Глава четвертая
Астафьев погиб в те роковые пять минут. Водитель не справился с управлением, и «бэху» на полном ходу вынесло на встречку. Никакие подушки безопасности не помогли.
Максим старался пока не вспоминать об этой страшной аварии, чтобы окончательно не вылететь из колеи. Он стал исполняющим обязанности начальника пресс-службы, и работы теперь было невпроворот. За два дня пришлось устроить десяток пресс-конференций, в том числе несколько с участием новоявленных богов. Журналистов, желающих состряпать сенсацию с участием Зевса или Афродиты, было море — огромный конференц-зал «Атланта» набивался до отказа.
В олимпийской деревне обстановка оставалась крайне напряженная. Спортсмены нервничали, толком не зная, с насколько подготовленным противником придется иметь дело — ведь никто не предполагал, каковы физические возможности богов. Состав сборной тоже никак не мог быть окончательно утвержден, потому что до сих пор оставалось неизвестно, какие именно виды спорта будут выбраны Зевсом для состязаний. Многие олимпийцы к тому же все еще не до конца верили в серьезность происходящего, считая затею с богами частью шоу невиданного размаха.
Представители спорткомитетов разных стран обращались в пресс-службу за разъяснениями — в основном докучали европейцы и американцы. Они с западной наивностью и уверенностью в соблюдении прав человека даже в аду интересовались, по какой причине ответственные за проведение в Москве Олимпиады лица допустили подобный произвол. Огркомитет футболил их в физкулек, физкулек — в генконсульство, генконсульство — в мэрию, а мэрия уже, брызгая слюной и ругаясь матом, вновь отсылала глупых приставучих скандалистов обратно в Оргкомитет, президент которого — Бурмистров — несколько раз появлялся в кабинетах пресс-службы и устраивал мозгочистку без предъявления обвинений и выяснения причин. Просто для разрядки.
Ватикан пока никак не отреагировал на ситуацию. Возможно, Папа все еще не оправился от потрясения — шутка ли: появляются несколько самозванцев и начинают творить чудеса, да похлеще превращения воды в вино… Высшие представители остальных религиозных конфессий тоже не торопились с выводами — слишком быстро и неожиданно развернулись события. Ни в каких известных пророчествах и источниках ничего не говорилось о подобном раскладе.
Зато стремительно набирало силу движение в поддержку новоявленных «хозяев»: в мире, как ни прискорбно, нашлось достаточно придурков, которые возомнили их настоящими мессиями, сошедшими в грешный мир, дабы покарать замаравшихся людей и привести в исполнение волю самого неба. Сторонников этого безумного движения становилось все больше. Они называли себя «Эллинес». Между ними и представителями других религий все чаще случались вооруженные столкновения.
Планета постепенно осмысливала происходящее и плавно сходила с ума…
Несколько последних часов Долгов пребывал в каком-то сомнамбулическом состоянии: окружающий мир он воспринимал сквозь легкую зыбь, готовую вот-вот стереть изображение и звуки из сознания.
Маринка заснула прямо на клавиатуре. Данил Рыбалко одной рукой возил «мышкой» по коврику, а другой доставал из пакета чипсы и методично закладывал себе в рот. Грузный Тсандер оттер сразу нескольких сотрудников — он развалился на кожаном диване и похрапывал, запрокинув голову. Артем Панов быстро листал Комментарии к Уголовному Кодексу РФ и время от времени вносил какую-то информацию в свой КПК. Создавалось впечатление, что он единственный из всех, кого безостановочная работа в режиме цейтнота не вышибла из седла.
Глотнув крепкого кофе, давно потерявшего вкус, Максим заставил себя открыть слезящиеся от усталости глаза и посмотреть на экран телевизора. Передавали прямую трансляцию с экстренного заседания Совета Безопасности ООН.
Кроме представителей пятнадцати стран-членов Совета и других уполномоченных лиц, на заседании присутствовали бог мертвых Аид и бог войны Apec. Зевс не явился, сославшись на сонливость и ревматизм.
