IX
«Двадцать веков назад, когда чародеи Мира разделились на Братство Света и Алчущих Силы, многие из магов отказались примкнуть к тем или к другим. И в более поздние времена, когда вражда между Светом и Тьмой (к коей, как и следовало ожидать, пришли почти все Алчущие), число магов, сохранивших независимость, не уменьшилось, а увеличилось. Но и среди Одиноких кто-то более склонен к Свету и Чистоте, а кто-то – к Силе и Власти. Многие из последних отказались примкнуть к Алчущим только потому, что Алчущим Силы запрещено появляться в пределах Северной Империи, а ведь именно на Белом материке сосредоточены лучшие источники знания».
Готар Глорианский. Божественное и человеческое,
Внешние, обшитые железом ворота в тридцать локтей высотой открывались с помощью ворота. В одной из створок – маленькая дверь, достаточная, чтобы войти пешему. Но для такой процессии следовало открыть обе створки ворот – дело не быстрое. Растянувшиеся на полмили солдаты собрались вместе, сбились в кучу, в огромную рыжую толпу, в которой белела карета Ронзангтондамени.
Наконец створки достаточно разошлись, и взглядам северян предстала прямая грязная улица, поднимающаяся вверх между слившимися слипшимися фасадами двух-трехэтажных безликих домов.
Улица была достаточно широка, чтобы две повозки могли проехать, не сцепившись осями и не размазав прохожих по стенам из серого пористого туфа.
Половина всадников эскорта осталась позади: им предстояло разобрать на отряды смешавшиеся хогры и разместить их в казармах Нижнего Города.
Когда процессия достигла второй стены, она состояла уже лишь из трех хогранов, десятка всадников, северян и свиты Ронзангтондамени.
Вторые ворота выглядели не столь внушительно. А улица за ними больше напоминала не улицу, а щель между домами, менее грязными, но более высокими и так же плотно прижавшимися друг к другу.
Здесь царил полумрак: нависающие крыши почти смыкались вверху, на высоте двадцати-двадцати пяти локтей.
Если в Нижнем Городе между зданиями кое-где все же оставались узенькие просветы, то здесь фасады сливались в сплошную стену с широкими двустворчатыми дверьми и редкими окнами на высоте третьего этажа. Кто мог обитать в подобных казематах, северяне представить себе не могли.
– Кто тут живет? – спросил Санти Ронзангтондамени, пока карета медленно катилась по мрачному коридору.
– Никто,– ответила женщина.– Только на самом верху. Это склады.
– И они полны? – спросила Этайа.
– Конечно! – Женщина Гнона удивленно посмотрела на фьёль.– Конечно, полны. Кому нужны пустые склады?
Третьи ворота отделяли верхний, Королевский, Шугр от Среднего. Стены домов обрывались в шести локтях от внутренней, мрачно-черной крепостной стены.
Зато за этой стеной облик Шугра разительно менялся. Простор, солнце, ветер, свободно гуляющий по привратной площади. Домов немного, и каждый окружен садом. Единственное, что не радовало глаз,– круглая, раздувшаяся в верхней части башня, цитадель сирхара.
– Вот мой дом! – сказала Женщина Гнона, указывая на трехэтажное строение на правой стороне площади.
Здание напоминало озерный дом, но окружено было не водой, а кольцом голубых елей. Прямо за домом Женщины Гнона возвышался Дворец Королевы.
Прибывших никто не встречал. Это не удивило ни Ронзангтондамени, ни хогранов, имевших подробные инструкции, присланные с гонцом. Карета Женщины Гнона в сопровождении всадников свиты повернула к трехэтажному дому. Остальные по широкой, вымощенной розовым мрамором улице двинулись к Дворцу Королевы.
Золотисто-желтые стены поднимались на высоту восьмидесяти локтей, но не подавляли, а, напротив, казались легкими, парящими. Золоченые, а может, и золотые скульптурные человеческие фигуры украшали круглые выступы колонн, поддерживающих крышу дворца. Глядя на него, легко можно было забыть все мрачные легенды, рассказывающие о Шугре. Зато похожий на исполинский гриб Дом Сирхара посреди голой, без единого деревца, площади воплощал именно то мрачное величие, с которым вещали о Шугре северные мифы.
Начальник первой хогры подъехал к белой колеснице.
– Там уготовано тебе подобающее жилище, Великий и Добрый! – поклонившись, произнес он и указал на ядовитый каменный гриб Дома Сирхара.
