Это была первая ночь, которую я в этом чудесном мире спал более или менее спокойно. Даже комары, должно быть, заботами семейства Нашбабецосов если и кусали, то пищали исключительно беззвучно. И вот после такой замечательной ночевки – нате, здрасьте!

– Клин, ну что, ты уже проснулся? – Вадим тряс меня за плечи с такой силой, что, того и гляди, можно было уснуть навеки.

– Да, – коротко ответил я, вылезая из спальника. – Чего ты кипешуешь?

– Я же тебе говорю – Фуцик сбежал! – не понимая, как подобное известие может оставлять меня равнодушным, вновь повторил могутный витязь.

– Ну и делов-то? – Я потянулся с нескрываемым удовольствием, разминая затекшее за ночь тело. – Подумаешь – сбежал! Он регулярно это делает. Может, у него хобби такое. Скажи лучше, воду на кофе уже поставили?

– Клин, в натуре, я тебя не догоняю! Он же всё конкретно слышал!

– Это ты не меня не догоняешь, это ты его не догоняешь, – продолжая утреннюю зарядку, уточнил я. – Чего же он такого невероятного услышал, что его побег должен нас тревожить?

– Ну, типа про ключ с кольцом и про все расклады с видением, с Юшкой и Макросом.

– Ай-ай-ай, какая незадача! – Я начал вращательное движение головой, вызывая прилив свежей крови к мозгу. – С видением, если ты вдруг запамятовал, мы и сами не особо разобрались. И всё, что мы узнали из него действительно ценного, подсказал именно Фуцик. Расклад с Макросом и Юшкой на данный момент тоже стратегической тайной не является. Но… – я остановился, – зато мы можем предполагать с очень высокой степенью вероятности, куда именно поскакал наш зайчик-побегайчик.

– Куда? – удивленно глядя на меня, поинтересовался Вадим.

– Тебя мучают сомнения? Конечно, к Юшке!

– Не врубился, с каких таких делов? – Вадим удивленно заморгал, точно в результате физических упражнений у меня на лбу открылся третий глаз.

– Вадик, напряги воображение. Во-первых, благодарность Кукуевича ему уже хорошо знакома.

– А если он типа с самого начала был наседкой? Если его в натуре шеф приставил на нас стучать?

– Он бы тогда и стучал. Скажем, при помощи того же зеркала, а не бегал взад-вперед, как наскипидаренный! Но это к делу не относится.

Итак, номер второй в рассуждениях господина Фуцика: кто стоит за Кукуевым сыном, думает он. Местный криминалитет, и то, я надеюсь, далеко не весь. А кто за спиной Юшки? До этого часа наш магический беглец наивно полагал, что Союз Кланов. И заблуждался! Положение, оказывается, значительно более запутано, чем он мог предположить. Он мог догадываться, что каана поддерживает мурлюкский Генеральный Майор. А это, к чему лукавить, сила немалая. Но майор сегодня один, завтра другой. Не всем же им жена Юшки родней приходится!

Но теперь перед его глазами замаячили Макрос и его превращательная сеть. А это совсем другое дело. Это, как говорится, всерьез и надолго. Причем у меня есть подозрения, что и сам господин Джи-джи Воош – нынешний глава захребетников, тоже давным-давно в сетях запутался. Помнишь, несколько дней назад мы слышали историю про то, как деспот страны Икраб – Агдам Бассейн вывел против своих врагов страшную ужасную муху замедленного действия. Я полагаю, Макрос не преминул использовать сеть для защиты Генерального Майора от невидимой, однако всем угрожающей опасности.

– И что, теперь этот хрен с бугра, как Финнэст – с мозгой набекрень?

– С головой у него точно ущерб, это всякому известно. Что же касается его состояния, об этом ничего сказать не могу. Но и Фуцик наверняка о нем ничего не знает. Увиденное же своими глазами его основательно впечатлило.

Так что, по разумению этого кукушонка из Соловьиного гнезда, теперь сильной стороной является Юшка, а значит, ему он служить и будет. Так сказать, верой и правдой, о которых он, как мы помним, имеет довольно неопределенное представление. С большой вероятностью можно сказать лишь одно: каан в столицу ломиться не будет, а предоставит королевскому наушнику пробовать силы в сокровищнице.

