Глава 4

«То не громы над Псковом ударили, то не молнии сверкнули под Изборском, то ударили витязи русские, то сверкнули мечи их булатные…» Слова эти, распевно произносимые надтреснутым, но сильным голосом, доносились до меня с соседнего возка, сопровождаемые перебором гусельных струн и скрипом множества колес. Воинство Володимира Муромца готовилось всей своей невиданной для Руси мощью обрушиться на одинокую княжью дружину потомка брата великого Рюрика Трувора, не пожелавшего признавать выскочку и онука крестьянского. Клубилась меж вековыми дубами пыль, поднимаемая тысячами коней богатырских на лесных дорогах, катились возы с доспехами и провиантом, шли пешие отряды оружных воев постоять за землю русскую.

Пользуясь временной передышкой, я отдыхал, лежа в возке, все еще окончательно не придя в себя после схватки с медведем.

— Эк тебя плющит-то, — усмехнулся, подъезжая поближе, Лис, уже обретший свою привычную непринужденность. — С чего бы это вдруг?

— Сам бы попробовал.

— А со стороны поглядеть, так явно заказной бой. Секунд десять ты перед ним танцевал ламбаду, а потом, когда мишка решил составить тебе пару, ты на него напал и зверски избил.

— Лис. — Я страдальчески поморщился.

— Шо Лис, ну шо Лис, — издевался напарник. — Я даже тотализатор не успел открыть, как ты его нокаутировал. Ну разве это по-товарищески? Будь я режиссером на съемках кина, ей-богу, заставил бы переснимать дубль.

Я вспомнил страшные медвежьи объятия, щелкавшие над головой челюсти, никогда не знавшие зубной пасты, скрежетание когтей по яцериновой кольчуге и отвернулся, стараясь скрыть вновь подступившую дурноту.

— Кстати, Вальдар, — не унимался венедский зубоскал, — поведай мне в качестве дележа опытом: это ж как нужно схватить бедную тварь, чтобы наковырять в ней столько скважин? Порвал, шо Бобик грелку!

— В каком смысле?

— В смысле шестнадцати дырок.

— Почему шестнадцати? — удивился я, пытаясь поточнее разделить шестнадцать на пять.

— Я почем знаю?! Четыре серии по четыре дырки.

— Почему по четыре?

— Ты меня спрашиваешь?! — возмутился Лис. — Можно подумать, это я ведмедыка закатував. Но дыры очень глубокие. Словно ты его когтями рвал.

— Ничего не помню, — вздохнул я. — Он меня, видимо, лапой по голове зацепил, потому что у меня потом еще полдня картинка мелькала то цветная, то черно-белая.

— Не цеплял он тебя лапой, это я тебе точно говорю.

Я молча пожал плечами.

— Ладно, подследственный, допрос с пристрастием отложим на более позднее время. Вон тебя Кнут разыскивает. — Он хлестнул коня. — Позже договорим.

Преданный слуга Хельмута Штолля, приведший из Старой Руссы в армию Муромца обоз с провиантом, купленный Ганзой, ждал прохождения войск, чтобы отправиться в обратный путь.

— Добрый день, господин рыцарь. — Поравнявшись с моей телегой, Кнут предупредительно поднял свой колпак и состроил такую участливую мину, что стал неуловимо похож на фреску «Дева Мария, скорбящая над сыном». — Хозяин велел узнать, как ваше здоровье. Если вы еще не поправились, он просил передать вам эту мазь на пчелином яде, которая быстро вернет былую силу.

Он склонился ко мне, протягивая опечатанный сургучом глиняный кувшинчик, и, зыркнув вправо-влево, прошептал:

— Хозяин велел вам узнать у Муромца, с чем связана покупка кораблей и собирается ли он идти в поход на Ревель и Ригу. Если да, в Пскове найдите любого ганзейского купца и передайте ему этот кувшинчик для Хельмута Штолля с благодарностью.

— Это все? — отрезал я.

— Нет, — со все той же ласковой интонацией произнес Кнут, поднимая на меня холодный, как балтийская зима, взор. — Хозяин велел вам напомнить, что ваше место не в телеге, а подле Володимира Ильича. Так что выздоравливайте скорее, господин рыцарь, — закончил он значительно громче, выпрямляясь в седле, — герр Штолль надеется скоро видеть вас в добром здравии.

