно развернул книгу и ткнул пальцем в отмеченное место.

Как говорит мой друг, «не попрешь». От всех вышеупомянутых болезней и еще от десятка иных недугов радетель крепкого здоровья рекомендовал именно названное Лисом средство.

– Так что, – продолжил Сергей, – гашиш я приобрету в любом количестве в ближайшей аптеке. Тут, правда, сказано, что частое применение вызывает привыкание, но я завтра сдёрну, и некому будет крутым парням деликатес изготовить! Так шо в силу вышеизложенного будь здоров, не кашляй!

Что и говорить, идея Лиса не была лишена изящества. Правда, необходимо было испечь и обычные пирожки, чтобы сама Елизавета, вкусив от Лисовских щедрот, не превратилась в улыбку Чеширского Кота теплым апрельским вечером. Кроме того, изготовленную продукцию следовало, не перепутав, доставить в Тауэр. В любом случае подстраховать Олуэн, если та, конечно, даст согласие на сотрудничество, на случай, если кто-нибудь вдруг окажется сидящим на диете или же алчные соседи вне очереди съедят чей-то законный пирожок.

Я поделился своими соображениями с Сергеем, заодно изложив ему весь план побега от альфы до омеги.

– Недурно! – прокрутив в уме детали предстоящей авантюры, выдал оценку Лис. – Тогда я рулю по лабазам. Мне для начинки еще надо купить фиников, изюм, нежареный миндаль, мускатные и грецкие орехи, инжир… Ну и, понятное дело, заскочить в аптеку за средством от кашля. Всякие прочие имбирь, корица, мед и остальные яйца с мукой найдутся на камбузе Бейнарда. Надеюсь, тамошний повар с переляку еще не сделал себе харакири разливной ложкой. Придется ему объяснить, что с ингредиентами в Лондоне, а также в Челси и Вулидже – полный отстой. Завтра надо будет мотнуться в Бристоль. Знающие люди тарахтели, шо туда пару мешков «Красной Пресни» все ж таки отгрузили. Ну а ты, ясное дело, там манкуй. Токо ж так, шоб все срослось, а то мы воды в ступе натолкли – на два потопа хватит. А Родина по-прежнему в опасности!

– Ладно, Рейнар! – прервал я вдохновенную тираду д’Орбиньяка, грозившую затянуться надолго. – Работаем по плану.

– А то! – гордо согласился Лис, отключая связь.

Планы на сегодняшний день у меня были весьма обширные. И законный, причитавшийся после бессонной ночи отдых в них не входил. Кое-что, слава богу, взял на себя смиренный брат Адриен. Но мне еще было необходимо заручиться помощью престарелого вращателя Колеса и обрисовать план увеселений мятущемуся духу королевы-матери. Надеюсь, на этот раз имеющему голову на плечах. И что самое важное… Олуэн. Без нее все наши приготовления имеют смысл не больший, чем тактические учения по отражению атаки с Марса.

Поздний завтрак, невзирая на мрачные прогнозы очаровательной стряпухи, был весьма хорош. Ростбиф с йоркширским пудингом были поджаристы и сочны, зелень казалась только что сорванной с грядки. Не хватало лишь печеного картофеля, замененного чечевицей. Но тут уж издержки времени, ничего не попишешь. Зато привезенный из Дерби сыр с шалфеем оказался выше всяких похвал, сливки густы и красовавшиеся в них спелые алые ягоды сладки, как первый поцелуй.

Маячившие за спиной лакеи после вчерашней ночи глядели на Олуэн понимающе, пряча под маской благопристойности весьма недвусмысленные ухмылки. Но девушка, казалось, не замечала всего этого. Она весело болтала, спеша поведать мне все новости, докатившиеся до лондонской твердыни. О том, что на рынке поговаривают, будто в узких морях видели испанские эскадры, причем совсем рядом с английскими берегами. Что лорд-протектор не так давно укатил на верфи Саутворка и неведомо, будет ли нынче, так как ходит слух, будто старый Артур Донован Невилл, лорд Фаттлмаунт, добрался до северного пограничья и там мутит воду, призывая утопить в Твиде стюартовского выродка и вернуть на трон законную королеву. И что, хоть это и странно, памятуя о том, сколько Невиллы с их вассалами натерпелись от Тюдоров, но за старым бароном уже пошли и Чарлтоны, и Холлы, и Хедлейсы, и даже Мельбурны из Норт-Тайндела, хотя, казалось, им бы чего.

