Маленький ловкий вагар вприпрыжку бежал впереди. Его набедренная повязка была темно-коричневой и цветом почти не отличалась от кожи. На голове – полосатая косынка. Он выглядел в точности как мальчишка. Санти едва поспевал за ним, но сесть в седло не решался: вдруг вагар сочтет это невежливым?

Обиженная пренебрежением парда трусила следом. Детеныш то и дело забегал сбоку и тыкался мордой то в бок Санти, то в живот матери. Каменные плиты нагрелись так, что жар ощущался даже сквозь кожу сандалий. Санти по детской привычке старался наступать только на центр каждой плиты. Он вспомнил фарангские площади: там каждый каменный шестиугольник был обрамлен синей полоской пробивающейся травы. Здесь же полированные белые квардаты были так плотно пригнаны друг к другу, что между ними не было ни единого стебелька.

Две длинноногие девушки прошли мимо с пустыми корзинами в руках. Кончики грудей их были выкрашены в алый цвет, а на лицах почти не было грима: жарко!

– Хочу познакомить тебя с моим другом! – произнес Биорк, оборачиваясь.

– О! – глаза юноши вспыхнули.– С воином в белом?

– Нет! – сказал вагар и почему-то засмеялся.– В свое время. Отведи парду. Я подожду тебя здесь.

Прожив в замке целую неделю, Санти так и не научился ориентироваться в этом хаосе, хотя ни памятью, ни наблюдательностью боги его не обошли. Вагар же, проживший здесь куда меньше, к восхищению юноши, так уверенно выбирал нужные лестницы и коридоры, что казалось – невидимый проводник указывает ему путь. Они проходили зал за залом, поднимаясь выше и выше. Санти с удовольствием задержался бы в некоторых из них: убранство Дворца было великолепно. Но вагару было, похоже, наплевать на все эти витражи, фрески, скульптуры. Дважды они проходили по висячим мостикам, столь воздушным и ажурным, что у Санти замирало сердце. Несколько раз воины замковой стражи смыкали перед ними лезвия мечей. Что-то вроде салюта – стражи сразу же расступались, и вагар с юношей двигались дальше. Наконец по винтовой лестнице они поднялись в башенку, вроде той, в которой жил Санти.

В отличие от жилища Санти, эта башня находилась по другую сторону Дворца. Поэтому жалюзи на окнах были опущены, смиряя пламя дневного светила.

Поначалу Санти показалось, что внутри никого нет. Потом он заметил женщину, стоявшую спиной к ним у северного окна.

Серо-голубая легчайшая ткань скрывала ее от макушки до пят, ниспадая волнами с головы на плечи, а с плеч – на золотистый мех ковра. Женщина не двигалась, и шелк полностью скрывал очертания фигуры.

Но, едва взглянув на нее, Санти больше не мог отвести глаз. Что-то очень знакомое и вместе с тем совершенно неуловимое было в ней. Нет, он, естественно, сразу узнал ту, что пришла вчера в замок вместе с белым воином. Загадка была в самой ее сути. Нечто удивительное, что Санти чувствовал так же ясно, как слабый запах незнакомых духов.

– Этайа,– тихо произнес Биорк.– Мы здесь.

Женщина обернулась к ним. Качнулась и опала шелковая ткань вуали, скрывающей ее лицо. Она сделала шаг, и само движение это заставило сердце Санти забиться сильнее. Руки его задрожали, и он инстинктивно сжал кулаки. Он ничего не понимал, ничего не желал понимать: все его существо вдруг потянулось ей навстречу, как тянется цветок к утреннему солнцу.

– Здравствуй, Санти! – произнесла женщина.