Нил, до этого сидевший на меховом ковре, медленно встал. Урнгурцу пришлось задрать голову, хотя он и сидел верхом на парде.
– Этот?! – и Нил разразился хохотом.
По спине хограна пробежал холодок. Хотя трусом он не был.
– Нет! Место мое – в моем доме! – Нил указал на низкое здание Храма с другой стороны площади.– Но дом этот ничтожен! Позор моему народу! Я буду жить здесь! – И обернулся к Дворцу Королевы Урнгура.
– Но…– замялся начальник хогры.
– Ты споришь? – удивился Нил-Хаор.– Со мной?
Возница, открыв рот, глазел на великана. Нил сделал ему знак, и возница направил упряжку в арку Дворца. Биорк и Эрд поехали вслед за ней, и урнгурцы – тоже. Они не решились вступать в пререкания.
Колесница въехала внутрь, в просторный парк с широкими аллеями, белыми беседками и павильонами, с цветочными клумбами и статуями танцовщиц из белого просвечивающего в солнечном свете мрамора.
В центре множеством искрящихся струй рассыпался большой фонтан. Нил спрыгнул с колесницы, подошел к нему и, окунув руки в бассейн, зачерпнул воду, чтобы ополоснуть лицо.
Его спутники молчали. Никто, даже северяне, не смог бы сказать, что сделает великан в следующее мгновение.
Раздался чистый и высокий звук трубы. Хограны мгновенно соскочили с пардов. Парк, до этого момента совершенно пустой, вдруг заполнился людьми. Сопровождаемая телохранителями и свитой, появилась Королева Урнгура.
Она шла к Нилу, и гигант ждал, поставив колено на бортик фонтана. Капли воды текли с подбородка на его грудь.
Позвякивая оружием, воины выстроились двумя шеренгами.
Приближенные тихо переговаривались.
Нил провел широкой ладонью по лицу, смахивая воду.
– Ты – Королева моей страны? – проговорил он густым басом.– Ты нравишься мне! – Несколько быстрых шагов, и он оказался рядом с ней, взял за подбородок, повернул к себе и глянул своими серыми глазами в ее голубые.
Придворные ахнули. Телохранители зашевелились, но не вмешались: Королева молчала. Властительница Шугра не шевельнула ни единым мускулом. Лицо ее оставалось таким же спокойным и величественным, как и минутой раньше, до того как бесцеремонная рука самозванного бога вздернула его вверх. Королева была высока ростом, пожалуй, не ниже Эрда, но на Нила ей все равно пришлось смотреть снизу. Почти минуту длилась немая сцена. Потом Нил отпустил ее подбородок, шумно вздохнул и сказал:
– Жаль, ты не слишком красива! – На сей раз губы Королевы слегка шевельнулись.– Но,– продолжал Нил,– ты – настоящая женщина! Я тебя беру!
Потрясенное молчание было ему ответом. Каждый знал, что означают эти слова в устах Хаора (а теперь, после его бесцеремонного поведения, никто не сомневался, что он – Хаор).
Телохранители взялись за мечи. Их долг – защищать Королеву! Пусть даже от самого бога.
Властительница Шугра побледнела и отступила назад.
– Ты… не хочешь? – такое изумление слышалось в голосе великана, что урнгурцы опешили.
– Не хочу! – Голос женщины был достаточно тверд.
– Ты – Королева! – с удовольствием заключил назвавшийся богом и будто только сейчас заметил обнаженное оружие.– О! – произнес он.– Салют! – И шагнул вперед.
Тотчас три воина заступили ему дорогу. Острия мечей уперлись в широкую, ничем не защищенную грудь.
– О! – только и произнес великан. А потом захохотал: – Ну же, ударь меня, храбрец! – приказал он одному из воинов.
Смуглое лицо урнгурца стало серым.
– Бей! – раздался окрик Королевы за его спиной.
Чисто рефлекторно воин нанес удар.
Нил осклабился.
– Ну, сынок, попробуй еще раз!
Меч выпал из ослабевшей руки воина.
– Я – Хаор! – вдруг взревел Нил с такой силой, что листья на деревьях затрепетали.– Хаор!!! – Он смахнул со своего пути телохранителей, как кугурр смахивает ящерицу, навис над Королевой, подобно башне.– Я – Хаор! – проревел он прямо в ее побледневшее лицо.
– А я – Королева Урнгура! – храбро отвечала женщина.
