VIII
«Некогда в стране, исчезнувшей так давно, что и имени ее не осталось, жил охотник Уру Дат. И была у него девушка. Семт-Хе звали ее. И был маг из носящих черное ожерелье, маг – Тысяча Обличий. Захотел маг девушку. И взял ее. Обратясь в дракона, унес он Семт-Хе в дом свой, в горы, что зовут ныне горами Забвения.
Узнал о случившемся юноша-охотник, почернело лицо его. Пошел он в горы, подумав: „Верну Семт-Хе или умру“.
Долог путь. Ослабел Уру Дат, сильно страдая от жажды на бесплодном горном плато. И встретился ему старик в серой одежде. Не спрашивая ни о чем, повел его старик к горной реке, что текла лишь в четверти дня пути от места, где встретил он Уру Дата. И утолил охотник жажду свою.
Спросил его старик: „Можешь остановить?“
О реке говорил он, но помнил Уру Дат, кому обязан жизнью, стерпел насмешку.
„Нет, не могу“,– сказал.
И повел тогда его старик к истоку реки, к месту, где рождалась она из-под ледника.
– Смотри! – сказал. И дохнул.
Холод объял юношу. Холод объял и ледниковый язык. Сковал его. И иссякла река у истока своего.
– Что сделал я? – спросил.
– Убил реку! – отвечал Уру Дат.
Тогда кликнул старик бронзового дракона, и понес он юношу вниз, вдоль горного ущелья, по коему некогда мчалась река. И прилетели они в долину, где обильна была земля. А не стало реки – иссохла. Осыпались цветы, увяли юные побеги, пропал урожай, не родившись.
– Что сделал я? – вновь спросил старик.
– Убил долину! – сказал охотник.
И понес его дальше дракон, к городу, что стоял на холме.
– Вот,– сказал,– город, что кормит долина. Что сделал я?
– Убил город! – сказал Уру Дат.
Тогда повернул старик дракона, и вновь полетели они в горы, что ныне зовутся горами Забвения. И увидел юноша: возродилась, снова течет река.
– Что сделал я? – спросил старик.
– Ничего! – сказал юноша.
– Твоя жизнь! – сказал старик, сел на дракона и улетел.
А юноша пришел к замку, где держал маг похищенную девушку, и выследил мага, как выслеживал быстрых горных ящериц у их нор. Выследил и пронзил длинной стрелой с черным заговоренным наконечником из обсидиана. А потом забрал Семт-Хе.
Не стал Уру Дат ни вождем, ни героем. Никому не сказал, что убил мага – Тысяча Обличий. До самой старости был он охотником и сам забыл, что убил мага.
Но помнила Семт-Хе».
Гурамская легенда
Три всадника подъехали изнутри к Южным воротам Шугра.
– Открывай, не медли! – приказал один из них сонному стражнику.
– Это еще зачем? – проворчал стражник.– До утра не подождать? Меньше часа осталось!
Подошел второй стражник с масляной лампой в руке.
– Кто такие? – гаркнул он, поднимая светильник повыше.
Всадник наклонился в седле, откинул полу плаща:
– Воля сирхара! – И, теряя терпение, ткнул большим пальцем в приколотый к куртке значок.– А теперь, если ты не отопрешь, я снесу тебе голову!
– Ишь, хогран нашелся! – буркнул стражник, но поплелся к вороту, поднимающему засов.
Минуту спустя всадники уже мчались по гладкой дороге. Когда из-за гор выплеснулись первые лучи солнца, гонцы уже сменили пардов на первой королевской подставе. Вскоре они миновали вторую подставу и третью, за которой начинались земли селения Гнон. Не умеряя прыти животных, они пронеслись через селение прямо к Королевскому Дворцу.
Осадив парда перед крыльцом, первый из всадников вынул маленький рог и дважды протрубил.
Тотчас в одном из окон второго этажа появилось отекшее после вчерашней попойки лицо Начальника Королевской хогры. Минуту спустя он появился внизу в накинутом на голое тело красном плаще.
Первый из всадников посмотрел на хограна с брезгливостью человека, проведшего ночь в седле, и, наклонившись, вложил в дрожащие руки запечатанный свиток. После чего развернул рыкнувшего парда, и все трое помчались обратно по дороге, над которой еще курилась поднятая ими пыль.
