Часть первая
Дракон
1. Номер 13 — Драго
Я шел по его следам второй час. Это было совсем несложно — слон, пробирающийся через посудную лавку, и тот оставил бы меньше следов. Возле большой сосны валялись обрывки бумаги и полиэтилена. Я поднял их, повертел в руках. Остатки армейского пищевого концентрата. Черт возьми, редкая вещь!
Переходя через ручеек, тот, что огибает Семь Холмов и впадает в Биг-ривер, я заметил вмятины в глине. Человек садился здесь… нет, опускался на колени. И пил… Пил, повернувшись спиной к зарослям черной колючки!
Он был либо сумасшедшим, либо отчаянным храбрецом. Впрочем, кто еще мог забраться на мою землю? Я забеспокоился, не то чтобы сильно, но все-таки… Со мной не было Принца, и рисковать не хотелось. Но через минуту я понял, что мои страхи напрасны.
Посреди поля дикой пшеницы, в луже голубоватой крови, лежал здоровенный, двухметровой длины паук. Еще одно свидетельство, что тут кто-то прошел. К тому же этот кто-то или зеленый новичок в лесу, или тронутый. Ну кто же, в конце концов, убивает пауков? Разумеется, это черное бугристое страшилище так и просит хорошего пинка или булыжника. Но стрелять по пауку из автомата? Чужак (так я окрестил его) выпустил в паука по меньшей мере десяток патронов. Пересиливая отвращение, я потрогал дыхальца паука. Они были теплыми и еще влажными. Паук был убит минут двадцать назад.
Дальше я мчался бегом. Автомат мягко хлопал по спине, колючки царапали ноги даже сквозь толстую ткань джинсов. Но меня пожирало любопытство. И на берегу Биг-ривер я увидел чужака…
В лесу кого только не встретишь. Солдат из одичавших гарнизонов, монахов из секты Истинно Верующих или Ордена Братьев Господних, крестьян, пробирающихся от села к селу, ребят из молодежных банд. Но этот чужак был особенный. Во-первых, он был один. Мало кто решается ходить по лесу в одиночку… Во-вторых, он был прекрасно экипирован. На шее у него болтался новенький «люггер», спину оседлал туго набитый рюкзак, одет чужак был в десантный комбинезон восхитительного буро-зеленого цвета. Слишком роскошно для сопляка, которому от силы двадцать лет… А в-третьих, он был беспечен.
Я огляделся, ожидая подвоха. Нет, сопляк был один. И, похоже, собирался переплыть Биг-ривер. Он неторопливо разделся и стал связывать одежду в узел. Делал он это умело, но, Господи, до чего же беззаботно!
Будь это другой чужак, нищий и неинтересный, я не стал бы ему мешать.
Позабавился бы и так, наблюдая из кустов. Но вместе с этим чужаком уходил его «люггер». То есть мой «люггер»! Я взял свой безотказный АК в руки и вышел на берег.
Он обернулся не сразу. Но наконец заметил меня и весь подался вперед. Я приготовился. Сейчас… Он вскинет автомат, и тогда я выстрелю.
Первым.
Чужак не стрелял. Он даже выпустил автомат, а его большие глаза стали еще больше от удивления… и восторга. Восторга? Что он, не соображает, кто я такой? До чужака осталось несколько шагов, и я мог спокойно его разглядеть. Светловолосый мускулистый парнишка, стройный, с симпатичным правильным лицом, пожалуй, даже красивый. Не похож он был на современную молодежь… Чужак наконец-то раскрыл рот.
— Добрый день!
Я оцепенел. Он что, совсем одурел?
— Какой день?
Он растерялся:
— Добрый… день.
Краем глаза я следил за его руками. А сам неторопливо расстегивал свою черную кожаную куртку. Полы распахнулись, и прохладный ветер пробежал по груди. Не ношу рубашек — в лесу трудно их менять, а грязь я терпеть не могу. Чужак сразу на меня уставился. Я знал, что он увидел. Черную татуировку — свившийся в кольцо дракон кусает свой хвост. А в центре кольца — цифра 13.
Я думал, он упадет на колени, зарыдает… Нет. Он пожал плечами, улыбнулся, нерешительно произнес:
— Меня зовут Майк.
Костер разгорался плохо. Майк достал из рюкзака плоский флакон, плеснул. Синеватое пламя ухнуло вверх метра на два. Я медленно скосил глаза в сторону леса. Тихо. По-прежнему тихо. Неужели он действительно один?
Майк протянул мне увесистый полиэтиленовый пакет, взял себе такой же.
Все верно, армейский рацион… Из рюкзака выглядывали края таких же пакетов и карнавально яркие донышки консервных банок. Где он достал такие продукты? Небрежным жестом Майк снял с пояса короткий широкий нож, сорвал упаковку. Я раскрыл свой пакет, начал есть, не ощущая вкуса. Майк ел с аппетитом, который, однако, не мешал ему поминутно оглядываться по сторонам. Иногда он задирал голову, смотрел в небо и торопливо опускал взгляд, словно увидел там что-то страшное. Каждый раз при этом я непроизвольно напрягался для броска — такой удобной, беззащитной делалась его поза… И что он так вертит головой? Обычный лес — смесь желтых, бурых, багровых листьев, бугристых широченных стволов, упругой колючей травы, плетями обвившегося вокруг деревьев кустарника. Обычное небо — сплошная серая пелена со светлым пятном солнца в зените и темными полосами дождевых туч, тянущимися у самой земли.
— Хотите? — Майк протянул мне фляжку.
Единственное, что внушало мне уважение к мальчишке, — его немногословность. Да, он вел себя как самоубийца, он даже не понял, кто я такой, но по крайней мере не приставал с расспросами. Я взял флягу, отхлебнул. Это была обыкновенная вода, но с едва заметным привкусом дезинфекции. Ну и щенок! Где он достал такие вещи? А «щенок» склонился над своим рюкзаком, подставляя мне спину. Но я опять пересилил себя. Не мог он вести себя так нагло, не имея надежного прикрытия. Наверняка кто-то держит меня на прицеле. Например, из тех кустов… Я даже пожалел, что так опрометчиво вышел на открытое место. Теперь надо было выжидать… Я снова потянулся за фляжкой. И почувствовал знакомый звон в ушах. Глаза словно выпирали из орбит, во рту возник отвратительный горький привкус. И ведь знаю, что это лишь кажется, а все равно неприятно. Хочется сплюнуть и прижать веки ладонью. Я сосредоточился. Принц! Меня обдало теплой волной восторга, еще мгновение — и на окружающий мир наложилась вторая картинка.
Я увидел себя со стороны. Себя, Майка, горящий костер… Принц смотрел на нас из того самого кустарника, где я предполагал засаду. Пришлось оборвать его восторг. «Где-то рядом враги!» Сознание ощутило растерянность Принца, затем в голове словно разорвалась бомба. Не люблю, когда Принц принюхивается! Но сейчас пришлось терпеть. Наконец боль прекратилась, и я снова ощутил мысли Принца. Чужак был один. Несомненно, один.
«Хорошо. Подходи к нам, но осторожно». Резким движением я встал. Именно так легче всего разрывать телепатический контакт.
Майк смотрел на меня недоуменно. И даже не догадался взять оружие…
Хотя я бы этого не позволил. На мгновение я почувствовал к Майку что-то вроде жалости.
— У тебя много продуктов?
Я говорил резко, больше не пытаясь притворяться. Майк покачал головой.
— Тогда зачем ты меня кормил?
Он молчал. Лишь в глазах его появился страх. Я усмехнулся:
— Ты думаешь, что я не причиню вреда тому, с кем разделил пищу?
Майк кивнул и осторожно потянулся за автоматом. Поздно. Принц уже стоял за его спиной.
— Дурак. Драконы не признают людских обычаев.
Принц прыгнул. Майк дернулся и затих под двухсоткилограммовой тушей.
Я снова сел, поднял недоеденный концентрат.