Она поверила, что великан, стоящий перед ней,– тот, кем назвался. Не потому, что мечи отскакивали от него,– потому, что вся ее магия, вся ее личная сила отражалась от его сознания, как поток воды разбивается о скалу, как тростниковый дротик отскакивает от крепостной стены. Поверила потому, что сама ощутила – неуязвим.
Неуязвим – значит, не человек. И не чародей, потому что у чародея множество слабых мест – плата за могущество. Но этот гигант сам был силой. Таким может быть только бог. Он не похож на Хаора, того, какого она знала. Ну и что? Воплощенный в тело, бог должен изменить свой облик. Пусть так. Но Королевы Урнгура, уважая бога, соединяясь с ним, никогда не становились его рабынями. Они, Женщины Урнгура, не склоняются перед мужчиной. Даже если он – бог.
– Убей меня, если можешь! – сказала она.
– Зачем? – возразил Нил.– Пока я таков, каков я есть,– он взял ее руку и положил на свою грудь,– тело твое и душа да будут едины. Я получу все!
– Нет! – сказала Королева.
– Да! – настаивал Нил.
– Нет!
И Нил вынужден был отступить. Перед женщиной. Впервые в жизни.
– Мои слуги! – произнес он, оборачиваясь к Биорку и Эрду.
– Их примут как подобает! – произнесла в ответ Властительница Шугра.– Как и тебя!
Нил кивнул.
– Ты – Королева! – сказал он.
Свита и телохранители облегченно вздохнули: двое столкнулись… и поладили.
Но имелся еще и третий. И он не заставил себя ждать.
– Где тот, кто именует себя богом? – раздался голос, усиленный стенами входной арки.– Тот, кто называет себя моим богом?
Нил медленно повернулся. Ну конечно! Ди Гон, сирхар Урнгура, маг и Верховный жрец.
Две воли столкнулись и отразились.
Эрд был удивлен: сирхар, Друг Богов, повелитель демонов, оказался низкорослым и некрасивым пожилым мужчиной явно аркидского происхождения, с туфлеподобным подбородком, длинными руками и горящими, как угольки, злобными глазками.
Сирхар быстро приблизился к Нилу.
– Ты? Ты – бог? – еще раз повторил он.
И выхватил Хлыст. Он сделал это стремительно, но, прежде чем вспыхнуло голубое, всесжигающее пламя, прежде чем урнгриа смогли убедиться, что великану ничто не может причинить вред, или прежде чем тело Нила обратилось бы в пепел, за спиной Ди Гона возник Биорк, и сирхар Ургнура, выронив Хлыст, рухнул ничком на камни.
– Раб! – презрительно бросил Нил.– Тебе испытывать меня?
Ди Гон пошевельнулся. Биорк не убил его: убить мага не так-то легко.
Колдун пришел в себя, но не поднялся, остался лежать лицом вниз у ног Нила.
– Прости меня, повелитель! – простонал он.– Прости!
– Встань! – велел Нил.
И, когда Ди Гон поднялся, приказал Биорку:
– Подай ему его жезл!
Неуловимая тень мелькнула на лице сирхара, когда в его руках снова оказалось могучее оружие. Но он только опустил Хлыст в чехол на поясе.
– Возвращайся в свой дом! – приказал ему великан.– Я пришлю за тобой, когда ты мне потребуешься!
Ди Гон поклонился низко, повернулся и, пошатываясь, ушел.
Сцена эта подняла Нила в глазах урнгриа на поднебесную высоту. У урнгриа, но не у Королевы. Ей-то хорошо были известны сила и слабость Ди Гона. И цена его смирения – тоже. Обойдись так с ее сирхаром обычный человек, ему не прожить и минуты. Но Нила она полагала богом и с иронией подумала о том, как колдун будет грызть пальцы и шипеть от злобы. Ди Гон – превосходный сирхар. И прекрасный посредник в ее соединении с богом. Впрочем, в последнем теперь нет нужды, раз Хаор здесь. Хаор ли? Что-то внутри Королевы никак не могло объединить беловолосого великана с огненноруким Хаором!
Но иголочку сомнения Королева загнала внутрь. Из гордости. Кто из ее предшественниц удостаивался принять у себя бога?
Властительница еще раз взглянула на великана: для Воплощенного Бога он не слишком красив. Хотя, к чему богу красота? И в нем есть то, что начисто отсутствует у мужчин Урнгура! В этот момент Королева пожалела, что дала отпор притязаниям Нила. Впрочем, он – бог. Боги умеют добиваться своего!
