VIII. А были легкими победы

Кровь, хлеставшая из неумело перерезанного горла Касаулты, еще не успела запечься. Набухшая кровью подушка гулко шмякнулась на пол рядом с посиневшим от удушья трупиком Фирюзы — здесь уж и уменья не потребовалось. И еще неизвестно, что с Чернавкой — она исчезла.

Первым стряхнул с себя оцепенение Юрг. Растолкав дружинников, застывших за его спиной, он бросился в свою спальню. На постели, взъерошив пестрые перышки, угрожающе щелкал клювом Кукушонок — закрывал собой распластавшегося по сиреневому покрывалу Шоео.

— Видел, кто?.. — отрывисто спросил командор, роясь в своих вещах. Кукушонок только покачал хохолком. А вот и плоская металлическая фляжка. Почти пустая…

Он ринулся обратно, но над изуродованным телом Касаулты снова замер в нерешительности. Потом поднял фляжку и осторожно поболтал ею над ухом.

— Еле-еле на один глоток, — пробормотал он.

Мона Сэниа молча протянула руку, и он вложил в нее серебряную посудину. Ни секунды не колеблясь, принцесса подняла крошечное тельце ребенка и, сдернув зубами колпачок, осторожно влила живую воду в приоткрытый ротик. Ничего не произошло. Она прислонила младенца к своему плечу и тихонько похлопывала по спинке, почти беззвучно что-то напевая. Внезапно в воздухе пронеслась теплая шуршащая молния — Кукушонок опустился на плечо женщины и прикрыл Фирюзу своими крыльями.

— Ты что? — инстинктивно ринулся ему наперехват командор, про себя отмечая, что точеная головка этого удивительного создания была поднята кверху; тонкий изящный клюв глядел в потолок, словно Кукушонок боялся дотронуться до темечка ребенка.

— Ей же холодно, — укоризненно прошептал Кукушонок.

Мона Сэниа зарылась носом в перья, потом медленно подняла голову.

— Дышит, — проговорила она с безмерным изумлением, словно ждала чего-то другого.

Хоронили Касаулту уже в сумерках. Недалеко от груды голубых слитков обнаружился еще один «термитник», в нем пробили отверстие и у противоположной стены выкопали глубокую могилу. Когда опустили туда тело, завернутое в серебристый плащ — сколотить гроб было просто не из чего, Харр по-Харрада забормотал было что-то про Незакатное солнце, но потом спохватился, что молитва Тихри вряд ли подходит для женщины едва знакомого ему иного мира. И замолк. Потом внутрь этой импровизированной усыпальницы покидали слитки голубого золота, до которого как-то всем не было дела, и старательно замуровали вход. У Юрга почему-то возникла твердая уверенность в том, что уже назавтра все следы человеческих трудов будут скрыты под нерукотворным узором инеистого мха.

Вечерняя трапеза напоминала тризну — да в сущности, она таковой и была. Мона Сэниа, покачивая уснувшую девочку (Харр так и не выпускал Ю-ю из своих черных лапищ), силилась представить себе лицо погибшей — и не могла. Мелкие черты, черные — жесткими завитками — волосы. Такие привораживают мужчин, все время их подкалывая и насмехаясь. О таких быстро забывают. Несомненно, кто-то из шайки Джанибаста решил взять реванш за свое поражение, с наглядной жестокостью расправившись с похищенной у них заложницей и вместо нее взяв новую — ничего не подозревавшую несчастную Чернавку, которая вместо обещанной безопасности попала прямехонько в лапы болотных выродков. Правда, оставались и другие варианты…

— Ты как-то говорила, — осторожно начал Юрг, глядя куда-то мимо жены, что члены королевской семьи могут переноситься в любое место независимо от того, видели они его или нет. Может, кто-то из принцев… ну я не хочу допускать намеренного злодейства, но ведь может случиться и приступ помешательства?..

— Нет, — твердо отрезала принцесса. — Такого не может быть. Бой на равных — да, но поднять оружие на беззащитного… Ты не понимаешь. Рука разожмется, это… это, как говорят у вас на Земле, физически невозможно. Разве что кто-нибудь из жавровой банды?