– И ведь что главное! – щебетала Олуэн. – Сколько шуму, гаму, а королева-то и незаконная вовсе!

Я чуть было не поперхнулся взбитыми сливками.

– Мисс Тавис! – Я обвел выразительным взглядом прислугу, демонстративно изучающую потолок и шпалеры на стенах. – А не прогуляться ли нам по двору? Сказывают, неспешная ходьба способствует лучшему усвоению пищи. Надеюсь, вы не откажетесь сопроводить меня?

– Ну что вы! – чуть удивленно расширяя глаза, улыбнулась прелестница. – Вот только посуду следует убрать.

– Пустое! Бездельники займутся этим, – махнул рукой я, кивая на одушевленных атрибутов оказываемых мне королевских почестей. – Убрать здесь все! Отмыть дочиста и отнести в домик этой юной леди!

Наверняка мой приказ не входил в должностные обязанности приставленных ко мне слуг. В иное время удивленный мажордом не преминул бы почтительно указать на несуразность приказа. Однако сейчас, при новоявленном лорде-протекторе, все менялось так стремительно, что ни в чем нельзя было быть полностью уверенным. К тому же с моим необъяснимым статусом то ли гостя, то ли пленника привыкшие к безропотному повиновению слуги попросту не знали, где кончаются их обязанности.

Подозвав начальника своего конвоя, с воодушевлением принявшего Божье водительство в лице благочестивого иезуита, я протянул руку даме и, давая возможность сытно отобедать сплетникам, почтительно, точно ровню французскому принцу, повел ее к лестнице. Тонкие пальцы Олуэн лежали поверх моей руки, и мне казалось, я слышу, как часто-часто стучит сердце девушки. Хотелось бы знать, о чем думала она в эту минуту. Хорошо бы, если бы не о сословных различиях!

К сожалению, двор Тауэра – не слишком привлекательное место для парочек, желающих обрести уединение среди буйной зелени, напоминающей о временах привольного обитания в Эдеме. Десятка полтора чахлых деревьев да некошеная трава под ногами – вот, в общем, и все, что может напоминать гуляющим о райских кущах. Крепость – место суровое, даже если является королевской резиденцией. Ну какая уж тут беда! Что для французского принца, слывущего, по аналогии с братом-близнецом, великим полководцем амурных баталий, столь малозначительные неудобства! Я перевернул руку ладонью вверх так, что кончики пальцев солнечной валлийки касались моей ладони. И эта вольность была принята без малейшего сопротивления. Хотя скорее всего выросшей в Тауэре девушке попросту не были известны изысканные тонкости куртуазных игр, принятых среди утонченных французских бонвиванов. И все же – что мудрить! Такое, быть может, невольное согласие на сближение придало мне силы для предстоящей нелегкой беседы.

– Вы что-то говорили о незаконности королевы, милая Олуэн?

– Да, мессир, – простодушно кивнула девушка. – Но эта тайна, известная лишь моему отцу да мне.

– Тайна? – удивленно поднимая бровь, переспросил я. – Вот как? – Я хотел было добавить что-то вроде «не та ли это тайна, которую почти до самой смерти хранил герцог Норфолк, пока заплечных дел мастера не вытащили ее из старого интригана?». Но, по всему видать, девушке хотелось произвести на меня впечатление ничуть не меньше, чем мне на нее. Намекни я хоть словом, что ее тайна для меня отнюдь не за семью печатями, – и весь хрупкий контакт, все благожелательное доверие растаяло бы в единый миг.

– У меня тоже есть тайна, Олуэн, – чуть понижая голос, промолвил я. – И я очень хочу поведать ее вам. Так что, если пожелаете, в знак обоюдного доверия можем обменяться с вами нашими секретами.

Олуэн поглядела на меня внимательно и необычайно серьезно.

– Но это весьма опасная тайна, ваше высочество. Из-за нее мой отец и я вместе с ним вынуждены были долгие годы жить среди этих стен, дыша сыростью и туманами вместо цветущих холмов Уэльса.

