2
К приезду Тенлиль Лараф решил подготовиться. Но как именно ему нужно готовиться – он все не мог решить.
Все это время ему казалось, что он хорошо знает свою сводную сестру. Но когда дошло дело до того, чем обрадовать тайную гостью, он понял, что не знает ее вовсе. Где-то в дальних чуланах его памяти хранилось воспоминание, из которого вроде бы явствовало, что Тенлиль любит полевые цветы. Кажется, ромашки.
Лараф потребовал четыре корзины полевых ромашек. «Четыре – твое счастливое число», – говорили ему «Семь Стоп Ледовоокого» когда-то очень, очень давно.
Оказалось, что в варанской столице, где вроде бы есть что угодно от птичьего молока до рыбьей шерсти, в конце зимы ромашек нет и в помине! Лилии, фрезии, розы и орхидеи – пожалуйста. А ромашки… За ними, как выяснилось, нужно посылать в Магдорн.
Лараф решил не поднимать шума и для начала ограничиться розовыми орхидеями и дорогими подарками. Он был уверен, что как только Тенлиль увидит ожерелье с голубыми топазами, она тут же забудет обо всем, кроме любви.
Лараф был уверен, что Тенлиль полюбит его в новом красивом теле гнорра сразу, со всей пылкостью девицы, не знавшей, что такое настоящий мужчина. Разумеется, он не расскажет ей ни о чем – ни о своем чудесном превращении, ни о Зверде, ни о книге. Он будет Лагхой. Черным кудесником, наводящим страх на столицу. Может быть, когда-нибудь, когда он узнает ее лучше, он откроет ей секрет…
Лараф так замечтался, что не услышал, как на двери его тайного пиннаринского дома зазвенел колокольчик.
Через минуту те же четверо офицеров уже стояли перед ним. Лица у них были усталыми и озабоченными.
А где же Тенлиль? В глазах гнорра блеснули искры отчаяния. Он заорал на офицеров так громко, что это испугало даже его самого.
– Не волнуйтесь, милостивый гиазир. Она здесь. Она просто спит, – тихо сказал эрм-саванн. Судя по бледности его лица, он уже был готов к Жерлу Серебряной Чистоты.
Офицеры расступились. И только тогда Лараф увидел, что за дверью стоят носилки, накрытые черным бархатом. Под покрывалом угадывались очертания человеческого тела.
Старший сдернул бархатную занавесь.
Это действительно была Тенлиль. И она действительно спала.
– Все свободны, – бросил Лараф.
От вида Тенлиль у него перехватило дыхание.
– Это нюхательный порошок, – старший офицер протянул Ларафу пузырек. – Она слишком сильно нервничала. Нам пришлось усыпить ее – крики привлекали к нам внимание.
Лараф кивнул. Он не мог дождаться, когда же уберутся назойливые офицеры! Не успела дверь за ними закрыться, а Лараф уже стоял на коленях перед спящей сестрой.
Тенлиль была одета в то самое платье с серым фартуком и белым накрахмаленным воротничком, в котором обычно расхаживала по дому. Насколько мог вспомнить Лараф, у нее-то и было этих платьев два. Или, может быть, три. «Ничего, теперь у бедняжки будет тысяча платьев. Шилол пожри эту провинциальную скромность!» – подумал Лараф.
Он не спешил открывать пузырек с нюхательным порошком.
В сущности, ему не хотелось, чтобы она тотчас же проснулась.
Он с интересом разглядывал лицо спящей, на котором застыло выражение обиды и испуга.
Темно-русые волосы Тенлиль были собраны в целомудренную косу, которая покоилась на мерно вздымающейся груди. Только сейчас Лараф заметил, что ее платье в некоторых местах измазано коричневой грязью, которая свидетельствовала о том, что еще на тракте девушка предприняла попытку сбежать. Неудачную попытку, разумеется.
Лараф с умилением оглядел наливные веснушчатые щеки, которые так часто вспоминались ему ночами в Казенном Посаде. Ее тонкие белесые брови. Ее припухлые алые губы, намекавшие на потаенную чувственность.
Конечно, красота Тенлиль не соответствовала столичным канонам. Но сейчас сестра казалась Ларафу неописуемо привлекательной. Даже Овель, подумалось Ларафу, сущая дурнушка! Сущая столичная поганка!
Тенлиль была крепко сложена. Высокая грудь. Широкие бедра. Сильные, длинные руки. Все это вызывало у Ларафа недвусмысленный трепет. И даже коротко остриженные неухоженные ногти, которые так резко контрастировали с белыми мягкими лапками придворных дам, показались ему воистину небесными.