— Жители Равнины Паладинов не бывали на Лютых островах уже лет двести, возразил Эрм. — Перелететь через Внешнюю Цепь, очутиться здесь, где островок за островком тянется, как нанизанные на нитку бусины…

Действительно, островной архипелаг сверху смотрелся точно переплетение плавно изгибающихся гирлянд — во время большого отлива, наверное, можно было бы на конях пройти десятка два островов. В такой необъятной акватории выбрать ничем особенно не примечательную Игуану, да еще и в определенной ее точке, и в тот момент, когда. Бирюзовый Дол опустел, — это могло произойти с ничтожной вероятностью. Это понимал даже туповатый Пы.

— Может, аборигены? — робко подал он голос.

— На них это совсем не похоже, — с сомнением покачала головой мона Сэниа. — Да и остров необитаем. Конечно, какой-нибудь одичавший изгнанник…

— Полоумный робинзон? — усомнился Юрг. — А зачем? И куда он делся вместе с Чернавкой — ведь мы с того момента, как тут появился Сорк, не спускали глаз с ворот. Я допускаю, что, обладая цепкостью дикаря, он смог бы перемахнуть через каменную стену, есть же там трещинки, зацепочки; но перетащить еще и женское тело, пусть легкое — нет, невозможно. Здесь кто-то исчезал по-вашему, по-джасперянски.

— И все-таки королеву Ушинь надо поставить в известность о имевшем место случае вторжения… — чопорный тон Эрма свидетельствовал о том, что он накрепко вошел в роль сенешаля.

— Это само собой, — тоскливо согласился командор. — Когда нам будет что сказать.

А сказать можно было еще одно: появление в Бирюзовом Доле постороннего допускалось лишь в том случае, если кто-то из дружинников хотя бы на долю секунды принес этого постороннего сюда вместе с собой. Они, скажем, появились в запасном кораблике, предназначенном для гостей, один взгляд — и чужак уже исчезал. Чтобы вернуться сюда в любое время.

Пожалуй, все, кроме Харра, это уже понимали. Но никто не мог произнести это вслух: ведь тогда выходило, что один из сидящих сейчас в тесном кругу предатель.

— О, древние боги! — не выдержала принцесса. — А ты-то что на меня уставился и молчишь, славный менестрель? Раньше ведь рта не закрывал!

— А я все жду, когда вы мудрствовать перестанете, — спокойно изрек по-Харрада.

— Дерзишь! — рявкнул Эрм, которому тоже было не по себе.

— На том стою. А гляжу я на тебя, владетельница, потому как ты кожей светла, волосом черна, собой пригожа, летами млада, и дитя при тебе.

Все онемели, уже поняв, к чему он ведет.

— Так ту ли убили?

— Нет на Джаспере человека, который не знал бы меня а лицо, — с королевской простотой изрекла принцесса.

— Так то ж на Джаспере…

— Да ты сам подумай, что говоришь, — накинулся на него Юрг, — мы решили спасти Чернавку от твоих законников, а она, в благодарность за спасение, полоснула своей избавительнице по горлу?

— А другого не дано, — спокойно парировал Харр. — Две бабы, одно дите. Когда одна баба со своим дитем найдены убиенными, на кого думать?

— Знаешь, милый, это даже для варварской логики слишком примитивно.

— А то, что истинно, всегда просто, — пожав плечами, легко бросил менестрель. — Жизнь, смерть, злодеяние. Это как пальцем ткнуть — во, в этот кувшин. Вот я ткнул, это — истина. Вот я в руки взял — а она емкая, стерва. Внутри мно-ого чего.

Эта первобытная сентенция подействовала на всех ошеломляюще.

— Слушай, ты, гусь лапчатый, — встряхнулся наконец Флейж, — ты, конечно, поднаторел на своих пирах сиволапых караванников развлекать, но здесь…

Принцесса остановила его взмахом руки:

— Допустим, от всего пережитого Чернавка сошла с ума. Но тогда где она?

— Эх, жалость, что ваши шустрики служивые говорить не обучены… Так. В ворота она выглянула — увидала коней. Что ей оставалось? Стена. Я бы враз вскарабкался.

— Глядите, у кухонного навеса уголок осыпался — утром был цел, — это, как всегда, не ускользнуло от наблюдательного Сорка.

— Но там же обрыв, высота невероятная, — осторожно вставил Дуз.

— А она что, знала?

Сразу трое или четверо, похватав факелы, воткнутые в землю, в один миг очутились на кромке стены.

— Гуен еще там! — крикнул Ких, вглядываясь в темноту ночного моря, глухо ворчавшего у подножия обрыва, который сейчас казался уходящим прямо в преисподнюю.

— В дом, и затворитесь, — коротко бросила мона Сэниа Эрму, передавая ему девочку. — Все — вниз!