– Как мне именовать тебя? – спросила она.
– Зови меня попросту,– ответил Нил,– «мой господин».
Королева улыбнулась:
– Хорошо, мой господин! Тебе отведут лучшие покои. Велишь подать тебе пищу, или ты как бог в ней не нуждаешься?
– Не нуждаюсь,– важно сказал Нил.– Но хочу испытать все радости людей. Пусть мне подадут все лучшее и в количестве достаточном!
– Не сомневайся, мой господин! – Диадема Королевы Урнгура слегка качнулась.
И покои, и поданная Нилу еда были выше всяких похвал. После трапезы Нил-Хаор выгнал слуг и велел позвать Эрда с вагаром. Те явились.
Сытый, довольный, Нил пребывал в благодушном настроении. Он размышлял о том, как поступить с сирхаром: оставить в прежнем качестве, сместить, изгнать из страны или попросту убить.
Эрд, сторонник активных действий, рекомендовал отправиться в Дом Сирхара и взять чародея за адамово яблоко.
Осторожный Биорк предлагал выждать. Он сильно сомневался, что маг, столько лет заправлявший в Урнгуре, сдастся после единственного тычка и громкого окрика. Нил совершенно напрасно вернул ему Хлыст. Как бы ему, Нилу, не пришлось испробовать Хлыст на себе.
– Нет! – заявил Нил безапелляционно.– Дар богов посильней магических игрушек. Но ты, отец, прав: пусть колдун придет сюда. Не подобает Господину бегать за своим жрецом!
Приняв решение, Нил тут же послал за Ди Гоном.
Поспешность, с которой тот явился, говорила в пользу Верховного Жреца.
Нил, развалившись на горе мягчайших подушек, взирал на чародея с высокомерием настоящего бога. Но первые же слова, которые произнес Ди Гон, заставили друзей великана подскочить.
– Я знаю, кто ты! – произнес сирхар на безукоризненном хольдском.
– Не сомневаюсь,– невозмутимо произнес Нил на урнгриа.– Я понимаю язык твоего народа, но говорить буду на языке моего, раб!
Ди Гон сделал несколько шагов по блестящей поверхности розовых кварцевых пластинок, которыми был покрыт пол.
– Насколько мне известно, в тебе не больше урнгурского, чем во мне! Не представляю, как рунский маг второй ступени мог так быстро выучить урнгриа. Я знаю тебя, Нил Биоркит, Неуязвимый, из Вождей Хольда, сын вагара,– поклон в сторону Биорка.
– Да? – произнес Нил так же спокойно.– И что же?
– Месть Хаора настигнет тебя!
– Посмотрим!
– Откуда ты знаешь, кто он? – воскликнул Эрд.
– Я – маг! – процедил Ди Гон, не сводя глаз с великана.– И мне, Эрд Асенар, известны имена всех вас! Всех четверых! Даже имя фьёль! И я знаю, что нужно вам в Западном Краю! – Маг, сделав паузу, обвел взглядом трех воинов. На лице Эрда отразилась буря переполнявших его чувств. Но, глядя на Нила и Биорка, можно было подумать: сказанное не имеет для них ни малейшего значения.
– Что же нам нужно? – мягко спросил Нил.
– Демон! – выдохнул колдун.
– Ты служишь ему? – осведомился Нил. В серых глазах его вспыхнул и угас огонек.
– Я? – Ди Гон засмеялся. Это был неприятный смех.– Я говорю с ним! Когда пожелаю!
– Ты можешь сделать так, чтобы мы встретились? – спросил сын вагара.
– Могу! Но захочу ли?
– Захочешь! – пообещал Нил, и глаза его снова блеснули.– Я тоже знаю кое-что о тебе, Ди Гон, Темная Ладонь, Катышок, трусливый беглец и пожиратель гнилого мяса!
Злобная гримаса исказила лицо Ди Гона.
– Ты!..– Он схватился за Хлыст.
– Валяй! – поощрил его Нил.– Ты знаешь, кто я! Валяй!
Но Ди Гон уже справился с гневом.
– Не дразни меня! – сказал он спокойно.– Я устрою тебе встречу с тем, кого ты ищешь! И тебе не придется блуждать по горам: я позову его сюда, в свой дом. Но…
– Ты можешь смело говорить, что желаешь, Ди Гон! – с важностью произнес Нил.– Твоя заслуга будет велика!