«Нет уж, милостивые гиазиры, столичной красотой я насытился по горло!» – едва не взревел от счастья Лараф. Он наконец-то осознал, насколько далеки его вкусы от столичного предложения.
Его рука как бы непроизвольно легла на грудь Тенлиль. От нее пахло парным молоком и дрожжами. Желание переполнило Ларафа. Он почувствовал внизу своего живота теплую тяжесть. Дыхание стало частым и горячим.
Конечно, он мог взять Тенлиль прямо так, спящей на носилках. И прежний Лараф, естественно, так и сделал бы.
О, сколько раз он, прежний Лоло Хромоножка, мечтал о таком средстве, которое сделало бы Тенлиль бесчувственной хотя бы на одну ночь! Сколько раз он спрашивал о таком средстве книгу. Но паршивка молчала! А тем временем в Своде Равновесия этим волшебным средством набиты сарноды младших офицеров!
Словом, прежний Лараф не стал бы церемониться и познал бы Тенлиль настолько быстро, насколько это было возможно. Но в том-то и дело, что Лараф больше не был собою прежним. Он больше не был эгоистом. Он был сверх-эгоистом.
И сверх-эгоист внутри него говорил ему, что если он сейчас поднимет юбки Тенлиль и раздвинет ее крепкие ноги, если он сейчас поступит так, как поступил бы он всего три недели назад, то испортит себе большее, ни с чем не сравнимое удовольствие покорить сердце Тенлиль и овладеть ею по праву собственности. Овладеть в качестве хозяина, а не в качестве браконьера.
Проделав над собой усилие, Лараф отвернулся от спящей. Открутил крышку пузырька с нюхательным порошком. Высыпал оранжевую пыль на ладонь и поднес ее к носу Тенлиль. Глядя на себя как бы со стороны, Лараф любовался своей выдержкой.
Спустя минуту Тенлиль пришла в себя. По ее телу прошла судорога, она закашлялась и села на носилках. Лараф повернул к ней свое исполненное любви лицо. Но в глазах Тенлиль кипел неподдельный ужас.
В следующее мгновение она пронзительно завизжала, вскочила на ноги, что было сил оттолкнула Ларафа, который пытался положить руки ей на плечи, и отскочила к двери.
К счастью для Ларафа, дверь была заперта на ключ, повернуть который ей не хватило сообразительности.
Тенлиль резко обернулась. Она была похожа на кошку, которую загнали в угол разъяренные псы. На кошку, изготовившуюся царапаться и шипеть.
В какой-то момент Ларафа испугала одержимость Тенлиль. Но довольно скоро он обнаружил, что ярость делает его сестру еще более привлекательной. За все время, проведенное вместе с ней в Казенном Посаде, Лараф ни разу не видел, чтобы она проявляла такой темперамент. Напротив, домашние ставили ее в пример Анагеле как образец сдержанности и благоразумия. Ничего себе благоразумие!
– Прекрасная госпожа, я прошу вас, не беспокойтесь! Вы находитесь в безопасности. Я желаю вам добра. Только что я дал вам нюхательный порошок, для того, чтобы привести вас в чувство. Посудите сами, если бы я хотел причинить вам зло, разве стал бы я будить вас?
Но Тенлиль ничего не сказала ему в ответ. Она по-прежнему вжималась спиной в дверь, тяжело дыша.
– Пожалуйста, прекрасная госпожа Тенлиль, не бойтесь меня! Я – ваш друг.
– Если вы друг… то откуда знаете мое имя? – спросила девушка.
– Я… я… мне сообщили его те люди, которые привезли вас сюда… – ответил Лараф и робко улыбнулся.
– Значит, эти головорезы с вами заодно! – истерично всхлипнув, бросила Тенлиль.
– Эти офицеры Свода Равновесия никак не могут быть головорезами. Они служат Князю и Истине, – увещевательным тоном продолжал Лараф. Он был уверен, что его слова заставят Тенлиль успокоиться, поскольку та, догадался Лараф, наверняка настроилась на что-то ужасное. Например, на то, что ее похитили из отчего дома разбойники.
– Я сама знаю, что это были люди Свода, – в отчаянии выкрикнула Тенлиль. – Я не слепая!
– Так в чем же причина вашего волнения? Не нужно так расстраиваться!