Через секунду все дружинники, подняв факелы, уже стояли, сгрудившись, на отполированном волнами камне, едва выступающем из воды. Примерно в полуполете стрелы от них на остром, кривом, как коготь дракона, утесе сидела Гуен. Она периодически встряхивалась, подымая все три хохла, потом как-то опадала, становясь вдвое меньше. Внезапно она сорвалась с места, скользнула вдоль лунной дорожки и нацелилась на какую-то бесформенную массу, всплывшую из глубины. Послышался удар, сопровождаемый всплеском.

— Гуен, назад! — крикнула принцесса. — Домой, Гуен, домой!

Птица поднялась, описывая над водой сторожевой круг, нехотя начала набирать высоту, временами как-то обвисая и едва не срываясь в вертикальное падение. Флейж догадался, ринулся наперехват — несчастная стражница промокла до последнего перышка; исчез вместе с нею.

— Ты что, велел ей охранять Чернавку? — вполголоса спросила принцесса Сорка.

— Ну да. А разве можно было иначе?

Естественно, иначе было просто нельзя. Но в программе обучения этой могучей птицы не было предусмотрено такого случая, когда из двух вверенных ее попечению людей один нападал на другого. Сейчас было трудно — да в сущности, и незачем — гадать, что произошло в стенах Бирюзового Дола, когда Гуен услышала крики Касаулты и почуяла запах крови. Одно очевидно: спасаясь от разъяренного крылатого чудовища, убийца сумела вскарабкаться по каменному откосу, но там-то ее и достал смертоносный клюв никогда не промахивающейся Гуен.

Появился Флейж и притащил с собой по-Харраду.

— Ой-ей, — вздрогнул тот, обнаружив себя на скользком камушке посреди ночного моря — ситуация для странника, путешествовавшего всю свою жизнь исключительно по суше, не вполне ординарная. — А вы не думаете, что сейчас из воды дракоша вынырнет?

Но мифический дракоша никого сейчас не интересовал; все всматривались в лунную дорожку, на которой, кажется, снова появилось что-то бесформенное. Ких сунул свой факел Пы, скинул камзол и свечечкой бухнул в воду. Плыл он неумело, как подметил Юрг — «по-собачьи»; было видно, как он протянул руку, по-дельфиньи подпрыгнул — на берегу, в непроглядной темени сбегающего к самой воде лесочка, что-то тяжко хлюпнуло. Хорошо, догадался не тащить ЭТО в Бирюзовый Дол…

Склоненные факелы закапали смолой черную дрань одежды. Скрюченные, точно обугленные руки, белый оскал безгубого уже рта. А выше — ничего. Расклеванный бесчисленными ударами череп, мозг вымыло начисто. Влажные изломы кости поблескивали в лунном свете.

Сорк наклонил свой факел совсем низко к тому, что осталось от лица. Лохмотья мышечной ткани, изрядно намокшей за все это время, казались совершенно бесцветными, но вот остатки кожи выделялись аспидной чернотой.

— Кажется, на Тихри кто-то говорил, что ее светлой коже следует немного загореть, — пробормотал он неуверенно.

Но Харру этого было достаточно. Он выдернул из ножен свой меч, и мона Сэниа впервые в жизни вздрогнула от этого свистящего звука. Он поддел влажную ткань, и она с плачевным скрипом распалась надвое, обнажая щуплое мальчишечье тело.

— Вот вам и Чернавка, — присвистнул тихрианин. — На пуп поглядите!

Смотрели-то все не на пуп, но, подняв немного взгляд, каждый мог заметить не до конца смытый серебряный кружок, от которого расходились немногочисленные лучи.

— Солнечный раб, — сказал уверенно менестрель. — Таким назначают испытание; ежели пройдет — законником станет, а не сдюжит… В лучшем случае останется в кабале до самой смерти.

— Ни хрена себе естественный отбор, — пробормотал Юрг.

— Пришли сервов, чтобы закопали, — сухо проговорила принцесса, отворачиваясь.

Продолжать вечернюю трапезу никому даже на ум не пришло. Впрочем, отправляясь на ночь в привратный кораблик, Харр по-Харрада насовал всякой снеди за пазуху столько, что полусонное хрупанье доносилось оттуда до самого утра, как из стойла.

А ненаследному принцу пришлось потесниться в своей драгоценной колыбели подарке никогда не видевшего его деда-короля.

