Глава 1
Из облака серного дыма с ревом явился демон. Он напоминал страдающую ожирением большую летучую мышь. Толстое волосатое брюхо свисало чуть не до земли, в пасти сверкали расположенные аккуратными рядами белые зубы, а глаза горели, как два фонаря.
— Надоели! — выл демон, гневно скребя когтищами пол. — Вам что, вызвать больше некого? Сволочи!
Но Арс Топыряк не обратил на вопли страшилища никакого внимания. Ловко и уверенно он плел заклятие удержания, не забывая в нужных местах выкрикнуть красивое слово или сделать впечатляющий жест — не столько для себя или для демона, сколько для сопящего за спиной преподавателя.
Поцент, читающий «Основы демонической инвоктации», требовал, чтобы все было красиво. Даже в том случае, когда студенты сдавали курсовые работы на практическом материале.
То, что «практический материал» мог не оценить красивостей, а при малейшей ошибке запросто оторвать кому-нибудь из будущих демонологов голову, поцента интересовало мало.
Демон перестал вопить и принялся хмуро оглядываться.
— И в эту штуку вы собрались меня загнать? — вопросил он, когтистым пальцем, похожим на сосиску с прилаженным к ней кинжалом, тыча в стоящий на полу кувшин. — Она же похожа на ночной горшок! Интересно, что там держали?
Демон брезгливо принюхался.
Арс работал, изо всех сил стараясь не рассмеяться. Стоит только сбиться — и чудище вырвется из начерченного на полу круга. Судьба находящихся в лаборатории в этом случае предрешена — им предстоит стать живописно раскиданными повсюду кучками внутренностей.
Демон зарычал. Навалившееся на него заклинание сжало, сплющило могучую фигуру, сделав ее сначала плоской, а потом скатав в крохотный шарик, который медленно поплыл к горлышку кувшина.
— Я буду жаловаться! — истончившийся голос звучал пискляво. — Я до Влимпа дойду… вы у меня попля…
Шарик провалился в кувшин, и тот сам собой оказался запечатан толстой сургучной пробкой.
— Неплохо, мой юный друг, — одобрительно сказал преподаватель. — А теперь войдите туда и возьмите кувшин.
Арс судорожно кивнул. Наступал самый сложный момент. Если в расчеты вкралась какая-то ошибка, даже самая крошечная, то демон запросто разорвет глиняное вместилище, и вошедший в пределы круга заклинатель окажется в полной его власти.
Продолжительность его жизни в этом случае составит несколько секунд.
Арс шагнул в круг и поднял кувшин. Тот был тяжелый и горячий, внутри что-то возмущенно возилось, но выбраться наружу не спешило, а значит — не могло.
— Неплохо, — кивнул поцент с некоторым разочарованием. — Приступайте ко второй части.
Кувшин брякнулся на пол и рассыпался на черепки, демон с гневным ревом восстал в полный рост. Ринулся на гнусных людишек и врезался в невидимую, но непреодолимую для уроженца Нижнего мира стену.
— Вот гады! Я до вас доберусь!
— В следующий раз, — хмыкнул Арс, начиная экзорцизм.
Изгнание брюхатого и гневливого существа не заняло много времени. Демон с утробным криком провалился сквозь пол, и линии начерченного на полу магического рисунка погасли.
Арс повернулся к преподавателю.
— Неплохо, — сказал тот с важным видом. — За эту курсовую работу я имею все основания поставить вам «хорошо».
— Но почему не отлично? Я же все сделал правильно!
— Верно, — поцент тряхнул седой бородой, похожей на старый веник, — но вы боялись! Борец с демонами, который позволяет страху овладеть собой, долго не живет.
Арс вздохнул.
Понурив голову, он двинулся к толстой двери, настолько обильно покрытой магическими символами, что дерева под ними не было видно.
— Позовите следующего! — крикнул поцент в спину Топыряку.
С грохотом отворив засов, Арс оказался на крошечной, забитой народом площадке. Тут были те, кто уже сдал курсовую работу, и те, кто собирался сдавать. Но вот тех, кто ее НЕ СДАЛ, тут не было.
Их души благополучно готовились к следующему воплощению.
На Арса тут же обрушился шквал вопросов, способный повалить средней крепости плетень:
— Ну что, как?
— Все вышло?
— Сколько поставил?
— Хорошо, — меланхолично отозвался Арс. — Ну что, пойдем, вмажем?