Наверное, с первого взгляда Принц смотрится жутко. Я с ним так давно, что перестал это замечать. Принц еще был большеголовым, умещающимся в ладонях щенком, когда я начал возиться с ним, выпаивать молоком. После того, как сдохли последние коровы, — кровью. А сейчас Принц сам вымахал если не с корову, так с целого теленка. Двести килограммов мускулов, жесткой рыжей шерсти, огромные умные глаза. И пасть, перекусывающая человека пополам.
Майк заворочался, и Принц тихо зарычал. Я посмотрел на торчащие из-под Принца ноги.
— Ты хочешь есть?
Нет, Принц был сыт. Кажется, он поймал шакала в лесу… До сих пор плохо разбираюсь в его рычании… Ну а что же делать с мальчишкой?
Я поднял его рюкзак, вывернул на землю. Спальный мешок, ракетница, аптечка… О великие боги! Рация!
Где он все это достал?
Я посмотрел на Принца и кивнул. Принц не поверил, недоуменно зарычал.
— Отпусти. Убить его мы всегда успеем.
Майк, пошатываясь, поднялся. Сел. Взглянул на Принца и торопливо отвел глаза. Потом посмотрел на меня и неожиданно твердо сказал:
— Я боялся одного — что встречу дурака. К счастью, я ошибся.
Когда наступил Последний День, Роберт Элдхауз, когда-то посредственный бейсболист, а сейчас не более удачливый бизнесмен, ехал в поезде. Сам глава фирмы «Элдхауз систем» (Электронная техника для спортсменов) предпочитал пользоваться самолетом. Но сейчас он путешествовал с семьей, а его жена панически боялась летать…
Две боеголовки советской баллистической ракеты накрыли какой-то городок в тридцати милях от них. Взрывной волной поезд, идущий по гребню холма, сбросило с рельсов. Роберт выпрыгнул в открытое окно — спортивная реакция не оставила его и в сорок лет.
…В горящих вагонах что-то трещало и взрывалось. Сквозь рев пламени прорывались крики. Небо на глазах затягивалось серой пеленой. Роберт еще не знал, что он больше не увидит солнца. Он сидел на порыжевшей от жара и все выжигающего света траве и мотал головой, стараясь прийти в себя.
Наконец его вырвало — и сразу стало легче. Он долго смотрел на вагон, в котором был минуту назад. Потом вскочил и бросился в огонь.
Стальные листы обшивки раскалились, а краска на них выгорела. Пламени почти нигде не было видно, и Роберт понял, что это поработало световое излучение атомного взрыва. Выбив ногой одно из стекол, он соскользнул вниз, на стену, превратившуюся в пол. Где-то снизу разгорался огонь — воздух заволакивало едким дымом пластмассы, начинало щипать глаза. Больше всего мешала полутьма — неподвижные фигуры людей казались неотличимыми друг от друга. Скатываясь с холма, вагон несколько раз перевернулся, и почти никто из пассажиров не остался в сознании. Лишь в углу, держась за кресло, стояла женщина. Роберт потянул было ее к выбитому окну, но та лишь еще сильнее вцепилась в подлокотник. Оставив ее, Роберт двинулся по вагону. Жена и двое детей сидели почти в середине. Но сейчас он не мог даже определить середину вагона. Наткнулся на что-то, чуть не упал. Перед ним сидел насмерть перепуганный мальчуган. Роберт схватил его, приподнял.
Нет, это был не его сын… Роберт помог мальчишке выбраться в окно. И пошел дальше, нагибаясь к каждому телу. Помог выбраться кому-то еще. Как и когда выбрался сам, Элдхауз не помнил. Но случилось это лишь после того, как он понял, что забрался не в тот вагон…
Стемнело, но на горизонте с двух или трех сторон проступал дрожащий багровый свет. От поезда остался черный и обугленный стальной каркас, похожий на скелет исполинского змея. Немногие уцелевшие пассажиры уже разбрелись, поодиночке или кучками. К Роберту несколько раз подходили, звали за собой, но он лишь качал головой. Ему некуда и не с кем было идти.
И когда затихли последние голоса в тишине, наполненной потрескиванием остывающего металла, он почувствовал облегчение. Кончилось все. Абсолютно все.
Роберт подошел к жарко дышащей груде железа, протянул руку к металлу… Но вспыхнувшая в ладони боль не принесла ни облегчения, ни забытья. Он закрыл глаза и уже подался было вперед, на равнодушные, раскаленные стальные листы, когда услышал за спиной шорох…
В темноте Элдхауз не мог разобрать лиц двух подростков, стоявших за ним. Он с трудом выдавил:
— Что вам нужно?
Мальчишки попятились.
— Зачем вы за мной ходите?
Один из мальчишек сдавленно произнес:
— Вы нас из поезда вытащили…
Роберт опустился на колени, вжал лицо в жирный черный прах.
Спас… Да. Этих спас. А своих — нет!
Кто-то потрогал его плечо.
— Мы нашли бутылку с водой.
Роберт поднял голову. Долго смотрел на грязное мальчишеское лицо.
— Пейте. Как тебя зовут?
— Рокуэлл.
Мальчишка достал из кармана монетку и пытался ею содрать пробку.
— А его?
— Я не знаю. Он почему-то молчит…
2. Соглашение
— Я гарантирую!
Майк не отводил взгляда. Но меня так просто не проведешь.
Гарантировать можно что угодно, тем более в его положении. Чтобы выиграть время, я переспросил:
— Ящик патронов? Два пулемета?
— Да. И продукты. Лекарства тоже…
Он немного приободрился. Видимо, понял, что меня заинтересовало его предложение. Впрочем, кого бы оно не заинтересовало?
— Двести миль…
Я действительно колебался. К тому же во всем этом проглядывал оттенок унижения. Дракона нанимают как охранника! Да, если отбросить все словесные выкрутасы, Майк предлагает мне стать проводником… Посмотрев на Принца, я спросил:
— Ну что, повеселимся?
Принц не так меня понял… Выпустил когти, протянул к голове мальчишки лапу.
— Прекрати! Нельзя убивать!
…Что-то слишком облегченно он вздохнул.
— Пока не надо!
Я взял Майка за воротник, поднял.
— Запомни, щенок!
Принц одобрительно зарычал.
— Я не вступаю с тобой ни в какие сделки! И ничего тебе не обещаю. Просто мне сейчас скучно.
Он торопливо кивнул.
— Мы пойдем вместе. Но в любую минуту я могу передумать. Понял? Если ты будешь наглеть, я не дам за тебя и стреляного патрона!
Майк как-то обмяк. Жалко пробормотал:
— Мне нужно туда дойти. Очень нужно…
Я отпустил его и стал снова рыться в вещах.
Видимо, Элдхауз сориентировался правильно. К утру они вышли на дорогу. Магистраль государственного значения L-39. Обычно здесь мчался непрерывный поток машин. А сейчас было тихо.
Они сели на обочине и стали ждать. Через полчаса раздался ровный мотоциклетный гул. За рулем огромной ярко-синей «хонды» сидел парень лет двадцати. Зеркальная пластина шлема прикрывала ему пол-лица.
— Постойте!
Элдхауз отчаянно замахал руками. Мотоциклист резко сбавил ход.
— Это война? Вы знаете, что случилось? Где президент?
Роберт бежал рядом с мотоциклом, выпаливая один вопрос за другим.
Мотоциклист молчал, лицо его было абсолютно бесстрастным… Он вдруг крутанул руль, бросая мотоцикл на Элдхауза.
Роберт почувствовал тупой удар. Услышал затихающий рык мотора. И наступила тишина.
Рокуэлл долго тормошил его. Роберт Элдхауз лежал с закрытыми глазами и думал. Вставать не хотелось. Но он встал.
— Молодец, — глядя в ту сторону, куда умчался мотоциклист, проговорил Роберт.
Рокуэлл замотал головой так энергично, что аккуратная светлая челка упала на глаза.