— Але, Капитан! — донеслось до меня. — Шо хотел этот брат милосердия?

Я хмыкнул:

— Не понял. С какого бодуна? — возмутился Лис. — Что, в Новгороде уже и пару кораблей продать нельзя?

— Кто бы мог подумать, что у местной публики столь нежные желудки? — попытался оправдаться Лис.

— Что ты имеешь в виду? — серьезно отозвался Лис, выслушивая мои тезисы к будущему докладу.

— Если б все было так просто, — вздохнул я. — Если бы Муромец, как ты говоришь, запродался, вряд ли Штолль нанял бы меня за ним надзирать.

Конный вестовой, пролетая вдоль колонны, притормозил скакуна возле моего друга, не давая ему развить свою мысль по поводу горящего отпуска и отлынивания начальства от выполнения возложенных задач.

— Ты будешь Лис Венедин? — поинтересовался всадник.

— С утра, во всяком случае, был, — отозвался командир венедских лучников.

— Муромец к себе кличет. Разговор у него есть.

Муромец поджидал моего напарника, восседая на спине огромного фризландского жеребца, мохноногого, длинногривого, топчущего землю копытами величиной с обеденную тарелку. Насколько я знал, еще десяток таких же, перевезенных специально под его седло, двигались в следовавшем за войском табуне, ожидая принять на себя без малого два центнера богатырского веса.

— Так, значит, ты и будешь Лис Венедин? — Володимир Ильич смерил собеседника долгим взглядом.

— Был, есть и буду, — отозвался мой друг. — А что, есть какие-то иные предложения?

— Да нет, — покачал головой полководец. — Зовись как пожелаешь. Я о другом тебя расспросить хотел. Мне тут сказывали, что той зимой ты невесту князя Олега Ярославовича в Изборск к жениху вез. Правда ли?

— Путают люди. Я не невесту, а ее старшую сестру сопровождал. Аделаиду, жену графа Шверинского. Но на свадьбе, было дело, гулял. Знатное веселье было.

— Хорошо, — перебил его Муромец. — Стало быть, ты и князя, и женку его успел рассмотреть?

— Да так. Кого ж на свадьбе-то разглядишь, чай, не смотрины.

— И то верно, — согласился Володимир Ильич. — Но ты-то лучник, у тебя глаз зоркий, что-то же небось да заприметил? Вот и поведай мне, что за птица князь Олег.

— У-у, батюшка. — Лис задумчиво поглядел в небо. — Орел-птица. Силенок у него, пожалуй, маловато, но когти во все стороны, чуть что не так, тотчас по темечку клюнет. Он же двенадцати лет от роду сиротой остался: псковитяне отца его на копья подняли, когда тот пытался им напомнить, что Псков в землях изборских стоит, значит, князю дань платить повинен.

Сказывают, княжич вместе с батькой был, да каким-то чудом спасся, но отца на рогатинах он воочию видел и псковитянам того не простил. Покуда те мыслью утешались, что княжич годами мал, он собрал верных отцовых дружинников да на переходе из Чудского озера в Псковское перенял торговый караван, идущий с товаром в Псков. Думаю, что те из горожан, кто после этой ярмарки выжил, надолго ее запомнят. Да вот только немного таковых осталось.

— Слыхал я о том сказ, — мрачно кивнул Муромец. — И о том, что ливонцы тем временем Юрьев себе захапали, слышал. Говорят, он после того без малого год Юрьев в облоге держал.

— Держал, — согласился Лис, — да только без толку. Сил-то у ливонцев куда как поболе будет. Хотя, сказывают, страху он на них нагнал немалого.

— Что и говорить, славный князь. Уж, почитай, сколько лет один против Ливонии край земли русской держит. Ведомо мне, первую его жену ливонцы в полон взяли?