Вмазать не отказался никто. Дружная компания двинулась вверх по длинной, темной и ужасно неудобной лестнице (ходили слухи, что ее держат в таком состоянии специально, чтобы попытавшийся подняться демон лопнул от злости где-нибудь посредине). Лаборатории для вызова демонов располагались ниже самых глубоких подвалов. Учитывая любовь обитателей Нижнего мира ко всем прочим живым существам, это было очень разумно.
На улице было не так холодно. Висевшая над городом последние дни стужа, один глоток которой вызывал противный кашель и чьи когти впивались во все, не защищенное Многими слоями одежды, отступила.
— Хорошо, в натуре, — сказал Рыггантропов. Вечный двоечник ухитрился как-то сдать курсовую. Как именно — предположения ходили самые фантастические, вплоть до совершенной заранее человеческой жертвы.
Правды не знал никто. А она была проста, как сам Рыггантропов. Явившийся демон взглянул на его могучие плечи, растущую из плеч голову и маленькие глаза, и почему-то решил, что такого человека лучше слушаться, не дожидаясь, пока тот начнет махать кулаками.
Рыггантропов сам немало был удивлен покорностью демона, а челюсть преподавателя, который хорошо видел, что заклинания составлены неправильно, отвисла чуть ли не до пола.
Оценку он ставил в некотором помрачении чувств.
Путь студентов лежал в сторону «Утонченного блаженства». Это название подходило дешевой забегаловке примерно так же, как жабе шерсть, но хозяин заведения, гном Отбойник, ужасно им гордился и менять на какое-нибудь «Мерзостное удовольствие» не желал.
Продавали в «Утонченном блаженстве» в основном пиво. Жидкость, носящая это название, стоила дешево, но мало чем отличалась от воды. Запивать ею предлагалось высушенные до каменной твердости орехи, чипсы из картофельных очистков и подгоревшие сухарики.
— Ой, смотрите! — удивленно воскликнул Нил Прыг-скокк, когда идти осталось всего ничего.
Навстречу студентам двигался человек с очень странным лицом. Оно было идиотски-восторженным, словно его обладатель только что решил сложнейшую задачу, над которой бился год, или хотя бы облегчился после недельного запора.
На груди его болталось намалеванное яркими красками маленькое объявление «Хочишь пахудеть? Спраси меня — КАК!».
— Что бы это значило? — спросил Шнор Орин, когда человек проследовал мимо.
То, что у Рыггантропов а называлось лицом, отобразило некоторое недоумение. Тили-Тили нервно зашипел.
— Кто же его знает? — пожал плечами Арс. — Может быть, он ставит лечебные клизмы?
— Это такие стеклянные штуки, которые водружают на спину? — вопросил Рыгтантропов. — Разве от них худеют?
— Нет, это банки. А клизму, ее ставят… в другое место…
— И куда?
В «Утонченном блаженстве» стоял обычный гвалт, состоящий из сдавленных хрипов тех, кто пытался проглотить чипе или сухарик, судорожного хлюпанья глотающих водянистое пиво и радостного гомона счастливчиков, ухитрившихся захмелеть. Гном Отбойник высился за стойкой слегка поседевшим снопом, из которого алчно блестели глаза.
Для гномов характерна обильная волосатость головы, но Отбойник в этом перещеголял всех сородичей: брови его почти срослись с усами, а бакенбарды спускались до бороды.
Речь хозяина заведения по этой причине была несколько невнятной. — Пять кружек пива и одну воблу, не самую древнюю, — сделал заказ Нил Прыгскокк.
— Ффе бубед, — кивнул Отбойник.
Столы в «Утонченном блаженстве» не вытирались никогда и поэтому столешницы приобрели опасное качество липкости. Ставя кружку, вы рисковали поднять ее без дна.
Но завсегдатаи на подобные мелкие неудобства внимания не обращали.
— Где-то я еще видел такое объявление, — сказал Арс задумчиво. — Ну это, про похудеть…
— А у меня один знакомый с таким таскается, — печально вздохнул Нил Прыгскокк, сделав добрый глоток из кружки. — Только у него оно на значке…
Лицо Нила при этом не перекосилось от отвращения. Это наводило на мысль, что Прыгскокк слишком взволнован, чтобы обращать внимание на вкус (это понятие употреблялось в «Утонченном блаженстве» чисто условно) пива.
— И где он его взял? — поинтересовался Шнор Орин.
— Не говорит. Получил его на каком-то собрании, после чего полностью съехал с ума. Ходит по улицам и всем, даже нищим, предлагает какой-то порошок, от которого худеют…
— Ну, нищие-то должны покупать его охотно, — кивнул Арс. — Им надо выглядеть тощими.
