2
Эгин был рад уйти из зала, где играли в «приятное свидание», который, как ему казалось, больше походил на баню, в которую забыли подать пар, чем на место, где приятно провести ночь.
И обществу Ели он был в общем-то тоже рад. Единственное, во что ему верилось с некоторым трудом, так это в то, что, назвав Эгина «своим кавалером», Еля была серьезна.
И хотя бесстыдная нагота девушки вроде бы свидетельствовала об обратном, все это сильно походило на розыгрыш. «Ночной гость и дщерь харренского сотинальма!» – неплохое название для фарса», – подумал Эгин.
– Пейте. – Еля предложила Эгину кубок, когда они сели на ковер возле камина.
Тесная комната, в которой они очутились, была протоплена до духоты. В целом же она поразительно напоминала покои для тайных свиданий госпожи Стигелины, в которых не так давно Эгин провел ночь с Овель.
Те же гобеленчики с сенокосом, те же соблазнительные фигурки полуодетых девчонок, прижимающих букеты к грудям. Эгину показалось даже, что он дышит тем же спертым столичным воздухом – воздухом разврата, происходящего по заранее оговоренному расписанию.
Эгин вежливо пригубил из кубка и поставил его рядом с собой на пол.
– Вам не нравится вино?
– Мне нравится. Но вы ведь тоже не пьете!
– Я уже достаточно набралась. Насосалась, как клоп, – объявила Еля. – А вы еще даже не пьяны.
– А что, это совершенно обязательно?
– Не волнуйтесь, от этого вина ваш нефритовый жезл не претерпит ущерба, – подмигнула Эгину Еля.
– Я и не волнуюсь. Ваша непосредственность достойна восхищения, госпожа Еля, – сказал Эгин и сделал еще два глотка.
– Моя непосредственность стоит ровно столько же, сколько стоит куча лошадиных яблок на проселочной дороге. Я готова обменять ее на что угодно более полезное, – отмахнулась Еля.
– В таком случае достойна восхищения ваша честность, которая…
Но Эгин не успел окончить этот комплимент. Поскольку в этот момент Еля положила свою длиннопалую руку ему на плечо.
Волна колючего тепла покатилась вниз по телу Эгина.
Эгин судорожно схватил губами воздух. Его зрачки расползлись вширь, а сердце стало биться в два раза чаще. Такого сногсшибательного эффекта аютское, по его наблюдениям, обычно не давало. «Неужто приворотное зелье?» – успел спросить себя Эгин.
Сейчас же Эгин почувствовал такое острое желание, что его едва не перегнуло пополам. Его ладони увлажнились. В самом основании позвоночника словно бы ерзал массивный огненный шар.
Эгин бросил на хозяйку Девичьего замка вопросительный взгляд и обнаружил, что Еля смотрит на него с холодным вниманием врачевателя, отсчитывающего пульс на смертном одре больного.
С исступленной нежностью Эгин поцеловал руку девушки, тщась передать ей губами хотя бы толику того жара, который раскаленной лавой растекался по его кровеносным сосудам.
Но лицо Ели казалось холодным и отстраненным. Эгин в буквальном смысле не знал, что делать дальше. Да и стоит ли делать что-нибудь, он тоже не знал. Уж очень особенные манеры были у дочери харренского сотинальма.
– Раздевайтесь, – сказала Еля будничным голосом.
Приложив к этому неимоверные усилия, Эгину удалось совладать с той бешеной вспышкой желания, которая едва не разорвала в клочья ему нутро.
– Ну же, раздевайтесь, – повторила Еля.
Эгин легко вскочил на ноги, подавляя предательскую дрожь в пальцах. Он сбросил жилет, скинул через голову рубаху, спустил рейтузы.
Еля внимательно следила за всеми этими манипуляциями, храня непроницаемую мину.