Если вдруг Ян Кукуевич туда с фальшаком сунется, то единственное, что для него можно будет сделать, – принести цветочки на безвестную могилку. Вряд ли, конечно, так случится. Кукуев сын зверь пуганый, не зря на каторге ошивался, скорее всего соломку подстелит. Но это уже не наше дело. А Фуцик пусть себе бежит, пусть докладывает, что ключ и кольцо со Златовьюном в землю ушли и теперь лишь достойному, так сказать, королю божьей милостью, явятся. С хода это Юшку наверняка собьет. Вот и глянем, что они при такой расстановке сил делать собираются.

– А мы? – Несколько обескураженный разбором полетов Вадюня почесал затылок. – Мы типа что?

– Мы попьем кофе, сдадим достояние королевства на ответственное хранение и направимся к славному городу Харитиеву за паролем. Поскольку видения к делу не подошьешь, то Барсиада II, живого или мертвого, нам следует представить для всеобщего обозрения. А раз без заветного слова, по уверению нашего информатора, на остров не попасть, – на повестке дня Сфинкс, как бы нам с тобою это ни было противно.

Восточный берег Непрухи даже на первый взгляд весьма отличается от западного. И суть даже не в том, что первый высок и обрывист, а второй радует пляжами золотисто-белого песка, упрятанными под тенью задумчивых верб. И не в том, что густолесье в этих местах сменяется раздольной степью, в которой светлые березовые рощи стоят, опасливо поглядывая вокруг, точь-в-точь юные школьницы на экскурсии. Кажется, что и сами люди здесь дышат по-другому, словно воздух где-то посреди широководной Непрухи меняет свой химический состав.

Мы почувствовали это сразу, едва ступив на паром, перевозивший за умеренную плату желающих из поселения на правом берегу к тракту и пойменным лугам на левом. Скучавший под навесом паромщик, едва завидев всадников на необычайных скакунах, радостно бросился навстречу, приглашая совершить увлекательное путешествие с берега на берег.

– Совсем задешево! – уверял он, точно мы намеревались просить у него скидку на оптовый перевоз. – А что за виды! Где вы еще найдете такие виды! Порадуйте ваших дам! Они будут вспоминать это путешествие много лет и снова приедут сюда, чтоб вы их перевезли еще и обратно!

Мы не заставляли себя долго упрашивать и вовсе не походили на праздношатающихся курортников. Хозяин парома увещевал нас из любви к искусству. За первые же минуты неспешной прогулки по волнам главной водной артерии Субурбании мы выяснили о перевозчике всё, что имел он сообщить таким случайным клиентам. Мы знали уже, что он не местный, что работает здесь от ледохода до ледостава, что дома ждут жена и дети, что дом этот в старинном городе Болтаве, о чем не упускал возможности напомнить всякий раз, улучив момент между расхваливанием наших коней, «чудного зверька» и дам.

– Какие кони! Ах, какие кони! Уж поверьте, у нас в Болтаве в этом толк знают. К нам на ярмарку за скакунами со всех краев всякий год съезжаются. Точно-точно! Либо коня прикупить, либо зазнобу присмотреть, потому как прекраснее наших девушек и не сыскать нигде! Вот я на вас гляжу, – обратился он к Делли и Оринке, – не иначе, как бабки али мамки ваши из Болтавы будут. Откуда ж в ином разе такой красоте-то взяться?!

– Издалека, – не желая вдаваться в долгие рассусоливания, отрезала фея.

– А, ну ежели издалека… – Паромщик на секунду умолк. – А теперь куда путь держите?

– На тот берег, – ответила было не расположенная к беседе сотрудница Волшебной Службы Охраны, но голос ее был заглушён не слишком, на мой взгляд, продуманным ответом могутного витязя.

– Короля здешнего ищем.

– Ишь ты! – удивился перевозчик. – А что ж его тут искать? Я с апреля народ вожу, он не проезжал!

– Да ты что! – оскорбленный непочтением к коронованной особе взбеленился суровый Вавила. – Стал бы он здесь ездить! Нешто не слыхал? Пропал государь без вести!

– Ай-ай-ай, незадача-то какая! – почесал круглую голову паромщик, второй рукой с натугой продолжая вращать массивный деревянный ворот. – Это седой такой весь, вида почтенного?

– Да что ж ты такое морозишь-то? – всплеснул руками толмач. – Седой-то – Барсиад первый был, а этот – второй, Растрепа!