— Мало что нищим, так еще и эльфам! — Нил понурил рыжую, как костер, голову.
— Дааа…
Предлагать эльфам порошок для похудения можно было с тем же успехом, что учить змею ползать. Толстых или просто упитанных эльфов не видел никто. Ходили, правда, слухи, что в населенных остроухими гордецами Лоскутах таковые встречаются, но от представителей других рас их прячут.
В это верилось, поскольку для эльфов имидж важнее всего, даже жизни.
— Лучший способ похудеть, — мудрым голосом сказал Рыггантропов, — это в тюрьму попасть. Там быстро сбросишь лишний жир.
Спорить не стал никто. Рыггантропов был родом из Дыр, одного из районов Ква-Ква, где закон нарушают чаще, чем дышат. Процентов девяносто его родственников были знакомы с тюремными подвалами не понаслышке, а остальные избежали этого знакомства только по чистому недоразумению.
Так что Рыггантропов знал, о чем говорил.
— Или стать студентом, — добавил Арс, похлопав себя по животу. При похлопывании ощущались позвонки.
Тили-Тили просвистел что-то одобрительное. Остальные дружно вздохнули.
Службы в храме Бевса-Патера, Отца Богов (звание номинальное), проходили торжественно и очень красиво. Звенели колокольчики, курились ароматические смолы, голос жреца-ведущего разносился по обширному залу, украшенному фресками, изображающими деяния божества.
Почти все они стыдливо прятались за большими занавесками.
Бевс-Патер считался отцом всех богов. Обитатели Влимпа, большей частью имеющие довольно смутные представления о собственном происхождении, по этому поводу яростно возражали. Не спорили лишь те, кому было все равно, кого называть папой, и те, родство с которыми решительно отрицал сам Бевс-Патер.
Препирательства, бывшие неплохим развлечением для богов, длились тысячелетиями.
Закончились они тем, что Бевсу-Патеру присвоили номинальное звание Отца Богов без каких-либо сыновних или дочерних обязанностей со стороны божеств, числящихся его отпрысками.
Фрески же в кваквакском храме были нарисованы за много столетий до этого решения, и изображенные на них сюжеты не отличались особым разнообразием: Бевс-Патер с пылом и жаром зачинает Шпулера, Бевс-Патер с пылом и жаром зачинает Турнепса, Бевс-Патер с пылом и жаром зачинает Буберу, и так далее.
Менялись только детали, размер пыла и жара оставался неизменным.
После принятия «Пакта об отцовстве» большую часть фресок пришлось завесить, дабы не оскорблять чувства других божеств. Изначально их предполагалось закрасить, но тогдашний главный жрец не посмел понять рук на красоту, и лишь спрятал ее за занавесями.
Нынешний главный жрец, Зубост Дерг, никоим образом не осуждал предшественника. Ему нравились фрески, они были красивые, впечатляющие и приносили немалый Доход.
За дополнительную плату занавешенную часть мог осмотреть любой желающий. И пользовались этой возможностью часто. Что-то в подвигах Бевса-Патера притягивало взор мужской части населения Ква-Ква настолько, что мужская часть готова была платить за их созерцание.
Зубосту Дергу также нравилась расположенная в главном зале статуя. Она изображала бога в высшей степени могучего и благостного, со всеми, даже самыми интимными, атрибутами отцовства. Созерцание ее вызывало душевный трепет и благоговение. Но сегодня с самого начала службы все пошло не так, и даже статуя казалась какой-то другой, чужой. Жрец-ведущий постоянно путал слова, подпевалы гудели нестройным ульем.
Зубост Дерг, наблюдавший за богослужением, весь из дергался. Он готов был сам выскочить к алтарю и взять дело свои руки, точнее — в язык, на котором сейчас вертелись неподобающие для главного жреца выражения.
А потом факелы мигнули, все одновременно, и из недр земли раздался неприятный рокот, словно там икнул великан. Когда он затих, на смену пришел каменный скрежет.
Зубост Дерг вытаращил глаза: статуя двигалась. Сам того не замечая, главный жрец жевал собственную бороду. Бевс-Патер мигнул, голова его повернулась, а черты благородного лица исказились.
Да так и застыли.
Звон колокольчиков смолк. Прихожане и младшие служители с воплями кинулись к выходу. Жрец-ведущий, стоявший к статуе спиной, недоуменно вытаращился, потом обернулся и замер с раскрытым ртом, сам напоминая изваяние.