Начальник хогры сломал печать и тупо уставился на строки послания покрасневшими глазами. Знаки ползали по свитку и никак не хотели собираться в слова. Начальник хогры потряс головой и поморщился от боли. Подбежавший солдат протянул ему большую кружку горячего кофе. Хогран, все еще морщась, проглотил напиток, сунул свиток в карман плаща, так и не прочитав, и поплелся наверх.
Два его брата проснулись и чувствовали себя не лучше, чем он. Первый хогран бросил послание на стол, поискал глазами недопитую вчера кружку, с отвращением отхлебнул. Только после этого он нашел в себе силы развернуть свиток снова. Поминутно облизываясь, он прочел вслух:
Повеление.
Назвавшегося Воплощенным и спутников его не медля доставить в столицу для опознания и наказания, ежели потребуется таковое. До той поры в почестях не отказывать, но буде не пожелает следовать – принудить силой без снисхождения.
Королева. Сирхар.
– Хорошенькое дело! – воскликнул второй хогран, вскакивая на постели.– Силой! Хаора! Пусть-ка сам придет и принудит!
– Замолчи! – одернул третий брат.– Услышат! Думать надо!
– Что думать? – отрезал первый.– Уговорим! Ежели он – Хаор, место ему где ж, как не в Шугре? А ежели маг, так слуги его – в нашей руке. И еще женщина. От них копья не отскакивают! Не захочет – заставим! Так, братья?
– Женщину лучше не трогать! – рассудительно сказал третий.– Она у Ронзангтондамени. Лучше с Хаором повздорить, чем с ней. Уж я-то знаю, в моей хогре половина – ее люди!
– Нет так нет,– согласился первый.– Двоих будет довольно. Сейчас поедим,– он побулькал содержимым кувшина,– и пошлем за этим самым. Да надо б велеть, чтоб поласковей!
– Вот уж ни к чему! – сказал второй.– Твои солдаты вчера чуть штаны не обгадили от страха!
– Ты, брат, это, молчи! – обиделся первый.– Сам на коленях стоял!
– Довольно вам! – вмешался третий.– И так мозги киснут! Я сам поеду!
– Почему ты? – возмутился первый.– Вместе поедем!
– И еще этих, слуг его, возьмем! – добавил второй.– С ними он посговорчивей будет!
На том и порешили.
Два часа спустя три хограна, не слишком торопя пардов, выехали на дорогу, ведущую к Храму. Сопровождали их человек сорок всадников. Не для охраны – для важности.
По пути им попался бегун из жрецов.
Радуясь передышке, бегун поведал им, что Воплощенный назначил нового главного, этого сопляка Бунга. Дескать, вот первый, не усомнившийся!
А от себя бегун добавил, что лично стоял рядом с Бунгом и особой веры в нем не заметил. Богу, конечно, виднее.
– А жертвоприношения, посвящения – все отменены! – тут же сказал он не без радости.
– Логично! – заметил первый хогран.– Что ж ему приносить жертвы тут, если сам он отправится в Шугр?
– В Шугр? – оживился бегун.
– А куда же еще? – вмешался второй, спасая брата от преступного разглашения тайны.– Главное святилище там! Или нет?
– Ага! – согласился жрец.– Ну, я побежал?
– Валяй! – отпустил его второй хогран. И парды затрусили дальше.
А бегун помчался в селение и прибежал туда раньше, чем воины достигли ворот Храма. Хотя его участок дороги был почти в два раза длиннее.
Дорога Богов, ровная, прямая, как полет стрелы, полого текла меж желтых урнгурских лугов. Иногда она возвышалась над ними на десяток локтей, иногда погружалась в неглубокие ущелья, вырубленные в незапамятные времена в каменистой бурой земле. Никогда в жизни Санти не видел ничего, подобного этой дороге. Древний путь, по которому шли они с другой стороны хребта, был в сравнении с ней извилистой горной тропкой. На сером гладком покрытии дороги не было ни трещин, ни сколов, хотя многие столетия прошли над ней. По краям покрытие приподнималось на пол-локтя, и невысокие сплошные бортики словно ограждали серую реку, текущую по желтым покатым полям.