Если бы не трагическая «пятиминутка» 29 июля, во время которой, по различным, данным погибло от двух до десяти с половиной миллионов жителей планеты, происходящее за круглым столом в Нью-Йорке можно было бы считать самым отвязным фарсом в истории мировой политики…
— Совет безопасности вынужден наложить вето на ваше решение, — сказал Генеральный секретарь ООН Тревор Ак-манек. Пожилой американец перевел взгляд на Ареса. — Вы сами должны прекрасно понимать, что условия, выдвинутые вами, невыполнимы. У вас нет никаких полномочий: ни политических, ни экономических. Ни моральных, в конце концов. Вы не являетесь гражданами какого-либо государства… Мы не можем допустить, чтобы планета… — Тревор Акма-нек стянул очки и протер их. Он понимал, какую глупость сейчас скажет. Если бы не события двухдневной давности, он бы никогда не произнес этих слов. В эту минуту он жалел, что не снял с себя секретарские полномочия и не ушел в отставку. Наконец мистер Акманек собрался с духом, вновь взгромоздил очки на переносицу и продолжил: — Мы не можем допустить, чтобы планета осталась без огня. Это, по прогнозам экспертов, повлечет за собой не только глобальный энергетический кризис, голод, развал мировой экономики, но и множество других негативных эффектов. К примеру…
— Вы думаете, что с помощью ржавых бюрократических крючков сумеете что-то изменить? — перебил его бог войны Apec и хрустнул пальцами. — Идиоты.
Политики возмущенно зашумели.
— В современном мире существует девять ядерных держав, — поджав губы, сказал представитель КНР. — Вам не удастся так просто захватить власть. Китайские солдаты, как и армии других стран, готовы сражаться за свободу народа!
Стенограмма и синхронный перевод велись на русском и английском.
— Да, ядерное оружие в определенной мере функционально и без процесса горения, — согласно кивнул Apec, с иронией глянув на китайца поверх очков в стильной титановой оправе. — Равно как и химическое, и бактериологическое, и инфразвуковое, и псевдовакуумное, и, конечно же, психотронное. Но ведь все это — оружие массового уничтожения или подавления, уважаемый. Неужели вы готовы развязать Третью мировую из-за одиннадцати богов?
В зале заседаний повисла тишина. Apec едко усмехнулся. Добавил:
— Я могу вам подсказать, какие виды оружия индивидуального и точечного поражения также будут доступны в случае ликвидации огня на планете. Лазерное, инерционное, пневматическое, пондеромоторное, электрическое и оружие на основе взрыва проволочных мостиков. Все эти гадости уже давно открыты и опробованы. Не так ли?
Никто не ответил на риторический вопрос. Бог войны продолжил:
— Только есть один маленький нюанс. До изобретения сверхмощных компактных источников электроэнергии — все, кроме пневматики, бесполезно. Мало того что абсолютно нерентабельно, но вдобавок зачастую ненадежно и опасно. Чтобы не быть голословным, приведу несколько примеров, которые, уверен, вам подтвердят научные советники. Возьмем оружие направленного излучения. КПД всех известных лазеров очень мал, и чтобы мощность постоянного испускания была хотя бы 10 киловатт, или 1000 джоулей в импульсе, устройству потребуется генератор на 200–500 киловатт — иными словами, в габаритах автомата нужно умудриться разместить мотор танка. И это для твердотельных установок. Для лазера на свободных электронах энергопотребление, а соответственно, и размеры возрастают на порядок. Поехали дальше. Пондеромоторное или магнитно-фугальное оружие. Тут еще хуже. Для сравнительно короткоствольной ручной винтовки с массой пули всего 1 грамм сила тока, необходимая, чтобы разогнать заряд до скорости 1000 метров в секунду, достигает 200 тысяч ампер при напряжении не менее 30 вольт. Следовательно, потребляемая мощность составляет не менее 6 мегаватт. Для этого необходима батарея общей массой более 300 килограммов, а с учетом источника напряжения, управляемого разрядника, обмоток, несущих и токоподводящих конструкций общая масса оружия должна превысить полтонны. Ну как?
— У нас имеется еще много сюрпризов, — заносчиво сказал представитель Великобритании.
— О да, я не сомневаюсь, — Apec примиряюще выставил вперед ухоженные ладони. — Позвольте озвучить лишь два факта. Во-первых, мы бессмертны. К примеру, от прямого попадания в голову из пистолета мне придется восстанавливаться в течение получаса. Оказавшись в эпицентре ядерного взрыва, я, конечно, буду чувствовать себя менее комфортно, и восстановиться удастся лишь через неделю. Но только представьте себе, как я буду расстроен и обижен.
Apec повел пальцем, и сидящий рядом с британцем представитель Египта ни с того ни с сего со всей дури врезал тому кулаком по морде. Брызнула кровь, в зале раздались неодобрительные возгласы, египетский политик ошарашенно посмотрел на собственную руку и принялся бормотать извинения.
