XII
«Две пары крепких ног торопливо пылили по Соленому Тракту. По обе стороны высились бархатно-черные стены леса. Желтая круглая луна висела прямо над дорогой и нахально светила в покрытые потом лица.
– Топ-топ, топ-топ! – дробили тишину сапоги, подбитые шершавой акульей кожей.
– Разорви магхар этих благородных! – выдохнул один из шагавших и сплюнул в дорожную пыль жеваный комок.
– Не ворошись, Хен! – сказал второй, ширококостный, поджарый, с коротко остриженной светлой бородкой и смуглым лицом.
Второго звали Хромой Бык. Когда-то он был лучшим десятником во всем Тайдуане. А может, и во всей Империи. Когда-то. А теперь десятник был немолод, хром и спокойно доживал свою богатую событиями жизнь в собственном доме на собственной доброй тайской земле, с собственной женой и еще кое с кем.
Что же до первого, Хена, то он был не столь славным, но тоже десятником. И тоже – в прошлом. А хромой был его другом, больше, чем другом,– побратимом. И, конечно, был рядом с ним в эту ночь, на этой самой дороге. А где ж им еще быть, если за час до захода у старого Хена украли дочь.
– Точно знаешь, что старый господин уехал в Дансай? – спросил Бык.
– Чтоб мне тайского не пить! – проворчал Хен.– Где ж ему быть, если хозяйский сопленыш девок среди бела дня ворует?
– И у хорошего винца бывает осадок! – хмыкнул Хромой Бык.– А уж каков крысенок! Спер девку прямо от отцовых ворот, собачий потрох! – и захихикал, но тут же осекся: – Извини, братец!
– Пустое! Сам бы смеялся, кабы девка не моя! Ты уж помоги мне ее вызволить, Бык?
– Не робей! Разделаем щенков, как… щенков! Га-га-га!
– Уж да! Щенков! Не менее десятка! Хорошо, старик дружину с собой забрал!
– Ой, напугал! Ху-ху-ху! Га-га-га! Десятка! Да я, брат, да мы их… Десятка! И колдун-недоучка, балабол гурамский! Ты, старый, вспомни, как мы у них в Гураме!.. Га-га!
– Не люблю колдунов! – заявил Хен и прибавил шаг.– Как завижу – рука враз к мечу!
– Уж ты всех в один мешок! – вступился за колдунов Бык.– Кабы не Кун-маг, быть бы мне без ноги! Ты прыть-то убавь, к свадьбе поспеем!
– Так то маг, а то – колдун! Сравнил бабу с девкой! Все! Не болтай! Устанешь!
До поворота топали молча, а потом хромой спросил:
– Слышь, брат, небось девка твоя хозяйскому щенку глазками играла?
– А хоть бы и так? Что ж, коли тебе девка подмигнет, так хватай ее и насильничай? Я ему… охоту отобью!
– Вот! Слышу доброе слово! А то: десяток мечников, десяток мечников! А ну как они тебе отобьют? – хромой хрюкнул.– Что ж старуха твоя скажет? Ну ладно те! Не хмурься! Сказал: одолеем, значит, так тому быть! Десяток сопляков! Невелика сила!
Замок вырос неожиданно. То лес да лес, и вдруг – луг, а за ним – башня в полных сорок локтей!
– Не спят! – удовлетворенно заметил Бык.– Огни теплятся!
– По мне, так лучше б спали! – проворчал Хен.
Старики прибавили шагу.
– Крепость! – пренебрежительно бросил Бык.– Ни те рва, ни те стен пристойных! Времена!
Хен промолчал.
Через десять минут они подошли к черным, окованным железом дверям. Бык пихнул их рукой, и, к его удивлению, они, скрипнув, приоткрылись.
– Времена! – только и сказал Бык.– Ты, братец, вперед давай, а я – в окошко. Они тут низенькие! Как у моей соседушки! – и хихикнул.
Хен кивнул, и старики разошлись.
Отец украденной вошел в замок.
„Сопляки!“ – подумал он с пренебрежением.
И, вынув меч, вошел в темную привратницкую.
В замке было темно, пыльно и пусто. Хен опасливо крался по темным комнатам, пока не заслышал впереди громкие голоса и пьяный гогот.
Что-то большое и теплое ткнулось в шею Хена. От неожиданности старый солдат чуть не завопил. Пахнуло гнилым жарким духом: огромный старый пес пялился на него из темноты.
– Пшел! – зашипел на него Хен.
И пес отошел.
Вот она, комната, из которой голоса! Хен почувствовал, как гнев упирается в горло. Крепким еще плечом он врезал по двери, и она распахнулась, ослепив его сиянием светильников.
Восемь парней обалдело уставились на него.
Оброненные кости со стуком упали на пол.
– Я вас! – грозно закричал Хен и, воздев меч, ринулся на них.
Верно, что парни были не ахти какими вояками. Иначе пристукнули бы Хена, когда он, как ослепленный филин, пялился на фонари. Но все ж они были не такими увальнями, чтоб дать угробить себя какому-то старику.
Хен секанул мечом ближнего парня. Еще двадцать лет назад он зарубил бы его, как овцу. Но то – двадцать лет назад. Парень увернулся, а его сосед, схватив тяжеленный стул, треснул Хена по руке.
Это самому себе старый Хен казался грозным. Для этих ребят он был старая рухлядь, кому лишь волов погонять. Впрочем, им повезло, что они так быстро его обезоружили. Не повезло Хену.
Кулак врезался ему в скулу и отшвырнул к стене.
– Ты кто таков, старик? – один из парней навис над ним.
Хен молчал, и острый носок модного сапога врезался ему в ребра.
– Эй, погоди! Я его знаю! – сверху спускался Унсай, молодой хозяин.– Ты зачем сюда приперся, дед?