— Взяли, — подтвердил Венедин. — Требовали, чтобы он принял вассальную присягу и впредь бы держал свои земли от ордена. Князь их и слушать не стал. Посадил посольство на лошадей задом наперед, ноги под брюхом связал да в таком виде из земли своей и выгнал. Так, сказывают, господа рыцари жену его, дочь полоцкого князя, в каком-то дальнем монастыре гладом и холодом морили.

— А я слышал, будто ее кинжалом закололи, — задумчиво произнес Муромец, похлопывая по холке своего огромного коня.

— Может, и кинжалом, — пожал плечами Лис. — Не в том суть дела. За смерть жены своей князь сторицей заплатил. Сколько замков порушил, сколько маетков пожег — и не счесть.

— Ливонцы, я так понимаю, тоже в долгу не оставались.

— Не без того, — согласился Лис.

— Да, славный князь, — вновь повторил Муромец. — Таких бы поболе. Жаль против него идти.

— А то не жаль! Коли его одолеем, кто границу охранять будет? Мы уйдем — ливонцам дорога откроется: хошь на Псков, хошь на Новгород.

— Верно речешь, Венедин, — задумчиво произнес Володимир Ильич, глядя вперед на колыхающиеся по ветру дружинные стяги. — Я вот что думаю, — продолжил он, устремляя на Лиса немигающий пристальный взгляд, — последнее дело для нас с изборцами биться. Миром все порешить надо.

— И то верно, — кивнул Лис.

— А коли верно, так слушай, — резко бросил богатырь. — Нужен надежный человек, князю лично ведомый, который бы к нему пробрался да растолковал, что нет нам резона с ним воевать. Одно дело делаем. Вот я и думаю: ты с ним из круговой чары пил, на язык, сказывают, боек, до всякого проворства ловок, стало быть, лучшего гонца и не сыскать.

— Оба-на! — Голос Лиса на канале связи был полон торжествующего энтузиазма. — Вот так вот, командир! Пока ты «в каталке бледен, недвижим, страдая раной», я счас на раз, два, три дипломатическую карьеру сделаю. Так что, если оклемаешься, приходи, я тебя по старой дружбе швейцаром устрою.

— Да ну тебя, — огрызнулся я. — Ты еще никуда не поехал, и уж тем более не вернулся, увенчанный лаврами.

— Так это мы быстренько! — Лис склонил голову перед Муромцем. — Мудро баешь, Володимир свет Ильич. Как ты сказал, так я и сделаю. Проберусь в княжий стан змеей неслышною, передам все от слова до слова. Соловьем разольюсь. Уговорю Олега Ярославовича не обнажать меча против войска нашего.

— Вот и славно. Как только передовые дадут знать, что дружина княжья супротив стоит, пойдешь туда послом.

— С превеликой радостью, — вновь склонился в поклоне Лис.

Однако время шло, а передовые разъезды, посланные Муромцем в поиск, все не докладывали и не докладывали о появлении изборской дружины.

— Не, ну это издевательство, — возмущался Лис, денно и нощно вынашивающий в голове страстные монологи, предназначенные для ушей князя Олега. — Мы на войне или куда? Он полководец или где? Шо он себе думает? Мы уже три дня в пути, а изборским духом даже и не пахнет!

— Вот именно, что полководец, — лениво отозвался я, придерживая Мавра, рвавшегося перейти с шага на рысь. — Наверняка он выступил к Пскову и оттуда послал известие, что идет на нас. Силы у него невелики, но зато они будут свежими, да плюс за спиной мощная крепость. А наше войско порядком утомится в дороге, да к тому же пока оно все дотянется до Пскова, князь Олег успеет разгромить добрую его половину на марше.

— Ну, это еще бабушка надвое сказала.

Я пропустил его фразу мимо ушей. Уже вечерело, и пора было позаботиться о ночлеге. Сказать по правде, меня уже немного утомила необходимость ночевок под открытым небом среди березовых рощ, дубрав, сосновых боров и уж черт знает чего, произрастающего в этих краях повсеместно. Я с грустью вспоминал те времена, когда мне уже приходилось тащиться через всю Русь, точнее, Россию, направляясь в гости к Емельяну Пугачеву, а потом от него, ко двору Екатерины II. Но к тому времени дороги все же обросли постоялыми дворами, селами, да и с городами было погуще, а здесь: леса, леса и снова леса, сколько охватывал взор.

