1
Кроме Зверды и очеловечившегося к утру Шоши в повозке находился еще гроб с останками барона Санкута велиа Маш-Магарт. Этот гроб, равно как и ощеренный костяк Санкута, были знакомы Ларафу не понаслышке.
Когда четыре года назад вершины елей вспороли отвисшее брюхо небесной каракатицы и над Старым Ордосом зачастили небывалые ливни, Лараф должен был ехать в Сурки, чтобы по просьбе Анагелы сделать очередной заказ.
Неподалеку от Сурков проходила торная дорога, по которой двигались купцы, пересекавшие Варан с запада на восток. Им-то Лараф и должен был заказать два отреза магдорнского шелка, несколько книг и разную скобяную мелочь.
Из-за потопа поездка едва не сорвалась. Однако после двухдневной дождевой смуты наступило временное затишье. О том, что оно продлится совсем недолго, никто не подозревал. Всем начало казаться, что теперь обязательно распогодится и что если выехать рано утром, то ужинать Лараф будет уже в Сурках.
Поскольку Ларафу надоело мучиться вынужденным кислым бездельем и поскольку ему хотелось заказать у купцов кое-что и для себя, он всецело поддержал общее благодушное мнение относительно погоды.
Стоило ему отъехать от Казенного Посада на лигу, как дождь ударил вновь.
Он думал было вернуться, но за его спиной с протяжным скрипом ухнула поперек дороги подмытая потоками воды сосна.
В Казенном Посаде суеверны были все. И даже его отец, Имерт окс Гашалла, не составлял исключения. Лараф посчитал, что повернуть коня после такого знака – не к добру. Он сцепил зубы и поехал вперед.
Дно ущелья вздулось от воды. Навстречу Ларафу неслись ветви, небольшие камни, изредка попадался трупик мелкого зверька. Рев стоял такой, что продрогший юноша не слышал даже стука собственных зубов.
По обоим склонам, на несколько саженей выше главной дороги, тянулись две тропы, проложенные специально для пеших и опытных конных путников на случай сильных дождей или снегопадов. Лараф выбрал более удобную правую тропу и въехал в лес.
На полдороге ему повстречались четверо мастеров из мануфактуры, которые возвращались из долгой поездки в Вергрин, куда их вызывало флотское начальство починять против правил установленного «огневержца».
Мастера сказали Ларафу, что впереди «совсем паскудно». В шуме дождя, де, слышится чье-то тоскливое завывание, посреди ущелья идут катунцы, а прямо им под ноги вынесло сверху пару больших человеческих костей. Мастера предложили Ларафу возвращаться вместе с ними в Казенный Посад.
Но Ларафа словно кто-то в спину подталкивал. Ему начало мниться, что если он доберется до Сурков и закажет не только ткани для Анагелы, но и заводного соловья для Тенлиль, то это оправдает все издержки дороги. И конечно же, неимоверно возвысит его в собственных глазах.
Мастера пожали плечами и поехали дальше. Сын хозяина – какой-никакой, а дворянин, волен чудить как заблагорассудится.
Лараф проехал еще четыре лиги, когда послышалось внятное ворчание катунцов. Вскоре он их увидел в просвет между деревьями.
Плотный поток оливково-зеленых, кажущихся черными шаров в треть человеческого роста медленнее обычного пробирался наискось через ущелье.
В Казенном Посаде считалось, что пути и природа катунцов ведомы людям из крепости и что это нечистая пакость, поставленная на службу Князю и Истине.
Предположение насчет нечистой пакости было верным, а вот ее покорность интересам Князя и Истины сильно переоценивалась.
Не будучи человеком из крепости, о катунцах Лараф знал совсем немногое. Они существуют. Прикасаться к ним вроде бы безвредно, но зато и бессмысленно. Расколоть катунец невозможно, удержать его силой тоже невозможно – он утащит за собой и четверку лошадей.
Катунцы ходят потоками от десятков до многих тысяч. Большой поток иногда дробится на несколько меньших, которые долго петляют по ущелью взад-вперед, делая дорогу почти непроезжей на несколько суток. Самые плотные потоки обычно приходятся на самое сильное ненастье.
Чаще четырех раз в год потоки не ходят. Катунцы всегда появляются откуда-то из западных чащоб и поднимаются к Староордосской крепости. Они огибают деревья и скалы, но запросто могут прокатиться по упавшему человеку; катунцы с виду каменные, но точно судить об их природе никак невозможно.
На этом участке тропы нужно было вести коня под уздцы. Земля была удивительно скользкой, да и отяжелевшие от дождя ветви нависали слишком низко. Здесь под ноги Ларафу подвернулся первый костяк.
Через двадцать шагов на тропе что-то блеснуло.
Это была совсем небольшая металлическая пластинка размером с фигурку Хаместира.
В отверстие в пластинке было продето колечко. Судя по всему, Лараф держал в руках часть незатейливого мужского украшения.
Лараф внимательно рассмотрел пластинку, оценил ее вес и радостно присвистнул: серебро!
Вторая находка оказалась уже внушительней: усохшая человеческая кисть с браслетом, бившаяся в крохотном водовороте между вздыбленными корнями нависшего над тропой бука.
Браслет, правда, был не серебряный, а всего лишь посеребренный. Зато из него выпячивались четыре желтоватых камушка.
Лараф присел на корточки и внимательно поглядел вверх по склону. Было ясно: все это принес сверху широкий ручей дождевой воды, отягощенный хвоей и прошлогодними листьями.