– Отдай девку! – крикнул ему с пола Хен.– Пожалеешь, если не отдашь!
Все компания разразилась хохотом.
– Ну ты уморил, дед! – проговорил Унсай, вытирая выступившие на глазах слезы.– Девку! А я про нее и забыл! Хорошо, что напомнил! Славная девчушка у тебя, дед! Не робей, я тебе ее отдам! Попользуюсь немного – и отдам! Без убыли отдам! А то и с прибылью!
Парни заржали еще пуще.
Хен вскочил с пола, но, получив по затылку, повалился навзничь. Перед глазами его плыли огненные круги, откуда-то издалека доносился голос, но слов было не разобрать. А потом струя холодной воды окатила Хена и привела в чувство.
– Тебе лучше, старик? – спросил Унсай.– Лучше? Так девку я тебе, может, прямо сейчас отдам! Вот прямо сейчас попробую – и отдам, ежели не понравится. Ни мне не понравится, ни ребятам! Так, парни, справедливо будет? Если нам не понравится, отдадим девку деду? Ай, Ряха! Сбегай наверх за девчонкой. Не гонять же папашу? Уважим старость?
– Не ходи! – попросил Хен.– Не ходи, отцом твоим, матерью прошу,– не ходи!
– А Ряха у нас сирота! – засмеялся Унсай.– Да, Ряха? Мы ему вместо родни!
Парень обернулся к Хену и постучал себя согнутым пальцем по лбу:
– Ты че-т не то болтаешь, дед! – И побежал вверх по лестнице.
Парни снова заржали. А потом раздался глухой, чмокающий удар, стук… и грузное тело Ряхи съехало вниз. Лоб его, горло и грудь пересекал прямой кровавый рубец.
А Бык, прихрамывая, уже спускался следом, и в одной руке у него был меч, а в другой – круглый страшный предмет, с которого капала кровь.
– Прости, брат! – крикнул он Хену.– Подзадержался я! Сам знаешь, сначала – колдун, а потом уж – шушера! Что приуныли, мальчуганы! – бросил он онемевшим парням.– Драться будем или как? Лови, господинчик! – И швырнул Унсаю отрубленную голову, которую держал за волосы.
Унсай с отвращением отбил ее рукой и закричал:
– Что надо тебе? Что тебе надо в моем замке, хромой? Пошел прочь, или мой отец…
Бык сделал стремительный выпад, и Унсай с воплем повалился на стол. Меч Быка рассек ему панталоны. И поджилки на обеих ногах.
– Я – хромой! И ты – хромой! – засмеялся Бык.– Эу, малыши-глупыши, берите мечи! Бери меч, старина Хен! Хо! Будем веселиться!
Но парни приуныли. По их лицам видно было, что им не до веселья.
– Убейте их! Убейте! – выл искалеченный.
Но без толку.
– Марш за девкой! – рявкнул Бык на одного из парней. И другому: – Живо во двор да запряги возок! И не вздумай удрать, червячье отродье! Найду – кишки вон! А я на-айду! Вы, трусы, перевяжите сопляка! Пока не сдох! Отбегался! Довольно с него, Хен? Или…
– Довольно! – сказал Хен, отжимая воду из волос.– Спасибо, побратим!
Через полчаса они уже катили по дороге в повозке, запряженной четверкой ухоженных псов.
– Совсем сгнила молодежь! – рассуждал Бык.– Совсем сгнила!
– Время такое! – отвечал Хен, поглаживая спящую дочь по теплой спине.
– И то! – Бык подхлестнул псов.– Тяжковато им, молодым! Как людьми стать? Войны-то нет!»
Из «Вечерних историй Дансая»
– Вечно нам достается самая грязная работа! – процедил Начальник Королевской хогры, обращаясь к брату-близнецу.
– Да уж! – согласился тот.– Королева, похоже, подарила нас этому мяснику!
Два урнгурца, сидя в высоких седлах, наблюдали, как солдаты выволакивают наружу трупы и укладывают их на возы. Парды, чуя запах человеческой крови, беспокойно ворчали. Зато привычные к мертвецам храмовые волы флегматично перетирали жвачку. Наплевать им и на трупы, и на тучи черных ящеров-ургов, пожирателей падали, кружащихся в вечернем небе. Цепочки солдат непрерывно, как мигрирующие крабы, двигались от двух открытых дверей к возам и обратно. С нагруженных повозок доносились стоны. Там были не только мертвые. Но приказ сирхара был однозначен: всех.
Около каждой из дверей грудами лежало оружие.
– Я-то надеялся, что этот новоявленный Хаор придержит мясника! – сказал один из братьев другому.– Помнишь, он запрещал Приношения?
– Надейся! – сказал второй хогран.– Бьюсь об заклад: полосатые сами порезали друг друга!
– Принято! – обрадовался первый хогран.– С тебя – выпивка!
– Это почему же?
– А погляди сюда! – Он ткнул пальцем в кожаной перчатке в сторону трупа, который сейчас несли мимо.
– Ну что? Дохляк как дохляк! – отозвался второй.
– Нет, ты посмотри! – Он заставил брата подъехать ближе.– Посмотри на раны! Ну? Ты же воин! Разве это удар полосатого? Разве полосатый может ударить так?
– С меня! – согласился проигравший.– Эй, гляди, совсем пацан! – желая отвлечь внимание от собственного проигрыша, закричал хогран.
– А? Где? – И, приглядевшись, солдату: – Ты, черноногий, неси этого сюда, да поаккуратней, хуруг тебя! Пацан, говоришь? – когда солдат положил тело у ног парда.– А борода у «пацана» тебе не знакома?
– Хаор! – восхитился второй хогран.
Перед ними лежал Биорк.
Начальник Первой Королевской хогры спрыгнул на землю и пощупал пульс на шее вагара.