– Я не нарушаю ни законов, ни Уложений. Я честная девушка. Я знаю, что я ни в чем не виновата. И почему, почему меня как животное везут сюда, не сказав ни единого слова?!
– Вы действительно ни в чем не виноваты. Вам не предъявляют никакого обвинения, – продолжал Лараф.
– Тогда зачем меня притащили сюда, в этот притон сомнительного правосудия? – издевательским тоном поинтересовалась девушка. От страха она необычайно осмелела.
Лараф был совершенно не готов к такому обороту событий. И соответствующего ситуации вранья он, как ни странно, в запасе не имел. Вот почему он решил бросить на весы этого странного диалога последний довод – правду.
– Вас привезли сюда потому, что с вами хочет познакомиться гнорр. Гнорр – это самый главный начальник Свода Равновесия, если вы не знаете. А тех офицеров, что поступили с вами так невежливо и причинили вам столько неудобств, казнят завтра утром. Хотя едва ли это будет равной платой за ваши страдания. – Лараф выжимал из себя все крохи столичного вежества, припасенные за последнее время.
Лараф, конечно же, не упомянул о том, что офицеры, которых он так легко на словах казнил, всего лишь следовали его инструкциям с максимальной педантичностью. Он говорил «привезите ее как можно скорее» – и они привезли ее через два с половиной дня, не дав Тенлиль даже собрать вещи. Они не спали двое суток, меняя лошадей на каждой почтовой станции.
Он, Лараф, строго-настрого приказал не открывать Тенлиль, зачем ее везут в столицу. Он хотел сделать Тенлиль что-то вроде сюрприза – и два дня офицеры не проронили при девушке ни единого слова, общаясь при помощи языка жестов.
Он сам, Лараф, просил, чтобы по возможности все сохранялось в сугубой тайне от других офицеров Свода. Вот почему большую часть дороги девушку везли, накрыв черным покрывалом с магическими знаками на исподе!
– Предположим, вы меня не обманываете. Но только я ума не приложу, зачем этому самому гнорру со мной знакомиться. Мало ли гулящих в Пиннарине? Зачем ему понадобилась простая девушка из Казенного Посада? А офицеров казнить не надо. Они не виноваты. У нас рядом Крепость есть. Я знаю – они честные и смелые. Они делают, что им гнорр велел. А велел им гнорр меня как скотину сюда переправить. Да побыстрее. Так ведь?
Лараф не знал, что ответить. Он не ожидал, что Тенлиль окажется одновременно такой своенравной, пугливой и сообразительной! Впрочем, чего он ожидал и на что рассчитывал, он уже не мог точно сформулировать.
– Гнорр – не простой человек. Если он хочет познакомиться с вами, значит, у него есть на то резоны, – отвечал Лараф.
Тенлиль посмотрела на него с сомнением. Ее взгляд был исполнен такого негодования, что Лараф отвел глаза.
– Что за резоны?
– Гнорр влюблен в вас, госпожа Тенлиль, – сказал Лараф помимо своей воли.
– Полно врать-то, – хлюпнула носом Тенлиль. Казалось, она приходила в себя. – Он ведь меня даже никогда не видел!
– Но это сущая правда! – Лараф попробовал приблизиться к девушке. Вдруг ему показалось, что еще немного и все пойдет именно так, как он задумывал. И его рука будет удостоена чести прикоснуться к русой головке девицы исс Гашалла.
Не тут-то было! Стоило ему сделать шаг, как Тенлиль отскочила на два.
– Что вы от меня хотите?! – вскричала девушка. – Я не нарушала законов! – От видимости успокоения не осталось и следа.
Лараф упорствовал. В один прыжок он достиг Тенлиль и крепко схватил ее за руки. Однако, проявив необычайную сноровку, Тенлиль ткнула его коленом в пах. Лараф скорчился, взвыл от боли и отступил.
– Я хотел только подойти к вам поближе, – прошипел он, когда боль немного утихла.
– Зачем? Чтобы тискать меня и слюнявить?
– Чтобы успокоить вас, прекрасная госпожа, – в отчаянии произнес Лараф, с неудовольствием обнаруживая, что от Тенлиль он готов терпеть буквально что угодно. И такие взбучки в том числе.
– Успокоить? Это что – тоже приказ вашего гнорра?
– Нет. Это не приказ моего гнорра, – тихо сказал Лараф. – Гнорр не может мне приказывать. Потому что я и есть гнорр.