Там, в желтой траве, густой и сочной, поднимавшейся кое-где по пояс человеку, паслись отары овец, розовых, серых, белых, оберегаемые лохматыми черномордыми псами. И стада коров – мелких короткорогих, не похожих на медлительный тучный скот Междуречья.
– Земли селения Гнон! – с гордостью сказала Ронзангтондамени юноше.– Стада моих мужчин!
Они втроем ехали в карете Женщины Гнона, легкой, удобной, выкрашенной в снежно-белый цвет и запряженной шестеркой таких же снежно-белых рослых псов с маленькими острыми ушами. Ронзангтондамени время от времени улыбалась Санти. И улыбка эта казалась странной на ее волевом лице.
Ронзангтондамени лично решила сопровождать Санти и Этайю в столицу, раз уж они не пожелали остаться у нее. В то, что Нил – воплощенный Хаор, она не верила ни единого мига, но какое это имеет значение, если он – друг Санти? Пусть зовется кем хочет! Она даже отдала ему, Нилу, собственную колесницу и собственного возничего. Пусть потешится: возил самого Хаора! Возничий был одним из ее мужей, а Ронзангтондамени чувствовала себя немного виноватой по отношению к ним: совсем перестала их любить со времени появления Санти. А ведь они были мужьями, закон требовал, чтобы Женщина Гнона заботилась о них. Это справедливо!
Торжественная процессия растянулась больше чем на полмили. Первыми ехали начальники Королевских хогр. В полном вооружении, с развевающимися на ветру султанами из горных трав над островерхими шлемами. Три брата были так похожи, что казались одним человеком, утроенным прихотью какого-нибудь бога. При виде их, гордо восседающих на откормленных пардах, встречные поспешно уступали дорогу.
За исполненными важности хогранами белая с золотыми навершиями колесница везла самого Хаора Доброго и Грозного, восседавшего на дорогих мехах с каменно-неподвижным лицом и идеально прямой спиной. Ширина этой спины лишь немного уступала ширине задней стенки колесницы. Зато лицо возничего то и дело расплывалось в улыбке. Без всякой нужды он щелкал бичом над головами упряжных псов, давно уже не обращавших на это внимания. Колесница ехала медленно. Так же медленно, как и всадники впереди, как и белая изящная карета Женщины Гнона, окруженная мужьями и телохранителями Ронзангтондамени в конгских кольчугах, конгских шлемах и с прямыми конгскими мечами у бедер. Богато селение Гнон!
А за каретой, за широкими задами выхоленных пардов, тянулось пешее войско: королевские солдаты в бурых плащах, пыльные, невзрачные, одинаковые до безликости. Таков обычай Женщин селений: лучших мужчин они оставляли себе. Королеве – то, что лишнее.
Эрд и Биорк были в свите начальников хогр, среди отборных воинов, в большинстве – сыновей Приближенных Королевы. В отличие от селений, в Шугре высшие знали своих детей и приглядывали за их воспитанием: закон этого не запрещал. Три начальника хогр, братья-близнецы, были сыновьями самой правящей Королевы от вторых родов. И гордились этим. Их сызмала готовили к воинскому труду, и они были бойцами, настоящими солдатами, в отличие от сброда, который составлял королевские хогры. Преданные Королеве, они были преданы и друг другу – преданностью кровной и кровосмесительной. Что, впрочем, не мешало им заглядываться на красавца-светлорожденного. Да и Биорк казался им если не привлекательным, то заманчивым: еще бы! – мальчик-мужчина, такого не было в их краях! И оба – истинные воины: по всему видно! Нет, три брата непременно поухаживали бы за северянами, если б не грозная громадина там, позади. Хаор не Хаор, а, пожалуй, захочет – и расшвыряет не только сотню пехотинцев, но и весь эскорт хогранов из сорока семи бойцов-командиров.
Оба северянина постоянно ощущали на себе эти оценивающие взгляды. Эрд морщился брезгливо, задирал подбородок, как в прежние времена. Биорк же, более снисходительный к чужим обычаям, только посмеивался и скреб заросшие щетиной щеки. И радовался задранному подбородку Эрда, хотя прежде порицал его надменную гордость.