Лараф тут же сообразил, что такого добра наверху может быть полно. Там, в седловине между двумя пологими хребтами, находилось старое захоронение времен Тридцатидневной войны. И сейчас, похоже, ливень споро рвет золотишко из рук покойников.
Любые суеверия имеют свои пределы. Здесь суеверная боязнь мертвых отступила под натиском алчности. Лараф привязал коня и, поминутно оскальзываясь, полез наверх.
До рукотворного холма из пересыпанных землей больших валунов, который не вполне верно называли здесь «курганом», Лараф добрался уже в сумерках. По дороге, как назло, не попалось больше почти ничего интересного.
Долго, пристально изучив окрестности из-за непроницаемой завесы ельника, Лараф наконец отважился выйти на открытое пространство.
Зияли свежие провалы. Видимо, тут были когда-то каменоломни, или солдаты Таная брали отсюда строительный материал для своих осадных сооружений.
Сейчас земля во многих местах просела, в направлении ущелья тянулись длинные языки буро-желтой глины, кое-где топорщились над землей бревна. «Крыши склепов-землянок», – догадался Лараф.
Зловоние не разносилось над вскрытыми могилами, плотоядного бормотания умертвий тоже слышно не было. Но жуть пробирала такая, что Лараф бежал бы без оглядки, если б только не боялся повернуться к разрушенному кургану спиной.
Стараясь ступать как можно более осторожно, чтобы не провалиться в объятия к харренским покойничкам, Лараф направился к ближайшей растопырине бревен.
И тут ливень наконец закончился, как будто его и не было никогда. Рваная небесная каракатица одним броском перескочила к Пиннарину.
По сравнению с трескучим, хлестким гулом, который стоял целый день, наступившая тишина казалась замогильной – под стать месту.
Лараф остановился. Снизу, через лес, надвигались катунцы – это он слышал совершенно отчетливо. «Что их бояться? Катятся себе и катятся», – попытался уговорить себя Лараф.
Он оторвал от рубахи лоскут, чтобы завязать себе рот и нос. На всякий случай, если все-таки в склепах будет пахнуть.
Потом Лараф подошел к торчащим из земли бревнам. Прямо перед ним открывался вполне пристойный лаз. Лараф начал осторожно спускаться вниз, придерживаясь за остатки подгнивших, но все еще достаточно прочных канатов, которыми когда-то крыша землянки была плотно стянута.
Он по сей день толком не понимал, что же именно тогда произошло.
Его носок нащупал во тьме какую-то горизонтальную поверхность. Ларафу показалось, что поверхность эта вполне устойчива. Он перенес на нее тяжесть тела.
С глухим треском опора лопнула. Лараф дернулся вверх, вцепился в гнилой канат, одновременно понимая, что съезжает вместе с кренящимися бревнами куда-то в подземную черноту.
Земля здесь оказалась совсем мягкой. Она расползалась под тяжестью тела и бревен как тесто. Не оттого ли, что в ней было чересчур много человеческих крови и праха?
Лараф еще раз извернулся ужом и, поддев что-то, прогрохотавшее в темноте, успел выбросить ноги на поверхность. Смотрелся он при этом как циркач-ветеран, решивший на старости лет отчебучить простенький трюк, да позорно промахнувшийся мимо колец.
Смотреть, впрочем, на Ларафа было некому. Да и сам кладоискатель плохо отдавал себе отчет в происходящем. Голова его оказалась куда ниже задницы, повязка съехала на шею, подбородок ободрался о бревно, а по лбу хлестнуло нечто приторно невесомое – то ли паутина, то ли волосы мертвеца.
Ну а в следующий миг правая нога Ларафа хрустнула под теплым, твердым, тяжелым катунцом.
Стоило ему помедлить еще совсем чуть-чуть, и катунцы превратили бы обе его ноги в фарш с костяной крошкой. Но Лараф, сдавленно вскрикнув от боли, разжал пальцы и сравнительно благополучно провалился вниз.
Там, чуть ли не по горло в воде, он пролежал до утра, временами обмирая от толчковой боли, которая рождалась в сломанной ноге и быстро подымалась вдоль позвоночника к мозгу.
С рассветом Лараф обнаружил гроб, покойника и книгу в позолоченном коробе.
Оторвать короб от баронского нагрудника он не смог. Ему удалось лишь извлечь саму книгу, заключенную в оклад из дерева, которое непостижимым образом оставалось нетленным многие десятки лет. Стоило ему взять книгу в руки, как боль сразу ослабла.
Лараф съел двух больших лягушек, которых нелегкая занесла в склеп. Потом он полдня барахтался в жиже, пытаясь вылезти наверх, пока наконец ему не удалось проделать это при помощи грамотно вкопанной под углом крышки гроба.
Теперь Лараф сидел верхом на той же самой крышке. Он размышлял о том, что четыре года назад мог выбрать совсем другой склеп. Возможно, в нем действительно отыскалась бы пара пригоршней драгоценностей. А возможно – самосрабатывающий механизм, взведенная двуострая секира на упругой рессоре, которая расколола бы его череп надвое, как только он, Лараф, полез бы на ощупь под землю. Такую картинку он видел позже в «Семи Стопах Ледовоокого».
Зверда и Шоша бегло переговаривались на харренском. Лараф не разбирал практически ничего. Наконец Зверда сказала:
– Вот что, юный мерзавец. Ты можешь себе позволить не знать ничего из того, что знает гнорр. Но ты должен хотя бы научиться носить меч и держать в руках столовый кинжал с вилкой.
– Ну уж вилку-то я видел! – фыркнул Лараф. – К тому же, как и любой дворянин, я умею носить меч.
– Да? Тем меньше времени займет твое обучение.