Глаза Тенлиль расширились от искреннего ужаса. Мгновение она сверлила Ларафа взглядом, чтобы удостовериться, не разыгрывают ли ее. Но по невозмутимости Ларафа она поняла, что ни о каких шутках не может быть и речи. Потому что таких шуток не бывает в природе.
Она отчаянно хлопнула ресницами, схватила ртом воздух и пробормотала что-то нечленораздельное.
Лараф вдруг подумал, что сраженная последним сообщением Тенлиль неровен час потеряет сознание. Интересное дело – наподдать в пах мужику, оказавшемуся самим гнорром! Но вместо обморока Тенлиль бухнулась на колени у ног Ларафа и, сжавшись словно перед бичеванием, залепетала нечто совершенно сумасшедшее.
Лараф разобрал что-то вроде «я заслужила казнь» и «прошу перед смертью направить письмо моей дорогой матушке»…
Наконец-то Лараф смог обнять Тенлиль. Но даже эйфория, охватившая его при ощущении тепла сестринского тела, не смогла заслонить от него очевидность того удручающего факта, что при каждом его прикосновении девушка вздрагивает так, как будто в нее тычут раскаленным прутом.
– Госпожа Тенлиль, мне понятно ваше волнение. Я понимаю ваши эмоции. Любая порядочная девушка на вашем месте чувствовала бы то же самое.
Но Тенлиль больше ничего не говорила. Она подобрала под себя ноги, согнула спину, зацепилась пальцами за носки туфель и, приобретя вид фантастической черепахи, пребывала в полном молчании. Она уже не всхлипывала.
В какой-то момент Ларафу даже показалось, что Тенлиль не дышит. Он тихо сидел рядом с ней. Ему было не по себе.
Вдруг он заметил, что белый воротничок на платье сестры в месте соприкосновения с шеей уже перестал быть белым и стал желто-серым. «Она не снимала платье три дня», – промелькнуло в голове у Ларафа. На него нахлынула волна жалости. Он положил руку на голову Тенлиль. На сей раз та не пошевелилась.
Она была в глубоком шоке. «Наверное, если бы я заявил, что я – Сиятельная Княгиня Сайла, она и то испугалась бы меньше», – вздохнул Лараф. Ему ничего не оставалось, как продолжать свои увещевания.
– Тенлиль, вы станете богатой. Все будут кланяться вам. Вам будет позволено все. И я влюблен в вас, – говорил Лараф, который ощущал, что часть звериного отчаяния Тенлиль понемногу передается и ему.
Но Тенлиль по-прежнему молчала. От этого отчаяния хотелось выть по-волчьи. Неужели все впустую?
– Вы совершенно свободны и вы можете уйти. Я не хочу вас неволить. Мне нужна любовь, а не рабская покорность. Вы правы – гулящих в Пиннарине гораздо больше, чем торговцев сладкой водой. И хотя мне нужна только одна вы, вы свободны, – сказал Лараф, когда все остальные аргументы были исчерпаны.
Последние слова, к вящей радости Ларафа, дошли до сознания девушки.
Она наконец-то подняла глаза на Ларафа. Эти глаза, казалось, изменили цвет – с голубого на сталисто-серый. Словно ясное небо заволокли грозовые тучи. Веки были красноватыми и казались отекшими. В остальном лицо Тенлиль было бледнее снега.
– Вы не шутите? Я правда могу уйти? – шепотом спросила Тенлиль.
– Конечно можете, – сказало устами Ларафа великодушие гнорра, в изображении которого Лараф успел поднатореть. Как выяснилось – поднатореть чрезмерно.
Получив подтверждение, Тенлиль неожиданно шустро вскочила на ноги и бросилась к выходу на лестницу. Лестница вела в вестибюль, который открывался в суровую пиннаринскую ночь.
«Что я сказал, какой я болван! Кто меня тянул за язык?!» – спохватился Лараф. Тенлиль, на сей раз выказавшая больше сметки, крутила ключ в замке.
– Прекрасная госпожа! Быть может, вы дадите мне шанс? Ведь если вы уйдете, у вас уже не будет возможности узнать меня лучше! Разве я не нравлюсь вам?
Лараф решил начать с заговаривания зубов, продолжить просьбами и мольбами, оставив угрозы на крайний случай. Словом, делать что угодно, лишь бы не допустить той самой «свободы», которую только что так опрометчиво пообещал. «В крайнем случае кликну охрану… пусть снова усыпят ее», – впопыхах решил он.
– Разве я вам совсем не нравлюсь? – повторил Лараф.
Выпустив из рук ключ, Тенлиль внимательно разглядывала гнорра. Довольно долго она всматривалась в его лицо, фигуру, с опаской изучала детали его одежды.