Пристальным взглядом она прошлась по хорошо сложенному телу Эгина от макушки до пяток и заявила:
– Ваш нефритовый жезл свидетельствует о том, что вы не так хорошо держите себя в руках, как можно подумать, глядя на ваше равнодушное лицо.
– Но я не уверен, что…
– Значит, будьте уверенней. – Еля ободряюще улыбнулась.
В следующий момент она опустила спину на ковер и, накрыв груди ладошками, бесстыдно раздвинула ноги.
– Госпожа предпочитает традиционные варанские ласки? – наклонившись к самому уху девушки, спросил Эгин.
Вместо ответа Еля требовательно обхватила его бедра своими ногами и буквально наскочила на препятствие.
Ринувшись вперед со всей пылкостью первого прикосновения, Эгин, однако, скоро получил отпор, смутивший его своей неожиданностью.
Еля стиснула его бедра своими со значительной для своей комплекции силой.
– Двигаться нельзя, – прошептала она. – Лежите и не двигайтесь.
«Что за новости?» – смолчал Эгин, отдавая себе отчет, что лежать вот так и не позволять себе двигаться – практика потруднее бега по пояс в воде с деревянными щитками на икрах.
Но Еле, казалось, такое устроение было милее традиционных варанских ласок.
Ее губы зашептали что-то очень нежное на языке, о существовании которого Эгин даже не подозревал. Судя по ритму, девушка читала стихи. Или заклинания?
– Не отрывай своего взгляда от точки между моими бровями, – вдруг сказала Еля, перейдя на харренский. – Это важно.
Эгин последовал ее совету и неожиданно для себя ощутил, как где-то в самой глубине его естества начинает набирать силу нечто более ценное, чем привычка двигаться вперед и возвращаться назад.
Спустя минуту Еля вынудила Эгина перевернуться на спину. Этот сладкий переворот так извел Эгина, что быть спокойным и сдержанным стало совсем трудно.
Теперь хозяйка Девичьего замка оказалась лежащей сверху в той позе, в которой только что над ней торжествовал Эгин.
Ее подтянутые бедра располагались между бедер Эгина, в то время как браслет и жезл по-прежнему пребывали в неподвижном единстве.
Пару раз Еля совершала движения, которые обыкновенно совершают мужчины, но попытки Эгина двинуться ей навстречу были встречены страстным протестом.
– Прошу тебя – не двигайся.
Эгин догадался, что движения Ели были подчинены одной-единственной цели – сохранить твердость его нефритового жезла. Что ж, Эгин не возражал, преданно глядя в точку между тонкими бровями своей неожиданной подруги.
– Когда я дойду до счета пять, ты должен будешь закрыть глаза, – сказала Еля, и по тембру ее голоса, по ее интонации Эгин определил, что она находится на пороге глубокого и совершенно необычного экстаза. Каждое слово давалось ей с усилием, словно бы она преодолевала боль, чтобы сказать его.
«Раз!» – шепнула Еля, и ее губы буквально прилипли к губам Эгина.
«Два!» – и Эгин ощутил, как его кожа и кожа Ели стали одним целым.
«Три!» – и Эгин почувствовал, как его душа начала плавиться, подобно маслу, оставленному на солнце.
«Четыре!» – Еля содрогнулась всем телом и прикусила нижнюю губу своими сильными резцами так сильно, что Эгин почувствовал во рту вкус ее крови. Из точки между бровями девушки словно бы вырвался сноп света, который омыл Эгина с ног до макушки, сделал его глухим и слепым.
Слово «пять» Еля уже произнести не смогла. Да Эгин и не смог бы его расслышать, поскольку в этот миг для него не существовало ничего, кроме внутренней вселенной собственного тела, у которого не было границ, не было веса, не было очертаний. Пожалуй, в этот миг он почувствовал себя бессмертным.
– Ты молодец, – сказала Эгину Еля совсем скоро. Через час или через четыре.
Эгин снова закрыл глаза. На этот раз до полудня.