— Во-вторых, — как ни в чем не бывало продолжил Apec. — Перестаньте кичиться своим оружием. В моей власти хоть сейчас устроить вам глобальную Варфоломеевскую ночь, но зачем? Вы и без вмешательства со стороны успешно перебьете друг друга. Обесценятся нефть, уголь, газ, и вы передеретесь, как обосранные детишки в песочнице. С одной лишь разницей — дети, как правило, не убивают. Насколько мне известно, уже сейчас акции компаний, добывающих и перерабатывающих горючие ресурсы, резко упали в цене. Не надо быть провидцем, чтобы представить себе, что начнется, если мы победим в соревнованиях.
— Кстати, о соревнованиях, — сказал Петр Глуховцев, представитель России в Совете Безопасности ООН. — Хоть это и не в компетенции нашего органа, но косвенно касается безопасности как моей страны, так и планеты в целом, поэтому я спрошу. Накануне открытия игр исчезли самые перспективные спортсмены из сборных команд ста двадцати стран. Это ведь ваших рук дело?
— Конечно, — ответил Аид, проведя тыльной стороной ладони по ежику волос на своем темечке.
— Но это несправедливо! — не выдержал Тревор Акманек. — Вы же боги, в конце концов! Если, конечно, не врете… А боги должны быть справедливы!
— Кто тебе внушил эту чушь? — поинтересовался Аид.
— Как… В каком смысле? — растерялся Генеральный секретарь. В его американской голове не укладывалась мысль о том, что высшие силы, коли уж таковые существуют, могут быть лживы и коварны.
— Ну, не стесняйся, — подбодрил его Аид. — Расскажи, кто тебя убедил, что боги справедливы?
— Это же всем известно… — беспомощно выдавил мистер Акманек, на глазах теряя солидность.
— Ерунда. — Аид легкомысленно пожал плечами. — Мы и так пошли на уступку, позволив вам бороться за право обладать огнем, а не грубо отобрав его. Потому не ругайтесь, дайте нам фору. Устраненные спортсмены сильны, и мы не могли точно спрогнозировать результат, вот и пришлось несколько увеличить наши шансы на победу.
— То есть теперь вы можете спрогнозировать… итог? — пораженный такой наглостью, уточнил Глуховцев.
— Конечно, — развел руками Аид.
Зал заседаний буквально взорвался возмущенными воплями. Политики стремительно теряли облик, позабыв о телекамерах, о карьере, о миллионах глаз, наблюдающих сейчас за ними.
— Это неслыханная дерзость! — орал представитель Великобритании, прикладывая салфетку к разбитой губе.
— Произвол! Непозволительно! — Китаец стучал по столу кулаком.
— Предлагаю привлечь международный суд! — гневно кричал французский политик.
— Ввести в Москву вооруженные силы ООН!
— Исключено! — яростно возражал Глуховцев.
— Вы ответите за гибель спортсменов! — Снова китайский представитель.
Круглый стол одним махом превратился в базарную лавку.
— Прекратите это мракобесие наконец! — воззвал к собравшимся Тревор Акманек. Он взял себя в руки и снова казался спокойным и рассудительным руководителем. — Не уподобляйтесь обезьянам! Разве вы не видите — эти провокаторы только этого и добиваются!
— Первая здравая мысль за последнюю минуту, — одобрительно кивнул Apec, откровенно потешаясь над раздухарившимися политиками.
Члены Совета Безопасности постепенно пришли в себя и нахохлились. Ну прямо курятник, в который согнали пятнадцать петухов.
— Вы выслушаете наши условия? — наигранно вежливо поинтересовался Apec.
— Да, — злобно огрызнулся мистер Акманек.
— Первое. Не пытайтесь нас уничтожить или вывести из строя. Хоть мы и бессмертны, сам процесс чрезвычайно неприятен. И после этого остается, знаете ли, неприятный осадок. Хочется делать всякие гадости… Второе. Виды спорта, в которых сразятся команды людей и богов, мы объявим завтра в полдень по московскому времени. Гарантирую, что все они являются олимпийскими. Согласованию и обсуждению выбранные позиции подлежать не будут. Третье. Устраненные спортсмены вернутся сразу после окончания Олимпийских игр. Поучаствовать они не смогут, зато поделятся массой впечатлений — кто-то о царстве Аида, кто-то о владениях Посейдона, кто-то о мире Артемиды. И четвертое. Мы выберем консультанта.