Серая Дорога Богов широким выпуклым мостом соединяла острые края ущелья, где внизу, между черными скалами, метался и рычал мутный желтый поток. Серые, казавшиеся несоразмерно тонкими колонны поднимались со дна и поддерживали пологую арку. Снизу, там, где основание было «объедено» водой, виден был фундамент колонн – шестиугольные «быки», зарывшиеся в белую пену и глубже – в базальтовое дно ущелья.
– За мостом – земли селения Румтгон,– сказала Ронзангтондамени.– Сестра примет нас! – и, недовольно: – Если мы не оставим наш «хвост», доберемся до Шугра не раньше чем через три дня!
– Мы не спешим, Генани, сестра! – сказала Этайа.
В карете снова воцарилось молчание. Но только для урнгрийки. Санти и Этайа с самого утра вели мысленную беседу. Юноша уже научился «держать» лицо, глаза его были прикрыты, казалось, он дремлет. Лицо же фьёль, то, которое видела Генани, с самого начала было иллюзией. Но женщину не огорчала мнимая молчаливость спутников: ей хватало собственных чувств и того, что Санти рядом.
«…Истина в том, Туон, что боги Мира – не боги, а демоны его – не демоны».
«Но они существуют?»
«Да. Хотя все меньше вмешиваются в дела людей. По мере того как забывают, что сами были из плоти и крови».
«Боги?»
«Не могу показать тебе. Не знаю, что показать. Удовлетворись мыслью. Не это главное».
«Что же?»
«Неизъяснимый. Он – всё».
«Вы тоже поклоняетесь ему?»
«Мы его любим. Он создал нас. Задолго до того, как появились люди. И такие, как ты».
«Но… разве я не человек?»
«Человек. Тоже. И много больше, чем человек. Ты – зерно. Семя».
«Не понимаю».
«Еще не пришло время понимания. Но придет».
«Я – зерно… А ты, Тай? А кто же тогда ты?»
«Я – фьёль, Туон. Твоя фьёль».
* * *
Тремя днями позже Санти увидел таинственный Шугр.
За это время они пересекли всю восточную часть Урнгура. Горные луга сменились возделанными полями, чередующимися с полосами низкорослого леса.
В каждом селении Нил, как и подобает богу, непременно направлялся в храм и учинял там переворот. Биорк с Эрдом проводили время в обществе начальников хогр.
Вопрос об истинности Нила-Хаора был временно оставлен, зато рассказы пришельцев звучали как сказка для урнгриа, никогда не покидавших собственной страны. Впрочем, и то, что сами урнгриа рассказывали северянам, было удивительно. К сожалению, северяне немногое смогли узнать о своем недруге, сирхаре. Еще труднее было отделить вымысел от правды.
Имя сирхара было Ди Гон. Он был магом, но не урнгурцем.
Обращаться к нему подобало «сирхар, Господин Сильных». Говорили, что Ди Гона призвал прежний сирхар. И передал ему собственную магию и ужасное оружие – Огненный Хлыст. Еще говорили, что никогда прежде не было в Урнгуре подобного Ди Гону. Чудеса, творимые им, потрясали разум и привлекли к нему многих. Особенно в Шугре. Это Ди Гон завел обычай покупать девушек в Конге и Хуриде. Маг дарил девушек верным, и верность тех увеличивалась. Такое было великим нарушением законов, но Хаор не разгневался и не сокрушил Ди Гона. И это тоже прибавило сирхару славы.
Эрду великий колдун Урнгура представлялся великаном, мечущим молнии. Биорк только улыбался. Магов он видел немало. Великанов среди них не было, хотя молнии бывали. Лично он предпочел бы великанов.
Дорога Богов оборвалась внезапно. Ушла, будто ее и не было. Дальше к столице Урнгура вел обычный путь: каменные плиты, не слишком аккуратно уложенные. И прямотой он не отличался: петлял, как всякая дорога, спускающаяся с предгорий в речную долину. Отсюда, с места, где колеса повозок принимались отсчитывать стыки плит, до Шугра по прямой оставалось не больше пяти миль.