– Живой! – изрек он удовлетворенно.
– Один здесь, значит, и второй?..– подумав, предположил его брат.
– Не иначе! Иди-ка, брат, погляди, что выносят, а я поищу на возах. Зачем им умирать? Такие славные парни!
– А сирхар? – сомневался второй хогран.
– А что сирхар? Они же не полосатые! – И, хитро посмотрев на брата: – Не так?
– Годится! – кивнул второй.
Минуту-другую спустя первый хогран углядел на одном из возов ногу в испачканном кровью когда-то белом трико. Он пощупал ее: нога была теплая.
Хогран кликнул солдат, и те быстро извлекли из окровавленной груды тело Эрда.
– Этот-то вряд ли жив будет! – сказал, подъехав, второй.– А красавцем ему и тогда не быть! – с брезгливой гримасой показал на обгоревшее лицо.
– Ты что, лекарь? – недовольно поинтересовался первый.– Это же наш брат, боец! А ты его – в падаль! Что ж, если не красавчик, так скормить его ургам?
– Да я не против,– смутился второй.– Возьмем и его. Конечно, возьмем, что говорить. Ты, трупонос! – гаркнул он одному из солдат.– Дом наш знаешь?
– А то! – солдат тут же отпустил ноги жреца, которого нес, и его напарник, едва не упав, разразился потоком ругательств.
– Заткни пасть, червяк! – беззлобно бросил ему солдат.
И, радуясь поводу увильнуть от неприятной работы, рысцой подбежал к начальникам.
– Возьми пустой воз, положи на него этих двоих и вези к нам! Скажешь брату… Ничего не говори, сам сообразит! Пшел!
Солдат со всех ног бросился к ближайшей упряжке.
– Где ж их господин? – задумчиво проговорил первый хогран.– Мясник-то мог и собственного бога выпотрошить!
– Ты все же не болтай! – урезонил его второй.– Как-никак он сирхар и Верховный Жрец. Все слышит и видит, говорят! Бессмертие дарует опять-таки. Сам же видел!
– Видел-то видел, да где они теперь, бессмертные? С тех самых пор и пропали. Может, давно уж померли: шутка ли – мечом насквозь пропороть! Нету – и весь разговор!
– А ты все же не болтай, брат! – обеспокоенно проговорил второй хогран.
Наполненные возы один за другим отъезжали от дома сирхара. Хозяин не показывался.
Братьям надоело смотреть на изрубленные тела жрецов. Они вынули мечи и затеяли шутливый поединок.
Солнце коснулось вершин Большого Хребта.
В небе глубокого синего цвета, намного выше привлеченных запахом смерти зубастых ургов, парил бронзовый дракон.
* * *
– Вот теперь ты мне больше по душе, Неуязвимый! – издевательски сказал Ди Гон, озирая скованного Нила.
Великан не ответил. Ди Гон вернул ему ощущение тела, но ничего, кроме боли, это сыну Биорка не принесло.
– Скоро ты станешь моим! – Колдун похлопал Нила по втянутому животу.– Но сейчас я хочу кое-что узнать! – Ди Гон отошел на пару шагов, чтобы посмотреть великану в глаза.– Ты понимаешь меня, мой друг?
Серые глаза Нила не выражали ничего.
– Я видел,– продолжал Ди Гон, буравя сына Биорка маленькими глазками,– как Дитя покинуло вас. Кто был с ним? Кто велел ему уйти?
Нил молчал. Он чувствовал, как маг пытается проникнуть в его мысли, хоть это было Ди Гону не по силам.
– Не хочешь сказать мне такую малость? – притворно удивился колдун.– Не хочешь? Ну, ничего! Я сумею тебя разговорить… Неуязвимый!
Нил молчал. Взгляд его скользил по гобеленам, висящим на стенах комнаты. Скользил, ни на чем не останавливаясь, но все замечая.
Это были собственные покои Ди Гона. Альков, маленький бассейн с фонтаном, мозаичный пол, два каплеобразных окна.
Над головой Нила нависала исполинская мраморная голова. Кугурр. В каменные челюсти вмуровано кольцо, к которому цепями были прикованы руки северянина. А ноги Нила – к кольцам в огромных передних лапах. Издали могло показаться, что выглядывающая из стены каменная кошка держит его. Короткие цепи были достаточно прочны, чтобы удержать хоть самого живого кугурра. Будь у сына Биорка прежняя сила, можно было бы попытаться, но теперь…
Ди Гон взял Хлыст. Он отступил еще на пару шагов, и огненная лента вырвалась из короткого жезла. Длинный колеблющийся язык пламени, меняющий цвет от голубовато-белого до ярко-красного, с узким, будто взлохмаченным кончиком. Хлыст то замирал, то начинал извиваться, как живое существо. Он плясал, удлинялся, укорачивался. Не рука – мысль колдуна управляла им. Когда огненный язык завис в ладони от лица Нила, обдавая его жаром и запахом грозы, Нил почувствовал уважение к создателям такого оружия.
Колдун уловил эмоцию пленника, но принял ее на свой счет.
– Я слушаю тебя, друг мой! – произнес он голосом, в котором великан узнал собственные интонации.
Нил молчал.
– Кто это был?
Нил молчал.
– Не хочешь,– покачал головой Ди Гон.
Кончик Хлыста коснулся груди великана. Как раз напротив сердца.
Кожа в месте прикосновения мгновенно почернела, зашипев, как жир на жаровне. Вокруг вздулся пузырь, и запах горелого мяса и волос тошнотворной вонью наполнил комнату.
Впервые с того момента, как Нил лишился Дара, знакомая ухмылка растянула губы великана. В сузившихся глазах вспыхнул насмешливый огонек.
– А ты дурак, Катышок! – проговорил он.– Как тебе только пришло в голову пытать меня?