За фигурой Татьяна Мычина не следила. Оплывшие бедра родившей тройню сорокалетней женщины явно не шли ей — нерожавшей даме, которой едва перевалило за тридцать. Вислые конусы груди также не добавляли шарма.
— Телевизор смотрим? Развлекаемся? — язвительно спросила она, появляясь на пороге.
Все сотрудники обернулись, только Тсандер продолжил похрапывать.
Выглядела Мычина неважно. Бледные щеки и темные круги под глазами были старательно заштукатурены макияжем. Вся она как-то осунулась, постарела за время болезни. Лишь взгляд остался такой же озлобленный — взгляд человека, который во всех своих проблемах винит окружающих.
Максим внутренне застонал. Не было печали, черт возьми! Приперлась. И ведь только неделю назад пластом валялась с пневмонией. Вот ведь насколько сильно бывает у некоторых людей нежелание делиться карьерой. Прямо-таки воля к власти — старина Ницше мог бы гордиться таким отборным экземпляром.
— Где Саша? — поинтересовалась Мычина, направляясь к своему кабинету, в котором Долгов уже успел освоиться.
— Астафьев погиб, — черство ответил Максим. Мычина остановилась и пристально посмотрела на него.
Максим выдержал взгляд.
— Как?
— Автокатастрофа.
— В «пятиминутку»?
— Да.
Кажется, Мычина несколько обмякла. Возможно, ей даже стало жалко бывшего начальника пресс-службы. Но уже спустя несколько секунд в ее больших кукольных глазах мелькнуло понимание ситуации.
— Видимо, теперь мне придется исполнять его обязанности. Марина, сделай отчет за прошлую неделю и пришли мне. Бурмистров у себя?
— Не знаю, Татьяна Анатольевна, — выдавила Маринка, прячась за монитор.
— Ладно, разберусь. Вы чего расселись? Что, нет работы? Долгов, зайди ко мне через десять минут.
Мычина окинула всех презрительным взглядом и закрылась в своем кабинете.
Несколько секунд в воздухе томилась тишина, только диктор что-то бормотал с экрана телевизора. Потом неожиданно громко всхрапнул и проснулся Тсандер. Он потянулся, протер глаза и спросил:
— Вы чего окислились, словно лимонов наелись?
— Мычина вернулась, — буркнул Артем, откладывая УК РФ.
— Таки выздоровела?
— Да кто ж ее разберет. Пришла и заперлась у себя. Тсандер почесал объемистое брюхо и вздохнул.
— Ну что, коллеги, — усмехнулся Максим, — добро пожаловать в дерьмовый мир обратно.
— Да еще неизвестно, что решит Бурмистров, — быстро сказал Рыбалко. — Лично я попрошу, чтобы начальником сделали вас. Мне так спокойней.
— И я, — пискнула Маринка.
Тсандер заворочался на диване и неопределенно подвигал бровями.
— Спасибо, конечно… — сказал Максим. Он был искренне рад, что сотрудники на его стороне. — Спасибо, ребята.
Звякнул телефон. Маринка подняла трубку, ответила:
— Пресс-служба Оргкомитета. Здравствуйте. Послушав несколько секунд, она вернула трубку на место.
Обратилась к Долгову:
— Вас Бурмистров к себе вызывает. Срочно.
— Началось в колхозе утро… — проворчал Максим, набрасывая пиджак.
* * *
Президент Оргкомитета XXX летних Олимпийских игр Михаил Викторович Бурмистров в прошлом был профессиональным пловцом. Медали на триколорных ленточках и кубки украшали целую стену в его шикарном кабинете. Огромный стол в форме буквы «Т», несколько кресел, десяток стульев, кожаный диван возле широкого окна, шкаф для документов, олимпийский стяг на высоком древке и куча нераспечатанных комплектов спортивной формы, так некстати наваленная возле тяжелой дубовой двери.
— Проходи, Долгов, — сказал Бурмистров. — Присаживайся.
Он был довольно крупным мужиком с несколько вызывающим взглядом малоподвижных глаз, свойственным многим спортсменам, и намечающейся лысиной.
Максим подошел к столу и после недолгих сомнений все же уселся в кресло, а не на стул. Пусть начальник видит, что он не тушуется.
— Сашка погиб, — констатировал Михаил Викторович.
— Да, — согласно кивнул Максим, не зная, что еще добавить.
— Хороший мужик был, деловой, — помолчав, сказал Бурмистров.
— Да, — снова кивнул Долгов.