– Моя славная Олуэн, – проворковал я, становясь в этот момент нестерпимо противным самому себе. – Не знаю, что за великий секрет заставил вас провести в добровольном заточении столь долгий срок, но, пожалуй, горше всего было бы узнать, что эта жертва, а это, без сомнения, великая жертва, принесена впустую. Ведь то, что имело страшную цену всего пару месяцев назад, сегодня может не стоить ничего. Моя славная Олуэн, возможно, настала пора сбросить цепь, приковывающую вас к этим безжизненным камням.

– Они не безжизненные, – покачала головой моя трепетная спутница, указывая на парящих в небе больших черных птиц. – Здесь живут вороны. Они потомки Брана, праправнуки верного спутника Гвендалайн. Они хранят волшебный камень затуманных островов, и пока крылья вороньей стражи осеняют Тауэр – наш остров под надежной защитой! Я кормлю этих вольных птиц, и они верят мне! Так что пока я здесь, эти чернокрылые красавцы не покинут лондонскую цитадель.

Я молча кивнул, не зная, что сказать в ответ девушке. Воистину ее наивная убежденность стоила всех наших расчетов и прогнозов. Однако задание, которое мы должны были выполнить, требовало действия.

– Вы очень верно подметили, Олуэн. Вороны действительно вольные птицы. Уже много поколений они живут в Тауэре. Это их свободный выбор. Можете поверить мне, в мире за стенами куда как больше корма, чем даете им вы. Если они все же не улетают отсюда, стало быть, в том их птичий долг, как они его понимают. Ни вы, ни я не знаем, отчего именно так обстоит дело, но все же их судьба принадлежит им. Это ли не пример для каждого из нас! Вы очень славная девушка, Олуэн, и мне весьма грустно наблюдать, что какая-то старая тайна держит вас здесь, точно птицу с подрезанными крыльями.

Я сделал паузу, поглядывая на задумчиво слушающую красавицу.

– Несомненно, давая корм священным птицам, вы делаете весьма значительное дело. Но только подумайте: птицы, хранящие покой Британии, свободны, а вы только что не взаперти! Они – вороны, а вы – человек, совершеннейшее творение Господне! Какая тайна стоит подобного отречения!

Олуэн задумчиво молчала, слушая мои слова, точно ища в них ответ на давно мучившие ее вопросы. Несколько минут мы, не проронив ни слова, шли рука об руку, и я, осмелев, поглаживал ее доверчиво подданную мне ладонь, легко касаясь кожи от запястья к кончикам пальцев.

– За все в мире положено воздаяние, – нарушила молчание девушка. – Бывает так: сойдешь лишь на мгновение с верного пути, не по прихоти или злобе, а лишь для того, чтобы спасти жизнь себе или близким, оступишься, шагнешь в сторону – и никогда больше не найдешь пути назад. Мой отец, как я уже рассказывала, был телохранителем Марии Тюдор. Он находился при ней даже тогда, когда король-отец не желал знать ни Екатерину Арагонскую, ни ее дочь. Не мне судить, какой уж там королевой она стала спустя много лет, но жестокосердие венценосного отца с самого детства истерзало ее душу. Выказав за годы жизни примерную доблесть и преданность, эсквайр Дэвид ап Райс стал почти что тенью Марии Тюдор. Она посылала его за повивальными бабками, когда готовилась стать матерью, и он же стоял у ее смертного одра. – Олуэн замялась, должно быть, в который раз спрашивая себя, имеет ли она право доверить чужаку тайну, на много лет определившую судьбу их семьи. Однако сказанного было мне более чем достаточно.

– Погодите, славная Олуэн! Вы на пороге сокрытого. Не нарушайте же данное слово, коль оно вами произнесено. Ибо нет ничего сказанного здесь и не услышанного там! – Я воздел указательный палец к небу, невольно кликушествуя, чтобы снять с милой собеседницы ответственность за нарушение клятвы молчания. – Позвольте мне самому догадаться, о чем речь! – Я умолк и, дождавшись согласного кивка заинтересованной девушки, начал сеанс прилюдной стирки грязных королевских мантий. – Мария Тюдор была фанатичной католичкой, к тому же наполовину испанкой. Она всеми фибрами души ненавидела свою единокровную сестру, ибо в ней видела корень всех своих бед. Она бы с радостью казнила ее, как чуть было не сделала девятнадцать лет назад, во время мятежа Томаса Уайта.