– Ну, надо же! Только узнал, что у нас король сменился, а он возьми да пропади! Вот беда какая! Но здесь, по чести говорю, не было его. Ежели вдруг объявится, я ему всенепременно передам, что вы его разыскивали.

Лицо речника было безмятежно, точно мы сообщили ему об исчезновении урожая эскимо в царстве вечных льдов, и капли пота, стекавшие по его лбу, отнюдь не были холодной испариной.

– И что? – поинтересовался я, когда веселенький бирюзово-золотистый паром ткнулся в песок левого борта Непрухи. – Тебя совсем не волнует судьба твоего короля?

– Не-е, ну отчего? – сконфузился хозяин перевоза. – Живая ж тварь, как не пожалеть! Ну а так, по совести, он мне тут ворот крутить не помогал, да и я ему советов не давал. Найдется – слава те, Нычка! А не сыщется, свято место пусто не бывает!

Времени продолжать содержательную беседу со здравомыслящим представителем левобережных субурбанцев, к сожалению, не было. Иначе нам бы довелось узнать еще немало интересного из жизни королей и паромщиков.

Мы неслись дальше налегке, поскольку большая часть казны Уряда Нежданных Дел была оставлена на попечении Златовьюна вместе с сокровищами короны, в торговый город Харитиев, к заветной пещере, где вовсе не ждал нас Сфинкс.

– …Так вот, – продолжил я тему причастности к расследуемому делу бездушного порождения чародея Уиллгейса, – как утверждает наша высокая экспертная комиссия в лице почтеннейшей Делли и многомудрого деда Пихто, сила Макраса из Офты, которая, по сути своей, является силой его прародителя, слишком мала, чтобы одновременно контролировать множество разнородных объектов, тем более находящихся на большом удалении друг от друга. Одним из таких контролируемых объектов достоверно является сам господин Уиллгейс, погруженный своим гениальным порождением в сладостный беспробудный сон.

Можно предположить, что к ним же относятся мурлюкский Генеральный Майор и Юшка-каан. Как мы имели возможность убедиться, внешне они сохраняют облик нормальных людей, на что, я уверен, уходит немалая часть имеющейся у Макраса магической энергии. При этом более чем вероятно, что это не единственные марионетки нашего таинственного противника. Остальные же, вон как наш Финнэст, имеют весьма печальный вид, и всё же мозг их практически не получает команд, так сказать, с центрального пульта и не передает туда информацию.

– Всё так, – согласилась скачущая рядом Делли. – Но о том мы с кудесником известили вас еще утром. К чему опять возвращаться к этой теме?

– Это лишь вступление, – пообещал я. – Оно подтверждает мою догадку об истинной цели Макроса. Вспомните, он был создан для облегчения банальных жизненных трудов. Для уменьшения пустой траты времени. Быстро отыскать нужную книгу, мотнуться в магазин, отписать приятелям и мгновенно доставить письмо.

Всё вроде бы замечательно, но в неокрепшем сознании, или уж чем там оно является, Макраса сложилась устойчивая схема, что чем больше у него привязок к объектам, чем больше он может, тем он лучше. Как это называется? Саморазвивающаяся система. Когда Уиллгейс создавал ее, еще вовсю работала Дева Железной Воли, однако сейчас она заметно выдыхается, и сбои в мурлюкской волшебной технике тому яркий пример. Макрас же – система куда более сложная, чем вся эта магическая галантерея, и, как следствие, ему стало резко не хватать энергии. А она ему нужна для продолжения жизни, или вернее, для продолжения решения поставленной задачи, что для него равносильно жизни. Поставленный в безвыходное положение, он недолго думая, по-видимому, это вообще не в его привычках, усыпил своего хозяина. Однако вовсе не из злого умысла, я уверен, что старый маг видит восхитительные сны, живет в них так, как никогда не жил и не мог жить в этом мире. Макрос попросту не мог допустить, чтобы основной энергетический источник работал вхолостую. Но сила Уиллгейса, как бы ни был он могуществен, – это лишь полумера. Ее не может хватить для успешного завершения поставленной Макрасом задачи.

– А какова задача-то? – не удержался от вопроса урядник.

– Улучшение жизни человечества, – легко, словно между прочим, бросил я. – Всего человечества в целом.

– Благое дело, – вздохнул Несусветович. – Столько еще всякой мрази в природе людской! А вот хоть огнем жги, хоть варом заливай, – всё одно лучше не станет.

