Глава 11
В Логове царил ад.
Разработанный Мастером план контропёрации полетел ко всем чертям, и не исключительно вследствие вошедшего в легенду чутья Лиса. Рано или поздно именно к такому результату должна была привести ставка на отморозков, считавших выстрел в голову лучшим решением любых проблем…
…Три выпущенные Ахмедом твари воспользовались свободой сполна. Они мстили за все, что творили с ними люди, хотя не знали и не помнили, что такое месть. Но они были созданы, чтобы убивать – и убивали.
…Двое дежуривших у вертолетов парней, прилетевших днем с Мариком, никогда не имели дела с ликантропами. И не готовились к встрече с таким противником. Они готовились красиво провести противодиверсионную операцию: уложить часть ожидаемой разведгруппы, а остальным всучить дезу – и дать уйти. Несущуюся из полумрака рычащую тень парни приняли за большую собаку. Один даже замахнулся прикладом: «А ну, пшла!!!» Через три секунды оба были мертвы…
…В сотне метров от них парочка местных раздолбаев приступила к выполнению задания – слить из «кашки» большую часть горючки. Покойный Марик был уверен, что его приказ давно выполнен, но… Но сначала не оказалось на месте придурка Ставрюка, заведовавшего складом ГСМ – а в его ведении находилась бензовозка, потом заявились лаборанты с бутылью спирта, что-то там обмывающие, вроде чье-то рождение, или день ангела, или… – короче, пришлось принять по чуть-чуть, чтобы не обидеть хороших людей, а тем временем Ставрюк, мелькнувший Летучим Голландцем, снова куда-то исчез… В общем, когда раздолбаев начали убивать, они только-только скачали остатки топлива с двух Ми-8 и собрались повторить ту же операцию с Ка-26… Над одним из них оборотень задержался – урча и взрыкивая, сдирал мясо с костей, торопливо глотал. Другой раздолбай за это время успел убежать на полторы сотни метров паническим зигзагом. Насытившаяся тварь догнала его с ленцой и убила, перекусив шею у затылка. Жрать не стала…
…Бойцы – шесть человек – подтягивающиеся от дальнего края периметра к точке подрыва стены, о ликантропах имели достаточное представление. Но ничего не знали о готовящейся ночью обставе. И действовали согласно инструкции – немедленно двинулись к месту ЧП. В автоматах были магазины с обычными патронами… Оборотень одним прыжком оказался между ними – так волк врывается в центр сгрудившейся отары, к ягнятам и яркам, – и начал резню. Эти сопротивлялись дольше, четверо успели пустить в ход оружие – но все рухнули с разодранными глотками. Именно на их останки натолкнулись Лисовский и Петрусь…
…Вышедшим из штаба повезло больше. Пробежав около половины пути, они услышали стрельбу позади, в покинутом здании. Повернули назад – и как-то разминулись с третьим ликантропом. Настиг он их только у дверей штаба. Встретили огнем, и, потеряв трех человек, успели запереться. Внутри ждало жуткое зрелище – заваленный телами коридор и двое контуженных взрывом гранаты, не способных толком объяснить, что здесь произошло. Разъяренная несколькими попаданиями тварь тем временем начала таранить —дверь. Филенка трещала и прогибалась от ударов бросающейся с разбегу туши…
…Все происходило быстро и почти одновременно. Никто не понимал ничего. В двух или трех местах свои стреляли по своим. Бухал гранатомет – кто? зачем? в кого? Полыхнули две резервные емкости с ГСМ – языки пламени осветили место побоища, но понимания пытавшимся что-то понять не прибавили… Тщательно просчитанная операция, в которой одна из сторон была проинформирована обо всех ходах противника, полетела к чертям. А противник сыграл совсем по-другому…
– Куда идем? – слишком громко спросил Миша. Уши и у него, и у Надежды были заложены после грохота рванувшей в замкнутом пространстве РГД-5. Ладно хоть оказалась не «эфка», осколки той дают в помещениях самые невероятные рикошеты, сохраняя при этой убойную силу.
– В виварий? – снова спросил Миша. – Или на вертолетную?