– Для начала я хочу, чтобы ты извинился, Нил Биоркит!
– Годится. Сразу, как только закончу с демоном! – быстро сказал Нил.
– Ты должен покинуть Урнгур!
– Будет так. Это все?
– Да!
– Когда я увижу демона?
– Ты увидишь его. Скоро!
– Вот и славно! – Нил отправил в рот очищенный плод.– Нам это сохранит время, а тебе, Ди Гон,– кое-что большее. Но я спросил: когда?
– Хоть сейчас! – Сирхар с вызовом посмотрел на сына вагара.
– Ну зачем же сейчас? – лениво сказал Нил.– Я недавно поел, а демоны не способствуют пищеварению. Вызови его завтра. Скажем, к полудню. Сумеешь?
– Я сказал.
– Вот и хорошо! И где же?
– В моей башне!
– Что ж, мне все равно! Известишь меня, когда будешь готов!
– Извещу! – Ди Гон не скрывал радости, и это очень не понравилось Биорку.– Приходи сам, бери своих друзей, кого пожелаешь, Неуязвимый!
– Разумеется. Можешь идти.
– Я ему не верю! – сказал Биорк, когда Ди Гон покинул комнату.
– И я,– согласился Нил.– Но допускаю, что он знает заклятие, властное над тем, кого мы должны уничтожить. Я пойду один. Пока я не нарушил условия, ни демон, ни человек, ни сам его владыка Хаор, если он существует, в чем я сомневаюсь, не смогут причинить мне вреда!
– Я пойду с тобой! – решил Биорк.– Даже Неуязвимого можно уязвить, в этом я уверен! И не пытайся возражать!
– Ты – мой отец! – сказал Нил.– Как я могу тебе возражать?
Изумленный Эрд переводил взгляд с одного на другого.
– О чем вы говорите? – воскликнул он.
– Я расскажу! – сказал вагар.
– Почему нет? – отозвался Нил.– Давно следовало ему рассказать! Это и его дело!
Нил налил вина себе и друзьям. Биорк отпил и начал говорить.
– Два года назад нас постиг гнев Потрясателя Тверди. Верней, мы так полагали, потому что земля Империи стала содрогаться там, где прежде и не слыхали о землетрясениях. Владыки обратились к провидцу Потрясателя Тверди, и тот дал ответ: «Я не гневаюсь».
– На редкость четкий ответ для Оракула! – заметил Нил.
– Владыки успокоились! – продолжил вагар.– Владыки, но не земля. Толчки продолжались и стали сильнее. Выяснилось также, что не только Северный материк, но и Красная Земля подвержена им.
Тогда, дождавшись положенного срока, вновь спросили провидца. Ответ был: «Ищи в сердце Закатных гор!»
Мудрые думали и решили: сие – дело Алчущих Силы. Но и лучшим из магов не удалось отыскать след, а сила толчков нарастала.
Подошел положенный срок, и спросили Повелителя Судеб: «Не темные ли маги беспокоят твердь?»
Ответ был: «Нет!» И еще сказал от себя Провидец: бог разгневан.
А потом пришел в Руну Трой-Странник и привел воина.
«Вот,– сказал,– один из тех, кто исполнит!»
Этим воином был Нил.
– Трой пришел ко мне,– сказал великан.– И убедил меня, что Священный Поиск важнее безопасности границ Империи. Ему не пришлось убеждать долго.
– Почему? – спросил Эрд.
– Три ночи подряд мне снился странный сон: некто, облеченный Силой, приходил ко мне и говорил: «Иди в Руну, Неуязвимый!»
И Трой объяснил мой сон так: раз в тысячелетие или еще реже силы Мира приходят в движение, и властные боги не могут вмешаться в него до тех пор, пока не иссякнет поток и не восстановится распределение сил. До тех пор только равный может выступить против равного: человек против человека, маг – против демона, Великий Маг – против Великого Мага. Боги же – только против богов. Так более слабый обретает над сильным власть. Но боги ревнивы. Они не ждут, пока иссякнет поток. Они борются, и это – благо для людей. Раз в тысячелетие выбирают одного из смертных для особого Дара. Ничто в мире: ни волшба, ни металл, ни огонь, ни камень – не могут принести вреда одаренному. А когда он сделает то, для чего избран, то сам становится богом. Так сказал мне Трой. Но есть одно условие. Если нарушишь его – Дар исчезнет. На год, на десять лет или навсегда уйдет к другому. Так он сказал.