— Я только упрежу Лронга, а то как бы до него не добрались, — командор был уже одет и застегивал клапаны серебристо-белого комбинезона. — Со вчерашнего дня он вряд ли со своего места стронулся.

Оба, не сговариваясь, подумали об одном и том же: каждый раз, когда им казалось, что для них наступила спокойная семейная жизнь, получалось так, что проходил день — и, оглядываясь назад, они с трудом могли себе представить, что ВСЕ ЭТО могло уместиться в коротенькие двадцать четыре часа.

— Будь осторожен, — чуть слышно шепнула мона Сэниа.

— Что я слышу? — изумился Юрг. — И от кого? И с чего бы?

Она вздохнула:

— Ты что-то слишком тщательно застегиваешься на все пуговицы…

М-да. Неистовая девочка прямо на глазах превращалась в классическую супругу высшей пробы.

— Еще немного, и ты начнешь мне ладанку на шею вешать…

— А что мне еще делать, муж мой, любовь моя? Я теперь немолодая, небогатая, с двумя детьми на руках. Меч возьмешь?

— А как же. Ну а теперь зови тех, кто поумнее, — Эрма, Сорка, и вместе садитесь за Звездные Анналы. Твоя чернокожая советчица права — придется искать какой-то четвертый мир.

— Да уж не соскучусь. Не задерживайся.

— Я ж на минутку! — словно собирался к соседу за спичками. — Ких, возничий мой солнечный, поехали! Подставь-ка носик, Химена…

И кораблика как не бывало. Откуда-то, почесываясь, появился Харр.

— И чего к мужику вяжешься? Ну гульнет на стороне малость, так от тебя убудет, что ли?

— Изыди!

Жена, как всегда, была права: проговорив с Лронгом не более получаса с глазу на глаз (посторонние уши подразумевались, по на этот случай пригодился язык жестов, доступный без переводчика), Юрг был представлен Паянне — друг другу они не очень понравились, — после чего он незамедлительно отбыл.

Не на Джаспер, разумеется, — прямиком в Ад. По проторенной дорожке.

— Из кораблика ни в коем разе ни ногой, — строго наказывал он Киху, вытаскивая из-под коврика две плоские канистры. — Если что, потянешь меня за тросик. Но не думаю, потому как в прошлый раз это чудище поганое на меня напоролось. Теперь остережется.

Он еще раз проверил крепление тросика к поясу и вылез наружу. Подача кислорода и обогрев, естественно, не работали, так что в узкую прорезь двустворчатого щитка просачивался ледяной до едкости воздух. После субтропиков Игуаны было как-то дискомфортно, да и сатанинские сполохи неугомонного вулкана в этот раз своей трагической красой не пленяли.

Юрг спешной рысью двинулся вперед, досадуя, что под хрустким слоем свежевыпавшего снега не видно их давешних следов. Впрочем, ошибиться было нельзя — широкая полынья дэвова лежбища виднелась прямо по курсу. Он постарался выровнять дыхание, чтобы на традиционный вопрос ответить скоренько и без запинки, и с некоторым удивлением отметил, что Скудоумец прихорошился — блестел, во всяком случае, как стеклышко. И молчал.

— Эй, кладезь премудрости, — крикнул командор, останавливаясь на самом краю, — ты что, навел марафет и разговаривать не хочешь? Зазнался?

Ветер, шурша кристалликами льда, погнал по зеркальной поверхности невесомую поземку. Случилось то, чего он боялся, не позволяя себе об этом даже думать: источника живой воды больше не существовало. Все превратилось в один замерзший пруд.

— Дезертировал, сволочь! — Юрг на всякий случай довел до сведения потенциального слушателя свое отношение к происходящему.

Дэв не отозвался.

Юрг повернулся, захлопнул щиток и потрусил к кораблику, сматывая на бегу тросик, прикрепленный к поясу, и уповая на то, что воздуха внутри шлема ему хватит, а то недоставало ему еще ангины.

За корабликом смутно угадывалась громада неприступной горы, укрытой туманом и заклятиями. Соваться туда на авось не имело ни малейшего смысла. Тем более что покинувший свое рабочее место Скудоумный Дэв мог вполне пригреться именно там.

Засаленные Анналы листались едва ли не благоговейно.

— Мирт Богдыхана, — читала принцесса. — Кто-нибудь слышал о таком?

— Вроде бы мой двоюродный дед рассказывал, — неуверенно проговорил Борб, подергивая себя за ухо, вероятно, для освежения памяти. — Да, определенно в семье о Богдыхане рассказывают. Но там побывали давно. Поколений пять назад.