Закончив пререкаться с Лисом, я послал трех всадников подыскать поляну, достаточно большую, чтобы вместить наш отряд. И когда последний луч солнца скрылся за лесом, мы стали лагерем на лесной опушке вблизи ручья, стремительно несшего свои воды к маячившей впереди реке. Направленные за дровами воины вернулись с охапками валежника, кашевары наполнили водой свои котлы, и вскоре стоянка приобрела вполне жилой и даже довольно уютный вид.

Спустя пару часов, когда каша была съедена и котлы вымыты, отзвучали песни Лиса и долгие истории о былых боях и странствиях, над лагерем повисла тишина, нарушаемая лишь богатырским храпом да фырканьем лошадей.

Мы с Венедином сидели у костра, подбрасывая в огонь ветки и негромко переговариваясь.

— Скажи-ка, дядя, — тихо спросил Лис, — сколько, по твоим прикидкам, мы должны еще торчать на моей исторической родине, собирая ягоду-малину для институтского пирога?

— Все зависит от того, на какой уровень информации рассчитывает наше начальство. — Я пожал плечами, продвигая в глубь огня толстую ветку, уже изрядно обуглившуюся на конце. — Ты ж понимаешь, чем полнее будет наш доклад…

— Я понимаю, что для полноты доклада надо пристроиться к Муромцу летописцем. Прямо сказать, я к этому не готов. Уж извини, почерком не вышел. Если командованию нужна установочная информация, значит, сюда хотят посадить стационарного агента. Очень надеюсь, что не нас с тобой. Хотя если вы с присущей вам, милорд, упертостью соберетесь распутать все узлы местной политики, то наши шансы зависнуть здесь до скончания времен растут, шо цены на нефть. Поверь своему старому боевому товарищу: того, что мы уже нарыли, вполне хватит и на доклад, и на то, чтобы ответить на возникшие у начальства вопросы.

— Хорошо. Какие будут предложения?

— Шо я предлагаю? — Лис поднес к губам сухую лепешку, уснащенную тонкими кусками мяса, целый день просаливавшегося под седлом боевого коня. — Я предлагаю сворачивать наши научные изыскания, и как только Муромец укрепится — а я думаю, укрепится он очень скоро, — рвать когти в Хорезм. Наверняка он пошлет туда посольство, даром, что ли, Ганза в него деньги вкладывает.

Я приготовился было что-то ответить ему, но не успел.

— Э-э-э! Ты куда?! — завопил Лис, подскакивая, едва не споткнувшись о положенное у костра бревно. — Вальдар, скорее, он уходит!

Я развернулся на месте, пытаясь разглядеть, что происходит. Один из моих кнехтов, в оцепенении опустив руки и уронив копье на траву, сомнамбулически передвигая ногами, уходил в лесную чащу.

— А ну стой! — заорал что есть мочи Лис и вдруг осекся. — Вальдар, еще один!

Я перевел глаза туда, где дотоле стоял наш второй часовой. Руки, словно плети, висели у него вдоль туловища, сброшенный с плеча высокий варяжский щит лежал поодаль, копье волочилось вслед за ним по земле. Бравый вояка брел вперед, не разбирая дороги, не обращая внимания на ветки деревьев, хлещущие по лицу, узловатые корневища, прячущиеся в густой траве, да и на сами деревья, преграждавшие ему путь. Он брел, не видя ничего, не слыша окрика, все дальше и дальше в глушь леса.

Вот пальцы его разжались, и он выронил копье. Звук этот, почти неслышный в обычное время, колоколом прозвучал для меня сейчас, выводя из тяжкого оцепенения. Я увидел, как Лис длинными прыжками нагнал первого часового и, ухватив его за плащ, повалил на землю. Воин не сопротивлялся, он лишь пытался встать, снедаемый, казалось, единым желанием продолжать свой безмолвный путь в лесную чащу.