Вывела его из окаменелости только рука главного жреца, потрясшая за плечо.
— Иди и позови отца Шлепа, — приказал Зубост Дерг, со страхом глядя на перекошенное лицо статуи. — И побыстрее!
Отец Шлеп был самым старым из всех служителей Бевса-Патера. Сколько ему лет — не знал никто. Но сам Зубост Дерг, начавший карьеру в храме младшим зажигальщиком курительных палочек полвека назад, помнил отца Шлепа седобородым старцем.
В соответствии с возрастом он считался самым мудрым. Возможно, отец Шлеп таковым и был, но более молодые жрецы, боясь проявить невежество, не вступали с ним в богословские дискуссии. Чтобы избежать полемики, жрецы либо спасались бегством, либо, если уж были пойманы, соглашались со всем.
Зубосту Дергу пришлось ждать довольно долго. Никаких новых ужасных знамений за это время не произошло, и главный жрец, с одной стороны, слегка расслабился, а с другой — несколько заскучал.
А потом, предшествуемый звуком шаркающих шагов, появился отец Шлеп.
— Чего надо? — сварливо спросил он. — Вы оторвали меня от размышлений…
— Посмотри-ка туда.
— О!
— Ты видел когда-нибудь подобное?
— Нет, никогда, — в голосе старого жреца прозвучал откровенный страх.
— Как думаешь, чего бы это значило?
— Отец наш, Бевс-Патер, гневается…
— И так видно, что не радуется, — Зубост Дерг раздраженно нахмурился. — Но почему, можешь ты сказать?
— Гм… эээ… ну, в общем, нет.
Зубост Дерг ощутил сильное и острое беспокойство. Если бы он узнал, что в фундаменте статуи Одной Бабы, расположенной перед ее храмом на соседней улице, в этот же самый момент появилась трещина, то беспокойство главного жреца Отца Богов стало бы еще сильнее.
Перемещающееся по коридорам Магического Университета существо должно проявлять крайнюю внимательность и осторожность, а также готовность в любой момент прыгнуть в сторону.
Иначе оно рискует, что будет сбито с ног открывшейся дверью или бегущими студентами. Они, выйдя из аудитории, по не описанному, но безусловно существующему закону природы теряют черты интеллектуальной молодежи и превращаются в толпу остервенелых варваров, способных затоптать носорога.
Арс освоил искусство передвижения на первом курсе и не испытывал особых проблем. Прыгскокку, телосложением напоминающему покрытый жиром шкаф, приходилось несколько хуже.
Пока приятели добрались до нужной аудитории, его успели раз пять серьезно толкнуть и один раз швырнуть об стену.
— Да, весело у нас, — пропыхтел Прыгскокк, когда они оказались в аудитории, — так и хочется вызвать какого-нибудь демона, чтобы он в этом веселье поучаствовал!
— Всем привет! — дверь распахнулась, шарахнув Нила по спине, и в аудиторию улыбающимся и сияющим пушечным ядром влетела Фома Катина. Выкрашенные в зеленый цвет волосы топорщились вокруг головы, делая девушку похожей на одуванчик.
Который кто-то облил зеленкой.
— Привет, — просипел Нил, сползая по стене.
— Ой, я тебя не зашибла? — Фома мило улыбнулась во все тридцать восемь острых белоснежных зубов. — Ах, смотрите, что у меня есть!
Девушек в университете было немного. Приемная комиссия чаще всего отказывала им, ссылаясь на эмоциональную нестабильность женского пола. Но с Фомой Катиной она не смогла ничего поделать, хотя стабильности в ней было примерно столько же, сколько в ядерном взрыве.
Все дело было в обаянии. Оно у Фомы Катиной имелось, и такое мощное, что им можно было вышибать двери и мозги.
— Что у тебя там? — спросил Арс, с кряхтением отклеивая Прыгскокка от пола. — Жрал бы ты поменьше, что ли…
— О, это самое последнее, суперуникальное достижение в области ухода за собой!
Арс насторожился. Даже с учетом обычной для Фомы экзальтированности и истеричности голос ее звучал надрывно, словно она сама не верила собственным словам.
— Типа? — недоуменно спросил Рыггантропов. — Уход за собой — это как?
— Уход за собственной внешностью, — пояснила Катина, вываливая на парту кучу цветастых плакатиков. — Вот смотрите, тут есть все, что нужно настоящему мужчине: крем для бритья из морской пены, лосьон после бритья на основе крапивы, крем от прыщей с добавками цикуты, дезодорант…
— И что, без этого мужчиной быть нельзя? — поинтересовался Шнор Орин, хлопая белесыми ресницами.