Но англичане любили юную принцессу и надеялись, что, когда она взойдет на трон, жить станет лучше. Насколько мне известно, такие надежды связывают со всеми или почти со всеми наследниками престола.

В тот раз, после восстания, доказать связь маркизы Дорсет с мятежниками не удалось и для нее все ограничилось двумя месяцами Тауэра и высылкой с глаз долой. Буквально во всем молодая Бэт Тюдор заступала дорогу старшей сестре. Она была милее, умнее и, главное, пользовалась той любовью народа, которая обычно выпадает на долю униженных и отвергнутых принцесс. Более того, даже в личной жизни Елизавета, сама того не желая, мешала счастью бедной королевы. Молодой инфант, ставший почти одновременно королем Испании и мужем Марии Английской, оказывал юной принцессе куда больше внимания, чем ее старшей сестре. Кто знает, как бы все обернулось, если бы Элизабет его не отвергла.

Из всего сказанного следует, что как бы то ни было, Мария Тюдор не стала бы оставлять державу дочери казненной ведьмы, которую ненавидела, как никого в целом мире.

Я невольно прервался, поскольку одно из деревьев, мимо которого мы проходили, гневно зашумело ветвями, точно протестуя против моих слов.

– Скорее всего, – дождавшись, пока все утихнет, продолжил я, – наследником должен был стать Филипп II. Возможно, Мария Стюарт. Но странным образом в самом тесном кругу лиц, допущенных к скорбному ложу, завещание вдруг исчезло, а вместо него было оглашено подложное, провозглашавшее новой королевой Елизавету. Так?

Олуэн молча кивнула.

– Что ж. – Я улыбнулся с облегчением. – Если именно в этом и заключается ваша тайна, то можете полагать себя освобожденными от нее. После смерти герцога Норфолка о ложном завещании знаете не только вы.

– Но только отцу и мне известно, где хранится истинное завещание, – легко, словно между прочим, заметила девушка. – Когда Мария отдала Богу душу, батюшка счел себя не связанным более клятвой верности. Зная о намерениях лордов объявить королевой Елизавету, он надежно спрятал документ, содержащий последнюю волю умершей государыни. В обмен на молчание отец получил это место, и кто знает, разговаривала бы я сейчас с вами, если бы он в тот злополучный день не совершил подлог.

Олуэн закончила говорить, и какое-то время мы продолжали идти, не произнося ни звука. Не стоит кривить душой, нечто подобное я и предполагал, беседуя с лордом Эгмотом о судьбе английской монархии. Но одно дело догадываться, совсем другое – знать. Как и было обещано в Экклесиасте, многознание умножало скорбь. Наличие документа, способного весьма пошатнуть и без того слабые шансы нашей подзащитной, отнюдь не способствовало улучшению настроения.

– Отчего же вы молчите? – наконец прервала затянувшуюся паузу встревоженная Олуэн.

– Не знаю, что и сказать, – пожал плечами я. – С одной стороны, тайна, хранителями которой являетесь вы с отцом, сейчас, когда у власти Рейли, может принести вам не только свободу, но и богатство. Уверен, Уолтер с легкостью отдаст вам любое баронство Англии в обмен на завещание Марии.

– Да, я знаю, – кивнула светловолосой головкой очаровательная валлийка. – Я уже думала об этом. Но много лет назад верный и преданный Дэвид ап Райс отступил от пути, предначертанного честью, и мы до сих пор расплачиваемся за этот шаг. Признаюсь, жизнь дорого стоила нам. Так дорого, что мне страшно подумать о цене свободы.

– Да, – кивнул я, отфутболивая носком сапога попавший под ногу камешек. – Честь – весьма странная штука. Она обходится нам подчас несказанно дорого. Но в день, когда решаешь жить без нее, пред ликом Божьим теряешь всякое отличие от дикого зверя.

Мы опять опустили занавес молчания на разговор, где каждому нужно было сказать так много и никто не мог подыскать истинных слов.