– Поговори еще! – Колдун убрал Хлыст, но не выглядел обескураженным.– Я рад, что ты не откусил себе язык! Что же до Катышка, Неуязвимый, то он умер и не обидится. А хочешь ты знать, что ждет тебя? – Лицо колдуна перекосилось от злобы.
– Не откажусь.
– Ты не умрешь!
– Не могу в это поверить! – насмешливо отозвался Нил.
– Поверишь! Душу твою… я отдам тому, чье имя ты присвоил, Неуязвимый! Душу! А тело, тело я оставлю себе! Ты понял меня? Ты станешь моросом! Моросом, Нил Биоркит! Будешь служить мне, подавать мне вино, убивать моих врагов! И твоих друзей, кстати! Нравится? Зато ты снова станешь Неуязвимым, мой друг! Правда, от тебя будет немного вонять! Но я потерплю. А первое, что ты сделаешь, Нил-морос, ты знаешь? Первое: я пошлю тебя к твоей фьёль! Я, знаешь ли, не люблю фьёльнов, противны они мне! А ты любишь, Неуязвимый! Потому пойдешь, отрежешь ее очаровательную головку и принесешь мне! А лучше принеси мне ее живой, Нил Биоркит! Хочу позабавиться с ней! Никогда не держал в руках настоящей живой фьёль! А ты хочешь позабавиться с ней, Нил Биоркит? По глазам вижу: хочешь! А? Боишься? Ссышь, плосколицый? Правильно! Но, когда я сделаю тебя моросом, ты не будешь бояться! Ничего не будешь бояться! Чего бояться моросу, если он уже морос!
Нил с каменным лицом прослушал весь монолог, а когда черный маг оборвал речь дребезжащим смешком, покачал большой, покрытой запекшейся кровью головой:
– Ты больше чем дурак, Катышок, Темная Лапка. И мне жаль тебя, а потому я скажу, кто увел твоего демона.
– Кто? – спросил весь напрягшийся Ди Гон.
– Тур!
– Ты врешь! Ты видел его?!
– Я его позвал. Можешь мне не верить! – Нил ухмыльнулся.– Лучше бы тебе не верить, а то скверно будешь спать!
– Не верю! Я сам знаю, кто это был! Странник! Он увел Дитя, но побоялся остаться, чтобы попробовать вот этого! – Колдун потряс Хлыстом.– Но он еще попробует, если не угомонится! И демон жив, я чувствую!
– Это был не Трой,– спокойно сказал Нил.– Троя я знаю. И ты его знаешь. И знаешь, что это был не он, иначе не паясничал бы передо мной. А насчет мороса… Что ж, попробуй, Катышок! Маг ты серьезный. Но со мной тебе не совладать. И все же попробуй!
– Попробую, не сомневайся! – пообещал Ди Гон.– Сегодня не тот день, а завтра, клянусь головой Хаора, ты станешь моим! А до завтра будешь висеть здесь. А чтобы ты не донимал меня болтовней, молчи!
И Нил онемел.
– Уж с тобой я как-нибудь справлюсь,– проворчал колдун и вышел.
* * *
Две ночи тому назад Санти приснился странный сон.
Он увидел себя на вершине поросшего голубой травой холма. Внизу, слева от него, текла река, справа тянулись уходящие вверх холмы, а за ними – горы, вершины которых тонули в плотных облаках.
Слева от Санти – воин, держащий сиреневый стяг с гербом. Герба не разглядеть, потому что – безветрие, и шелковое полотнище обвисло на коричневом полированном древке.
На Санти – полные доспехи воина, но привычное к тяжести тело не замечает их.
Позади, за спиной Санти, в двадцати длинных шагах сомкнутыми рядами стоят воины. Его воины. Лучшие. Ветераны. А впереди, локтях в ста,– другое войско. Он видит только первую шеренгу, потому что дальше начинался склон.
Войско. Серые плащи и поблескивающие острия копий.
От шеренги отделяется человек. Капюшон серого плаща откинут, и на стальном полушарии шлема играют солнечные лучи.
В вытянутых руках человек торжественно несет длинный предмет. В полной тишине.
Человек подходит ближе. Санти слышит, как поскрипывает свежая трава под его сапогами. Бородатое лицо человека ниже значка на нагруднике Санти. Вагар. В трех шагах он остановился:
– Туринг Свант Улайвсон приветствует Да€нила, сына Асхенны!
Каждое слово, казалось, повисало в неподвижном воздухе.
– Да€нил, сын Асхенны, приветствует Сванта Улайвсона, туринга!
Санти не узнает собственного голоса, низкого и мощного, как боевая труба.
Воины за спиной ударяют в щиты рукоятями мечей, и воздух над холмом вздрагивает, как от удара грома.
– Я, туринг Свант Улайвсон, вручаю тебе, Данил, сын Асхенны, в знак великой благодарности и уважения, которое народ мой заявляет твоему народу, сей дар!
Длинный предмет, который туринг держит в руках, завернут в плотную алого цвета ткань. Вагар медленно разворачивает ее, и Санти видит меч в белых, как молоко, ножнах. Без единого узора или украшения.
– Прими! – говорит туринг и протягивает меч Санти.
Юноша видит свои руки в толстых кожаных рукавицах, с нашитыми сверху полосками металла. На левой – боевой браслет с четырьмя шипами. Руки эти принимают меч, и Санти наклоняет голову в знак благодарности.
Вагар отвечает таким же поклоном, и за спиной Санти рукояти мечей второй раз ударяют в стальные щиты.
– Принимаю и благодарю! – произнес губами юноши тот же мощный голос.
– Сними рукавицу, Данил, сын Асхенны!
Санти стягивает латную рукавицу с правой руки и кладет ладонь на белую шершавую рукоять.
Санти глядит на руку и удивляется – это его собственная рука. Немного более жилистая и смуглая, но его, Санти.