– А какое условие? – спросил Эрд.
– Не убивай! – сказал Биорк.
– О! – только и смог вымолвить светлорожденный.
– Да уж! – согласился Биорк.– Непростое условие для воина.
– Я поверил! – сказал Нил.– И пошел с ним в Руну, учился там, пока не настал срок.
– Нелегко тебе, вождь, было сидеть бок о бок с юнцами! – заметил Эрд.
– Он не учился с юнцами,– сказал Биорк.– Его учили отдельно. Когда пришел срок, пошли к Провидцу и спросили: кто пойдет с Неуязвимым? И Провидец назвал имя.
– Кого же? – поинтересовался Эрд.
– Тебя!
– Меня?! – воскликнул Эрд.– Но…
– Твое имя было названо! – Нил похлопал светлорожденного по спине.– Твое, и больше ничье. Когда богов цепляют за живое, они сразу перестают темнить!
– Вот это верно,– согласился Биорк.– Ты бы послушал, светлейший, что плела его мать,– он кивнул на Нила,– когда ее спрашивали…
– Постойте! – перебил Эрд.– Меня? А как же ты, как же Этайа?
Нил захохотал.
– Нас Провидец не назвал. Мы присоединились сами,– ответил Биорк.
– Видишь, какая ты важная персона! – заметил Нил.
– Вы могли бы мне сказать! – Эрд немного обиделся.
– Трой посоветовал не посвящать тебя в подробности. Он сказал: ты должен считать себя главным, иначе не пойдешь,– пояснил Биорк.
– И он был прав, клянусь мошонкой нашего Хаора! – заявил Нил.– Ты вспомни, светлейший, каким ты был там, в Империи? Я не прав?
– Прав,– нехотя согласился Эрд.
– Зато теперь ты знаешь! – заключил Биорк.– Вернее, знаешь почти столько же, сколько и мы.
О том, что оракул посулил Эрду смерть, вагар умолчал.
– Ты пое€шь, светлейший! – проговорил Нил, отправляя себе в рот огромную порцию фруктового салата с орехами.– Поешь! Это успокаивает!
* * *
– Позволь, мой Санти, подарить тебе одну вещь? – сказала Ронзангтондамени.
Они сидели вдвоем на толстых подушках, брошенных на пол беседки в саду, что рос во внутреннем дворике шугрского дома Генани. Прозрачный ручеек струился по мраморному желобу, разделяя беседку пополам. Запах воды смешивался с запахом урнгурских цветов, не таким сильным, приторно-сладким, как в Конге, а тонким и свежим, приносимым теплым ветерком с овальных клумб, поднятых над нежно-зелеными мраморными плитами, которыми был выложен дворик.
Ронзангтондамени вынула крохотную шкатулку из черного хуридского дерева и открыла ее. Внутри Санти увидел перстень. Обрамленный филигранью из светлого металла, похожего на серебро, в центре его пламенел огненный яхонт в окружении шести небольших звездчатых сапфиров. Ронзангтондамени надела его на средний палец правой руки Санти. Перстень пришелся впору, и женщина счастливо улыбнулась.
– Он очень старый! – сказала она.– По преданию, носить этот перстень должен мужчина, потому ни я, ни мать моя, ни мать моей матери никогда не надевали его. Но мужчине он хорош! Мать говорила: он избавляет сердце от лжи, а тело – от болезней.
– Что это за металл? – спросил Санти, разглядывая перстень.
– Не знаю. Но он тверже серебра и совсем не потемнел. Хотя кольцу не меньше пятисот лет!
– Такой древний? Благодарю тебя! – Санти не смотрел на перстень, но чувствовал его на пальце.
Глаза Женщины Гнона засияли ярче сапфиров.
– Я рада, Санти! Пусть он поможет тебе! Хочешь еще винограда?
Ронзангтондамени хлопнула в ладоши, появился слуга. Но, прежде чем она отдала ему распоряжение, слуга поклонился и произнес:
– Посланец от Королевы, госпожа!
Ронзангтондамени нахмурилась.
– Что ей надо? – сказала она Санти по-конгайски. И слуге на урнгриа: – Пусть войдет! Но прежде принеси мне еще винограда! – И указала на опустевшую вазу.
Приказание было выполнено в точности. Сначала была принесена ваза с синими тяжелыми гроздьями, а посланец был впущен лишь пять минут спустя.
