АЛЕКСАНДР, 33 года
На планерку он, естественно, опоздал. Никто в редакции не мог припомнить случая, чтобы Линичук не опоздал на планерку, так что Главный уже перестал считать своим долгом применение к нему решительных дисциплинарных мер. За что и боролись.
Правда, пришлось, несмотря на сезон повальных отпусков, тащить себе стул из приемной. Но Валечка, милая девушка восьмидесяти килограммов, тоже была безупречно вышколена и держала для Александра персональное посадочное место, на которое не могли претендовать посетители.
— Вчера Оля звонила, — шепнула она. — Я сказала, ты в командировке.
— Умничка.
Он чмокнул ее в лобик, подхватил стул и ломанулся в редакционную дверь.
— Гэндальф! — шепотом погромче донеслось вслед. — Я ещё сказала, что ты сегодня возвращаешься.
Александр обернулся через плечо: на круглых Валечкиных щеках, из-за которых выглядывали очки, была написана святая невинность. И, надо признать, так оно и было. В том смысле, что милая девушка, разумеется, права. Пора бы наконец для разнообразия переночевать дома.
Впрочем, до ночи было — как до Аргентины пешком.
— …Политики! — вопрошал Главный, когда Александр переступил порог, символически пригибаясь и прячась за стулом. — Что у нас на первую полосу?
Образовалась пауза, во время которой он удобно устроился в углу, помахал оттуда коллегам и состроил всё объясняющую гримасу. Культурист Филя ответил жестом, означавшим предложение продолжить сегодня вечером в том же духе. Александр возвел глаза к небу и отрицательно покачал головой.
— А политики в отпуску, — пискнула от компьютера международница Маня. — Как и все члены парламента.
Филя открыл рот, чтобы озвучить уже написанную у него на лбу крупными буквами хохму насчет «членов», которые должны всегда быть в рабочем состоянии; но Главный опередил его, зычно крикнув в сторону приемной:
— Валя, там анонсы пришли?
— Нет еще, — донесся голосок милой девушки. — Как только, так сразу, шеф.
— Значит, так. — Грозные очи Главного медленно обвели помещение, в честь лета на треть более свободное, чем обычно. — Опять полный завал. Какие будут предложения по первой? Экономика — у вас мертвый сезон, понимаю. Культура?
Филипп, который назывался культуристом вовсе не из-за телосложения, а по своей газетной специализации, нервно вскинулся:
— Так ведь у нас тоже мертвый сезон. Вот вернется Глебовна с фестиваля, тогда…
— Криминал?
Все с надеждой посмотрели на Александра; он выпрямился, неторопливо расправил плечи. В отличие от подавляющего большинства присутствующих у него было предложение. Стопроцентное, убойное, словно козырный туз, до поры до времени припрятанный в рукаве.
— Сегодня ровно месяц, как пропал Владислав Санин. Я отслеживаю тему и веду расследование по своим каналам. Как раз накопилось материала на первую подачу. Думаю…
— Не пойдет, — перебил Главный.
То есть?!!..
По редакции пронесся тихий ропот, что в общем и целом не могло не радовать: не ты один ошарашен и начал сомневаться, понимаешь ли что-то в этой жизни. Все изумленно переглядывались. Филя сделал страшные глаза, неуловимым движением бровей указав на Главного. Маня, пользуясь тем, что ее компьютер стоял у шефа за спиной, покрутила пальцем у виска. Но, разумеется, ни одна зараза не высказалась вслух. Что ж, придется самому. Александр прокашлялся; после вчерашнего голос слушался через раз.
И тут б помещение с грацией бомбовоза впорхнула Валечка:
— Анонсы, шеф. «Информ», «Интерфакса» пока нет.
— Давай!
Главный нырнул в распечатку, водя, словно дошкольник, пальцем по строкам. Что-то доказывать уже не имело смысла.
Шеф поднял голову:
— На этот раз пронесло. Скажите спасибо, что Баба не в отпуску. — Он затормозил палец посреди бумажки и прочитал: — «12.30. Президент страны А.И.Орлинская посетит интернат для особо одаренных детей. Планируется общение с прессой. Необходима аккредитация». Кто у нас, кроме политиков, аккредитован на Бабу?
— Линичук, — бойко подсказал предатель Филя.