Бурмистров встал и прошелся по кабинету. Потеребил стяг, сунул руки в карманы брюк, вынул их и заложил за спину.
«Да он же нервничает, — вдруг подумал Максим. — Он же просто-напросто растерян!»
— Максим, — начал Бурмистров, снова садясь в кресло, — у меня есть для тебя новость.
— Хорошая или плохая? — тупо улыбнувшись, спросил Долгов.
Бурмистров поднял на него рассеянный взгляд и несколько раз моргнул, будто только сейчас обнаружил, что не один в кабинете.
— Не знаю, — наконец проговорил он.
Максим озадаченно глядел на Михаила Викторовича. Что-то было не так. Неужто патрон вызвал его не для распределения должностей в пресс-службе?…
— Тобой заинтересовались… — Бурмистров осекся. Он с силой растер лицо ладонями и вымученно улыбнулся. — Господи, какой бред! За последние несколько дней произошло столько всего, что я уже не знаю, чему верить, а чему не стоит. Сначала пропавшие спортсмены, потом появление олимпийских богов, заставившее всех атеистов и материалистов взвыть от собственной беспомощности, затем эта «пятиминутка» с огнем… Это ж надо: лишить огня целую планету! Ни в какие ворота не лезет! Я, конечно, в химии не очень-то секу, но объясни мне, как можно остановить процесс горения?
Максиму ничего не оставалось, кроме как пожать плечами.
— Вот именно, — согласился Бурмистров, тоже картинно пожимая широкими плечами. — Вот именно. Может, у нас у всех крыша поехала? Спятили. Коллективно и бесповоротно. Или оружие сверхсекретное на нас испытывают… Пустили газ по всей планете и ухохатываются над массовыми глюками. Не думаешь, а?
Долгов неопределенно хмыкнул.
— Не беспокойся, я пока в своем уме, — успокоил его Бурмистров, опять вставая и прохаживаясь по кабинету. — У меня сестра в монастырь ушла, понимаешь? Кандидат исторических наук с десятилетней практикой преподавания. Когда при ней кто-то о боге упоминал раньше, только нос воротила и снисходительно фыркала — мол, верите во всякую ерунду вместо того, чтобы делом заниматься. А после «пятиминутки» будто подменили ее. В глазах безумная искорка появилась, стала бормотать про Судный день и черных коняшек апокалипсиса… Представляешь? А вчера из дому ушла. Весь вечер по больницам и моргам искал. Оказывается, уехала куда-то под Владимир и в монастырь подалась.
Долгов понимающе кивнул. За прошедшие двое суток у нескольких его знакомых тоже снесло башню на религиозной почве. Кто-то ислам принял, кто-то в буддизм ударился, кто-то вступил в московскую общину «Эллинес».
— Ты сколько не спал? — спросил вдруг Бурмистров. Максим задумался.
— Часов двадцать. Наверное.
— Значит, так. Бери мою машину и дуй домой. Водителю я сейчас позвоню. Отоспись хорошенько. Покушай, ванну прими, погуляй, развейся. А вечером… приступишь к новым обязанностям.
«Все-таки накапала, стерва, — пронеслось в голове Максима. — Ну Мычина, ну подколодная…»
— К каким обязанностям? — спросил он вслух.
— Пока не знаю.
— В смысле?…
— В двадцать один ноль-ноль тебя будут ждать возле отеля «Националь», на углу Тверской и Моховой.
— Кто?
Бурмистров повернулся к Долгову спиной и, помолчав, обронил:
— Зевс.
Из кабинета Михаила Викторовича Максим вышел в самых смешанных чувствах. С одной стороны, он был потрясен и слегка напуган неожиданным известием. С другой — его разъедало любопытство и какая-то неясная гордость.
Бурмистров не знал, зачем Зевсу понадобился сотрудник Оргкомитета. Он утверждал, что громовержец час назад пришел и потребовал, чтобы именно Максим явился на встречу с ним возле «Националя». Патрон ума не мог приложить, откуда бог вообще мог знать о существовании Долгова и чем последний мог быть для него интересен. Да и почему бы лично с Максимом не договориться о рандеву?
Заглянув в пресс-службу, Максим рассеянно оглядел сотрудников, сказал Маринке, что убывает по заданию Бурмистрова, взял щепотку чипсов у Рыбалко и, сунув ее в рот, вышел. Тсандер удивленно посмотрел ему вслед и неопределенно хрюкнул.