– Пусть меч увидит свет! – восклицает вагар.– Луч солнца еще не касался его. Пусть клинок увидит свет в твоей руке, благородный Данил!
Движением, привычным, как вздох, Санти-Данил выхватывает меч. Гул за спиной: воины увидели и узнали клинок. Светлое, с серебристым отблеском, лезвие из бивня хармшарка. Оно белее, чем те два клинка, которые он, Данил-Санти, видел прежде. Но это, без сомнения, он, драгоценный бивень. Воистину это – Дар! Понятно, почему на ножнах и рукояти нет отделки.
– Ты взял меч, сделанный отцами наших отцов! – провозгласил туринг.– Ты удостоен! Бессмертен меч сей. И сила богов, заключенная в нем, бессмертна. Твой род, Данил, сын Асхенны, да будет так же бессмертен и неизменен, дабы хранить его вечно! Нет магии, что сможет опутать сына рода твоего, сжимающего сей меч. Сила богов, живущая в мече, охранит твою волю и твою руку, а рука да свершит остальное! Я, туринг Свант Улайвсон, говорю: ты, сыновья твои, сыновья сыновей твоих – друзья наши по крову и крови! Будет так!
– Я, Данил, сын Асхенны, говорю: будет так!
Данил-Санти вскидывает меч над головой, и в третий раз ударяет гром.
Вагар поворачивается и идет к своим, а затем все серое войско спускается с холма к реке, где, удерживаемые якорями, подняв прямоугольные серые паруса, стоят вагарские дракены.
Весла вспенивают воду, и дракены скользят вверх по реке. Санти вкладывает меч в ножны и поворачивается к войску…
* * *
Санти лежал на животе, подперев ладонями подбородок, и задумчиво глядел на Ронзангтондамени потемневшими изумрудными глазами. Он только что закончил говорить и теперь просто смотрел на озабоченное лицо Женщины Гнона.
– Это все? – спросила она.
– Ты теперь знаешь столько же, сколько и я,– сказал юноша.– Ты все еще хочешь помочь?
Лицо Ронзангтондамени окаменело.
«Ты ее оскорбил!» – пришла мысль Этайи.
– Я не уверен, что ты сможешь помочь, и я совсем не хочу принести тебе беду, Ангнани! – быстро сказал юноша.– Мне ведь не безразлично, что с тобой будет! Позволь мне не жалеть о том, что я тебе все это рассказал!
– Он прав, Генани, сестра! – подтвердила Этайа. И, мысленно, Санти: «Молодец!»
Ронзангтондамени посмотрела на нее, потом снова на Санти. Она думала. Но недолго. Урнгрийка подняла руку и выпятила нижнюю губу.
– Я – Женщина Гнона! – надменно сказала она.– Через четыре часа здесь будет триста всадников! А через двенадцать часов – тысяча. А если этого мало – десять тысяч! У меня достаточно сестер в Урнгуре!
– Но в твоем селении меньше мужчин…– начала Этайа.
– Я отзову их из Королевских хогр! То же сделают и другие! – Она хлопнула в ладоши. Появился слуга.
Ронзангтондамени бросила ему несколько слов на урнгриа. Брови слуги полезли на лоб, но он кивнул и вышел.
«Она сделала это»,– сообщила Санти Этайа.
– Через четыре часа у тебя будет триста солдат! – заявила урнгрийка.– Что еще?
Свист рассекаемого крыльями воздуха заставил их посмотреть вверх.
Над домом кружил бронзовый дракон. Он опускался. Широкие треугольные крылья гнали ветер, от которого заговорила листва на фруктовых деревьях. Вытянув когтистые лапы, дракон искал место, чтобы сесть. Крыша дома не казалась ему достаточно прочной. Глаза Санти вспыхнули: он никогда не видел дракона вблизи.
Наконец бронзовый решился, замахал крыльями и вцепился когтями в загнутый край крыши. Край выдержал. Дракон, наклонив голову, оглядел сидевших внизу людей, потом опустил одно крыло, свесив его почти до самой земли, и по нему скатился мальчишка. Он упал на спину в мягкую поросль клумбы. Дракон толкнулся вверх и, часто ударяя крыльями воздух, стал подниматься в небо.
Мальчишка вскочил, отряхнулся и отвесил поклон:
– Я – Гестион! Приветствие! – воскликнул он.– Учитель послал меня!
– Приветствие и тебе, летающий на драконах! – быстро оправившись от удивления, сказала Ронзангтондамени.– Ты – маг?
– Ученик мага! – вмешался Этайа.– Иди к нам, дружок! Что сказал тебе Учитель?
– Он сказал… Можно я сяду?
– Садись.
– Он сказал: Прекрасная из солнцеволосых! Помоги!
– Больше ничего?
– Только это.
– Где он сам?
– В западных горах. Так он сказал.
– О чем он? – спросил Санти.
– Он – ученик Троя-Странника. Просит помочь Нилу. И прислал дракона.
– Дракона? Почему же ты тогда отпустил его? – обратился Санти к мальчику.
– Я его не отпускал! Он сам улетел! – недовольно ответил Гестион.
– Не тревожься! – сказала фьёль.– О драконе сказал сам дракон. Это я отпустила его. Если я позову, он придет. Но я не позову.
– Почему, Этайа?
– Я не могу вмешиваться,– Санти показалось, что он уловил в голосе фьёль сожаление.– Чтобы не пробудились другие.
– А я? – спросил Санти.– Я – могу?
– Ты можешь. Но это не твое. То, что ждет побежденного,– хуже смерти! – И мысленно: «Это не шутка, Туон! Твое будущее сейчас – как круги на воде. Я боюсь за тебя, Туон!»
Санти заколебался. Обе женщины смотрели так, словно от его решения зависела их жизнь. Но ни одна не взялась бы ответить за него.