— Можно, — вздохнула Катина, — но очень страшным! Вонючим, плохо выбритым и прыщавым…
— И чего в этом плохого, в натуре? — удивился Рыггантропов, который в соответствии с традициями Дыр всю жизнь считал, что настоящий мужчина должен немногим отличаться от крокодила.
В первую очередь — отсутствием чешуи.
— Как же! — Фома аж задохнулась от возмущения, веснушки на ее носу стали ярко-оранжевыми. — Если ты хочешь добиться УСПЕХА, то кожа твоя должна быть мягкой и шелковистой!
Рыггантропов нахмурился, в голове его со скрипом завращалась извилина, заменяющая мозг. Тили-Тили, которому никакие кремы и лосьоны не помогли бы выглядеть привлекательно (на человеческий взгляд), разочарованно засвистел и отвернулся.
— И что почем? — осторожно поинтересовался отличник Орландо Хряпе. Он выглядел так, как и обязан выглядеть зубрила и умник, не видящий ничего, кроме книг и конспектов. Огромный мозг с трудом помещался в прыщавом черепе с близорукими, застенчивыми глазами, а снизу в качестве бесплатного приложения болталось тщедушное тельце.
— Крем для бритья — пять бублей, дезодорант — один бубль, крем от прыщей…
Раздался дружный вздох. Все эти кремы и лосьоны — отличная штука, если тебе некуда девать деньги. А так — Какой толк выглядеть мягким и шелковистым, будучи при этом голодным?
— А где ты это взяла? — спросил Прыгскокк. Он очухался после удара о стену и был вновь в состоянии докапываться. Для Нила это было так же естественно, как моргать. — Украла?
— Нет! — Катина зарделась, с некоторым трудом изобразив на лице оскорбленную невинность. — Я теперь маниджур по распространению компании «Авонь»!
— Что за вонь? — Шнор Орин почесал затылок. — Маньчжур по распространению?
— Нет, маниджур компании «Авонь»! Это значит — человек, добывающий деньги. И я зарабатываю там больше, чем ты, гнусный, мерзкий…
От вполне вероятного эмоционального взрыва аудиторию спасло появление преподавателя.
— Кхе-кхе, — сказал поцент Злост Простудилис, с грацией привидения возникая в аудитории. Температура ощутимо упала. — Приступим, пожалуй… Или вы что-то хотите сказать?
Катина поспешно замолчала.
Этого преподавателя боялась даже она.
Вечером в Ква-Ква властвовала метель. Истошно завывая, она носилась по улицам, швыряла полные горсти снега в лица прохожим, норовила сорвать с крыш черепицу и пробраться в дома.
Громыхающей по храмовому кварталу телегой, на облучке которой пристроилась некая сгорбленная фигура, метель не заинтересовалась. Взревев, она понеслась дальше, надеясь повалить-таки Останкинскую башню, торчащую над городом словно большой и толстый палец с обкусанным ногтем.
Телега тем временем остановилась у одного из храмов. Сгорбленная фигура слезла наземь, после чего заколотила в ворота.
— Ей вы там, открывайте, рыба приехала! — чтобы сделать голос настолько хриплым, нужно упорно трудиться, полоща горло спиртосодержащими жидкостями.
Обладатель сгорбленной фигуры, судя по всему, был в этом деле настоящим чемпионом.
Ворота отворились безо всякого зловещего скрипа. Из них высунулся жрец в темно-синем балахоне с капюшоном.
— Привез? — задал он вопрос, свидетельствующий либо о плохом зрении, либо о слабой наблюдательности.
— А то! — ответила сгорбленная фигура, стаскивая с телеги какой-то мешок. — Еще утром она плавала!
— Ладно-ладно, все равно это не проверишь. Сгорбленная фигура обиженно засопела, но спорить не стала. Пусть клиент ругается, лишь бы платил.
— Замолвите там словечко за меня у вашего бога, — сказала она.
— Насчет словечка не обещаю, — ответил жрец, — но что-нибудь замолвлю. Сейчас, погоди, деньги достану…
Сгорбленная фигура ждала. Со всех сторон сквозь шум метели доносились тягучие вопли, песнопения, звон колокольчиков, гудение гонгов и прочие звуки, которыми жрецы услаждают слух богов.
Но в святилище за воротами господствовало безмолвие.