После планерки Главный сразу уехал, половина народу тоже разбежалась, а остальные, как всегда, тупо толклись в редакции и базарили. Филя пытался согнать международницу Маню с компьютера, чтобы показать ребятам потрясающий интернет-прикол, который вряд ли будет ходить на «дровах» в приемной у Валечки. Маня совсем было повелась, но тут углядела баннер с горячей новостью о наводнении в Китае и рявкнула на Филиппа так, что тот мигом обломался и побрел под лестницу курить. Александр пошел тоже.
Возле кадушки с желтой пальмой, над которой заботливая Валечкина рука прилепила компьютерную распечатку: «Не посыпайте меня пеплом! Пожалейте!», толпились человек пять-шесть. Фотокора Гришки среди них не было: отсыпается, гад. Придется звякнуть разбудить.
С предстоящим «нужником» о президентском мероприятии Александр уже смирился. Все-таки Баба планирует общение не только с детишками, но и с прессой. А у него как раз назрел к госпоже Президенту конкретный вопрос: почему власть в ее лице до сих пор не проявляет ни малейшего интереса к делу Санина? Все-таки пропал не последний человек в стране. Причем — вполне допустимо ненавязчиво намекнуть — не совсем посторонний ей, А.И.Орлинской, лично.
— Я, конечно, далек от ваших мрачных дел, — изрек, затягиваясь, тощий культурист. — Но слушай, Гэндальф, какого хрена запороли твою тему?
Александр пожал плечами:
— Почему запороли? У меня первая подача уже готова, поставлю на своей полосе. Ну, без выноса, и фиг с ним. Все равно прочтут.
— И много успел нарыть?
— Да уж побольше, чем родные внутренние органы. Они ведь некоторых вещей в упор не хотят видеть! Например, что он пропал еще в пятницу, а искать начали только во вторник, потому что Влад вроде бы говорил на работе, будто хочет свозить жену куда-то на уик-энд. Но почему Наталья сразу не заявила, а?.. Мне она сказала. А ментам — нет, потому что они ее и не спрашивали. Это первое. Потом цирки с тем трупом в Дубравах… кстати, сегодня должны быть результаты экспертизы, и я не удивлюсь, если положительные, хотя коню понятно…
— Что понятно? — встрял в разговор Пашка из отдела экономики. Первая редакторская «шестерка».
Александр сделал загадочное лицо.
— Подробности в номере. Не пропустите!
Выпустил фирменное «гэндальфовское» колечко дыма и стряхнул пепел на несчастную хиреющую пальму. Причем — какая жестокость! — прямо на глазах у Валечки, которая зачем-то спустилась из приемной, хоть и была некурящей.
— Гэндальф! — От укора в ее голосе в пору было пустить слезу. — Тебя к телефону. Оля.
— Валюшенька, меня нет! — взмолился он. — Нет, правда, через десять минут еду на мероприятие. Ну пожалуйста, пупсик…
Возможно, женская солидарность и отступила бы перед мужским обаянием. Если бы не пальма.
— Через десять минут? Я так и передам, — безжалостно отчеканила милая девушка.
Развернулась и могучей поступью потопала в приемную. Александр поплелся следом, затушив окурок о пальмовый ствол. Культурист Филя напоследок состроил очень выразительную сочувственную морду. Филя был свободным человеком. Он уже года полтора как развелся с женой.
— Доброе утро. Как съездил?
Приветливый голос в трубке сбил Александра с толку, и он чуть было не попалился. В последнюю секунду вспомнил-таки свое алиби:
— Привет, Оль. Нормально, только устал, как собака…
— Понимаю. — Тут он почувствовал подвох и не ошибся. — Знаешь, Саша, я звонила Гришиной жене. Представляешь, он тоже — как собака. Приволочился в два часа ночи и до сих пор дрыхнет. Но перед этим, она говорит, тебя вспоминал.
— Само собой. — Александр решил держаться до последнего. — Мы же вместе ездили. Гришаня у нас единственный фотокор, кого б я еще взял?
— Заберешь Дашку из садика.
Оля всегда была мастером на крутые перекиды темы.
— …И по дороге купишь хлеб, масло, стиральный порошок. Запиши. Сегодня у МЕНЯ командировка на день рождения Зиминой. Приду пьяная, поздно, возможно, под утро. А ты остаешься на хозяйстве, и чтобы к моему возвращению…
— Ты прелесть, Олька, — улыбнулся он. — Слушай, напомни Гришкин телефон, пора уже выдергивать его на Бабу…
— Куда-куда?!.