Он вошел и уставился на Санти. Щедростью Ронзангтондамени юноша больше походил на принца, чем на сына фарангского зодчего. В белой с голубым рубахе из плотного шелка, в свободных панталонах и черных, с бисерной вышивкой сапожках из тонкой кожи, с драгоценным перстнем на пальце, алмазной булавкой, скалывающей ворот рубахи, с волнистыми мягкими волосами, удерживаемыми дорогим обручем с затейливой инкрустацией… Санти не мог отказаться от подарков, потому что его собственная одежда превратилась в лохмотья. Но предпочел бы более скромный наряд: неудобно пользоваться щедростью, ничего не давая взамен. Однако отказываться от подарков Ронзангтондамени было бы жестоко.
Женщина Гнона с неудовольствием поглядела на засмотревшегося посланца.
– Говори, скороход! – резко бросила она.– Или ты уснул?
Посланец моргнул, повернулся к ней:
– Госпожа и Женщина Урнгура, Повелительница Шугра, Ее Величие Королева приглашает тебя, Ронзангтондамени, Женщина Гнона, госпожа и сестра, присутствовать на пиру в честь величайшего над великими, Бога, Владыки и Судии, Могучего, Доброго, Восставшего над богами и светилами, Хаора Всесокрушающего, сегодня, после захода солнца!
Посланец отбарабанил все единым духом и замолк.
– Приду! – Ронзангтондамени вынула из кошелька серебряную монету и бросила скороходу. Тот поймал монету, поклонился и вышел.
– Пир? – спросил Санти.– Это интересно?
– Много еды, немного музыки и совсем мало удовольствия! – ответила Женщина Гнона.– Но Королевский Дворец стоит посмотреть! Если ты хочешь, я возьму тебя с собой.
Ронзангтондамени и хотелось, чтобы юноша сказал «да», и не хотелось этого. Зная Королеву, Приближенных ее, да и прочих Женщин, она справедливо опасалась, что Санти покажется привлекательным не только ей одной. Кроме того, он был чужеземцем, а закон запрещал Женщинам Урнгура приближать к себе чужеземцев. Но ведь покупает же сирхар девушек! Почему тогда ей нельзя? Разве это не одно и то же?
Ронзангтондамени отлично понимала: нет, не одно и то же. Но в конце концов законы даны Хаором. И Хаором назвала Королева великана-пришельца. Хаор он или нет, но он – приятель ее Санти. Пусть-ка Королева распутает этот узелок!
– Да! – сказал Санти.
Он хотел посоветоваться с фьёль, прежде чем ответить, но сознание Этайи было в этот момент далеко от Урнгура.
– Да! – Санти хотелось не столько взглянуть на Дворец Королевы, сколько увидеть друзей.
* * *
Два бронзовых дракона, набив животы рыбой, дремали, разбросав по теплым камням обвисшие крылья. В лучах полуденного солнца их чешуя отливала золотом. Вытянутые головы с загибающимися вперед рогами и мощными челюстями покоились на отполированном водой и ветрами камне. Перламутровые веки закрывали выпуклые глаза, а в приоткрытых пастях, между колоссальными клыками, способными насквозь прокусить взрослого парда, копошились, выискивая остатки пищи, шустрые пятнистые крабики. На крыле одного из драконов, положив руки под голову и прикрыв лицо от солнца краем плаща, спал маг. Устрашающая голова дракона покоилась в локте от мага и длиной превосходила человеческий торс. На мгновение Гестиону стало страшно: шевельнется дракон во сне, щелкнет пастью – и конец! Но то были детские страхи. Мальчик отлично знал: драконы не нападают на людей. Даже во сне. А даже если бы и нападали – нет такого зверя, что осмелился бы причинить вред Учителю!
«Один из этих двух – для меня! – с восторгом вспомнил Гестион.– Завтра я полечу на нем, один! Завтра утром, когда взойдет солнце, я поведу дракона! Интересно, какой из них мой?»
Но оба зверя были совершенно одинаковы. Даже мысли у них были неотличимы.
Волны с ворчанием взбегали на галечный пляж. В четверти мили от берега цепь острых, как клыки, скал перегораживала вход в бухту. Идущие с моря валы разбивались о них, взметывая вверх белые искристые фонтаны. В самой бухте вода была спокойна. Гестион вздохнул. Спина затекла. Солнце жгло непокрытую голову. Очень хотелось встать, сделать десяток шагов и, оттолкнувшись, прыгнуть в прохладную воду.