Надежда огляделась. Они только что выскочили из здания штаба – и бегом рванули в темноту. Погони не было.
– Погоди… К черту виварий. Если это крендель не врал, нам ихние морские свинки не по зубам. Берем его самого, и – к майору.
Но Деточкина на месте не оказалось. Надежда скрипела зубами на напарника, тот клялся и божился, что надежно при-найтовал пленника к дереву… Но факт был налицо: не то Деточкин умудрился освободится сам, не то на него напоролся кто-то из соратников.
– Погано, – констатировала Надежда. – Его байкам без доказательств кто поверит?
Вокруг усиливались звуки боя. И некоторые из этих звуков казались странными. Подтверждающими не менее странные рассказы пленника.
Принять какое-либо решение они не успели. Запищал крохотный цилиндрик рации – канал связи с майором. Связи на самый последний, крайний случай, когда терять и опасаться будет уже нечего.
Цилиндрик пискнул и смолк. Свой вызов Лисовский не повторил, и на их вызов не ответил. Надежда безуспешно терзала рацию, а Миша подумал: «Похоже, с Лисом действительно произошел крайний случай. И последний».
Надежда скомандовала:
– Идем к водонапорке. Широким поиском. Они где-то здесь… Бегом марш! Они побежали.
В штабе тоже пытались наладить связь – с Петербургом, с Мастером.
Пытался Юрик Копылов – молоденький радист, попавший в Логово сразу после срочной, по родственному блату.
Дежурить радистам полагалось всегда по двое, но… При отлучках Мастера, как везде и всегда то бывает, дисциплина слабела, а Юрик, недавно пребывавший в почетном статусе дембеля, среди матерых контрактников вновь угодил на роль зеленой салаги… В общем, он был один.
Ему единственному Марик приоткрыл свое инкогнито и некоторые детали предстоящей ночи (точнее, запланированного Мастером ее развития). Открыл – и отдал строгий приказ: сидеть за запертой дверью, ничего не предпринимать, никому не открывать, носа не высовывать.
Юрик сидел.
Когда на первом этаже вспыхнул бой, ему показалось: запланированная инсценировка идет не совсем по плану. Но приказ не нарушил. Тем более что вскоре грохнула граната и пальба стихла. Юрик немного успокоился. Однако затем выстрелы вновь затрещали – на улице, у входа в штаб…
Он выглянул, увидел мечущуюся среди людских фигур огромную стремительную тень – и бросился к пульту связи…
Юрик не знал кода, позволявшего немедленного связаться с Мастером – соединяли их мучительно долго. Вопли и топот переместились внутрь штаба. Но там пока не стреляли…
…Наружная дверь содрогалась от ударов. Косяки трещали. Мелко сыпалась штукатурка – фонари выхватывали облачка невесомой белой взвеси. Ни единого плана, ни единого руководства у уцелевших не было. Кто-то орал про спецпатроны, хранившиеся лишь на складе да в оружейной комнате вивария. Кто-то – про гранаты. Кто-то тишком-молчком рванул наверх – спрятаться, запереться, отсидеться… Про окно с вынутой решеткой не вспомнил никто.