…Александр прыгал через две ступеньки, поскольку лишь в последний момент допер, что единственный редакционный водитель куда-то повез шефа, а потому до интерната для одаренных детей (бывшая загородная дача некоего графа, теперь в черте города, но в о-о-очень отдаленном районе) придется добираться на перекладных, да еще и где-то пересечься с фотокором. Поэтому экономист Пашка, шагнувший ему навстречу из-за пальмы, был ну совсем не в тему.
— Чего тебе? Только быстро, я уже опаздываю.
Под лестницей уже никто не курил. Было тихо и гулко.
— Гэндальф, — негромко выговорил Пашка. — Главный очень просил тебя попридержать пока материал по Санину.
— С какой это стати? — Он все-таки притормозил.
— Главный просил. Очень.
Александр подошел поближе и, преодолевая желание взять «шестерку» за грудки, раздельно выговорил в упор:
— Нет, Паша, материал будет. Влад был моим другом. Так и передай Главному.
Получилось малость патетично; у экономиста дрогнули губы, и он стал похож на человека. Улыбнулся во всю ширь и сказал примирительно:
— Да ладно, он же только просил. Слушай, если ты дружил с Саниным, почему не стрельнул у него с десяток компов? А то две машины на всю редакцию, это ж смех… Хотя теперь-то что говорить.
Александр шагнул на ступеньку. Обернулся через плечо:
— Если я говорю «был», то не потому, что верю в его смерть. Труп в Дубравах — подстава, липа. Что бы там ни показала экспертиза.
И закончил уже пролетом ниже:
— Просто Влад Санин очень давно перестал быть моим другом.
— До чего же в кайф работать с Бабой! — сказал Гришаня.
Недавно он справил себе цифровой фотоаппарат и теперь щелкал без перерыва, запечатлевая, как Президент страны изящно нагибается, чтобы чмокнуть в щечку какую-нибудь особо одаренную девочку с бантиками или подарить коробку конструктора способному мальчику-очкарику. Она действительно неплохо смотрелась в окружении юной поросли — прям-таки супермногодетная мать-героиня с бесконечно любящей, мягкой и улыбчивой гримаской на лице. При этом, надо признать, безумно стильная и элегантная.
Странно, припомнил Александр, в институте ей, разумеется, не отказывали ни в уме, ни в пробивной силе, но почему-то не считали красивой, даже обаятельной. И все, конечно, выпали в осадок, когда сам Андрей Багалий, очаровашка, всеобщий любимец… ну и где он сейчас, этот ваш Багалий?..
Официальная часть мероприятия подошла к концу, детишек построили концлагерной колонной и погнали в столовую. Александр мысленно дал себе слово ни за что не позволить Оле засунуть Дашку в это заведение. Хотя если Олька упрется… он ведь и комбинаторировать дочь категорически не хотел, а толку?
Проверил, не глючит ли диктофон. Старая машинка работала нормально, только вот обещанное общение с прессой, похоже, откладывалось, поскольку Баба в окружении свиты и расфуфыренных работников интерната направилась в противоположную от журналистов сторону — вслед за детишками, видимо, дегустировать здешний общепит. Рослый телевизионщик позади Александра тихо матюкнулся.
Вернулся довольный Гришаня. Рухнул рядом на лавочку и тут же принялся просматривать отснятые кадры на миниатюрном цифровом мониторчике. Их было нескончаемое количество: Гришка фанател от Бабы, над этой его страстью прикалывалась вся редакция.
— Вчера выводил фоты Палыча, — заговорил он, не поднимая головы. — Тоже фактурный мужик, но как подумаешь… нет, ты глянь, Гэндальф, какой ракурс!.. Как представишь себе: выбрали б его, и пришлось бы каждый божий день снимать эту морду кирпичом. Я за Бабу голосовал. За нашу Ба-а-абу, — любовно протянул он и снова сунул фотоаппарат Александру под нос. — Вот эту на полосу и не проси, отдам на выставку.
— А Палыч как вышел, ничего?
— Все путем, третий сорт не брак. Уже в папке у верстальщиков.