И он едва не упал к ее ногам. Но не мог сдвинуться с места. Не мог произнести ни звука. Краем разума он понимал, что должен ответить на приветствие хотя бы из вежливости. Но ком, подступивший к горлу, мешал ему. Слезы застлали глаза. Он, Сантан, чей голос пленил стольких девушек, стоял как каменный, не в силах произнести даже слова. И при этом он не чувствовал неловкости. Нет, он ощутил себя настолько счастливым, что это вызывало боль…

Вот юноша судорожно вдохнул, качнулся вперед…

Женщина откинула вуаль, за спиной Санти вагар тихо охнул, но юноша не услышал. Глаза, подобные двум осколкам солнца, ожгли его сердце. Больше Санти не видел и не слышал ничего, он утратил прежнюю реальность: только это лицо, эта кожа цвета живого жемчуга, эти перламутровые волосы, эти черты, более прекрасные, чем способен представить человек. Санти казалось: сейчас он умрет. И юноша был счастлив умереть.

Этайа коснулась пальцами его плеча, и чувства потеряли непереносимую остроту.

– Свет тебе, фьёль! – прошептал он.

«Фьёль? Фьёль – значит, это магия?» – шевельнулось у него в мозгу. Нет! Он знал – то, что владеет им, пришло изнутри. Так же, как приходят стихи. Может, их посылают боги, но рождаются они в нем самом. Он уже чувствовал подобное прежде. Чувствовал, но во много раз слабее. Нет, не магия. Наоборот, магия фьёль утишила шторм, несший ему гибель. Юноша знал это совершенно точно, хотя и не мог бы объяснить, откуда у него это знание. Нечто скрытое у него в душе, нечто невероятно огромное шевельнулось внутри, и мир вокруг стал похож на уличный кукольный театр. Шевельнулось и спряталось. Сейчас Санти был совсем спокоен. Он смотрел на божественное лицо Этайи, на ее узкую руку, еще более изящную оттого, что на ней были лишь четыре пальца, на сияющие огромные глаза…

«Я знаю, знаю,– подумал он.– Лишь твоя магия удерживает меня, не дает потоку захлестнуть мою душу!»

– Нужно учиться, Санти! – произнесла она ласково.– Ты станешь пловцом, но пока ты – детеныш, брошенный в прибой. Сядь!

Юноша послушно опустился на пушистый ковер. Этайа – рядом с ним, плавно, как опускается пух. Голубой шелк растекся по золотистому меху.

– Ты привыкнешь, Санти. Ты уже привыкаешь, ведь это – твоя стезя, твой дар. Мы пришли сюда за тобой. И мы уйдем отсюда только с тобой. Но ты должен узнать себя, Санти! Узнать себя…

Прошлого больше не было. Жизнь до этого мига стала пылью под ногами путника. Не важно было, что говорит Этайа, важно – как. Настоящее – как эта сказочная башенка в чудовищном замке.

– Этайа! Этайа! – прошептал он, и звук имени был подобен чарам.

– Не думай, не думай…– шептала Этайа.

И Санти перестал думать, перестал осознавать себя… Он словно бы умер…

Крепкая, как челюсти боевого пса, рука сомкнулась на плече. Юноша оглянулся и непонимающе уставился на вагара: откуда он взялся, человек из прошлого?

– Четыре часа минуло,– заметил Биорк.– Прости, светлейшая, мы в чужой стране!

– Да, Биорк,– согласилась Этайа.– Ты прав. Я слишком долго была одна.

– Не знаю, что ты имеешь в виду,– проворчал вагар.– Но не поспешна ли ты? Он еще спит.

– Он просыпается.

– Не смею усомниться, госпожа! (Этайа не убедила его.) – И за нами наблюдают!

– Им не увидеть лишнего! – уверенно ответила фьёль.– Санти! – Ее голос стал еще нежней, еще ласковей.– Сейчас ты должен уйти. Но я останусь с тобой. И ты придешь, когда я позову тебя.

– Позовешь? – Санти все время улыбался: он стал глупым, как месячный щенок. Он был переполнен настолько, что в его душе не было места печали.

– Да. Ты придешь, когда услышишь мой зов.

Одновременно они встали. Этайа не поцеловала юношу – только прикоснулась пальцами к щеке:

– Иди, мой Санти!