– Этайа, ты знаешь, где Нил?
– Да. На одном из верхних уровней Дома Сирхара! – мысленно она показала ему место.
– Дракон! – сказал юноша.– Позови дракона! Я смогу управлять им?
– Я смогу! – торопливо проговорил Гестион.
Он один не сомневался в выборе Санти. Потому что был всего лишь на полдесятка лет младше юноши.
– Позови дракона, Этайа!
– Санти! – с мольбой в голосе сказала Ронзангтондамени.– У меня только восемь телохранителей! Подожди четыре часа!
«Этайа, покажи мне Нила!»
«Только его глазами».
«Как можешь!»
«Смотри!»
– Я не буду ждать!
– Поднимайтесь на крышу! – сказал Этайа.– Я позвала дракона!
* * *
– Сирхар!
Ди Гон обернулся так резко, что отшатнувшийся жрец едва не упал.
– Я приказал не беспокоить меня в Храме! – рявкнул колдун.
– Но, сирхар, ваша… Приближенная Королевы! Она настаивала! Она велела передать: к дому Женщины Гнона уже дважды прилетал бронзовый дракон!
– Тысяча демонов! Почему не доложили сразу?
– Я… Мы… Мы боялись, сирхар!
– Дурак! Впрочем, нет, все правильно. Я доволен! – Он похлопал по щеке окончательно растерявшегося жреца.– Проследи, чтобы все было готово к Приношению! – И поспешил к выходу из подземелья.
* * *
Дракон мягко опустился на плоскую крышу Дома Сирхара, спугнув обосновавшихся здесь ургов. Разжиревшие падальщики с недовольным шипением снялись и закружились над драконом и теми, кого он принес.
Гестион спрыгнул на обшитую железом крышу.
– Как мы попадем внутрь? – спросил он.
– Я, а не мы! Ты останешься здесь! – Санти внимательно разглядывал поверхность крыши, ища люк.
Лицо мальчика приняло обиженное выражение.
– Почему? – спросил он.
– Потому что, если мы оба уйдем, дракон улетит! Ты, кстати, сумеешь удержать его?
– Конечно!
Санти попытался сам настроиться на дракона, но его теперешние мысли были слишком тревожны, и дракон занервничал, почувствовав их.
Гестион велел зверю наклонить голову и положил ладонь на мигательную перепонку, затянувшую глаз. Дракон успокоился.
Круглая крыша, огражденная парапетом в три локтя высотой, понижалась к центру. Там было отверстие для стока дождевой воды, затянутое сеткой. Санти оно не подходило.
«Здесь должны быть люки!» – думал он, обходя крышу по спирали.
И он нашел люк, не один – целых шесть. Но открыть их оказалось непросто. Крышки люков были утоплены вровень с поверхностью крыши и герметично закрывали отверстия. Щели были настолько тоненькими, что зацепиться невозможно. Санти попытался поддеть их ножом, но только обломил кончик лезвия.
Юноша задумался. Возвратиться ни с чем он не мог. И времени у него оставалось немного: дракон – слишком заметная штука. Наверняка сирхар уже спешит сюда, даже если Этайа не ошиблась, сказав, что в башне его нет. Что за чушь лезет в голову? Фьёль не могла ошибиться! Дракон… Дракон…
Взгляд Санти упал на огромные лапы, заканчивающиеся острыми изогнутыми когтями.
– Гестион! – позвал юноша.– Ты можешь попросить его сковырнуть вот это? – Он тронул ногой крышку люка.
– Попробую,– сказал мальчик не слишком уверенно. И позвал дракона, который неловкими прыжками приблизился к нему.
Некоторое время они «беседовали», потом, наклонив треугольную голову, дракон принялся изучать поверхность крыши.
– Он понял! – обрадовался Гестион.
Дракон поскреб лапой люк. На ржавой крышке остались глубокие царапины. Бронзовый перенес тяжесть тела на основание хвоста, поднял лапу и обрушил ее на крышку.
Крышка со звоном вылетела из гнезда и, упав, откатилась к ограждению. Дракон, переваливаясь, отошел на несколько шагов.
Санти заглянул в дыру: железная лестница спиралью уходила во тьму. Четыре сломанных запора болтались по краям отверстия.
– Я пошел! – сказал юноша.
Гестион поднял сжатый кулак. Санти ответил тем же и нырнул в люк.
Лестницей не пользовались давно. Ступени покрылись толстым слоем мягкой пыли. Санти старался двигаться тихо и осторожно, но вряд ли у него это получалось. В отличие от Нила и вагара, он не видел в темноте, а то внутреннее зрение, которым он недавно научился пользоваться, здесь почему-то не открывалось.
Он смутно ощущал каменное тело башни, наполненное чем-то вязким, пористым… Не на физическом уровне, конечно. Здесь Санти был полностью отрезан от остального мира. Магия Дома Сирхара как бы запечатывала тех, кто оказывался внутри.
Мелкая пыль щекотала ноздри. Подошвы негромко звякали о ступени. Санти держался рукой за шест, вокруг которого вилась лестница. Он пытался считать ступеньки, но сбился. Сверху, с крыши, через открытый люк, до него доносились звуки: шаги Гестиона, скрежет драконовых когтей, хриплые вопли ургов. Внизу, там, куда спускался Санти, было тихо.
Лестница кончилась, и Санти едва не стукнулся лбом о дверь. Ощупав ее, он убедился, что дверь заперта. Санти обследовал тесное помещение, в котором оказался, и нашел решетку. За ней – пустое пространство.
Когда, взявшись за прутья, Санти как следует потянул, решетка подалась, и образовалась щель, достаточная, чтобы юноша смог в нее протиснуться.