— Он злой!
— Злой? А я?
— Добрый…
— Странное слово… Никогда такого не слышал!
Роберт рассмеялся и потрепал растерявшегося мальчишку по голове.
— Понятия зла и… противоположного действия утратили свой смысл.
Отныне и навсегда! Аминь!
Я уже и забыл, что существуют такие карты. Тоненькие листки плотной бумаги с четкими, цветными линиями рельефа.
Майк ткнул пальцем.
— Сюда!
Посмотрев, я расхохотался.
— В горы? Дойти до Скалистых гор? Ты с ума сошел, щенок…
— А в чем дело?
Меня трясло от смеха.
— Да ты подумай своей пустой головой! Пройти сто миль по лесу!
Ладно… Забудем про фермеров, про банды, про монастыри и гарнизоны…
Пройдем! Потом переправимся через Правый Приток… Я однажды переправлялся. Но дальше! Сто миль по чужому лесу!
— Ну и что?
— Как ну и что?
Он вдруг усмехнулся:
— Драконы так далеко не летают?
Щенок. Я просто задумался о том, что с ним сделаю. Вот и упустил момент. Он сказал:
— Отпусти меня. Возьми все — оружие, вещи. Только отпусти.
— Зачем?
— Я пойду в горы. Я должен!
Он не врал, я видел это. Отпусти его — он пойдет, пойдет голым через лес, этот странный чужак, боящийся пауков и не пугающийся дракона…
Господи, какой же величины куш ждет его в конце дороги?
Я снова взял карту.
Это был странный лагерь. Обычно беженцы собираются семьями, строят дома, убежища. А здесь все казалось временным. Шалаши, палатки. Это было странным, тем более что шеф лагеря, молчаливый сорокалетний мужчина, не производил впечатления беспечного человека. С невероятной энергией и везением он совершал налеты на уцелевшие фермы. В первую очередь его интересовало оружие и продукты. Вокруг шефа была лишь небольшая группа людей. Шестеро или семеро мужчин, по-видимому, посвященных в его планы и безоговорочно ему доверяющих.
И еще одной странностью отличался лагерь. Здесь охотно принимали беспризорных детей, которых выгоняли из всех нормальных лагерей. Кому они были нужны? Лишние рты и слабые руки… А выжить с каждым днем становилось все труднее. Серая пелена, затянувшая небо в Последний День, не рассеивалась ни на минуту. В конце июля ударили первые заморозки. И странно было видеть деревья, не сбросившие листвы и под снегом. Их листья порыжели, кора покрылась бугристыми наростами, но они жили.
Наперекор всему.
Я забрал у Майка «люггер», новенький пистолет, нож, гранаты, патроны.
Прекрасное вооружение… Я последний раз видел гранату год назад. Рюкзак с вещами я отдал мальчишке — пусть тащит. Честно говоря, ни к какому выводу я еще не пришел. Но убивать Майка пока не было нужды.
Я шел вслед за пленником. Впереди, прокладывая дорогу, — Принц.
Цепкие стебли вьюнков, тянущиеся между деревьев вперемежку с бурыми плетями паутины, лопались под его напором. А пауки, сидящие на нижних ветках деревьев, начинали униженно шипеть и сворачиваться в мохнатые шары.
Так и подмывало ткнуть их стволом. Но я сдерживался. В конце концов, сам выбрал эту дорогу, через пригорок, — самое паучье место в лесу. Уж очень забавно мальчишка втягивал голову в плечи, проходя под пауками… Откуда он пришел, что никогда не видел пауков? Может, из болот? Не похоже. Болота — это владения бритоголовых, из банды хромого Джека. Из гарнизона? Вблизи Сан-Сити еще есть… Но это слишком далеко, «щенок» бы не дошел.
— Откуда ты идешь?
Майк дернулся. Помолчал и ответил:
— Я не могу этого сказать.
Ладно. Я усмехнулся. Захочу — расскажешь. Все расскажешь. И где оружие брал, и зачем идешь в горы. Но пока я не спешил. К тому же я уже понял, откуда взялся «щенок». Лишь в монастыре, за толстыми каменными стенами, можно вырасти таким сильным, умным и… сопливым. И только монахи держат себя более или менее независимо перед драконами. Интересно лишь, кто он: Истинно Верующий или Брат Господний. Майк прервал мои мысли:
— Скажите, а почему вы называете себя драконом?
…Это уже слишком. Задавать с невинным видом такие вопросы…
Пожалуй, Истинно Верующие так держаться не умеют. Такая игра под силу только Братьям. Да и креста Майк не носит, а Истинно Верующего и под страхом смерти не заставишь снять его.
Я с гордостью понял, что разгадал «щенка». И ответил:
— Я называю себя драконом потому, что я не человек.
3. Драконья охота
Они стояли длинной нестройной шеренгой. Несколько взрослых и десятка четыре подростков, пестро и не по размеру одетые. Шеф лагеря молча смотрел на них. Уже стемнело, накрапывал мелкий дождик, и пламя факелов то и дело опадало, грозя погаснуть. Рокуэлл взял Немого за руку, прошептал:
— Чего Элдхауз тянет…
Немой кивнул. Словно услышав слова Рокуэлла, Роберт разжал губы:
— Мы живем здесь уже сорок семь дней.
Он обвел людей долгим, нестерпимым взглядом, словно ожидая возражений. Но все молчали.
— И все эти дни я думал о человечестве.
Элдхауз говорил негромко, и крайние осторожно приблизились к нему.
— Я думал, как выжить людям… И понял: род человеческий обречен.
В словах Элдхауза была жутковатая, страшная в своей непоколебимости уверенность. Он увидел, как дрогнули лица вокруг, и довольно улыбнулся.
— Но обречены ли мы? Да, если мы останемся людьми. Нет — если мы перестанем быть ими. Вы спросите как? Мы не властны над своим телом, оно навсегда обречено быть слабым, человеческим. Но мы властны над своей душой! Вы думаете, самое страшное в нашем перевернутом мире — радиация? Или холод? Самое страшное — внутри нас! Самая страшная вещь, которая делает человека человеком, — это доброта!
Он перевел дыхание. Заговорил быстрее, повышая голос:
— Вы последний раз услышали это слово! Его больше нет! Мы вырвем его из своей памяти! Мы перестанем быть людьми — и останемся жить.
— А кем же мы станем?
Это выкрикнул тонкий светловолосый парнишка, стоящий почти рядом с Рокуэллом. Элдхауз кивнул:
— Хороший вопрос! Мы можем называть себя как угодно. Например, драконами.
— Я не хочу быть драконом! — Голос светловолосого срывался.
Рокуэлл вдруг метнулся к нему, с размаху ударил в лицо. Роберт словно не заметил случившегося. Лишь по губам скользнула усмешка. Он перевел дыхание, на секунду замолчал.
— Всем лечь!
Они попадали в грязь, машинально, повинуясь силе его голоса. А Элдхауз говорил и говорил…
— Я проведу вас через кровь и грязь. Лежите! И думайте о том, что с этого дня вы перестаете быть людьми. Начат отсчет новой эры.
Эры драконов!
Мы поели из запасов Майка. Я прикинул — их должно было хватить на неделю. Майк поднял на меня глаза:
— Мы заночуем здесь?
— Устал?
— Я могу идти дальше. Мы должны спешить.
Молодец. Хоть и сопляк… Братья Господни все такие. Они вообще крепкие ребята, а уж если Орден поставит перед ними задачу… Лишь одно меня удивляло — почему Братья попросили моей помощи? Неужели поняли, что в лесу есть только одна сила — драконы… Хорошо бы.