– Очень верное замечание, – с усмешкой согласился я. – И вот, чтобы избегнуть этой мерзости, к голове каждого должна быть приделана нить – вон как к Финнэсту, и через нее всем и каждому будет внушаться, что правильно, а что нет, как следует поступать, а как не следует. По сути, даже холодно, или жарко, – можно будет контролировать из единого центра, поскольку, если мозг не воспринимает сигналы организма, ему всё равно, как обстоят дела вокруг, на самом деле.

– И кто ж судьей-то над всеми стать решится? – испуганная нарисованной мною мрачной картиной, вздрогнула Оринка.

– А никто, – пожал плечами я. – Ведь чем судья, по идее, отличается от любого встречного-поперечного? Тем, что он отвечает за свои решения. А Макрас за что отвечает? Да ни за что. Души у него нет, а все убеждения, понятия о том, что хорошо, что плохо, – своеобразное наследство старого мага. Мне не довелось знавать этого чудака-книгочея, но хочется верить, человеком он был хорошим.

Однако энергия его иссякает, а сделать нужно еще ого-го сколько. И вот тут-то на сцене появляется остров Алатырь, он же Буян, он же коса Тузла. Судя по тому, что нам удалось выяснить, этот самый Тузл, или же коса, отдельно от него, уже не одну сотню лет, а может, и не одну тысячу, продолжает успешно функционировать, выдавая на-гора огромное количество магической энергии. Я уверен, что превращение орехов в золото и драгоценные камни – это всего лишь побочный эффект проявления его волшебной силы. Всё равно что жарить яичницу на вулкане.

Именно эта мощь, а не какая-то материальная или же стратегическая выгода, и нужна мурлюкам, вернее, их Генеральному Майору, а через него – Макрасу. Но если Тузл, по странной прихоти судьбы, в той или иной форме жив, то, я полагаю, после колонизации его острова установки Уиллгейса в мозгах его порождения могут смениться на мироощущение Тузла. Таким образом, мы получим бездушное творение холодного человеческого разума, имеющее практически неограниченный запас энергии и планирующее, с самыми благими намерениями, в силу заложенной программы, взять под контроль всё, что шевелится.

– Ну а что не шевелится, типа расшевелить и проконтролировать, – вставил Ратников. – Ну а Барсиад-то здесь в натуре при чем?

– Как говаривал мистер Холмс, «элементарно, Ватсон»! Остров Алатырь относится к исконно субурбанским землям. А поскольку поступления с него составляют основу бюджета страны – король Барсиад ни за какие коврижки не согласился бы впустить туда чужаков. Попытка захватить остров силой сама по себе чревата изрядными трудностями. А если вспомнить, что, по издавна существовавшему договору, за Субурбанию вступится Грусь, то и вовсе глобальной войны не избежать. Но, как говорят математики, если при заданных условиях задача не решается – необходимо изменить условия.

Юшка-каан наивно полагает, что именно ему в угоду мурлюки расчистили и трон, и место вокруг него. Но скорее всего это не так. Последние годы этого умника холили и лелеяли для исполнения прописанной роли, как индюшку для рождественского ужина. Согласно плану Макроса, король исчезает, Юшка занимает трон. Мурлюки, по новому оборонительно-наступательному договору, подминают под себя остров Алатырь. Дальнейшая судьба Юшки, по-хорошему, вряд ли заботит кого-либо, кроме него самого. Усидит – слава Богу, будет лояльный государь. Если нет – никогда не поздно переквалифицировать его в мышеловы. План, на мой взгляд, вполне логичный и не лишенный элегантности. Но мы, своим негаданным появлением, и Кукуев сын, благодаря своей звериной осторожности, смешали все карты, и сыграть ими пока не удается никому.

Дорога, накатанная множеством возов и утрамбованная сотнями копыт, стелилась под ноги волшебных скакунов во всей своей красоте. Она тянулась меж готовых к жатве полей, меж садов, полных яблонь и груш, нависших поверх дощатых заборов. Она текла через небольшие уютные поселки с хозяйками на обочине, голосисто предлагающими каждому проезжему нехитрые плоды своих повседневных трудов. Уж сколько художников живописало эту неказистую, пыльную, затоптанную полоску земли, но всё равно, глядя на нее, особо же вслед уносящимся вдаль скакунам, сладко щемит сердце. Зовет она, манит, предвещает неведомые чудеса и невиданные страны и, обманув путеводной нитью последней надежды, приводит домой, где всё уже не так и не то. Дорога – извечная возмутительница спокойствия. Как ни клянут порой тебя, как ни ругают, что была бы наша жизнь без твоей бесконечной ленты, бинтующей раны тоски и неприкаянности.