Пахло весной. Воздух был прозрачен, как бывает только в горах, солнце стояло высоко, и зоркие глаза Санти видели столицу Урнгура отчетливо, так, как если бы ее нарисовали черным, желтым и красным на прозрачном полотне воздушного шелка.
Город стоял на холме, но все же намного ниже того места, откуда смотрел сейчас юноша. Голубая, сверкающая, как металл, лента реки (в Урнгуре ее называли Шуга, в Хуриде – Черная) огибала город с запада. А еще дальше земля вновь загибалась к небу и обращалась в оснеженные зубцы Большого Хребта. Сам Шугр, оберегаемый тремя кольцами стен, поднимался от подножия холма к его вершине, увенчанной золотисто-желтым Дворцом Королевы Урнгура. Левее и вполовину ниже желто-черным, расширявшимся кверху грибом вздымался Дом Сирхара. Архитектуру остальных зданий на вершине холма разглядеть было трудно – далеко. Но солнечные краски, чистые и яркие, отличали их от остального массива города.
Ниже внутренней стены начинались сплошные ряды кровель. Дома так плотно прижимались друг к другу, что казалось, между ними нет улиц. Только крыши, крыши и крыши, бурая волнистая поверхность – до самой второй стены. Ниже этой стены – свободное пространство, а потом опять – кровли, в этой части города уже разделенные на сегменты прямыми линиями улиц, спускающихся к воротам. Их в третьей, наружной, стене оказалось несколько. Сама же стена построена из серого материала, того же, что покрывал вечную Дорогу Богов. Только оборонительные башни, зубцы, стыки между серыми плитами были того же бурого цвета, что и окрестные скалы.
Увидев столицу Урнгура, Эрд остановил парда. Он был восхищен.
– Если у них есть своя вода,– сказал он вагару,– я не взялся бы его штурмовать!
– Вода у них, скорее всего, есть,– сказал Биорк.– Но взять город можно. Будь у меня тысячи три ваших хольдцев и сотня моих скалолазов, я бы его взял. Не быстро, потому что здешние деревья не годятся для настоящих осадных машин. Но, светлейший, нам не придется брать этот город. Он сам берет нас.
И они поехали вниз, сдерживая пардов, потому что дорога шла под уклон.
Санти, которому надоело трястись в карете, пересел в седло. К большому огорчению Ронзангтондамени. Ей приличия не позволяли ехать верхом. Впрочем, пользуясь отсутствием юноши, она попыталась выведать у Этайи, каковы ее отношения с Санти. Но фьёль умела вести беседу. Очень скоро разговор перешел на Женщину селения Гнон. Впрочем, Генани любила говорить о себе, а к Этайе, не заявлявшей прямо свои права на юношу, урнгрийка прониклась искренним доверием.
В этот день процессия одолела почти весь оставшийся путь. Когда солнце коснулось края Большого Хребта, до Шугра осталось около трех миль. Но людям и животным нужен был отдых. Да и сами хограны не слишком спешили закончить путь. Они уже привыкли к путешествию, и оно им нравилось.
Последняя ночь, и всем было немного грустно, как всегда бывает, когда известное и приятное настоящее должно смениться неизвестным будущим.
* * *
– Они остановились на ночлег в селении Сунг, сирхар!
– Нехорошо!
– Послать гонца, сирхар?
– Нет! Плохо, что они войдут в Шугр днем, но хуже, если они узнают, что их торопят.
– Сирхар!
– Да?
– А вдруг… он – истинный Хаор?
– Кунг! Ты дурак, если говоришь это мне!
– Но осведомители, сирхар…
– Кунг! Я очень ценю тебя! Но сделай зарубку на своем кривом носу: если я еще раз услышу от тебя подобное, ты очень скоро увидишь настоящего Хаора!
– Я виноват, сирхар!
– Пустое! Ты трусишь! Зря! Я знаю, кто он, Кунг! Он силен, но я сильнее! Я его остановлю, Кунг! Будь уверен! Кроме того, не я ему нужен.
– Сирхар! Скажи, если не сочтешь меня дерзким, кто нужен этому… Неуязвимому?
– Скажу. Но если твой язык…
– Нет, сирхар! Никогда!
– Ты любопытен, как… как… Ладно! Ему нужно Дитя!