Спустившись в просторный холл «Атланта», Максим остановился в нерешительности. Что-то странное получается, нелогичное: ну на кой хрен он понадобился всемогущему богу? Он явно не супермен, он не располагает решительно никакой секретной информацией, не имеет слишком весомых контактов на высоком уровне… Да и не нужны Зевсу никакие связи с его-то возможностями… Он — Максим Долгов — совершенно обыкновенный человек. Вокруг миллионы таких же.
Ну и ну.
Максим вдруг обнаружил, что его сердце, несмотря на общую усталость, колотится, как у испуганного зайца. Черт! Так никуда не годится! Надо чего-нибудь выпить, а потом уже ехать домой…
Рядом на ступеньку с глухим стуком упал предмет. Максим глянул вниз и обнаружил, что проходящий рядом мужчина обронил портмоне. Он машинально поднял его и крикнул:
— Молодой человек! Мужчина обернулся.
— Вы обронили. — Максим сделал пару шагов и протянул ему портмоне.
Мужчина взял кошелек и, бегло осмотрев его, сказал:
— Действительно, мой. Огромное вам спасибо!
— Да не за что.
— Я вам что-нибудь должен?
— Нет, что вы.
— Ну тогда всего доброго. Еще раз — спасибо!
— Всего хорошего.
Мужчина уже собрался уходить, как вдруг обернулся и спросил у Максима:
— С вами все в порядке?
— Да, — рассеянно ответил Долгов. — Устал немного. Мужчина решительно подошел к нему и сказал:
— Давайте так. Если я ничем не могу вам помочь, то в знак признательности за портмоне позвольте хотя бы угостить вас чем-нибудь. Я как раз собирался зайти в бар и пропустить кружечку пивка.
Максим отвлекся от тягостных мыслей о предстоящей встрече с Зевсом и посмотрел на мужчину. Тот приветливо, доброжелательно улыбнулся.
На вид ему было лет тридцать — тридцать пять, среднего роста, атлетического телосложения, с приятным лицом и непослушной копной светлых волос. Чистая, выглаженная рубашка, серые классические брюки, черные туфли, кожаный портфель. И откуда только у него кошелек вывалился?…
— Ну, так что вы решили?
— Почему бы нет, — сказал Максим. В конце концов, он и сам собирался выпить чего-нибудь.
— Вот и замечательно! — обрадовался мужчина. Он протянул руку и представился: — Антон.
— Максим.
Честное, твердое, мужественное рукопожатие в сочетании с прямым взглядом в глаза сразу понравилось Долгову.
— Здесь есть неплохой бар, — сказал Антон, показывая рукой в сторону «Mexican buddy». — Вы любите буррито?
— Не откажусь. — Максим вдруг понял, что толком не ел уже добрую половину суток.
— Вот и пойдемте. Там приличное пиво и негромкая музыка.
— На «ты»? — предложил Антон, делая глоток «Гинесса».
— Да, — согласился Максим.
— Знаешь, — Антон слегка подался вперед, — я терпеть не могу, когда сразу начинают «тыкать». Быдлячество и фамильярность — порок невежественной прослойки нашего общества.
— Это точно, — кивнул Максим, с удовольствием разжевывая кусочек острого буррито и запивая пивом. — Вот мне, к примеру, гораздо удобнее общаться с человеком на «ты», если он не старше меня больше чем на десять лет. Но не сразу, не нахрапом, а хотя бы спустя какое-то время и только по обоюдному согласию.
— Ага. — Антон тоже проглотил кусочек мексиканского блюда. — Ты здесь работаешь?
— Да, в пресс-службе.
— Серьезно? Это же чертовски увлекательно!
— Когда как. Бывает, что хочется удавиться.
— Брось прибедняться! Мне бы такую интересную работу… Поди, от девчонок нет отбоя?
— С чего бы?
— Ну как же… Все время на виду, неординарные знакомые, связи всякие любопытные.
Максим мельком глянул на собеседника. Антон увлеченно посасывал «Гиннес» из высокой кружки.
— Слушай, а ты случайно не видел вживую этих… ну-у… богов-то? — вдруг спросил он, заинтересованно подавшись вперед всем корпусом.
— Доводилось пару раз, — осторожно ответил Максим.
— Да ну! — восхищенно воскликнул Антон. — И что, они правда мерцанием окружены?
— Что?
— Я слышал, что вокруг них вроде как ореол сияет. А фотоаппараты и телекамеры его не фиксируют…
Максим несколько секунд смотрел на визави, гадая, шутит тот или всерьез говорит. Потом произнес:
— Нет вокруг них никакого сияния.