Я поднялся, отошел от костра. Расстегнул джинсы, помочился. Может, действительно здесь заночевать? Деревья вокруг были не совсем рыжие, а какие-то зеленовато-бурые. Люблю такие места в лесу. Да и мох здесь рос очень густо, нетрудно будет нарвать для постели. Я потянулся, посмотрел вверх, на ровную сероватую пелену. На западе, где садилось солнце, она была чуть светлее. В последние годы тучи стали совсем слабыми. Днем в небе видно светлое пятно, там чертит свой путь солнце. А двадцать лет назад трудно было отличить день от ночи. Тучи — свинцово-серые, то и дело валил снег. Воздух сухой и колючий. Выйти без обмотанного вокруг лица шарфа — самоубийство. Господи, как тогда было холодно!..
— Бегом!
Элдхауз надрывался зря. В таком снегу не побежишь. Серые, грязные сугробы доставали почти до пояса. А под ногами была не земля — тоже снег.
Только утрамбованный. Рокуэлл шепнул Немому:
— Под нами метров пять снега! Вот если корка провалится…
— Бегом!
Сам Элдхауз шел на лыжах. И пятеро мужчин с автоматами тоже. В полутьме, которая теперь означала день, они не сразу заметили, что вышли к цели. Но вот Элдхауз поднял руку. Один за другим они остановились. Хруст снега прекратился, слышалось лишь шумное дыхание полусотни разгоряченных парней. Элдхауз медленно указал вперед:
— Там…
Сквозь деревья проглядывали огоньки. Роберт Элдхауз изменившимся голосом произнес:
— Джереми, раздай ножи.
Стоящий рядом с ним мужчина сбросил с плеч рюкзак. Звякнула промерзшая сталь. Элдхауз быстро, украдкой, перекрестился.
Я улегся спать, прижимаясь к спине Принца. Так было уютнее. А «щенок» лежал под лапами Принца. Ему не убежать, пока я сплю… В общем-то он неплохой парень, этот Майк. Сильный, целеустремленный. Если бы его поднатаскать, обучить жизни в лесу, выбить из головы всю монашескую дурь… Черт возьми, из него вышел бы прекрасный дракон!
Когда-то я сделал двух драконов. Одного убили «лесные волки» — была такая мелкая банда. Я потом разыскал их логово и вырезал всех. А другой дракон — он выбрал себе странную кличку Агасфер — жив и поныне. Говорят, что он подался куда-то на север.
Мысль была интересной, ничего не скажешь. Насолить Братьям Господним, убив их посыльного, — это одно. Пользоваться их складами, пополнить свои запасы — другое. А вот перевербовать Брата Господнего… Я медленно засыпал и, услышав глухой протяжный звук, даже не сразу понял, в чем дело. Наконец сообразил — это у Принца урчало в животе.
У окраины поселка топтались двое часовых. Наверное, им полагалось дежурить в разных местах, но они сошлись для беседы — последней в их жизни.
Из темноты, из близкого леса, к ним метнулись две стремительные тени — не таясь, открыто и неотвратимо. Содрать с плеча винтовку, когда на тебя напялено от мороза несколько слоев теплой одежды, это дело не быстрое.
Немой прыгнул на своего часового, когда тот снимал М-16 с предохранителя. Отточенный нож полоснул по лицу, и часовой, выпустив оружие, с криком опустился на снег. Второй удар был точнее. Вырвав из разжавшихся пальцев винтовку, Немой оглянулся.
Его напарнику везло меньше. Его противник сообразил не снимать с плеча оружие, а просто встретить нападающего ударом. С разбитым в кровь лицом подросток отлетел в сторону. А часовой уже вскидывал автоматическую винтовку…
Джереми выскользнул из темноты и не целясь, от пояса, выстрелил из пистолета. В ночной тишине не помог даже глушитель, выстрелы прокатились двумя отчетливыми хлопками. Джереми поморщился и взмахнул рукой — вокруг замелькали, разбегаясь к домам, тени.
Подойдя к часовому, помощник Элдхауза выстрелил еще раз. Потом, повернувшись к неудачливому дракону, разрядил обойму до конца. Взглянул на Немого и снизошел до объяснений:
— Приказ Элдхауза. Такие нам не нужны, верно, Немой?
Немой посмотрел на лежащего подростка. Тот казался скорее спящим, чем мертвым. И вдруг глухо, отрывисто произнес:
— Я… не Немой… Я — драко… — Спазм сжал ему горло, и мальчишка не договорил. Прижал ладони к шее, тихо прошептал: — Я дракон…
Джереми словно и не удивился. Качнул головой.
— Молодец, Дра-ко… — передразнивая бывшего Немого, произнес он. — Пошли!
Они вбежали в ближайший дом. Двери оказались распахнуты, а в первой же комнате они наткнулись на Рокуэлла и светловолосого. Те молча смотрели на раскрытую постель, в которой, кутаясь в одеяло, ежилась от их взглядов молодая женщина. Свет мощной аккумуляторной лампы, стоящей на столе, отражался в ее огромных от испуга глазах.
Джереми крепко взял Рокуэлла за плечи:
— Марш!
Следом вылетел светловолосый. Немой вышел сам. Джереми хотел было его подтолкнуть, но поймал спокойный, холодный взгляд и убрал руку.
Дверь он закрывать не стал…
Во второй комнате было две кровати. Одна заправлена, другая смята и пуста. У стены, прикрываясь занавеской, отдернутой с окна, стояла девчонка — чуть старше их самих, лет четырнадцати-пятнадцати.
Ниоткуда не доносилось ни звука, лишь за дверью слышалась возня.
Драконы застали поселок врасплох.
Светловолосый посмотрел на девчонку, на Рокуэлла. Просяще сказал:
— Не надо…
Девчонка, не отрывая от них взгляда, переступила на полу босыми ногами. Из-под занавески мелькнула розовая пижамка с кружевной оборкой чуть ниже колен.
— Почему? Мне уже четырнадцать, и я чувствую в себе силы на этот подвиг! — Рокуэлл долго хохотал. И добавил: — Я думаю, что и у тебя получится. Да и Немой не подведет. Верно?
Немой кивнул. И спокойно вытащил девчонку из-за занавесок.
— Немой, опомнись! Она же ни при чем! — Светловолосый дернулся к Немому. Тот повернулся и тихо, выделяя каждое слово, сказал:
— Она — человек. Мы — драконы.
Рокуэлл и Светловолосый ошарашенно переглянулись.
Я послал Принца на разведку. А сам завалился в траву, наслаждаясь утренней тишиной. «Щенок» Майк еще спал. Да, недалеко бы он ушел один.
Висящий на ветке паук проснулся. Выпучил глаза, повращал ими. Вытянул длинные мохнатые ноги и скрылся в листве. Они очень умные, эти пауки. И ведь появились-то лет десять назад, а раньше этой гадости и в помине не было. А тогда — как наводнение. Рыжие, бурые, черные, даже белые — альбиносы — попадались. Большие, маленькие, гладкие, словно облитые лаком, и заросшие короткой щетинкой, чем-то похожей на шерсть. В лесах началась паника. Прошел слух, что пауки ядовиты и пьют кровь. Говорили даже, что их взгляд завораживает, гипнотизирует. Вот ведь до чего доходило. Я одним из первых разобрался, в чем дело. Поймал в лесу монаха, кажется, из Ордена Братьев Господних, посадил его в яму, где уже неделю бегал паук. Там все стенки были белыми от паутины. Монах тоже стал белым, он поседел за одну ночь. Но я убедился, что пауки сами боятся людей как огня.
В моей голове взорвалась водородная бомба. Это Принц выходил на связь. Когда он очень возбужден, то плохо соизмеряет силу передачи.
Я принял его картинки (словами Принц говорил медленно) и вскочил.
Хотел было пнуть Майка, но передумал. Потряс за плечо.
— Эй, щенок! Майк! Вставай!
Он раскрыл глаза мгновенно, словно и не спал. А ведь действительно из него может выйти толк!
4. Связанные кровью
Они остались в разграбленном лагере. Здесь были настоящие дома, а морозы все крепчали. И хотя из драконов лишь двое были легко ранены (про убитого Джереми паренька старались не вспоминать), блуждать по лесам не стоило.