Александр довольно покивал. Свежая, послевыборная фотография Владимира Николаенко была большой удачей. Экс-кандидат в Президенты, давно всеми похороненный политический труп некомбинаторного возраста, до вчерашнего дня вообще наотрез отказывался встречаться с журналистом. Пока сам не убедился — не без помощи родных органов, — что якобы санинское тело вовсе не случайно обнаружили именно в Дубравах, на территории, непосредственно прилегающей к его даче.
Это интервью должно было послужить запалом к бомбе. Никто, кроме Палыча, которому уже, в сущности, нечего терять, не посмел бы вслух обвинить в исчезновении Владислава Санина всемогущий проект «Миссури».
Интересно будет сопоставить с тем, что скажет по данному поводу Баба. А что-то сказать ей таки придется.
— У меня через сорок минут эфир, — с ненавистью процедил за спиной телевизионщик. — Где она там, эта…
Александр молниеносно, раньше Гришани, развернулся к матерщиннику лицом и негромко, почти без угрозы, предупредил:
— Не оскорбляйте женщину.
— …наше Будущее. Во все времена люди надеялись, что их дети достигнут большего, чем удалось им самим. Но только теперь подобные мечты стали реальностью. Сегодня я познакомилась с маленькими, но уже проснувшимися талантами, даже, не побоюсь быть высокопарной, гениями, уникальные способности которых обнаружили себя исключительно благодаря ранней комбинаторике, разработанной в рамках проекта «Миссури».
— Не пиши, — шепнул громила-телевизионщик своему оператору.
— …Я на собственном опыте знаю, как трудно овладевала общественным сознанием идея о необходимости всеобщего комбинаторирования. По сей день НК-центры работают в режиме полной конфиденциальности и на добровольных основаниях. Однако не за горами время, когда нейронная комбинаторика будет производиться непосредственно в роддомах и станет такой же всеобщей и обычной процедурой, как профилактическая прививка. Прививка против нелепых случайностей, неправильно выбранных путей и сломанных судеб. И тогда во всем мире заговорят о поистине великой комбинаторированной нации, как сегодня в нашей стране уже говорят о комбинаторированном поколении. Я верю, что наши дети изменят мир!
«Комбинаторированная нация» — сильно сказано, усмехнулся Александр. Черт, до чего же убойно можно было бы поприкалываться на эту тему, если б материал предназначался оппозиционной газете…
Баба стояла на верхней ступеньке интернатского крылечка, а вокруг плотным кольцом громоздились телекамеры. Запасливые телевизионщики и радийщики тянули к ней микрофоны-«удочки», менее запасливые горбились на полусогнутых под камерами, держа микрофоны в протянутых руках, по два-три сразу: выручали коллег, оттертых в задние ряды. Большинство газетчиков толпились у Бабы за спиной, но ему, Александру, не повезло… или как сказать.
В общем, он устроился на корточках на том же крыльце, ступенькой ниже. Как раз у ее ног, вроде верной собачки или шута. И готов был поклясться, что Баба заметила его, узнала и чуть-чуть усмехнулась.
— А теперь госпожа Орлинская ответит на ваши вопросы, — прогудел из-за Бабиного плеча ее пресс-секретарь. — Господа журналисты, у вас десять минут. Просьба формулировать четко и сжато.
Посыпались вопросы. Разумеется, ни один из них не касался ни одаренных детишек, ни «великой комбинаторированной нации», ни Будущего с большой буквы, ни давно навязшего у всех в зубах проекта «Миссури».
— Какова ваша позиция по конфликту на Ближнем Востоке?
— Прокомментируйте ситуацию с поставками нефти по трубопроводу…
— …слухи о назревающем в парламенте…
— …относительно вакансии на…
— …по бюджету…
Александр честно записал на диктофон девять с чем-то минут журналистского галдежа и президентских откровений. Слегка рискуя, дождался предупреждения пресс-секретаря насчет последнего вопроса, после чего обычно образовывалась короткая, но ощутимая пауза. Во время которой можно было встретиться с ней глазами — снизу вверх.
Привет. Прошу тебя, не увиливай. Не по старой дружбе — никакой дружбы между нами не было, не говоря уже о чем-то еще… Просто по старой памяти:
— Алина Игоревна…
Оказалось, от интерната и почти до самой редакции ходит прямая маршрутка, из конца в конец. Гришаня родился в этом городе, безумно любил его и стопроцентно ориентировался и в исторических подворотнях, и среди спальных новостроек. А вот Александр за пятнадцать лет так и не сумел стать столичной штучкой. И добирался бы сейчас, как идиот, кружным путем, на трамвае и метро.