– Я завтра уезжаю, Олуэн. Возвращаюсь во Францию, – проговорил я, задумчиво глядя вперед, где, резвясь, гонялся за белым залетным мотыльком кудлатый щенок.

– Я буду скучать, мессир. Вы добрый, хороший человек.

– Не слишком хороший и отнюдь не добрый. Но речь не о том. Если честно, меня угнетают две вещи. Во-первых, мне отчего-то ужасно не хочется расставаться с вами. А во-вторых, я не могу простить себе, что именно мое присутствие на борту «Дерзновения» помогло изменнику заманить в ловушку королеву.

– Но она не королева! – машинально напомнила валлийка.

– Даже будь она камеристкой, ее плен – пятно на моей чести. Я должен вернуть ей свободу!

– Вокруг нее большая охрана, мой принц. Если вы дерзнете напасть на дом лейтенанта, погибнете и вы, и королева! И если до нее мне нет ровно никакого дела, то вы, мой славный рыцарь, навсегда поселите горе в сердце бедной девушки.

Признаться, от этой фразы изрядно веяло рыцарскими романами, вроде сочинений нашего с Лисом старого приятеля Мэллори. Но мне отчего-то действительно нестерпимо захотелось, чтобы ее слова были искренни.

– У меня есть план, как освободить Елизавету, – проговорил я задумчиво. – Он не предусматривает лобовой атаки на королевскую темницу. Но в нем, увы, не обойтись без вас. Без вашей помощи. – Мой взгляд испытующе скользнул по лицу возможной сообщницы.

– Вы влюблены в королеву? – неожиданно быстро проговорила красавица.

– Я? Ну что вы! Отнюдь!

– Но вы желаете, освободив, взять ее в жены и стать нашим королем?

– И в мыслях ничего подобного не имел! – гордо отчеканил я, невольно вспоминая, что во время мозгового штурма в замке Бейнард нечто подобное все же приходило мне в голову.

– Это правда?

– Слово дворянина! – блестя глазами, заверил я, оправдывая себя тем, что быть мужем Дианы-Вирджинии я уж точно не собирался.

Олуэн проникновенно, точно стараясь увидеть в глубине зрачков что-то известное ей одной, воззрилась мне в глаза.

– Если вы просите меня о помощи, мессир, скажу честно: вам я могу ее оказать. Ей – никогда! Однако есть три вопроса, на которые я хочу получить прямой ответ, до того как скажу «нет» или «да». Прежде всего, если я пойду с вами, а ведь в случае спасения маркизы Дорсет я вынуждена буду уйти с вами, кто позаботится о моем отце? Кто гарантирует мне, что месть лорда-протектора не обрушится на его голову? Второе – кто позаботится о воронах Тауэра? Без меня они могут покинуть эти стены, а ведь вы сами знаете, чем это грозит для всей Британии, тем более сейчас, когда испанцы так близко! И наконец, последнее. И я, и мой род сполна получили от щедрот Елизаветы. Если бы меня спросили, желаю ли я видеть ее своей королевой, я бы не нашла причин избрать себе эту пожилую леди. А потому, полагаю, будет справедливо, если опасности, которым подвергнем себя мы – я и мой отец, – будут достойно вознаграждены. Надеюсь, сир, вы правильно поймете мои слова и не сочтете, что они продиктованы бесчестной алчностью.

Признаться, я не ожидал таких речей от милой девушки, но, с другой стороны, отказать им в резонности было невозможно. И эти вопросы требовали ответа точно так же, как время действия.

– Начну с последнего вопроса, Олуэн, – вздохнул я. – Не уверен, что мои ответы удовлетворят твой интерес, но то, что я скажу, чистая правда. У меня нет владений в Англии, и я ничего не могу обещать вам в награду. Даже во Франции сейчас все, что у меня есть, – это громкое имя, которое многих отнюдь не радует. Конечно, если нам удастся вернуть свободу королеве – верю, она не останется безучастной к вашей судьбе и по достоинству наградит за свое спасение. Я буду лично и весьма настоятельно просить ее об этом.