Разбуженные Лисовскими криками, к нам на помощь бежали венедские лучники из ближних шатров и пара моих кнехтов от конского выгона. Я бросился вслед второму часовому, крича что-то очень громкое и понимая, что это бесполезно. Догнать несчастного стражника не составило труда. Я знал его уже более полугода. За это время храбрый и сильный дан, с улыбкой ходивший в атаку и проливающий слезы лишь над тяжкими судьбами героев Лисовских баллад, ни разу не подвел меня. Теперь же могучий воин смотрел абсолютно пустыми глазами и, едва трепыхаясь, словно ватная кукла на ветру, пытался вырваться из державших его рук.

Подбежавшие кнехты живо скрутили беднягу длинными кожаными ремешками, приготовленными для ожидаемого полона. Он не сопротивлялся, не размыкал уст, чтоб сказать хоть слово, лишь смотрел немигающим взглядом в сторону леса, пытаясь если не идти, то хоть ползти все дальше от костров стоянки.

— Какого лешего! — орал Лис, не жалея луженой глотки. — Что здесь творится?! Эй! — Тяжелой, как дубовая доска, ладонью он начал охаживать кнехта по щекам. Голова несчастного болталась из стороны в сторону, как привязанная, но он словно не чувствовал этого.

— Не зови лесовика, Венедин, — донесся из-за спины негромкий, но оч-чень уверенный голос.

— А ты кто такой?! — подскочил Лис, хватаясь за рукояти своих коротких мечей, закрепленных у пояса и за спиной.

— Яросвет Вещий, волхв. Не зови лесовика, с ним тут легше не станет.

— А ну, блин, почему оставили посты! Шляется по лагерю кто ни попадя! — Моему другу нужно было срочно спустить пар. Не желая связываться с невесть откуда взявшимся магом, он обрушил гнев на нарушителей устава караульной службы.

— Это Лихомань Болотная, — наклоняясь к ближайшему из связанных стражей и проводя руками у него перед глазами, пояснил ведун. — Все, нет больше человека. Выела разум.

— Что еще за лихомань? — насторожился я, внимательно оглядывая долговязую седобородую фигуру чародея, укутанную в черный с багряным подбоем плащ. Мне уже доводилось видеть его в Новгороде на площади перед схваткой с медведем. Похоже, и он запомнил меня.

— Вестфольдинг? — произнес маг тоном скорее утвердительным, чем вопросительным. Я кивнул, и он, словно ставя для себя крест на этой теме, продолжил: — Лихомань Болотная взору людскому невидима, твари живой неведома. Ни на княжьем пиру, ни в девичьей никто не похвалится, что Лихомань Болотную слыхивал да живым ушел. Крадется ее шепот ночью тихою от воды стоячей, от трясины глубокой. Ехидной злой в уши влезает, сердце холодит и глаз морочит. Кого уж она схватит, никогда домой не вернется: потонуть ему в воде стылой, помереть под замшелою корягой.

От этих слов, произнесенных нараспев, у меня пополз мороз по коже, да и взбудораженный произошедшим Лис притих, слушая речь старца. Окружившие нас ратники и вовсе отступили назад, опасаясь быть свидетелями ведовских таинств.

Закончив негромкую речь, маг поднял руки вверх, воздел очи к звездному небу и что-то быстро запричитал, очевидно, прося у Создателя силы для свершения задуманного. Причитания все ускорялись и ускорялись. Вдруг седобородый старец сорвался с места и начал крутиться волчком, едва не взлетая, поднятый ветром от собственного развевающегося плаща. Вращение прекратилось так же внезапно, как и началось. Ведун остановился. На лице его было то же каменное выражение, с каким созерцал он нас на новгородской площади. Колдун молча поднял свои сухие пальцы, и мы увидели, как между ними проскочила маленькая золотисто-голубоватая молния. Затем он вновь развел руки и соединил их на голове одного из стражников. Раздался треск, тело бедолаги дернулось, и глаза, до того пустые, как пересохшие колодцы, подернулись туманной пеленой.

— Электрошок, — ошеломленно констатировал Лис.

Маг остановился, прислушиваясь.