Он оказался в тоннеле квадратного сечения, уходящем влево и вниз под углом градусов двадцать. Выбора не оставалось, и Санти начал осторожно спускаться. Слабый ветер все время дул ему в лицо. Тоннель оказался достаточно просторным, чтобы можно было идти, не задевая стен и только чуть-чуть наклонившись.
Юноше показалось, что спуск длится целую вечность, но вряд ли он занял больше нескольких минут. Просто в темноте, когда не знаешь, куда идешь, трудно сохранить чувство времени.
Но вот тоннель кончился, и Санти оказался у такой же железной решетки, что и наверху. Ему не составило труда вынуть ее. Юноша выбрался из вентиляционного канала и пошел по полутемному кольцевому коридору.
Прошел он не больше сорока локтей, когда впереди послышались шаги, сопровождаемые позвякиванием металла.
Санти замер. Он упустил момент, когда можно было удрать в противоположную сторону. Упустил, потому что буквально окаменел от страха. Он прислонился к стене коридора, вжался в нее так, будто она могла его спрятать. Теперь он увидел свет: блики на стенах. У идущего был светильник. Ноги юноши подкашивались. Все его оружие – небольшой нож с обломанным концом. Но и будь у него меч, Санти все равно не смог бы им воспользоваться: руки стали ватными. По спине потек холодный пот. Теперь он увидел идущего. Урнгурец, в доспехах, с коротким копьем в одной руке и светильником в другой. Воин двигался размеренным шагом: ни быстро, ни медленно. Фонарь освещал пространство в десять локтей, и Санти воин пока не видел. Но непременно увидит, когда подойдет ближе.
Санти понимал, что надо действовать, но… не мог. Как он жалел в этот миг, что не обучился воинскому искусству!
Солдату оставалось пройти каких-нибудь десять-двенадцать шагов – и он увидит Санти. Юноша распластался на стене. Лицо его, вероятно, сделалось таким же серым, как сама стена. Он перестал чувствовать свое тело, он уже улавливал мысли солдата, однообразные, как стены коридора, по которому шел урнгурец.
Свет фонаря упал на лицо Санти. Юноша перестал дышать. Солдат заметил его. Юноша почувствовал удивление урнгурца. Нарастающее удивление с примесью страха. Солдат стоял рядом, держа фонарь в вытянутой руке. Их глаза встретились и… Санти мысленно чуть-чуть подтолкнул его. Это получилось непроизвольно, но солдат вздрогнул, моргнул, поставил на пол фонарь, потер глаза рукой, еще раз посмотрел…
– Померещится же! – пробормотал он по-урнгурски. Поднял фонарь и так же неторопливо двинулся дальше.
Ноги Санти подкосились, и он опустился на пол. Сердце прыгало, как бешеное. Он даже не в состоянии был испытать радость, просто сидел и переводил дух.
Но особенно рассиживаться Санти не мог, если не хотел еще раз встретиться со стражником. Потому отдых его длился не больше минуты.
Санти миновал несколько запертых дверей и наконец нашел открытую, с непонятным значком наверху. За дверью оказалась лестница, и юноша спустился по ней на один этаж; знак на двери обозначал уровень, где находился Нил. Дальше – короткий коридор. Санти миновал его без приключений. Коридор вел к покоям Ди Гона. К некоторому удивлению юноши, дверь была не заперта. Но, перешагивая через порог, Санти испытал странное сопротивление, словно разрывал тонкую пленку.
Юноша насторожился, однако ничего не произошло. Он оказался в просторной темноватой комнате, обставленной не по-урнгурски и не по-конгайски. Надо полагать, мебель привезли из Империи. Так же, как и старинные, тайской работы, шпалеры. Санти, озираясь, пересек комнату и, откинув шелковый занавес, вышел в соседнюю, немного побольше. Здесь света хватало, но свет этот был окрашен в красный цвет вставленным в большое овальное окно витражом. Витраж изображал летящее чудовище – пылающего чернокрылого демона с оскаленной пастью над полыхающими руинами. Работа великолепная. И жуткая. Очарованный, Санти несколько секунд не мог отвести глаз от витража. Наконец, стряхнув оцепенение, поспешил дальше, и в третьей комнате первым, что бросилось в глаза юноше, была огромная каменная голова кугурра, а под ней – повисший на цепях Нил. В сравнении с каменным кугурром даже такой гигант, как сын Биорка, казался маленьким. Нил был без сознания.
Санти внимательно оглядел комнату. Полог алькова откинут, но широкое ложе пусто. На низеньком столе, на агатовой поверхности, похожей на окаменевший срез древесного пня, Санти увидел нечто знакомое: меч Эрда в забрызганных запекшейся кровью ножнах. Повинуясь внутреннему импульсу, юноша взял его. Удобная шершавая рукоять, покрытая легкой затейливой резьбой. Она пришлась точно по ладони Санти. И юноша испытал странный подъем: у него появилось ощущение, что это его меч. Совсем не то ощущение было, когда он держал в руках гурамскую саблю Шуорда. Санти разжал пальцы и, держа ножны левой рукой, посмотрел на эфес. И вдруг на какое-то время зрение его потеряло остроту, узоры расплылись, и Санти узнал меч. Он действительно держал его в руках. Прошлой ночью. Во сне. Тот самый меч, только в других ножнах. Нет, в тех же. Только они потемнели, и их, так же как и рукоять, украсила резьба. Как сказал когда-то Биорк? Меч Асенаров? Он сомкнул пальцы на эфесе и попытался вынуть меч из ножен. Клинок не поддавался. Он рванул посильнее.
«Кровь,– подумал он,– кровь запеклась на клинке!»