Храм Тумпа Немо, Молчаливого Бога, ничем не отличался от прочей недвижимости, владельцами которой считались обитатели Влимпа, за одним важным исключением: тут всегда было тихо. Даже роскошные церемонии в честь Дня Молчания, проводимые раз в год, совершались в полной тишине, не говоря об обычных богослужениях.
Жрецы придумали хитрый язык жестов, которым и пользовались, если нужно было обсудить что-либо внутри храма, а прихожане изворачивались как могли, обходясь без слов в попытках донести свои просьбы до Тумпа Немо.
Последователей у него, к счастью, было не так много. Тумп Немо молчал всегда, и поэтому никто точно не знал, за что этот бог отвечает. Другие заведовали войнами, погодой, приплодом у мышей и прочими важными делами. Но к чему причастен Молчаливый Бог — оставалось загадкой не только Для жрецов, но даже для магов, занимающихся теологическим волшебством.
Единственное, что все знали — бог такой есть и ему следует поклоняться.
Вечернее богослужение называлось Приношение Рыбы и заключалось в том, что к статуе Тумпа Немо, изображенного сидящим с поднесенным ко рту пальцем, клали нескольких рыбин.
Молчащему богу приносили в жертву молчащих существ.
К утру рыбины таинственным образом пропадали. Жрецы возносили безмолвные молитвы, надеясь, что жертву прибрал себе бог, а обитающие под храмом крысы одобряли ритуал Приношения Рыбы, довольно облизываясь и сыто попискивая.
На следующий вечер нужны были новые рыбины, и сгорбленный обладатель хриплого голоса неплохо зарабатывал, доставляя чешуйчатых обитателей Близкого моря в храм.
— Ну чего ты там возишься? — спросил он.
— Сейчас, — ответил жрец, шаря где-то под мантией. — Провалились в дырку…
Глаза его неожиданно расширились, став такими же, как у рыб в мешке — круглыми и выпученными. Торговец рыбой обернулся. Он успел увидеть наступающих из полумрака людей с одинаково безумными белыми лицами.
После чего его ударили по голове.
Мягко хрустнул сугроб, принимая в себя обеспамятевшее тело.
— Эй, что вы делаете? — испуганно воскликнул жрец. — Это же храм! Сюда нельзя!
Ему ничего не ответили. Приближающиеся существа не имели такого желания — отвечать. Они вообще не имели никаких желаний. Они просто двигались, быстро и целеустремленно.
Пытавшийся закрыть ворота жрец был сбит с ног и аккуратным ударом лишен сознания. После этого молчаливые люди с неестественно блестящими глазами и неподвижными лицами устремились внутрь храма.
Оттуда донесся звон бьющейся посуды и треск рвущейся ткани.
Человеческих голосов слышно не было. Жрецы яростно жестикулировали, издавая безмолвные вопли, полные изумления и ужаса. Слишком сильны были запреты, и никто из служителей Тумпа Немо не открыл рта, когда их колотили самым безжалостным образом.
Старший жрец, носящий громкий (ну или скорее тихий) титул Господина Молчания, был без всякого почтения уронен на пол и попинан ногами, обутыми в тяжелые башмаки.
Господин Молчания, отрекшийся ради должности от мирского имени, рта так и не раскрыл. Он прикрывал руками жизненно важные органы, без которых тяжеловато жить даже жрецу, и внимательно глядел по сторонам, пытаясь узнать хоть кого-нибудь из святотатцев.
Но все лица были незнакомые. Чужие, мертвые лица.
Потом старший жрец увидел, как явившиеся из метели люди одновременно, точно повинуясь слышной только им команде, повернулись и двинулись к выходу. Они не задержались, чтобы ограбить храм, чтобы пнуть кого-либо из валяющихся и стонущих (посредством махания руками) служителей Тумпа Немо.
В святилище Молчаливого Бога стало тихо.
Старший жрец поднялся, отряхнул слегка запачканную мантию и сделал сложное движение пальцами, которое непосвященному показалось бы просто жестом отчаяния. На самом деле это был вопрос: «Где рыба?».
Собирающиеся вокруг предводителя священнослужители ошеломленно заморгали, руки их задергались, создав настоящий гвалт.
«Ох, у меня болит левый бок!»
«Мне сломали нос!»
«Мне срочно надо выпить!»
«Какая рыба?»
«Для жертвоприношения! — просигнализировал Господин Молчания, ухитрившись показать руками гневную интонацию. — Что бы ни случилось, мы должны продолжить служение!»
«А как же те, кто напал на храм?»