Трое или четверо, сохранившие способность к действию, торопливо наваливали перед дверью хилую баррикаду. Постепенно к ним присоединились и остальные – кто не разбежался и не попрятался. Баррикада росла: столы и стулья, тумбочка дневального, и даже обшарпанный бюст Ильича из бывшей ленинской комнаты – ныне о его лысину гасили окурки в курилке…
…Сбивчивый доклад Юрика закончился неожиданно: в наушниках раздался короткий громкий треск – яростно и неразборчиво оравший голос Мастера исчез. Юрик заподозрил, что Мастер шарнул об пол или стену микрофоном, или трубкой, или что там у него было… Не понял другого: что теперь делать. И когда вопли и выстрели раздались уже внутри здания, он нарушил все приказы и инструкции – бросил пульт, подхватил свой АКС и отпер железную дверь. Даже не сделав соответствующей записи в журнале…
…Баррикада не помогла. Не потребовалась. Возня у штаба привлекла внимание второй твари, несшейся по Логову широким зигзагом… Она сразу учуяла тянущийся из открытого окна запах еды – сдобренный, как приправой, острым запахом страха. Зверь прыгнул в окно, не раздумывая. Раздумывать он неумел…
…Замок не поддавался трясущимся пальцам – когда Юрик выскочил в коридор второго этажа, стрельба смолкла. И вопли тоже. Снизу раздавался одинокий крик – пронзительный и бесконечно-долгий, казалось, столько человеку не вытянуть одну ноту, не хватит воздуха в легких, – но крик звучал и звучал. Потом резко оборвался. В тишине послышались звуки – негромкие и оттого особенно жуткие: чавкающее урчание. А еще – шаги. Тяжелые, неуверенные – кто-то поднимался по лестнице. Юрик вскинул в ту сторону автомат, забыв, что патрон не дослан… В полутьме над верхними ступенями лестницы показалось и стало медленно подниматься нечто страшное, кровавое, искореженное… На жутком месиве блестел уцелевший глаз – и Юрик понял, что недавно оно было человеческим лицом; понял и хотел закричать, глотку перехватило, наружу рвалось хриплое бульканье; человек на лестнице стал виден уже до колен – шатаясь, с трудом, но упрямо поднимался – и совсем неподходящим к моменту, игривым жестом помахивал чем-то, зажатым в левой руке: через секунду Юрик увидел, что это не зажато в руке, это сама рука, кисть и запястье, повисшие на кровавых лохмотьях – понял и наконец закричал. Так же долго и пронзительно, как недавно кричали внизу. Поднимавшийся человек упал, ударившись бывшим лицом о верхнюю ступеньку. И стал медленно, словно стекая, сползать вниз. Потом движение его мгновенно ускорилось – он исчез из виду рывком. Юрик бросился обратно, за железную дверь, не прекращая крика.
Замок снова не хотел срабатывать, затем закрылся неожиданно легко, и Юрик понял, что запирает его двумя руками, а автомата нет, автомат остался в коридоре, за дверью, и подумал, что Мастер за такое… – он отчаянно пытался представить, как же его накажет потом Мастер, ему очень хотелось, чтобы наказание было, и потом – было, и он старался думать об этом, только об этом, лишь бы не думать о том, что творилось снаружи…
Потому что там происходило неправильное. То, что происходит лишь в кошмарных снах, когда ноги обмякают и сердце превращается в ком холодной ваты, но где-то в глубине все равно живет спасительное знание: всё невзаправду, проснусь – и всё кончится… То, что наяву можно с ужасом и отвращением услышать, узнать, прочитать про других, а с то-бой такое никогда не случится…
В дверь ударило – мягко и мощно.
Дверь была достаточно прочная – и, пожалуй, смогла бы противостоять ликантропу. Если бы устанавливавшие ее не схалтурили. Стальные штыри, крепившие косяки к стенному проему, были утоплены не в железобетон – лишь в толстый слой штукатурки. Кому-то показалось в падлу возиться с перфоратором…
Когда от косяков зазмеились трещины, Юрик метнулся туда-сюда испуганным мышонком – к зарешеченному окну, к столу, заставленному аппаратурой – и забился в двухстворчатый шкаф. Скорчился внизу, раздвинув в стороны кучу какого-то хлама. Дверцы изнутри плотно закрыть не получилось, и сквозь щель в палец шириной он видел, как дверная коробка ввалилась внутрь, а больше ничего видеть не захотел, плотно зажмурил глаза, как при давних играх в прятки: меня не видно, меня не найдут, – в детстве иногда помогало… Но слух и обоняние остались, он слышал низкое негромкое рычание, чуял острый запах крови и чего-то еще, очень мерзкого, хотелось молиться, он не умел, и лишь твердил про себя: «Мамочка, мамочка, мамочка, сделай так, чтоб меня не нашли…»
Огромная башка разбила дверцы шкафа, и оскаленная пасть ухватила все, что смогла зацепить: и висевшую на плечиках униформу, и валявшиеся внизу скомканные простыни распечаток, и бедро Юрика – он взвизгнул не столько от боли, сколько от обиды за несправедливый финал последней игры…
Умер Юрик быстро.