Санти покрепче сжал эфес и ощутил силу, таящуюся в мече. И он готов был поклясться, что за столетия, прошедшие со времен Данила, сына Асхенны, сила эта возросла. Санти сосредоточился, собрался, как это делал Нил (он вспомнил!), перед тем как проломить стену в гостинице…
Меч выскочил из ножен неожиданно легко. Лезвие – в разводах черной крови, а у самого острия темнело неправильной формы пятно с рыжими краями.
«След демона!» – услышал Санти голос Нила.
Он мгновенно обернулся. Великан смотрел на него.
«Ты отважный парень, малыш! Я рад, что ты пришел!» – Губы его не шевелились.
– Я слышу твои мысли, Нил! – воскликнул юноша.– Но почему ты молчишь? Тебя изуродовали?!
«Нет! Этот ублюдок околдовал меня. А теперь уходи! И быстро, пока эта черная тварь не застала тебя! Уверен, он уже мчится сюда! – И, сообразив, что Санти уходить не намерен: – Как ты проник в башню?»
– Через крышу. У нас еще будет время поговорить, Нил! – Санти посмотрел на меч, а потом на сковывающие великана цепи.– Как ты думаешь, я смогу разрубить их?
«Нет! Попробуй разбить камень. Камень, там, где крепятся кольца!»
Санти подошел и неловко ударил мечом по одной из лап, отколов маленький кусочек.
«Нет! Так не пойдет! Ты должен ударить, а не постучать!»
Санти задрал голову, чтобы посмотреть на великана, и впервые заметил ожог.
«Не беспокойся, мне не больно!»
Но юноша почувствовал ярость. Он взмахнул мечом… и вышиб кольцо из камня! О! Теперь он понял, как это делается! Второе кольцо – и ноги Нила свободны! С верхним кольцом было сложнее: Санти было до него не дотянуться. Агатовый столик решил дело. Юноша подтащил его поближе, взобрался и одним ударом развалил пасть кугурра. Один из осколков камня сильно ударил Нила по макушке, но великан даже не поморщился.
С руками Нила дело обстояло скверно. Мышцы их окаменели. Северянин не смог даже опустить их. Санти пришлось всей тяжестью повиснуть у него на запястьях. Если бы великан не умел справляться с болью, он неминуемо потерял бы сознание. Но он умел. Запястья его были скованы длинной цепью, на которой болталось толстое чугунное кольцо. Однако ходить Нил мог. Санти вдруг сообразил, что выйти тем путем, по которому пришел он сам, им не удастся: великану не пролезть в щель, тесную даже для молодого фарангца.
«Должен быть другой путь! – подсказал Нил. Санти чувствовал поддержку, и ему стало легче.– Там была лестница!»
– Да! – сказал Санти, пропуская Нила вперед.
Юноша полагал, что безоружный, не чувствующий рук Нил – куда более опасный боец, чем он сам, вооруженный мечом из бивня хармшарка. Поэтому он пропустил Нила вперед.
Великан сумел вернуть себе часть сил, и его походка стала вновь плавной и упругой. Глаза внимательно глядели по сторонам. Они миновали три комнаты. Санти больше не чувствовал сопротивления, когда проходил через двери. Последний зал. За ним – коридор и лестница. Два больших окна пропускали довольно света. Паутинные кисеи на них слабо колебались от движения воздуха. На гладком мозаичном полу лежала узкая ковровая дорожка. Нил ступал по ней. Санти двигался за гигантом, сжимая эфес меча.
Нил прошел половину комнаты и резко остановился.
Санти замер, почти уткнувшись ему в спину. Великан судорожно вздохнул: в дверях стоял Ди Гон.
Колдун поначалу не заметил Санти. Только Нила.
– Стоять! – властно произнес он.
И Нил застыл, не в состоянии пошевельнуться.
– Как ты сумел удрать? Говори! – чародей подошел вплотную и коснулся пальцем горла Нила, освобождая его язык.
«Беги!» – мысленно приказал Нил Санти. И вслух:
– Я?
– Ты сильней, чем я думал! – проговорил колдун. Он все еще не чувствовал Санти.
«Беги!»
Санти выскочил из-за спины Нила и что было сил помчался к выходу. В руке у него был меч. Только потому, что юноша не хотел (не мог?) его оставить: любой меч – ничто против Хлыста.
Ди Гон не сделал попытки его остановить. Он спокойно позволил Санти добежать до двери, а потом приказал:
– Замри! – И начертал в воздухе знак.
Но, к его изумлению, Санти не застыл в неподвижности, а, напротив, выскочил из комнаты и припустил еще быстрей. И это настолько поразило Ди Гона, что маг замешкался и дал беглецу еще два десятка шагов. Когда же колдун, взвыв от ярости, устремился за ним, Санти уже взбегал по лестнице. Он промчался по длинному коридору, к счастью, не встретив никого, и нырнул в отверстие наклонного тоннеля за четверть минуты до того, как к дыре подбежал Ди Гон. Если бы колдун немного подумал, он по лестнице поднялся бы наверх и встретил Санти у выхода из шахты. Сирхару, однако, некогда было думать. Он сунул Хлыст в отверстие – и жар лизнул пятки Санти. Но юноша уже вскарабкался на добрых двадцать локтей. Подгоняемый страхом, он лез, лез, отталкиваясь рукой, ножнами меча. Хлыст удлинился, но тоннель не был прямым – огненный язык задел стену. Санти услышал треск лопающегося камня и приглушенные расстоянием проклятия колдуна.
Ди Гон наконец сообразил, что ему следует делать, но когда он выжег замо€к и помчался вверх по лестнице, Санти был уже под самой крышей. Мгновение – и он вынырнул из люка. Гестион протянул руку, и Санти вскарабкался на отливающую бронзой шею.
Когда сирхар выскочил на крышу, дракон был уже слишком далеко, чтоб заставить его вернуться. Позвать дракона Ди Гон мог, но дракон идет на зов далеко не всякого мага.
Санти спасся. А вот Нил…