— Значит, отпадает. Дальше: Ромбион. Вспоминайте, вспоминайте: четыре желтые звезды да еще одна потухшая. Годных планет для заселения три, сплошные описания райских кущ.

— А что о населении? — спросил Юрг, уже порядком утомленный.

— Ни полслова.

— Тогда положи закладку. Может, Шоео с одной из них.

Мона Сэниа почесала лайковое брюшко зверька, разлегшегося тут же на ковре лапками кверху.

— Вспомни еще раз, малыш: какого цвета было твое солнце?

— Я не мог смотреть на него. Никто не смотрел на солнце. Но я помню, что сквозь щели проникали серебряные лучи, совсем как твой огромный меч.

— А луны? Что было на небе ночью?

— Ночью я спал в дупле, а потом в домике у ет-Хриер-ета.

Попытка отыскать мир, из которого был принесен Шоео, казалась уже почти безнадежной.

Мона Сэниа кротко глянула в куполообразный потолок, восстанавливая душевное равновесие, и монотонно продолжала:

— Стылая Овчарня… Древние боги, кто-нибудь помнит это пленительное словосочетание? Нет? Ну напрягитесь… О, четыреста чертей, да мы же просидим над этими проклятыми Анналами до собственных правнуков! Здесь тысячи созвездий, чтоб им всем перетухнуть…

Увесистый том полетел в угол — хорошо, не за пределы Бирюзового Дола. Юрг осторожно обнял жену за плечи:

— Я с тобой полностью солидарен, малыш. К чертям последовательность, тем более что она никогда не была королевской привилегией. Попробуем с другого конца: до сих пор мы искали, на какой из планет мог проживать уважаемый ет-Хриер-ет. Возможностей, действительно, до… словом, множество. Сузим их круг: на какой из ПОДСТАВЛЕННЫХ вам планет это могло быть? Не понимаете?

Он с некоторой тоскливостью оглядел дружинников, сгрудившихся над кипой старинных звездных карт. Решимость и исполнительность, беззаветная преданность в придачу. Еще бы кроху инициативности…

— Вспомните вашу игру с покойным эрлом Асмуром. Половина колоды у вас на руках, половина — у эрла. Вы одинаково видели изображенные там созвездия?

Хор голосов был скорее удивленным, чем утвердительным: а разве могло быть иначе?

— Но ведь волшебная колода — это тридцать шесть пустых картонок, только и всего. Если вы одинаково воображали, что видите что-то, то это означает… Ну-ка, напрягитесь!

— Что нашими крэгами командовал кто-то рангом повыше, — воскликнул Флейж, опровергая устойчивое заблуждение, что самый задиристый в бою — как правило, самый пустоголовый.

— Вот именно. Кажется, его именуют прокуратором, чтоб ему… прости, дорогая. Надо думать, созвездия он вам подсовывал не случайно, а по обдуманному плану — так сказать, домашняя заготовка. Корабль, который мы захватили, удирая с Джаспера, был брошен прямо со всем грузом — совершенно очевидно, что он побывал в открытом космосе где-то между вашим полетом и экспедицией Иссабаста, иначе его успели бы разгрузить. Но началась заварушка с крэгами — каюсь, не без моего участия, — и на нашу долю таким образом досталось несколько инопланетных амулетов, в том числе и Неоплаканные Звери. Так вот, моя мысль сводится к следующему: я не думаю, что в игре с «командой икс», как я назвал бы пока неизвестных нам путешественников, вышеупомянутый прокуратор стал бы подбирать какие-то новые сочетания созвездий — разве что за небольшим исключением. Так что вам остается…

— Припомнить ход игры! — крикнул Флейж, ударяя себя по колену.

И тут у всех до единого дружинников появилось какое-то отсутствующее выражение… Даже мона Сэниа затаила дыхание. Они снова были там, на Звездной Пристани своей боевой юности, все вдевятером, исполненные воинственного пыла и щенячьего восторга, и магические карты их судьбы рождались ниоткуда, посланные рукой самого прославленного эрла Джаспера, которому еще предстояло назвать себя супругом юной и безрассудной принцессы…

— Первой была Золотая Ступка, — тихо проговорил Дуз. — Ее побили Собачьей Колесницей.

— Нет, — послышался застенчивый, но уверенный голосок. — Эта карта называлась Колесом Златопрялки. Затем — Колесница, Болотный Серв и Кометный Гад…

— Ты все точно помнишь, Кукушонок?