Но тень от воткнутой в гальку палочки еще не достигла отметки, сделанной магом. По меньшей мере еще полчаса сидеть Гестиону под палящим солнцем и следить за тем, как приходят мысли в его раскаленную голову и уходят из нее.
«Когда мысли уйдут все,– сказал маг,– твой урок выполнен. Если же у тебя не получится, жди, пока тень достигнет отметки».
Вдалеке, у самого горизонта, белел парус попавшего в штиль корабля. Гестион затосковал по прохладной келье, что была у него в Руне.
«Эта тень почти не движется»,– подумал он и провел языком по шершавым губам.
Гестион следил за мыслями, смотрел на набегающие волны, которые заворачивались белыми кружевными воротничками, а потом сползали, шипя и пузырясь, по темным круглым камням. Он пропустил момент, когда вода стала подниматься, достигла его ног, поднялась еще выше, зеленая, прохладная… Гестион перестал чувствовать жару, окунулся с головой, приподнялся и повис, как поплавок. Вода, сомкнувшись над макушкой, затопила небо с редкими пушинками облаков, затопила солнце, затопила каменные острые пики за спиной…
Когда Гестион очнулся, была ночь. Мальчик лежал на шерстяном, пахнущем дымом одеяле. Рядом горел костер.
У костра на корточках сидел маг и подбрасывал в огонь куски плавника. Поставленный на камни котелок бормотал сердито, с шипением, окутывался паром, когда бурлящая жидкость переплескивалась через край. Ветер принес аппетитный запах похлебки, и живот напомнил Гестиону о себе. Мальчик приподнялся, и Учитель, услышав, спросил:
– Есть хочешь? – Черный камень над его лбом отражал красные языки пламени.– Сейчас будет готово. Беги за ложкой!
Гестион встал, чувствуя легкость в теле и некую отстраненность, какая бывает, если видишь картины, навеянные пением скадда.
Строго по очереди Гестион и маг погружали ложки в котелок, причем каждый старался оставить другому лучшие куски. Когда с похлебкой было покончено, маг, облизнув свою круглую серебряную ложку, спрятал ее в карман куртки. В этот момент он меньше всего походил на мага, скорее – на крестьянина или рыбака, которому пришлось заночевать вне дома.
Учитель повернулся и обратил на Гестиона сосредоточенный взгляд зеленоватых глаз, глубоко упрятанных в темные впадины глазниц.
– Я доволен тобой! – сказал он.– Сегодня ты расковал первое звено своей цепи.
– А…– смущенно пробормотал Гестион.– Но я ничего не помню, Учитель!
– Вспомнишь! – уверенно сказал маг.– Это совсем маленькое звено, мальчик. Но очень важное!
– А что дальше? – Внутри у Гестиона все ликовало от похвалы.
– Дальше не спеши! – отрезал маг. И замолк.
Пахло морем и сладким дымом догорающего костра. И травяным настоем, который они прихлебывали маленькими глотками из деревянных чаш. Над спокойным морем полыхали зарницы. Иногда тишину нарушал протяжный свист: вздыхал дракон. Звери все еще спали на камнях наверху. Они будут спать до восхода. Ветер усилился. Он был теплым и соленым и сдул пепел с потускневших углей. Костер вспыхнул и озарил худое загорелое лицо мага.
– Учитель! – решился спросить Гестион.– Это твой остров?
– Мой.
– И у тебя есть здесь дом?
– Есть.
– Отчего же мы здесь, Учитель?
– Ты хочешь под крышу?
– Нет, нет!
– Ты станешь магом, Гестион. А дом мага – он сам. Привыкай. Ночь длинна.
– Так что же, мы совсем не будем спать, Учитель?
– Нет.
– Но ты сказал: завтра мы летим к Закатным горам. И будем сражаться!
– Я не сказал «сражаться». Разве ты хочешь спать? Сиди и слушай, как светят звезды. Ты и так много спишь, мальчик. Магу некогда спать, если он учится.
– Ты учишься, Учитель? – удивился Гестион.
– Всегда. Молчи. Время уходит, а у тебя всего одна жизнь.
– А у тебя, Учитель?
– У меня – нет. А теперь закрой свой рот, мальчик, или я отвезу тебя в Руну и возьму другого несмышленыша.
Гестион испуганно замолчал, а волны продолжали катиться и катиться, как делали это века и века. И они были древней, много древней Троя-Странника.