Отставив кружку в сторону, Антон перегнулся через столик и, глядя Долгову в глаза, доверительно прошептал:
— Вот если б мне случилось оказаться рядом с Зевсом, я бы его знаешь о чем спросил?
— О чем?
Он хитро прищурился и обронил:
— Когда мне дадут полковника?
На секунду повисла тишина. Потом Максим рассмеялся, со звоном бросив вилку на тарелку.
— Ничего себе! Я думал, ты капитан. Ну от силы — майор…
— Подпол, Максим Валерьевич, подпол, — покачал головой Антон. — Не смотри на возраст.
— Я так понимаю, нам придется еще пивка заказать?
— Метко мыслишь, приятель.
Максим подозвал официантку и попросил пару кружек «Гинесса» и фисташки. Сонливость сдала позиции, отступила, чтобы вернуться через часок-другой, как обычно бывает, если не спишь больше суток.
— А ловко ты меня подцепил, товарищ подполковник, — сказал он, когда девушка ушла за заказом.
— Ну, — развел руками Антон, — не первый день на рынке.
— А если бы я не поднял кошелек? Или себе его оставил?
— Поднял же. И не оставил. Максим хмыкнул.
— Догадываешься, зачем Зевс хочет с тобой увидеться?
— Нет.
— Им нужен консультант.
— Не понял…
— Нужен человек, который мог бы ответить на какие-то повседневные вопросы, разъяснить некоторые психологические тонкости, подсказать, истолковать что-то.
— Ерунда какая… Я-то при чем? Я ж не социолог, не психолог, не занимаю никакого ключевого поста. Да и зачем им какой-то консультант, если они боги?
Антон постучал пальцами по столу.
— Даже боги не всеведущи, — наконец произнес он.
— Но почему я? — Максим покосился на официантку, отхлебнул пива.
— Это интересный вопрос, — сказал Антон, расщипывая пальцами фисташку. — Ты усредненная личность.
— Какая?
— Усредненная. Понимаешь, у тебя нет крена ни в какую сторону. — Антон почесал подбородок. — Ну вот смотри… Возьмем, к примеру, твое отношение к различным аспектам жизни.
— Ну и… — Максим нахмурился.
— Женщины. Ты часто занимаешься сексом, но спокойно относишься к любви. Алкоголь. Пьешь, но не до соплятин. Деньги. Имеешь стабильный доход, не малый, но и не большой; не жаден, но и не шибко расточителен. Приключения. Ты в меру авантюрист. Я могу перечислять и дальше… Литература и искусство, мода и торговля, религии и партии — во всем ты посередке. Всего у тебя в меру.
— Это что ж, — сердито сказал Максим, — у вас на меня целое досье?
— Работа такая, приятель. Смотри дальше, не отвлекайся. Берем другие общие и психологические особенности личности. Самые обыкновенные жизненные привычки, лояльное отношение к себе и окружающим. Мотивации и иерархия, слабости и уязвимости, поведение в пьяном виде и в экстремальных ситуациях. Мышление, эрудиция, интеллект, проницательность, уступчивость, принципиальность, сдержанность, храбрость, наблюдательность. Твои модели поведения. В соприкосновении с подружками, приятелями, с подчиненными и вышестоящими. Задайся вопросом: проявляются ли в тебе крайности в чем-нибудь из вышеперечисленного? Нет. Ты нормальный. Нормальный до феноменальности. Ты — усредненный человек нашего времени.
— Пошел-ка ты на хрен, — не выдержал Максим. — Пошел-ка ты, товарищ подполковник, на хрен! Строевым шагом.
Антон улыбнулся.
— А чего ты, собственно говоря, ждал? Думал, я назову тебя избранным? Исключительным? Незаурядным? Боюсь, крайности Зевсу как раз не нужны.
— Я что, один такой… нормальный?
— Ну конечно, размечтался! Тысячи, может быть, миллионы людей такие же. Но в данной ситуации ты оказался ближе всего. Да и к олимпийским играм имеешь самое прямое отношение. Хотя все это — лишь предположения. Кто знает, что в действительности у Зевса на уме…
Долгов, насупившись, уставился в кружку.
— По всем параметрам ты абсолютно не пригоден к вербовке, — жестко продолжил Антон. — Моральных изъянов практически не имеется — алкоголем не злоупотребляешь, наркотики спокойно отвергаешь, психически уравновешен. Биография чистая, долгов нет, привязанностей к кому-либо особых тоже не наблюдается. Никаких рычагов давления. Так что… Мне остается только на патриотизм жать.