Мы мчались, не сбавляя хода. Остался за спиной гостеприимный, по уверению нашего паромщика, город Болтава, утопающий в вишневых садах и всплывающий над холмами венцами крепостных башен. Впереди, примерно в ста верстах, лежал Харитиев.

Сто верст – немалое расстояние для убогой крестьянской лошадки. Выехав с утра, отобедав в жаркий полдень в придорожной тени, аккурат к завершению работ до места и дотащишься. А уж ежели вдруг колесо на телеге слетит, или же нелегкая заставит свернуть тебя в корчму, зазывно распахнувшую дверь навстречу проезжему тракту, – тут уж, дай Бог, чтобы не пришлось ночевать перед закрытыми воротами.

Нам это не грозило. Наоборот – всячески приходилось аккуратно придерживать чудесных жеребцов, чтобы не вызывать ужаса у непривычных к столь быстрой езде спутников. Но даже те примерно семьдесят кэмэ в час, которые мы развивали на довольно ухабистой трассе от Болтавы к Харитиеву, не отвлекали нас от разнообразных дорожных впечатлений.

Как ни быстро неслись чудесные кони, новости в этих краях расходились еще быстрее. Уж и не знаю, пользовались ли местные жители волшебными зеркалами, почтовыми голубями, или же у них имелись иные неведомые способы передачи информации. Мы только притормозили на заставе у Болтавы, чтобы назвать имена и конечный пункт назначения, а у врат древнего града Харитиева нас уже поджидали встречающие.

Издали, разглядев надписи, красовавшиеся на развешанных вдоль стен транспарантах, я едва не повторил вчерашний маневр Вадюни, к моему счастью, подходящего дерева рядом не оказалось.

«ДА ЗДРАВСТВУЕТ ВАДИМ ЗЛОЙ БОДУН РАТНИКОВ – ГЛАВА СОЮЗА КЛАНОВ „ЗА СОБОРНУЮ СУБУРБАНИЮ!“ – гласила надпись по правую сторону от городских ворот. „НЫЧКА НЕ ВЫДАСТ – СВИНЬЮ СЪЕДИМ!“ – аршинными буквами, золотом по лазури, было начертано по левую. Для непонятливых в конце надписи красовалось вполне натуралистичное изображение разделанного синего хряка, вроде того, что украшало здесь мясные лабазы.

Посреди дороги, напрочь загораживая ее, красовался статный витязь на буланом жеребце с богато инкрустированным перначом, висящим на петле у самого запястья правой руки. За спиной отблескивающего чешуйчатой броней витязя призывно улыбались девушки в сарафанах и кокошниках с пудовым караваем и солонкой, при помощи которой можно было бы засолить средней величины озеро.

– Дорогие гости! – поигрывая перначом, заговорил всадник, старательно улыбаясь. – Я, городской голова славного града Харитиева, Ладимир Гудило, приветствую вас у этих древних ворот, где мы рады видеть всякого, кто идет к нам с добрыми вестями!

– Да здравствует король Вадим I Злой Бодун! – раздалось со стены. – В Субурбании единой мы вовек непобедимы!

– А ну, цыть! – обернувшись назад, грозно рыкнул Гудило и вновь обратился к нам с прежним благостным видом. – Уж как мы рады вам, так это ж никто вам так не рад! Это ж вы к нам небось из самой столицы?! Такая-то честь нам, и в такую даль! Притомились небось с дороги! Так вы уж отведайте нашего хлеба-соли, ну и чего поболе! В общем, чтоб вы были так довольны нами, как мы вами. А там как раз в новой силе да за новые дела! Небось во всех краях Субурбании вас уже заждались! А только, где б вам ни радовались, а нигде вам так не рады, как у нас! Милости просим, гости дорогие!

– Слышь, Клин, – наклонился ко мне Вадим. – По-моему, этот орел решил накрыть нам поляну и типа сбагрить без лишних понтов.