«С ними мы разберемся позже!» С помощью ладоней и предплечий изобразить зловещую ухмылку не так просто, но Господин Молчания изловчился это сделать. Не зря же он был главным жрецом!
— Правило пятнадцатое — запрещено зарабатывать на жизнь, показывая фокусы и выступая на ярмарках! — преподаватель, читающий курс «Этические основы магии», на мгновение замолчал, собираясь с мыслями.
— Но почему? — спросил кто-то с задней парты.
— Чтобы не отбивать хлеб у фокусников, — преподаватель пожал плечами, — и не унижать высокое искусство магии, применяя его на потребу…
Перекрывая окончание фразы, из коридора донесся протяжный могучий звон «Бомм! Бомм!». Висящий у ректората колокол сообщал всем, что наступило время перемены.
— Продолжим в следующий раз, — дружелюбно улыбнулся преподаватель. — Всего хорошего…
— А вот у меня сегодня скидки! — объявила Фома Катина, едва дождавшись, пока он выйдет из аудитории. — И новый крем для придания свежести ушам. С добавками козлиного молока!
Арс поспешно собрал конспекты и выскочил в коридор. Торговли, которой в последнее время целиком посвящались перемены, он видеть не желал. Зрелище было малопривлекательное, а денег на то, чтобы купить что-либо, в карманах не водилось.
Стену коридора украшала огромная надпись: «Новыя иффиктивные дабавки в писчу! Излечат от всиго! Обращатся на третий курс кафедры растительной магии. Скидки!».
Один из уборщиков пытался стереть надпись, но ту рисовали с использованием магии. Буквы, когда их касалась мокрая тряпка, начинали шипеть и искрить, но исчезать не спешили.
Уборщик ругался сквозь зубы.
Арс двинулся в сторону «Сушеного дракона», факультетской харчевни, где всегда было что пожевать. С едой дело там обстояло несколько хуже.
Из попадающихся навстречу студентов чуть ли не на каждом пятом был цветастый значок. Надписи на них не отличались разнообразием: «Прадаем почти даром!», «У нас луччие тавары!», «Если тебе ни визет, то мы тибе паможим!».
Плюс имя и какое-нибудь звучное, но совершенно непонятное название: маниджур, агент по распространению, торговый представитель или (самое ужасное!) дристрибутор.
Перед входом в «Сушеный дракон» глаза Арса заслезились от вырывающегося из харчевни дыма и запаха горелой еды. Ее там не столько готовили, сколько ставили над ней опасные для жизни и здоровья опыты.
Опасные для жизни и здоровья тех, кто пытался тут кормиться.
Из клубов дыма выскочил Нил Прыгскокк, прогулявший сегодня все, что можно и даже то, чего нельзя.
— Здорово, — обрадовался Арс, и тут взгляд его зацепился за болтающийся на зеленой мантии приятеля круглый предмет с надписью: «Хочишь пахудеть? Спраси меня — КАК!», — э…э?
— Привет, — ответил Прыгскокк, улыбаясь так, словно к уголкам его рта были привязаны веревочки, за которые кто-то тянул не жалея сил. — Прекрасный день, не правда ли? Не желаешь ли приобрести новый продукт?
— Чего? — Арс отступил на шаг. — Ты что, тоже в эти записался, торговые предъявители?
— Я нашел свое предназначение! — Прыгскокк восторженно хлопнул в ладоши. Улыбаться он не переставал ни на мгновение, вызывая нехорошее подозрение, что недавно ему сильно досталось по голове. — Я распространяю продукт, который развернет нашу жизнь! Сделает ее полной чудес и даст нам всякие возможности…
— Ты не заболел? — Арс отступил еще на шаг.
— Я здоров! И теперь буду всегда здоров! Благодаря хренолайфу! Хренолайф — это счастье! Ура!
— Может, тебе полежать?
— Нет! Я должен нести хренолайф в народ! — Нил прямо фонтанировал энергией.
— Да, ты прав, — сказал Арс спокойно. — Только не вопи. И давно ты в это уверовал?
— Вчера вечером я побывал на СОБРАНИИ! — чуть более нормальным голосом сообщил Прыгскокк. — И там мне открыли глаза и сердце! Рассказали про ПРОДУКТ! Вручили мне путь, которым я буду идти…
— Это хорошо, — согласился Арс. — Но чем именно ты будешь заниматься? И кто задурил тебе… открыл глаза?