Рокуэлл, Светловолосый и Драго (так, незаметно огрубившись, звучала теперь его кличка) поселились в одной комнате. Странно, что связывало эту троицу? Если Рокуэлл и Драго дружили еще со времен Последнего Дня, то Светловолосый… Казалось, что он ненавидит своих соседей по комнате. Но именно Светловолосый попросил поселить их вместе.
Рокуэлл сидел в кресле. Лениво, ни к кому не обращаясь, он говорил:
— Вот когда-то здесь был кемпинг… Потом поселились ротозеи. Теперь мы, драконы. А после нас…
— После нас никого не будет. Когда мы уйдем, мы сожжем лагерь, — медленно сказал Драго.
* * *
Их было шестеро. Видимо, из какого-то поселения. Шестеро и два дробовика. Чушь. Я кивнул Майку — оставайся на месте — и вышел из-за деревьев.
Увидев меня, они остолбенели. Бородатый, заросший волосами, как паук щетиной, здоровяк, который мешал в котелке варево, так и замер с ложкой в вытянутой руке. Я шел неторопливо — драконам ни к чему спешить. Они сгрудились по другую сторону костра, пригибая головы по мере того, как я подходил. Не останавливаясь, я прошел сквозь огонь. Это эффектно, хотя если разобраться… Толстые ботинки, заправленные в них джинсы — я не успевал даже почувствовать тепла.
— Счастливой охоты, Великий Дракон!
Они тянули приветствие нестройными дрожащими голосами. Лишь у одного голос не дрожал. Я поймал его взгляд, полный ненависти. Хорошо, запомним…
— Кто такие?
Я пнул одного из них, тот сразу вскочил и затараторил:
— Великий Дракон, мы бедные путники, мы идем в монастырь Истинно Верующих, что на Серых Холмах, мы…
— Монахи?
— Нет, Великий Дракон! Мы больные, жаждем исцеления.
Меня разбирал смех. Все они назывались больными, попав в лапы к дракону.
— Оружие!
Я неторопливо согнул стволы их ружей о колено.
— Теперь убирайтесь!
Они переглянулись, еще не веря своей удаче. Тот, который смотрел с ненавистью, опять поднял глаза:
— А вещи?
Нахал. Я лениво, с оттяжкой, съездил ему по морде. И добавил:
— Забирайте!
Прошла секунда, и они исчезли с поляны. Лишь костер горел.
Я негромко позвал:
— Принц! Майк!
Они вышли из зарослей, подошли к костру. Я кивнул Принцу и сказал:
— Тот, наглый, который получил по роже. Понял?
Принц мотнул головой и мягкими неслышными прыжками умчался в лес.
Майк не обратил на это внимания. Торопливо заговорил:
— Драго, но это… невозможно! Их же было шестеро… Здоровые, сильные, с винтовками. Почему они вам подчинились?
Я пожал плечами:
— Я дракон. Они боятся.
— Ну, я понимаю, дракон… То есть очень сильный, смелый.
Безжалостный. Но их же шестеро!
Сквозь влажную желтизну деревьев донесся затухающий крик.
— Было шестеро. Теперь пятеро.
Майк нахмурился.
— Но…
— Принц. Ему тоже надо питаться.
Он еще не понимал:
— Он ест людей? Вы ему позволяете? Этот зверь — людоед?
— Принц не зверь, — спокойно ответил я. — Он тоже дракон.
Лицо Майка стало снежно-белым.
— А вы?
Шел дождь. Первый дождь после трехлетней зимы. Рокуэлл машинально отметил, что почти таким же был день, когда Элдхауз объявил о своей цели.
Драконы. Эра драконов… Рокуэлл усмехнулся. Роберт, конечно, любитель громких фраз. Но лишь ему они обязаны жизнью.
В низких, тяжелых тучах чиркнула молния. Нехотя прокатился гром.
Сорок семь драконов сидели вокруг костра — огромного, небывалого костра, пожирающего десяток разбитых домов поселка. Они разнесли все за неполный час. С хрустом ломались стенки из прессованной фанеры, белым конфетти высыпался пластиковый теплоизолятор. Звенели стекла, со скрежетом сползали с петель двери… Они стащили обломки в центр поселка, и Джереми полоснул по ним из огнемета.
Элдхауз вышел к костру. Резко, коротко улыбнулся:
— Как настроение? А, драконы?
Ему никто не ответил. Элдхауз выглядел сегодня странно, как никогда.
Он почему-то не надел свой широкий пояс, на котором неизменно висела кобура с крупнокалиберным «магнумом». На нем не было ни куртки, ни свитера — тонкая светлая рубашка липла к телу, рисуя сильную мускулистую фигуру. И суетливая поспешность движений, словно Роберт или торопился куда-то, или был до предела взвинчен.
— Вы думаете, что мы уходим в другой лагерь? Перережем десяток-другой людей и будем греть зады?
Против воли Рокуэлл ощутил глухое раздражение. Элдхауз зря говорил таким тоном. Перед ним были не сопляки-мальчишки, как три года назад.
Перед ним сидели драконы — пусть созданные им самим, но драконы. Пламя, которое разжигаешь сам, обжигает так же больно, как и чужой огонь.
— Никаких лагерей больше не будет, — четко произнес Элдхауз. — Вы — драконы. И сила ваша — в одиночестве. Вряд ли еще раз вы соберетесь так, все вместе. Любой из вас сможет выжить в лесу один и победит в единоборстве любого врага. И даже если придется кому-то звать на помощь других драконов, вы должны оставаться одиночками.
Роберт поднес к лицу руку с часами, неопределенно кивнул, словно рассчитывая что-то, и продолжал:
— Найдутся в лесу люди, стреляющие лучше, чем вы. Найдутся люди сильнее и осторожнее, с хорошим оружием и надежными укрытиями. И лишь бесчеловечнее найтись не должно.
«И не найдется», — подумал Рокуэлл. После этого, первого их лагеря, они разгромили еще множество поселений. Прошлый год в поисках новых жертв им приходилось совершать стомильные рейды — никто не решался селиться вблизи логова драконов.
— Вы удивлялись, когда из каждого поселка я приказывал отпустить кого-нибудь одного, видевшего все происходящее. Вы злились, когда я заставлял убивать только ножами. Но я знал, что делаю. Я создавал вам славу — славу чудовищ, самых диких зверей леса. Сильнее убежищ вас будет охранять всеобщий страх. Быстрее пули будет убивать само ваше приближение. Вас будут бояться, и вам будут подчиняться, если каждый из драконов будет нечеловечески жесток.
«Да что ты заладил… Мы такие, какие есть, и другими нам уже не стать», — подумал Рокуэлл. Скользнул взглядом по драконам, отыскивая Драго. На лицах читалось легкое раздражение. А Драго… Он очень странно смотрел на Элдхауза.
— Я не буду придумывать для вас законы… Это ваше дело. И смену себе вы воспитаете сами. А в драконы я не гожусь. Во мне слишком много от человека. Я делал то, что было необходимо, — и презирал себя за это. Я любил вас — и ненавидел.
Рокуэлл вздрогнул. Он понял, что сейчас произойдет.
— Теперь наступает ваше время, время драконов. И пусть ничто не связывает с прошлым новых властителей мира. Будьте безжалостны!
Элдхауз уже кричал, и фигура его на фоне костра дергалась, как марионетка.
— Скрепите свой первый день человеческой кровью, драконы! Превратившись в зверей, будьте ими до конца! Ну! Драконы!
Кто-то закричал в неподвижном ряду. Вскочил, поднимая с колен автомат. Щелканье затворов волной пробежало по драконам и утонуло в автоматном треске. Из костра фейерверком встали снопы искр — пули дырявили человеческое тело и дробили пылающее дерево.