– Вы очень красивый, милостивый гиазир гнорр, – робея, сказала она.
– И это все? – спросил Лараф. Он не сумел скрыть разочарование.
– О нет, милостивый гиазир гнорр! Не все! Конечно, не все! Вы вроде Шилола. У вас власть делать что угодно. Но…
Тенлиль замялась. Она опустила глаза.
– Что «но»?
– Но вы сказали, что вам нужна любовь. Верно?
Лараф кивнул.
– А я не могу полюбить вас.
– Я не заставляю вас прямо сейчас взять и полюбить меня. Я просто хотел сказать, что возможно в будущем, когда вы узнаете меня лучше, вы сумеете полюбить меня. Я же не какое-нибудь чудовище.
– Нет, вы очень красивый, милостивый гиазир гнорр, – твердила Тенлиль. – Но…
– Ваше сердце не свободно? – подсказал Лараф.
Эту фразу он заготовил еще вчера вечером. Правда, он очень надеялся, что воспользоваться ею придется для придания домогательствам пикантности, а не для выяснения правды.
– У меня не было мужчин, – отвечала Тенлиль.
– Тогда в чем дело? – Лараф попробовал улыбнуться.
– Я просто чувствую, что не смогу полюбить вас. Мне не хочется вас обманывать. Вы такой добрый.
– Почему вы так «чувствуете»?
– Потому… – Тенлиль замялась, словно решая, стоит ли продолжать. – Потому, что вы… вы… чем-то похожи на моего брата Лоло.
Лараф сглотнул ком холодного воздуха. В какой-то момент ему показалось, что вся челядь Казенного Посада сейчас наблюдает за этой сценой, припав к щелям в оконных занавесях. От этого у него слегка закружилась голова. Но он совладал с собой.
– Надо думать, ваш брат Лоло подлец и негодяй?
– О нет, милостивый гиазир гнорр, – запинаясь, запротестовала Тенлиль. Она догадалась, что сказала нечто, чего говорить вовсе не следовало. – Лоло славный, он такой… такой деликатный… Я даже люблю его… как сестра. Но я лучше утоплюсь, чем разрешу его руке прикоснуться ко мне вот здесь.
Тенлиль коснулась своей пышной груди, обтянутой серой чесучой, и зарделась.
– Что ж, в таком случае можете идти, – выдавил Лараф и повернулся к окну. Ни на мольбы, ни на угрозы у него уже не было душевных сил – словно половина Ларафа умерла в это мгновение.
Он слышал, как Тенлиль простукала каблуками сбивчивый ритм своего бегства.
Он вытянулся на кушетке, относительно которой еще час назад у него были гораздо более радостные планы, лицом вниз.
Ему очень не хотелось заплакать. И он не заплакал. Только в горле у него стоял ком, похожий на заледеневшую медузу. Пролежав так с полчаса, Лараф вдруг заметил, что лежит он на книге.
Не без усилия опустошил он свой ум и раскрыл «Семь Стоп Ледовоокого». Он хотел утешения, совета, головоломки – чего угодно, лишь бы не вспоминать, как вздрагивает обернутая несвежим воротничком шея Тенлиль от его утешительных поцелуев.
Книга открылась.
«На владыку Асетокра у любой красотки мокро», – прочел он на одной из страниц Синего Раздела.
Таких издевательских каламбуров его подруга ему еще не подкидывала. Лараф взвыл, словно только что получил еще один удар в пах. Раздражение его было столь велико, а обида – столь жгуча, что он размахнулся и изо всех сил швырнул книгу в сторону окна.
Пролетев неожиданно значительное расстояние со скоростью, втрое превышающей нормальную, книга врезалась в стекло, обрушила его на подоконник и вылетела наружу, словно была каменной и вдобавок крылатой.
Книга исчезла за окном. Лараф услышал, как она шлепнулась на мостовую.
Вдруг гнев его утих, словно бы его рукой сняли. Вместо него снова нахлынула тоска. Только теперь Лараф не мог понять, без чего он тоскует больше – без ушедшей сестры или без книги.
«Надо пойти поднять. Не то приханырит ее какой-нибудь длиннорукий пар-арценц», – решил Лараф.
Когда Лараф, отирая измазанный грязью оклад подруги шелковым рукавом своей рубахи, снова входил в дом, мысли о Тенлиль, пробирающейся через сумрачный и опасный город без гроша в кармане, его уже не донимали.