– По-моему, тоже, – согласился я шепотом. – Но отдохнуть, поесть и вымыться с дороги нам не помешает. А там разберемся, по обстоятельствам.

Обещанный городским головой пир не обманул наших ожиданий. Лакеи, затянутые в парадные ливреи, наперебой спешили угодить сидящим за столами, подкладывая то одно, то другое блюдо в не успевающие освобождаться тарелки. Обилие снеди поражало воображение: салаты, паштеты, разносолы и дичь, икра и сыры, стерлядь и балыки сменяли друг друга, как в калейдоскопе, а количество выпитого не оставляло сознанию шанса сосредоточиться на каком-либо одном вкусе.

– Ух! – наклонился ко мне Вадим Злой Бодун Ратников. – Не, ну конкретно, они тут и жрут! Слышь, а вот так, по жизни, это они в честь нас всё заколбасили, или чисто шанс трамбонуть подвернулся?

– В нашу честь, – успокоил я друга. – Чтоб мы тут не шныряли где ни попадя, как собаки непривязанные, а сидели и вкушали, пока не придет время отваливать.

– А что ж так? – огорчился Вадим и в печали опустил на стол заботливо налитый кубок. – Мы их вроде не шугали, че нас так-то гнобить? Мы ж, в натуре, не абы кто! Мы ж, типа, как там его – при… притен… претенденты.

– Это ты претендент, а мы так – группа поддержки… Но Харитиев-то – город торговый, ему что с королем, что без короля – одна забота: абы податями не мордовали да заезжали пореже.

– А! Ну, если типа так, – успокоился Злой Бодун и, потеряв интерес к этому вопросу, переключился на другой. – Слышь, а че за мужик там речь толкает, весь в золотых бляхах, точно наш бывший Бровеносец в потемках? Он тоже из этих, засоборников?

Я поглядел на пожилого осанистого харитиевца, весь торс которого, от плечей до пояса, был равномерно покрыт слоем блестящих кругляшей и звездами с целой портретной галереей, анфас и в профиль. Подняв внушительный кубок, он с солидной убежденностью предлагал выпить за тот мир и покой, которые воцарятся в землях левобережной Субурбании с приездом в Харитиев столь нарочитого мужа.

Я незаметно окликнул жующего за обе щеки знатока местного истеблишмента, Вавилу Несусветовича.

– Слышь, это что за матерый человечище там распинается?

– О, это птица весомая! – покачал головой наш путеводитель по закоулкам местной власти. – И не птица даже – медведь! До недавних пор и в радниках ходил, и Головного Призорного Уряда подурядником был. Ноне ж на покое. Имение его, Щипачи, здесь неподалеку. Народной Рати здешней наиглавнейший воевода – вот он кто таков. А по прозванию он Волына. И сынок его здесь – в Прихвостневом Уряде стольник. Весомые люди, ох какие весомые!

– И что ж – оба за нас?

– Не-а, – покачал головой урядник Нежданных Дел. – За Кукуевича. Мне тут нонче сказывали, – он понизил голос до полушепота, – что Кукуев сын слово дал, мол, как придет он к власти, так воры и душегубы при нем не переведутся.

– И что? – не понял я.

– Ну, ясное дело, что! – подивился моей дремучести толмач. – Ведь ежели, скажем, укорот злыдням да лиходеям сделать, кого же Рать Народная излавливать будет? Так недолго и самим с кистенем на дорогу идти!

– Слышь, Клин! – должно быть, забыв о недавнем своем вопросе, затормошил меня Вадим. – А мы к Сфинксу сегодня пойдем или типа завтра поутру?

Я вспомнил ночные проделки анчуток, каким-то макаром вытащивших из нашего воображения образ Сфинкса, и мне захотелось срочно подышать свежим воздухом. Я начал усиленно массировать грудную клетку, не находя, что и ответить. В чувство меня привел болезненный укол чуть выше колена. Я заглянул под стол. Подкравшийся к нам ползком грифон требовательно щелкал клювом, желая принять более активное участие в трапезе.

– Завтра, – выдохнул я и сбросил вечно голодному детенышу зажаренного цыпленка. – У, тварь ненасытная!

– А как? – поинтересовался Вадим.

– У меня есть один план, – сообщил я, еще раз кидая нежный взгляд на умильную морду Проглота. – Но для этого тебе снова придется стать главой Союза Кланов, претендентом на трон, сумасбродом и деспотом.