Первым к Элдхаузу подошел Драго. И вздрогнул — Роберт был еще жив. В него попало лишь несколько пуль. Вокруг метались драконы. Светловолосый громко кричал: «Джереми, паскуда, выходи к нам!» А Роберт ускользающим взглядом следил за Драго. Губы его шевельнулись, и Драго услышал:
— Как я с вами устал, драконята…
Драго опустился на колени и припал губами к рваной, сочащейся темной кровью ране на груди Элдхауза.
5. Именем Ордена
Майк шел сзади и продолжал нудеть:
— Вы зверь. Чудовище. И почему я с вами иду…
— Я дракон. А идешь ты потому, что я дал тебе пинка.
У меня потихоньку портилось настроение. Уже наступал вечер, мы отмахали по лесу порядочный кусок, не встретив никого на пути. День был хороший, теплый. Но «щенок» все нудел и нудел. Сколько можно! Подбежал Принц, мягко ткнулся носом в плечо. Я тут же принял его мысль: «Надоел».
Точно… Я остановился, поджидая Майка. Куртка на нем была расстегнута, рюкзак сполз. Смотрел он куда-то себе под ноги и чуть не наткнулся на меня. Я аккуратно взял его за плечи, приподнял так, чтобы не доставал до земли, и заговорил:
— Ты мне надоел. Или мы идем дальше, и ты больше не говоришь ни слова по поводу… В общем, понял. Или я отдам тебя Принцу.
Я отпустил Майка, и он устоял, лишь чуть покачнулся. Долго смотрел на меня. Потом сказал:
— Идем дальше, Драго?
— То-то…
В его глазах что-то блеснуло.
— Просто я должен дойти.
Неожиданно я поверил ему. Поверил, что он испугался не моей угрозы, совершенно серьезной, а того, что не дойдет до цели. Фанатик монастырский…
Вскоре мы набрели на ручеек и дальше шли по его берегу. Принц по воде ходить не любил. Он рявкнул и исчез в зарослях. Майк вдруг сказал:
— А знаешь, Драго, почему ты не убил меня?
Я усмехнулся:
— Конечно, знаю. У меня мало патронов, ты обещаешь достать. Ну и к тому же… — Я снисходительно посмотрел на Майка: — Мне понравилось, что ты не трусишь. Из тебя толк может выйти.
Он грустно улыбнулся:
— Я просто не знал, кто ты. А так бы испугался. Я вовсе не смелый, Драго. Дело в другом. Ты не можешь понять. Кто я, откуда, зачем иду через лес? Вот и не убиваешь. Тебе интересно. Ты хочешь разобраться во мне.
Я достал нож. Покрутил у Майка перед носом.
— Хочешь, отрежу уши? И дальше по кусочкам. Пока все не расскажешь.
Майк побледнел, но ответил твердо:
— Это будет совсем не то, ты же сам понимаешь.
А ведь верно! Понимаю. Спрятав нож, я пробормотал:
— Да что в тебе разбираться? Монах ты. Послушник…
Майк не ответил. Мы прошли еще с километр, сели передохнуть. Я сгреб целую кучу листьев, устраиваясь поудобнее, мальчишка последовал моему примеру. Раньше листья на деревьях опадали только осенью, теперь же сыплются и вырастают вновь постоянно. Даже и не поймешь, чего они падают, такие же крепкие и красновато-бурые, как и те, что остаются на ветках.
— Драго, а ты всегда был один? — негромко спросил Майк.
Я уже собирался задремать, но тут сон исчез.
— Нет. Не всегда.
* * *
Драго подобрал девчонку, когда погоня уже настигала ее. Он перебинтовал ей простреленную руку, прислонил к дереву, коротко бросил: «Сиди здесь!» — и вышел на тропинку, навстречу захлебывающемуся собачьему лаю.
Собаки вырвались слишком далеко вперед. Драго скосил всех трех одной длинной, уверенной автоматной очередью. И стал ждать хозяев, даже не пытаясь спрятаться.
Двое парней бежали по склону, перепрыгивая через принесенные весенним паводком коряги, размахивая руками. Они не умели хорошо бегать — слишком уж мотались у них руки, слишком широкими, неустойчивыми были шаги… Драго смотрел на них презрительно. Вот когда бежит дракон… Это словно черная тень, бесшумно скользящая между деревьями.
Один из преследователей увидел Драго, поднял автомат. Другой толчком выбил у него оружие, прошипел:
— Ты что! Это же дракон!
Питомцы Элдхауза лишь три года назад разбрелись по лесам. Но не было человека, не знающего, кто такие драконы!
Драго с любопытством смотрел на парней. Они были наголо выбриты, оба в черных широких рубашках, не заправленных в брюки.
— Истинники? — спросил Драго. Об Истинно Верующих он только слышал, сталкиваться с ними не доводилось.
Парни молчали. Но Драго и не ждал ответа.
— Пошли вон. Девчонка моя.
Один сразу начал пятиться. А тот, который порывался стрелять, выкрикнул:
— Не понравится это нашим! Смотри, дракон!
Автомат в руке Драго качнулся, и парни ускорили шаги. Проводив обоих насмешливым взглядом, Драго вернулся к девушке. Молча уселся рядом.
Что можно сделать с женщиной, Драго знал прекрасно. А вот о чем с ней говорить…
Дракон не имеет права уставать. Он должен быть неутомимым. А я устал.
Сопляк Майк идет впереди как заведенный. Меня брала злость, и я уже специально ускорял шаги.
Доускорялся… Мы продирались сквозь заросли черной колючки, и я был настороже. А вот когда вышли в обычный лес, расслабился. Принц бежал впереди, и я невольно полагался на него. Мы с Майком почти одновременно вышли на поляну. Сделали несколько шагов в высокой желтой траве…
Все-таки я услышал щелчок предохранителя. За секунду до выстрела, за полсекунды. Но в это мгновение я успел повалить сопляка и упасть сам.
Пули секли траву над моей головой. Срубленные травинки щекотали затылок. Ясно — целились не в мальчишку. В меня, в дракона. Я не мог даже пошевелиться. И два автомата, валяющиеся рядом, были бесполезны…
— Драго! Оружие!
Я почти не колебался. Все равно десяток секунд — и мне крышка.
Сильно толкнув автомат назад, к Майку, я откатился в сторону. Отзываясь на мое движение, пули зашлепали совсем рядом.
Майк сжался, подтянул ноги. И вдруг вскочил. У него было две-три секунды, даже меньше. Но те, кто сидел в засаде, не успели перенести огонь на мальчишку.
Автомат в руках Майка выписывал затейливые фигуры. Я не сразу понял, что он намеренно стреляет по широкому сектору. Отработанные гильзы серебристой лентой вылетали из автомата. Но вот грохот выстрелов смолк.
Майк опустил оружие. Тишина.
— Идем, дракон.
Мы подошли к кустам, где сидели нападавшие. Впрочем, кустов уже не было, из взрытой земли торчали какие-то комли, все засыпала белая щепа и ядовито-желтые листья. Полуприсыпанные этой трухой, лежали трое. Серые странного покроя плащи не оставляли сомнений.
Братья Господни.
Я посмотрел на Майка, но тот был спокоен. Так спокоен, словно не он застрелил этих людей.
У одного была размозжена голова. Второй еще дышал, пули попали ему в живот. А третий… Интуитивно я понял, в чем дело. Хорошенько двинул его под бок. Он взвыл и открыл глаза. Не давая опомниться, я подхватил его, швырнул в сторону. Брат Господний налетел на дерево, медленно осел по стволу, задирая голову и снова закатывая глаза.
— Не верю, — сказал я, подходя ближе. Монах опустил взгляд.
— Откуда?
— Из монастыря Трех Искуплений. — Он говорил отрешенным, бесцветным голосом. Только братья так умеют.
— Кто велел вам убить дракона?
Он промолчал. Глаза у него остекленели, как у мертвого. Да он и был покойником, хотя еще дышал и двигался.
— Молчишь? Хорошо… Смотри! Не отводи взгляд!