Всего в Логове до сегодняшнего вечера находилось тридцать девять охранников (считая Ахмеда). Они же по совместительству выполняли обязанности радистов и водителей, смотрителей при клетках вивария и даже поваров – контингент Мастер подобрал разносторонний. С прибывшим пополнением их стало пятьдесят четыре. К тому моменту, когда одна из тварей выбила дверцы шкафа и убила радиста Юрика, в живых осталось меньше трети охраны.
Сотрудников «ФТ-инк.» и Лаборатории, регулярно вылетавших в Логово для тех или иных опытов, сейчас не было – все командировки после ЧП со сбежавшим объектом прекратились.
Но оставался еще постоянно живущий здесь научный и вспомогательный персонал – лаборанты, вертолетчики и их механики, Деточкин и пятеро его сотрудников из технического отдела, врач, два фельдшера-ветеринара, таинственная личность, в редких перерывах между запоями утверждавшая, что она ксенопсихолог и т. д. и т. п. Всего сорок восемь человек…
Кое-кто из них знал непозволительно много. И, по как-ой-либо случайности угодив в руки поджидаемых сегодня диверсантов, мог наговорить лишнего.
Поэтому за три с лишним часа до времени «Ч», сообщенного «двадцать седьмой», трое прибывших с пополнением бойцов прошлись, собирая специалистов, по бывшим казармам, разделенным ныне тонкими дощатыми перегородками на комнатушки. И без особого шума и суеты, группами по пять-шесть человек отправляли персонал в подземный командный пункт, переоборудованный из единственного уцелевшего на Объекте бомбоубежища. Не попал туда лишь Деточкин, срочно вызванный на связь с Питером.
Пятерых последних никуда не отправили, – троим, спавшим, резанули ножами по горлу, зажав рот ладонью. Двух бодрствующих положили из бесшумок.
Трое из этой пятерки считались активными сторонниками Генерала. Еще один, знавший очень много, ни в какую не желал продлить контракт с «ФТ-инк». Пятым – непонятно за что – пострадал выдававший себя за ксенопсихолога алкоголик.
…В бомбоубежище оказалось тесновато. Рассчитанное на сто двадцать человек, оно в позднейшие времена было разделено – не совсем справедливо – на командный пункт, комнаты для отдыха начальства и крохотный общий зал для личного состава. В последнем помещении (первом от входного тамбура) и собрались ничего не понимающие специалисты.
Курили, вполголоса переговаривались. В тусклом свете единственной лампочки рассматривали украшавшие стены старые плакаты. «Отделение в обороне», «Неполная разборка-сборка АКС-74», «Поражающие факторы ядерного взрыва», – в общем, не Дрезденская галерея.
И не могли взять в толк, что происходит. Спрашивали у троицы мрачных парней с автоматами – те были лаконичны: приказ.
На самом деле и они не понимали, что творится наверху. Выходили к наружной бронедвери, отдраивали окошечко-амбразуру, прислушивались… Судя по доносящимся звукам, происходило нечто не запланированное.
Попробовали связаться с Мариком – неудачно. С парнями у вертолетной – тот же результат.
Наконец, по местной линии дозвонились до главного КПП – что, мол, происходит? Хриплый, сорванный голос рявкнул: «…здец происходит!!!» – и трубку на другом конце линии бросили. На повторный звонок туда же не отреагировал никто…
Посовещавшись, решили – одному надо сходить на разведку. Может, давно пора рвать когти, а не просиживать штаны тут, в железобетонной мышеловке… Стали тянуть на спичках.
…Тварь – та, что так и не смогла вышибить забаррикадированную дверь штаба – подыхала. От банального голода. Слишком много сил ушло на регенерацию повреждений, нанесенных несколькими очередями в упор. А до спрятавшейся в каменной берлоге еды добраться не удалось…
Зверь потащился из последних сил (со стороны это выглядело стремительными прыжками) на поиски более доступной добычи. И натолкнулся на след – свежий, широкий, четкий… Много, очень много так необходимого ему мяса прошло здесь – и совсем недавно… Ликантроп поковылял по следу.
Протаранить броневую дверь бомбоубежища он не стал пытаться. Залег неподалеку, ожидая своего шанса.