Далее: что касается воронов. Мне хочется верить, что эти мудрые птицы живут в Тауэре отнюдь не ради людских подачек. В конце концов, во всем мире они прекрасно находят себе корм без помощи человека. Они следуют предначертанному, как и всякий, кто способен осознать предначертание, и если им действительно дорога Англия, они не покинут Тауэр. К тому же лорд-протектор сейчас будет хвататься за любую соломинку, чтобы удержаться на плаву, а потом, он скорее лично скормит вашим подопечным палату общин, чем подвергнет Британию такому несчастью, как оставить эти стены без вороньей стражи.

И еще: это может показаться странным, но в ближайшее время их работу предстоит выполнять нам. Что же касается Дэвида ап Райса, – я помедлил с ответом, – пусть со спокойным сердцем обменяет личную безопасность на завещание Марии.

Глаза Оуэн удивленно расширились.

– Я не понимаю вас, мессир. Вы рискуете жизнью, желая освободить Елизавету, и в то же время предлагаете отцу предать огласке документ, который способен ее погубить.

– Совсем нет, – покачал головой я. – Если вдуматься, опасность, которой подвергается Елизавета, ничтожна. Однако же этот старый клочок пергамента спасет жизнь вашему отцу. Рейли сдержит обещание – я его знаю. Он сам пишет правила игры, в которую играет, но строго их придерживается. Если дело удастся так, как я задумал, завещание Марии будет не опаснее чернил, которыми оно написано. Если же нет, с завещанием или без завещания, королева лишится всего.

Я не сомневаюсь, что Рейли схватится за эту старую тайну, желая свести на нет право на трон последней из Тюдоров, но, как говорится, любое отрицание содержит утверждение. Кровавая Мэри лишила наследства младшую сестру, но она оставила Британию Филиппу II. А что-что, но дарить королевство испанцам Рейли не пожелает ни под каким предлогом. Стало быть, можно держать пари, тайна и впредь останется тайной. Не знаю, удовлетворил вас мой ответ или же нет, но это все, что я могу сказать. Решать вам.

Мое сердце стучало, как барабан на церемонии подъема флага, когда королева, не эта, томящаяся в застенках, – другая, восседающая на престоле в наше время, обходя кадетов, вручала нам первые офицерские погоны. Пожалуй, сделай я прелестной валлийке предложение стать моей женой – и тогда б не волновался более, чем сейчас!

Раздумья девушки затягивались, и это казалось дурным знаком. Как гласил мой богатый опыт, решения, принятые в здравом рассуждении, не способствуют дерзким прорывам. Олуэн было что терять, и хотя досужий наблюдатель мог бы утверждать, что, в сущности, если отцу девушки ничего не угрожает, то потеря невелика, я прекрасно понимал, что на кону стоял привычный обжитый мир. Впереди же зубастой пастью зияла неизвестность.

– Хорошо, – наконец после долгого молчания проговорила Олуэн, кивая. – Я помогу вам, мессир, хотя совсем не уверена, что поступаю верно.

День был занят хлопотами. Я вновь чувствовал себя полководцем на поле боя, на глазах у противника перегруппировывающим силы для удара. Мой испанский страж-соглядатай всякий раз с неохотой тащился следом, когда его сановному пленнику взбредала в голову идея побеседовать с дядюшкой Филадельфом о дальнейшем маршруте вращения Колеса истории или же справиться о здоровье старого адмирала де Корвовеккьо. Когда стемнело, я отпустил подкормленного «цербера» передохнуть и с нетерпением стал дожидаться обещанного призраком обезглавленной королевы условного грохота. На этот раз леди Анна объявилась, не дожидаясь полуночи, в весьма приподнятом состоянии – буквально у самого потолка. Беседа с ней была недолгой, но весьма содержательной, а главное – сулила далеко идущие последствия. Когда же привидение развеялось, в моих покоях опять появилась Олуэн с чашей вечернего грога, настоянного на гвоздике и шафране.

– Ну что? – от волнения переходя на шепот, заговорил я, принимая из рук девушки чашу с ароматным напитком. – Охрана прельстилась угощением?

– С этим все прекрасно! – кивнула девушка. – Ваш друг приготовил такую соблазнительную ароматную сдобу, что я сама едва удержалась, чтобы не попробовать. Уверена, к полуночи всё съедят.

– Если раньше не отключатся, – усмехнулся я.

– Но, ваше высочество, беда в том, – перебила меня валлийка, – что маркиза Дорсет не желает с вами бежать.