Я нагнулся над умирающим. У него было простое, грубое лицо, сейчас все перекошенное от боли. Достав нож, я распорол на Брате Господнем рубашку, обнажая грудь. Посмотрел на уцелевшего. А, проняло… В глазах монаха зажегся ужас. Дикий ужас.
Я воткнул нож своим обычным ударом по левому краю грудины, между вторым и третьим ребром. Резко дернул лезвие к себе, распарывая грудь.
Ребра ломались с неприятным влажным хрустом…
Отодвинув рукой вздрагивающие сизовато-серые легкие, я взял сердце.
Рассек сосуды — кровь хлынула так, что у меня намокли рукава. Снова посмотрел на живого монаха.
— Не отводить взгляд!
Сердце было скользким, оно пульсировало и переливалось в ладонях. Я ощутил знакомое солоноватое тепло.
— Нет!!! — закричал Майк.
У Брата Господнего дернулась щека. Веки у него по-прежнему были открыты, но взгляд утратил четкость, глаза ушли в сторону. Он то ли потерял сознание, то ли впал в транс — монахи это умеют.
Я взглянул на кровавый комок у себя в ладонях. Не зверь же я, чтобы жрать сырое мясо… Драконы едят человечину и пьют кровь не потому, что им это нравится. Людоедство — высшая форма страха, надежнейшее средство внушить ужас… А этот монах и так парализован страхом.
Выпустив сердце из рук, я ударил монаха по лицу. Тот вздрогнул, приходя в себя.
— Сейчас ты пойдешь в свой монастырь. Найдешь настоятеля и скажешь, что я приговорил его к смерти. Скажешь, что до больших дождей я узнаю вкус его крови. Понял?
Лезвием ножа я легонько полоснул его по лбу. Он вскинул руки, защищая глаза. Я полоснул еще раз, накрест.
— Иди.
Он уходил шатающейся походкой и, прежде чем исчез за деревьями, дважды упал. Я повернулся к Майку:
— Крест на лбу — знак отсроченного приговора. Теперь любой дракон, который встретится ему, исполнит приговор.
По закаменевшему лицу Майка прошла судорога.
— Отсроченный… — бесцветным голосом повторил он. — Приговор?
С ним творилось что-то непонятное. Сквозь мальчишескую браваду проступала жесткая, непреклонная твердость. Так выглядывает монолитный бетон из-под осыпавшейся штукатурки.
— Идемте, Драго…
Неужели так просто?
Я не ответил. Подошел к ручью и с наслаждением умылся. По воде пошли мутные красные разводы. Мерзко мне было почему-то. Может быть, оттого, что в этой короткой схватке победил не я, дракон, а «щенок» Майк? Я растянулся возле ручья, уткнувшись лицом во влажную, пахнущую землей и перепрелыми листьями траву. Услышал, как захрустели ветки — это Майк сел шагах в пяти от меня. Майк, а не «щенок»! Будущий дракон Майк!
Неужели все так просто? Неужели Майку хватило этой встряски, чтобы в нем проснулся дракон? И поразившая меня решимость, вырвавшаяся из мальчишки, как стальная пружина из ветхого футляра, — это решимость дракона, расстающегося с человеческой шкурой.
У каждого есть свой миг, когда он превращается в дракона. Обычно это миг страха, нестерпимого, до дрожи в коленках, до холодеющих пальцев, когда желание жить вытесняет все. Когда смерть впервые оказывается рядом, и ты расстаешься с глупой детской верой в собственное бессмертие. Когда не умом и не сердцем, а жалким, трясущимся телом осознаешь — нужно или выжить, или остаться человеком…
Я такую минуту пережил давным-давно, еще когда Элдхауз повел нас в первый набег на крошечный, беззащитный поселок, и Джереми, сволочь Джереми, паскуда Джереми, на моих глазах расстрелял не сумевшего снять часового пацана. Даже имени того мальчишки я сейчас не могу вспомнить, лишь крутится в памяти хмурое, вечно сосредоточенное на чем-то своем лицо.
Я тогда перенес шок и не мог говорить — к горлу словно прилип холодный комок, не дающий произнести ни слова. Меня дразнили все, или почти все.
Лишь Рокуэлл и тот мальчишка никогда не смеялись… Увидев, как Джереми расстреливает его, я словно проснулся. Именно с того момента у меня ясные воспоминания о детстве. Негромко хлопает пистолет; отходя назад, щелкает ствол; быстро наплывает едкая пороховая гарь… На лице Джереми не то оскал, не то улыбка… А мальчишка крутится на снегу, дергаясь от каждой пули, и кровь темными фонтанчиками плещет на снег, оставляя в нем длинные ровные проталины. В ту секунду я понял — точно так же смогу корчиться под пулями и я сам. Если не заставлю каждого встречного джереми вздрагивать от одного моего взгляда… И почти сразу узнал, как этого добиться.
Достаточно превзойти их в жестокости. Достаточно выместить свой страх на ком-то еще более испуганном и беззащитном, вроде той несчастной девчонки в захваченном нами доме. Запредельная жестокость в первую очередь ужасает любителей жестокости в меру.
Прошелестели листья, чавкнул мокрый песок на берегу ручейка. Даже ветерок дохнул от прыжка огромного тела. Принц с жалобным повизгиванием ткнулся в мое плечо. Я перевернулся, посмотрел в бегающие от стыда глаза.
— Нас могли убить, Принц.
Принц растянулся на траве, вскинул лапы кверху. Делай со мной что хочешь, хозяин, вот мое беззащитное брюхо. Виноват…
— В чем дело, Принц?
По затылку трахнула чугунная кувалда. Принц послал мне «картинку»: разноцветный, непривычно окрашенный мир. Я с трудом узнал то место, где мы находились. Сероватая полоска ручья, пестрые, многоцветные берега, усыпанные яркими пятнами. На берегу виднелись два радужных силуэта. Я и Майк? От нас по воздуху тянулись кроваво-красные, бледно-зеленые, синевато-стальные нити. А в сторонке лежали два абсолютно бесцветных, почти неразличимых человеческих силуэта…
Что это? Я посмотрел на Принца, на его подергивающийся, влажный нос…
— Принц! Они… не имеют запаха?
Принц радостно взвизгнул. Трудно поверить, что его чудовищная глотка способна издавать такие звуки.
Я смотрел на коченеющие трупы, переваривая полученную информацию.
Запах… Как можно его уничтожить? Такого еще не было. Нас с Принцем ослепили, оставили безоружными. Орден Братьев Господних взялся за осуществление своей давней угрозы — очистить леса от драконов. И на этот раз у него есть шансы победить.
6. Светловолосый
Это был самый странный и, наверное, самый счастливый месяц в жизни Драго. Пещера на берегу Биг-ривер, где он соорудил свое логово, превратилась в подобие жилого дома. Каждый вечер теперь он стремился вернуться назад, к странной девчонке, убежавшей от монахов и оставшейся с драконом…
В первый вечер Драго ушел в лес. Ушел, сам не понимая, зачем это делает, после того как накормил девушку и перевязал ее рану. До утра он бродил, не в силах уснуть, и все пытался придумать для себя оправдание.
Уже в предрассветной сумеречной полутьме, на узкой лесной дороге, остановил фермерский обоз. Автоматически рылся в вещах, почти не глядя на полуживых от страха крестьян. На телегах аккуратными рядами лежали мешки с зерном и мукой, прикрытые от росы мутными обрывками полиэтиленовой пленки.
Драго хотел сказать, что полиэтилен здорово набирает радиацию и закрывать им продукты не следует, но передумал. Крестьяне наверняка об этом знали, просто им было наплевать на тех, кому достанутся продукты. Драго оглядывал бледные от страха и малокровия лица, ускользающие от его взгляда глаза.
Фермеры боялись зря. Из них самих могли бы получиться неплохие драконы, пьющие кровь и раздирающие зубами сырое человеческое мясо… С последней телеги Драго снял деревянный ящик с мелкими желтыми яблоками, прислонил к рубчатой фордовской шине, закрепленной на тележной оси, несколькими ударами ноги разбил доски… Выбрал два яблока, крупных, но с едва заметными червоточинами — дозиметра у него не было, а червяк в зараженное яблоко не полезет. И пошел назад, к пещере.