— Знаешь, куда себе нажми…
— Я понимаю — не лестно слышать, что ты — самый что ни на есть обыкновенный. Но время не терпит, мне некогда тебя обрабатывать, приходится прибегать к срочной прямой вербовке. Пойми, никто не может оказаться ближе к группе в данный момент, чем ты. Они просто не подпускают к себе агентов.
— Зашибись! Зевс меня расколет в два счета! И молнией в жопу засветит! Нет уж, увольте.
Антон заржал. И этот честный смех оказался почему-то на редкость обидным. Максим сжал зубы и встал, чтобы уйти.
— Сядь, — мягко сказал Антон, переставая смеяться. Но за мягкостью его тона была спрятана сталь. — Сядь и выслушай меня. Штирлица из тебя делать никто не собирается. Цель — только получение информации. При возможности — осторожная дискредитация группы, то есть дача заведомо ложных сведений при консультации, с целью вызвать намеренные ошибки, выгодные нам. Но это — исключительно после обсуждения со мной. В основном — будешь просто смотреть, слушать, запоминать и докладывать при встречах.
— Если я откажусь работать на вас? Кстати, на кого именно? СВР? ФСБ? Военные?
— ФСБ. Откажешься — убью прямо за этим столиком. У Максима похолодело в груди.
Антон пристально посмотрел на него, допил свой «Гинесс» и снова заржал.
— Да пошутил я, — выдавил он. — Видел бы ты свою рожу.
— Вас там что, специально обучают злить и пугать людей? — возмущенно воскликнул Максим, чувствуя, как страх постепенно отпускает.
— Конечно.
— Ладно, мне пора домой. Спать охота ужасно.
— Иди. Так ты согласен сотрудничать? Я прошу тебя. Не приказываю, не угрожаю. Прошу.
— А какие цели вы преследуете?
Антон посмотрел на Максима, как на дебила. Ответил после паузы:
— Безопасность государства.
Долгов вгляделся в лицо визави. Подполковник вроде бы не смеялся.
— Ну… Так что от меня требуется?
— Смотреть и слушать.
— Больше ничего?
— Пока ничего. Максим потер лоб.
— Хорошо. Как поддерживать связь?
— Я сам буду встречаться с тобой. Контактировать только со мной лично: никаких писем, звонков, других лиц. Только со мной.
— Я понял.
— Думаю, ты осознаешь, что о нашем сотрудничестве никто не должен знать?
Максим встал, не считая нужным отвечать. Достал кошелек.
— Эй! — протестующее сказал Антон, тоже поднимаясь. — Я же обещал, что угощу тебя.
— А-а… Действительно.
Антон протянул руку. Долгов, поколебавшись, пожал ее и подхватил свой портфель со стула.
— Пойду, меня машина ждет.
— Да-да, конечно. Счастливо.
— Ты на меня никаких «жучков» не навешал, случаем? Антон дожевал фисташку.
— Обижаешь, Максим Валерьевич, — произнес он, укоризненно покачав головой. — Мы ведь имеем дело не с ангелами, а с богами.
Долгов развернулся и пошел прочь.
На улице с садистским удовольствием жарило полуденное московское солнце. Воздух был густой, пыльный, пах соляркой и битумом.
Обломки упавшего «Боинга» уже убрали, полуразрушенный корпус медбригады накрыли светло-серым тентом, асфальт отмыли от гари, расчистили стоянку от искореженных кузовов машин, на близстоящие обугленные стволы деревьев набросили маск-сетку. Люди как ни в чем не бывало сновали туда-сюда, какая-то пожилая дама размахивала руками и орала на двух молодых сотрудников в форме техперсонала «Атланта», доносился издалека перестук трамвайных колес… И ничто не напоминало о том хаосе, который творился здесь всего два дня назад.
Забравшись на заднее сиденье служебного «мерседеса» Бурмистрова, Максим со злостью хлопнул тяжелой дверью. В салоне было прохладно, благоухало хвоей.
— Усредненный человек, значит, — пробормотал он. — Усредненный человечек скучного века, да?
— Что? — не расслышав, переспросил водитель. — Куда, говорите, доставить?
Максим бросил портфель рядом с собой. Яростно сопя, стянул галстук через голову, швырнул его вслед за портфелем и вдруг рявкнул:
— Да он просто пидор! Без сердца!