Они устроились на задних сиденьях, и Гришка тут же снова погрузился в созерцание сегодняшних снимков. Александр смотрел в окно и додумывал свою статью, которую следовало довести до ума за пару часов, оставшихся до сдачи номера. Плюс еще «нужник» на первую полосу… но это он накатает за две минуты, в жанре расширенной текстовки под Гришаниным шедевром.
На его вопрос госпожа Орлинская ответила исчерпывающе: независимая экспертиза подтвердила, что «дубравское тело» принадлежит главе корпорации «Санин-Компьютерлэнд» Владиславу Санину. Она, Президент, восприняла это как личную трагедию. Уже подписан указ о создании комиссии по расследованию убийства, и хочется верить, что как исполнители, так и заказчики понесут заслуженное наказание. Алина не стала распространяться о своих общих с Владом студенческих годах; все присутствующие должны были вспомнить и так. Поверить в ее «личную трагедию».
Александр бы тоже поверил — если б до сих пор власть хоть как-то отреагировала на исчезновение Санина. Но ведь они почти месяц в упор ничего не замечали — до обнаружения этого самого тела. А теперь вот — указ, комиссия. И результаты экспертизы, которые будут обнародованы лишь сегодня во второй половине дня, Алине Игоревне, оказывается, уже известны. Трогательно, но как-то нелогично.
Он раскрыл на колене подпрыгивающий блокнот и неразборчивой скорописью зафиксировал основные ударные моменты, которые надо вбить в уже готовый костяк статьи. Как бы минут на двадцать согнать Маню с компьютера?
Сильно тряхнуло, и карандаш прочертил через весь блокнот длинную некрасивую линию. После чего писать стало очень удобно, потому что маршрутка остановилась. Александр выглянул в окно и чертыхнулся: впереди по шоссе, заворачивая за угол, стояла хорошая обеденная пробка.
— Гриш, нам еще далеко?
Фотокор не слышал, по-прежнему пялясь в аппарат. Пришлось накрыть окошко ладонью, чтоб он взвился и захлопал малость закумаренными глазами.
— Пробка, Гришаня. Здесь метро близко? Или уже пешком дойдем?
Гришка проморгался и вытянул шею к окну, проводя рекогносцировку. После чего с сомнением покачал головой:
— Метро в этом районе построят лет через двадцать. Пешком чапать часа три, как раз под сдачу. Можно бы, конечно, пересесть на сто четвертую… но фиг ее знает, кажется, она уже не ходит. В общем, Гэндальф, сиди и не рыпайся. Скоро поедем.
Ему хорошо было говорить. Он-то свое уже отщелкал, осталось только выбрать, с каким из снимков любимой Бабы не жалко расстаться ради первой газетной полосы.
Тем временем пассажиры начали все громче высказывать свои претензии неизвестно к кому и делиться неизвестно с кем своими неотложными проблемами. Александру до жути захотелось закурить. А также заткнуть рот визгливой бабульке через проход и зашвырнуть куда-нибудь подальше Гришкину цифровую цацку.
Вместо этого он перевернул чистую страницу блокнота и без единой помарки накатал короткий, но душевный отчет о пребывании госпожи Президента в интернате для особо одаренных детей. Одним грузом меньше. Затем выудил наушники и начал мотать диктофонную запись в поисках своего вопроса и ее ответа: президентская цитата должна быть точной. Без интерпретаций и комментариев: ты работаешь в мелкой и бедной, но верноподданной газете. Но те, кому надо, поймут
«…о поистине великой комбина…» Черт, далековато отмотал.
Хотя…
Вернул сегодняшнюю запись к началу и добросовестно прослушал еще раз пустопорожнюю на первый взгляд речь о роддомах и прививках. О проекте «Миссури». Который за последние годы настолько прочно ввинтился в повседневную жизнь, что он, Александр, как и все, давно перестал его замечать.
Но который мог иметь отношение к делу Владислава Санина. По мнению искусно подставленного кем-то Владимира Николаенко. И по мнению самого Александра тоже.
Пятнадцать лет назад первокурсник Влад по молодости и дерзости начал копать под секретный эксперимент, поставленный над студентами его института, в том числе и над ним самим. И узнал не так уж мало! — черт возьми, вспомнить только тот зимний вечер в общаге… а ведь Влад собирался еще и взломать сервер проекта, что наверняка и сделал. Узнал достаточно, чтобы ОНИ зашевелились.