— Я работаю в компании «Хорошая жизнь», — тон Нила, стал еще менее восторженным. — На каком-то древнем языке это звучит как «Хренолайф». Так же называется Продукт, — это слово упорно отказывалось произноситься с маленькой буквы, — который лечит от всех болезней, дарует молодость и красоту!
— И ты его продаешь?
— Да! — лицо Прыгскокка озарилось совершенно идиотской улыбкой. — И с каждой проданной банки, — он извлек из кармана крошечный стеклянный сосуд, в котором было несколько щепоток подозрительного серого порошка, — я получаю целых три процента!
— А сколько стоит банка?
— О, безумно дешево! — Нил склонился к Арсу, глаза его блеснули. — Для тебя — экск… эксколь… эскользивная скидка!
— Какая? Скользивная?
— Ну, особая, — Прыгскокк чуть смутился. — Только для тебя и только сегодня самое уникальное предложение! Цена одной банки — десять бублей!
— Ты с ума сошел? — последний раз Арс видел такие деньги в те славные, но уже прошедшие времена, когда работал на выборах. — Ты что, серьезно во все это веришь? Про продукт, про счастье, хренолайф этот?
— Ну, — Нил улыбнулся, чуть сконфуженно, зато совершенно естественно. — Я только вчера записался в эту «Хорошую жизнь» и не до конца понял, чем они там занимаются… просто мне объяснили, что я должен именно так вести себя с потенциальными клиентами, все время улыбаться, говорить уверенно и все такое… И еще это… создавать позитивные утверждения!
— Зачем?
— Чтобы все захотели купить у меня хренолайф! — глаза Нила снова сверкнули. — Ты знаешь, я вчера вечером впервые его попробовал! Так оздоровился, всю ночь спать не мог!
— Что, в туалет бегал? — хмыкнул Арс. — По-моему, если ты будешь так улыбаться и создавать эти позитивные подтверждения, то потенциальные клиенты примут тебя за идиота и сдадут в ближайший сумасшедший дом!
— Посмотрим, — Прыгскокк улыбнулся. — В общем, это неплохой способ зарабатывать деньги, как мне кажется, а на всякую шелуху можно не обращать внимания. Если же ничего не выйдет, то я в любой момент смогу уйти из «Хорошей жизни»…
— Ну-ну. Только не отравись своим хренолайфом. Что-то он сильно на крысиный яд похож.
— Это только на вкус! — Нил вновь нацепил на лицо идиотскую ухмылку. — Ладно, я побежал! Через полчаса у нас Собрание по поводу Продукта! Пока!
— Пока, — мрачно ответил Арс. Несмотря на аппетитно-горелые запахи, вытекающие из «Сушеного дракона», есть ему расхотелось.
Городская стража есть средоточие всякого зла и порока — с этим согласны сами Торопливые. Правда они добавляют, что зло и порок сосредотачивается в подземных камерах с крепкими дверями.
Остальные горожане думают несколько иначе.
Поэтому главный жрец Тумпа Немо долго, размышлял, прежде чем отважился нанести визит покосившемуся зданию на улице Тридцатисемилетия Отрытия Канавы. Он Даже посоветовался со старейшими из служителей. Совещание вышло длинным и богатым на дискуссии, после него у Господина Молчания сильно болели локти и запястья.
В штаб-квартиру стражи наместника Тумпа Немо в Ква-Ква сопровождали двое младших жрецов — положенная по рангу свита. Если же честно, то Господин Молчания несколько лет не выходил за пределы храма и в одиночку попросту заблудился бы.
У здания штаб-квартиры Господина Молчания встретили предельно непочтительным образом. Лежащий в канаве стражник неожиданно приподнялся, окинул жрецов мутным взглядом и сказал с глубокой печалью:
— Ну все… до жрецов допился… пора на пенсию! И с грохотом рухнул обратно.
— Он что, пьян? — спросил Господин Молчания, с трудом произнося слова. В связи с отсутствием практики он несколько подзабыл, как разговаривать с помощью губ и языка.
— Никак нет, — сказал вывалившийся из дверей штаб-квартиры лейтенант Лахов, — несколько устамши после дежурства…
Прогромыхав кольчугой, лейтенант совершил красивый пируэт и брякнулся в ту же канаву.
— О, — сказал Господин Молчания.
В здание он вошел с несколько напряженной улыбкой.
— Э? Чем могу служить? — вскочивший из-за конторки сержант выглядел ошарашенным. Он привык лицезреть пьяных гномов, развратных женщин, мелких воришек, похожих на крыс, но никак не жрецов.
— Нам нужен твой начальник, — проговорил Господин Молчания с некоторым трудом.