— Конечно. Ведь карты были в руках Гаррэля…

Дальше дело пошло практически молниеносно — во всяком случае, по сравнению с первоначальным вариантом. Были отобраны звезды, у которых имелись планеты, по очевидным или косвенным признакам заселенные человекоподобными (если доверять Анналам) существами. Со всеми допусками таких звезд набралось двадцать две.

— Мы почти у цели, — ликовала принцесса. — Итак, у нас двадцать две планеты, на которые «команда икс» высадиться вроде бы могла — крэги выбирают только ненаселенные миры. Значит, отбираем системы, в которых цивилизация находилась уже в фазе затухания и разумная жизнь могла исчезнуть сравнительно недавно.

Список сократился до семнадцати.

— Ну, этой цифры достаточно для одного похода, — почти беспечно заявила мона Сэниа. — Готовимся…

— Кх-гм, — командор издал неопределенный звук, не поддающийся переводу транслейтора, но прекрасно интерпретированный принцессой. — Это кто готовится? Что-то я припоминаю, что количество детей у нас увеличилось до двух. На кого же ты собираешься их оставить? На нашего старого, доброго по-Харраду?

Мона Сэниа так стремительно повернулась к нему, что старые карты вздыбились на ковре, поднятые маленьким смерчем:

— Всем выйти вон!

Славная дружина шарахнулась из шатра, чуть не сбив с ног уже упомянутого Харра по-Харраду, слонявшегося по изрядно притоптанным колокольчикам в силу своей некомпетентности в вопросах космонавигации. Кукушонок с тихим шелестом последовал за всеми, Шоео тактично скользнул вон на гладком брюшке.

Сцена, разыгравшаяся в обиталище изгнанников между супругами, в джасперянских исторических анналах отражена не была.

Примерно после часовых пререканий командор появился на пороге:

— В нашем распоряжении восемь кораблей, из них один остался на Барсучьем под загрузкой. Я беру три малых корабля и пятерых людей. Эрм и Сорк, вашей зоркости и мужеству я поручаю принцессу и детей. Вопросы есть?

— Шоео с нами?

— Естественно. Ведь нам нужна, во-первых, его планета, во-вторых, человек с его родины, способный нам помочь, в-третьих, если не найдется такого человека, то какой-нибудь захудалый амулетик, уничтожающий заклятие невидимости… ну и в-четвертых, как оптимальный вариант, — сам ет-Хриер-ет. Лично.

— Ну тогда облететь семнадцать шариков действительно можно будет за один поход, — легкомысленно бросил Ких. — Вот Ета придется поискать… То есть его мумию.

Мона Сэниа, как разъяренная фурия, выросла за спиной командора:

— Кто здесь смеет говорить о едином походе? Здесь приказываю я, и вот мое слово: после каждого перелета вы будете возвращаться обратно независимо от результатов. И только я, владетельница Игуаны и ненаследная принцесса Джаспера, буду решать вместе с выбранным мною кругом лиц, куда отправляться в следующий раз. Если таковой вообще будет. Сейчас вам предстоит посетить созвездие, которое в Звездных Анналах носит наименование «Трижды Распятый». Готовьтесь. Я сказала все.

Она круто развернулась и исчезла в глубине Корабельного Замка.

Юрг позволил себе осторожный выдох. Такого тона он от своей жены не слышал ни разу в жизни и, честно говоря, просто не знал, как на него реагировать. Хотя нет — знал, но на это у него просто не было времени. Семнадцать планет. И легкомыслием Киха он не обладал.

— А почему это — Распятый? — вдруг тихонечко проговорил Пы.

В его голосе не было робости, только недоумение: с чего это им начинать с такой поганой планетки, которая невольно ассоциировалась с темно-лиловой картой ночного козыря?

Неужели принцесса забыла, что несчастная масть неминуемо обрекает на гибель одного из участников похода?

— Потому что это — планета белого солнца. И потом, всегда лучше начинать с конца, а это, если я не ошибаюсь, была в игре чуть ли ни предпоследняя карта.

У него самого было другое объяснение: начинать следует с наименее приятного. Потому что от одной экспедиции к другой силы и энтузиазм будут соответственно убывать.

— Ну и ладненько, — уже совсем обыденным тоном проговорил Флейж. Начинаем, как всегда, с проверки обойм и заточки мечей. Эй, сервы!

— Минуточку, минуточку, — раздался голос менестреля, о котором все, на общую радость, совершенно забыли. — А как же я?..