— Нет, не поможет ему слово царьгородское, — покачал он головой немного погодя. — Не спасут его теперь заклинания. Не быть ему отныне человеком средь людей. Но на душе его покой немятежный. Вот все, чем я ему помочь могу. А вы, — произнес он, повторив свою операцию со вторым нашим товарищем, — велите стражам колотить копьями о щиты, гусельникам да песельникам велите не смыкать глаз до рассвета, а все бряцать по струнам да песни петь. Только в тишине шепот лихоманный слышен. Прощайте, добры молодцы, — тяжело вздохнув, молвил кудесник. — Да не коснутся вас навьи чары. А я по войску разнесу весть недобрую.

Мы собрались было что-то сказать, но лишь сомкнулись уста чародея, как в тот же миг он исчез, и только огромный бровастый филин, захлопав крыльями, ухнул в ночи, проносясь над нами.

Через пару дней и практически бессонных ночей примчавшийся на взмыленной лошади вестовой потребовал Лиса Венедина немедля прибыть к Володимиру Ильичу.

— Ну вот и сыскался пропащий князь, — усмехнулся Лис, натягивая поверх зеленого лесного блио проклепанную стальными пластинами кожаную куртку-бригандину.

— Ладно, не хорохорься, — перебил я его. — На этот раз ты не в гости едешь.

— Ну, это завтра выяснится. — Лис вскочил в седло.

То, что мой верный товарищ не сопровождал отъезд своими вечными прибаутками, могло означать лишь одно: он и сам изрядно волновался.

Вестей от него не было несколько часов. Потом внезапно, слово гром среди ясного неба, заработала связь.

— Капитан, внимание! — Голос Лиса был напряжен, от привычной насмешливости не осталось и следа. Судя по картинке, он стоял на берегу лесной речушки, вернее, у брода через нее. — Смотри. — Венедин указал пальцем на разбитый коваными копытами выход из воды. — Здесь недавно прошли всадники, причем, судя по глубине следа, достаточно тяжелые, скорее всего в броне.

— Что еще за каравай? — не совсем понимая, о чем речь, спросил я.

Лис редко ошибался, когда речь заходила о засадах. Не ударил он в грязь лицом и на этот раз. Роща, в которой скрывался засадный отряд, господствовала над дорогой, располагаясь на пологом склоне холма, заставлявшего псковский тракт в этом месте поворачивать круто влево. Ударь отсюда сильный полк, и голова колонны неминуемо смешалась бы, а теснимая сзади все подходящими и подходящими дружинами, и вовсе могла бы посеять панику в нашем войске.

— Полторы сотни копий, — сообщил Лис. — Причем, судя по вооружению, не конные гридни, а витязи. Это от трети до половины всей княжеской дружины. Не считая, понятное дело, воев, городовое ополчение и посошную рать. А если где-нибудь поблизости еще лучники схоронились, здесь такая кака с маком будет, обхохочешься.

Насчет лучников Лис оказался прав. Едва успел он передать свои «путевые заметки», как толстая стрела в локоть длиной, вжикнув, воткнулась в ствол дуба, за которым хоронился мой напарник. Отлетевший кусок коры щелкнул Лиса по носу, возвращая от созерцательности к суровым будням.

— Ну, это слишком! — Венедин, склонившись к самой холке своего гнедого, хлестнул коня плетью. — Н-но, выноси, родной!

Еще пара стрел просвистела над головой сотрудника Института, а одна даже ударила в куртку, и, возможно, пробила бы ее, будь на месте пластин из высокоуглеродистой стали обычное в этих местах железо.

— Засада! — заорал Лис во все горло, пуская коня вниз по склону. — Впереди засада!

Несколько всадников помчались ему вслед, желая настигнуть и схватить лазутчика, пытающегося сорвать их тайный замысел.

— А-да! А-да! — равнодушно вторило Лисовскому крику эхо.

— Вперед! — Я пришпорил Мавра, спеша предупредить нашего полководца о поджидающем впереди сюрпризе. — Вперед! — Мне нужно было мчаться, лететь стрелой, пытаясь хоть как-то помочь моему другу, ибо хотя я знал, что тяжело груженному аргамаку не догнать Лисовского андалузского жеребца-трехлетку, спокойствия мне это не прибавляло. — Вперед! — погонял я Мавра. — Володимир Ильич, впереди засада!