Даже в то время это казалось нереальным. Восемнадцатилетний пацан напугал ИХ настолько, что была произведена кардинальная реорганизация проекта, по сути, его легализация, выведение из тени? Неужели не проще было бы… в общем, уже тогда?..
Скорее всего ОНИ спохватились слишком поздно: информация пошла дальше, причем по нужным адресам, — юный Влад был уже очень грамотным компьютерщиком. Он успел себя обезопасить, и ОНИ вынуждены были срочно искать запасные ходы. А также — договариваться с ним, с этим не по годам умным и опасным пацаном.
И договорились. Предложили именно ему разрабатывать программное обеспечение под проект «Миссури»: очень хорошая работа за очень хорошие деньги. Проинструктировали, о чем говорить, а о чем молчать; наверняка же и после санинских разоблачений осталось что-то — многое? — по умолчанию. ОНИ его попросту купили, Разве трудно купить первокурсника, парня восемнадцати лет, честолюбивого и к тому же, помнится, безнадежно влюбленного?
Все это было давно. И не имело бы значения, если б не события последнего месяца.
И если бы не…
Александр усмехнулся. В какой тихий ужас пришел он сам, на одном нахальном везении проникнув в секретную лабораторию, запрятанную в бездонном подвале на задворках МИИСУРО! Хирургическая белизна, все эти компьютеры, сканеры, каталоги нейронных карт… Обычный реквизит любого, самого заштатного НК-центра. Куда год назад он — совершенно добровольно и конфиденциально! — отвел собственную дочь.
Но «великая комбинаторированная нация»?
Что-то новенькое для старого доброго проекта «Миссури».
Когда маршрутка доползла до конечной (и не под самой редакцией, а за три квартала, убить мало Гришку-Сусанина!), до сдачи номера оставалось всего ничего. Александр несся вприпрыжку, не заботясь, поспевает ли за ним фотокор. Доработать статью уже не удастся, придется ставить как есть, дополнив только президентским комментарием. Ничего, главное — застолбить тему. Остальной материал отложим до следующих подач.
И обязательно как можно скорее вызвонить Наташку: она должна оспорить результаты экспертизы, нельзя же проглатывать подобную липу. Кровь с носу, должна. Даже если ей, как ему показалось при встрече, по большому счету наплевать.
…Под лестницей возле пальмы было небольшое столпотворение: странно, обычно издерганный народ сползался сюда курить уже после сдачи. Сразу несколько человек — Маня, Филипп и студент-стажер из спортивного отдела— рыпнулись навстречу Александру, однако он и не подумал остановиться. Что бы тут ни стряслось, материал по Санину пойдет в номер. А если Главный таки захочет его снять — будет скандал и публичное, на всю редакцию, признание в трусости, а не спуск на тормозах по причине опоздания.
В приемной, склонившись над клавиатурой, тихо плакала Валечка. При звуке шагов Александра подняла голову: щеки в красных пятнах и мутные, залапанные очки,
Он глянул на часы и позволил себе минуту задержки.
— Что случилось, пупс?
В этот момент распахнулась дверь, и в проем боком протиснулся крупный дядя в обнимку с монитором редакционного компьютера; сверху трепетала птичка на липучке, талисман международницы Мани. Надо бы отлепить, машинально отметил Александр… а что, неужели мы наконец разжились новой машиной?
— Нас закрывают, — беспомощно выговорила Валечка. — Сейчас вынесут оргтехнику и будут опеча…
Слезы хлынули из нее с новой силой: милая девушка всегда была чересчур впечатлительной. Впрочем, сейчас у нее, кажется, есть причина… Удивления он, как ни странно, не чувствовал. Черт, надо бы спуститься к пальме и прояснить подробности.
У него на шее все еще болтались наушники; Александр снял их и, подойдя со спины, надел на плачущую Валечку. Подсоединил и положил ей на колени карманный СО-плейер:
— Держи. Я всегда слушаю, когда по-настоящему хреново… Звенислава. Не знаешь?.. Так будешь знать: очень хорошая музыка. Не плачь, пупсик. Жизнь-то продолжается.
Придвинул к себе телефон и начал набирать номер Наташки Лановой.
Тьфу ты, черт, никак не привыкнуть, — Саниной.