Она никуда не убежала за ночь. Логово обрело подобие уюта, вещи избавились от многомесячного налета пыли, повсюду был непривычный, смущающий Драго порядок… Он подошел к столу и положил на него «трофейные» яблоки.
Вечером она сама попросила его не уходить.
Так прошел месяц.
…Нет, у него не было никакого предчувствия в тот день. Наоборот. Он шел с охоты, с удачной охоты, и день был светлым, в тучах виднелась проплешина, и Драго решил, что там прячется солнце.
Как обычно, он наблюдал за входом в пещеру несколько минут. Заросший оранжевым вьюнком провал был темен и пуст. Драго сделал несколько шагов по широкому, словно человеческими руками вырубленному проходу. Откинул тяжелую от влаги, почерневшую от копоти штору — светомаскировку.
Возле костра сидел Рокуэлл. Он по-дурацки выбрился, оставив лишь клок волос на затылке, и был похож на индейца из ковбойских фильмов. Автомат он держал на коленях, на столе валялся пояс с ножом, помятая металлическая фляга. И куртка, и брюки были невообразимо грязны, и даже с десяти шагов Драго почувствовал запах застарелого пота. Он изменился за последние полгода, Рокуэлл… Но все равно это был он, это был друг, друг-дракон, и Драго невольно улыбнулся. Он шагнул к костру.
Рокуэлл привстал навстречу. Смятение мелькнуло и исчезло на его лице.
— Я не один, Драго…
Светловолосый стоял у входа. Кто действительно изменился — так это он. Прежнего подростка, кидающегося в спор каждую минуту, напоминала лишь чистая, опрятная одежда. Лицо заострилось, глаза быстро обшаривали Драго.
— Ну, здравствуй… Лучший из драконов!
Драго взглянул на Рокуэлла. Тот отвел глаза. В костре трепетало пламя. Корчились обугленные поленья, стаями светлячков вылетали искры.
— Где она?
Это место у нас называется Жжеными Холмами. Двадцать лет с Последнего Дня прошло — а тут до сих пор ничего не растет. Землю можно раскопать на полметра — она мертвая, буровато-серая, а плеснешь на нее воду — вода протекает насквозь, не задерживается. Вряд ли они оживут, Жженые Холмы…
Поднявшись наверх, мы перемазались мертвой землей. Особенно злился Принц. Его рыжеватая шерсть стала пепельной, он не переставая чихал. У меня тоже щипало в носу. И лишь Майк шел абсолютно спокойно. Монах чертов…
И тут до меня дошло. Какой же он, провалиться мне сквозь эти холмы до самой России, Брат Господен? Братья — мастера на пакости, это верно. Но своих они не предадут. Так кто же он? Фермер? Истинно Верующий? Главарь банды, растерявший подручных? Чушь… Принц скосил на меня настороженный глаз. Почувствовал растерянность. Нет, приятель, тут я разберусь сам.
Я тронул Майка за плечо:
— Смотри! Красиво!
Во все стороны до самого горизонта тянулись леса. Все оттенки желтого — яркий, полузабытый солнечный цвет; оранжевые, апельсиновые полосы; багровые, кровяные пятна. А под ногами черный и темно-синий пепел… Я поддел его ногой — в воздух поднялось сероватое, похожее на густой табачный дым облачко. Оранжевый лес пламенел внизу. Мой лес! Мой мир!
Наплевать мне на Братьев Господних! На верующих и неверующих. Я здесь повелитель!
Я даже выкрикнул что-то от полноты чувств. Взглянул на Майка и наткнулся на его задумчивый, изучающий взгляд.
— Вы как автомат.
Я не сразу понял.
— Ты о чем?
— Вы сейчас радовались, как автомат. «Красиво». Восторженный жест. Звериный рев. Вы когда-то пришли на эти холмы и закричали так… от восторга, потому что действительно страшно и красиво одновременно. И решили, что будете так радоваться. И убивали вы, как автомат. Даже не злились, просто играли в ярость. Автомат.
Как будто сам он не убивал… Вежливый мальчик в чистеньком комбинезоне, сбоку на куртке расстегнулась пряжка, штаны в пыли, левый рукав грязный, а так — сама аккуратность. Я не разозлился. Мне просто стало грустно. Зачем напоминать сегодняшнее утро…
— Майк… Ты никак не поймешь одного — я дракон.
Я постарался сказать это помягче. Майк смотрел по-прежнему. И наконец до меня дошло: никогда он не станет хорошим драконом. Он вообще не будет драконом. И тогда меня прорвало.
— Чего стоишь? Щенок! Мы к вечеру должны дойти до реки!
Он зашагал вперед — лишь столбики пыли вставали за ногами. Сопляк, мальчишка, а неукротим. Уж если кто из нас похож на автомат, так это Майк.
Все у него есть — и ум, и сила, и воля. Вот только дракона из него никогда не выйдет.
— Она никогда не стала бы драконом.
Светловолосый глядел нагло, уверенно. И ничего нельзя было прочесть в его глазах. Драго посмотрел на Рокуэлла, против силы посмотрел, даже не замечая, каким умоляющим стал его взгляд. А Рокуэлл заметил. И сказал торопливо, вызвав недовольную ухмылку на лице Светловолосого:
— Она чуть не убежала. Стреляй мы похуже…
В груди у Драго что-то сжалось и отпустило. Рокуэлл не предал. Друг всегда остается другом, даже если идет карать тебя как отступника. Они не мучили тебя, глупая девчонка, думающая, что дракон сам распоряжается своей судьбой. Что бы они с тобой ни сделали — ты уже была мертва. Мертва.
Светловолосый кончил улыбаться. Смахнул изгиб улыбки, заговорил:
— Ты знаешь наши законы, Драго. Ты проявил… — он помедлил, — доброту. Дракон, вспомнивший о доброте, должен уйти навсегда.
Рокуэлл отвернулся. Спокойно. Только спокойно, Драго. Ее не спасти. А себя еще можно…
— Дурак!
Драго заставил себя улыбнуться.
— Ты остался тем же кретином, что и раньше.
Он чуть подался к Светловолосому:
— Я хотел сделать из нее дракона. Первая женщина-дракон. Это разрешено!
— Да, но лишь в течение месяца! А она жила с тобой сорок дней.
Драго кивнул. И сделал голос доверительным.
— Но еще десять дней разрешается держать пленников для развлечений! Я не нарушил срока, Светловолосый. Я хотел убить ее сегодня. А ты помешал…
Светловолосый дернулся. Он понял, что попал в ловушку. Хотел что-то сказать, но Рокуэлл вдруг вставил как отрезал:
— Верно.
Драго кивнул. Заставил себя взять Светловолосого за плечи.
— Брат-дракон! Ты оскорбил меня ложным подозрением. Я могу это простить. Но ты лишил меня крови моей добычи! Ты знаешь закон.
— Знаю, — шевельнулись губы Светловолосого.
— Я хочу твоей крови, дракон.
Светловолосый встал. Его вялость длилась секунду. Он умел менять свои планы. Сгибая шею в ритуальном кивке, он негромко ответил:
— И я хочу твоей крови.
Они встали друг против друга, обнаженные до пояса, немного согнувшиеся, расставив безоружные руки. Рокуэлл медлил, и Драго зло взглянул на него.
— Согласны ли вы примириться чужой кровью, братья-драконы?
— Нет! — Два выкрика слились в один. Два прыжка взрыли песок. Две пары рук вцепились в чужие тела.
Когда драконы ведут ритуальный бой, их пальцы пусты. Автомат, нож — это для чужих. А для брата-дракона есть пальцы, сведенные яростью. Есть зубы, разжатые в крике. И ненависть, которая остается человеческой, сколько бы ты с этим ни спорил.