Джину, а заодно с нею и Минича, без других происшествий доставили, как и было приказано, в дом Федора Петровича Кудлатого. Там их разделили: целительницу сразу провели к пациенту, журналиста же поместили в комнату, где отдыхала охрана. Там он даже задремал в удобном кресле, и беспокоить его никто не стал – до поры до времени.

Провел он в довольно тревожном полусне около двух часов; мерещилось что-то такое – то ли драка со стрельбой, то ли столкновение галактик. Проснулся в состоянии похмелья, когда необходимо становится хоть что-то добавить на старые дрожжи. Но в комнате сейчас никого не было, так что попросить было не у кого. А идти на поиски в незнакомом доме он не решился и сидел, тихо страдая, жалея самого себя и все более укрепляясь в обиде на весь мир.

Джина тем временем успела переговорить с новым пациентом. Дело, по ее оценке, было серьезным, но не безнадежным. Она честно предупредила, что полной гарантии сейчас дать пока не может, но шансы есть – и вовсе не плохие.

– В конечном итоге все будет зависеть от вас, – внушала она Кудлатому. – От вашей веры. Если будете искренне, от всей души верить – в Бога, в мои силы и в ваши собственные, – вылечитесь. Если заранее настроились сомневаться – лучше и не начинать.

– Это что же, – поинтересовался Кудряш, – вы готовы даже отказаться от заработка? Я ведь заплачу хорошо. Очень.

– Я и возьму, конечно, – но только если будет ощущение, что заработала. Надо быть честным – перед Высшими Силами.

– Ну ладно, – проговорил Федор Петрович, подумав одновременно, что в бизнесе с такими правилами далеко не уйдешь. – Давайте сразу же и начнем.

Более полутора часов ушло на сеанс – каналы открывались с трудом, Кудлатый оказался тяжелым пациентом. Когда закончили, он сказал:

– Знаете, по-моему, я уже почувствовал себя лучше. Наверное, вы внушаете доверие. Давайте договоримся о вашем следующем визите и заодно поужинаем.

– Боюсь, что не смогу…

– Почему?

– Я ведь не одна приехала, а вместе с другом. Он сейчас где-то там – внизу…

– И тоже проголодался, понимаю. Нет проблем – значит поужинаем втроем. Согласны? Согласны, вижу.

В этом человеке чувствовалась сила, и отказаться Джина как-то не осмелилась – хотя, откровенно говоря, с большим удовольствием очутилась бы сейчас дома. Но вспомнила, что дома теперь стало опасно – те, другие снова приедут, – и согласилась.

Привели Минича; выглядел он каким-то потерянным, но опытный Кудряш сразу определил, в чем корень зла.

– Вашему другу просто необходимо поправиться, – заявил он категорически. – Ничего, мы найдем все, что для этого понадобится.

В столовой при виде сервированного ужина Минич несколько оживился. А приняв стопаря – почувствовал, что возвращается к жизни и непременно хочет излить свою обиду – ну, хотя бы любезному хозяину дома, раз уж никого другого нет.

К тому же и сам хозяин помог. Наливая вторую, он поинтересовался:

– Мне рассказали, что за вами было нечто вроде погони? А что, собственно, кто может к вам иметь? Кому вы там наступили на мозоль?

Только такого вопроса Миничу и нужно было.

– Мир стоит перед катастрофой, – начал он, – и у меня есть вся информация об этом. Но статью не публикуют, и кому-то, наверное, хочется, чтобы никто ничего не узнал до самого конца…

– Очень интересно, – сказал Кудлатый достаточно равнодушно: в конец света он верил только для отдельно взятых людей, а для всего мира – нет. – Что же это за информация?

– Марик, – сказала Джина. – Может быть, не стоит затруднять хозяев твоими бедами…

– Это не мои беды! Просто пока никто не знает…

– Нет, отчего же! – сказал Кудлатый любезно. – Интересно будет услышать…

Минич заговорил. И по мере того как развивался его рассказ, Кудлатый становился все серьезнее. Сначала все это казалось ему похмельным бредом; но чем дальше – тем больше принимало очертания реальности. Очень скверной, но, безусловно, реальности.

Федор Петрович в отличие от многих людей твердо верил в то, что подлостей и вообще пакостей следует ожидать не только от людей, но и от природы или, если угодно – от Господа Бога. Когда-то он читал Библию – и Ветхий Завет убедил его в том, что Бог был мужиком не всегда порядочным, но, как правило, весьма крутым. И то, что планете могла угрожать серьезная, может быть даже – смертельная опасность, его не удивило. На людях было испробовано уже многое: обледенения, землетрясения, эпидемии, войны, неурожаи, даже потоп. Так что устроить столкновение Земли с какой-нибудь другой глыбой было, по мнению Кудлатого, вполне естественным продолжением божественного эксперимента. Да собственно, ничего другого люди и не заслужили – таким было искреннее мнение авторитета и крупного магната.

Так что удивляться вряд ли стоило, а сомневаться – не очень-то. Во всяком случае, пренебрегать поступившим, пусть и по столь странному каналу, предупреждением никак не следовало. А что предупреждение было ему послано не случайно, Кудлатый был совершенно уверен: Бог не мог не выделять его из числа прочего земного населения – не мог по многим причинам, и в частности – потому, что Кудлатый понял его сущность и характер; а поскольку Богу надлежало знать все на свете, то и это мнение Кудряша не оставалось для него секретом.

Мало того: Федору Петровичу давно уже казалось, что Господь что-то такое должен учинить – слишком уж распоясались люди, слишком жестоко обращались со всем тем, что было сотворено. Кудлатый до сих пор полагал, что это будет все-таки ядерная война; теперь же понял, что это как-то не соответствовало масштабу Творца: мелковато было, хотя и задумано с явным чувством юмора. Сейчас же ему вдруг стало ясно: не желал Господь оставить людям хотя бы такое слабое утешение, как то, что это они сами навели себе решку; нет, угроза не должна была оказаться творением человеческих рук. И вот он нашел лучший способ показать муравейнику, кто был и остается хозяином, кто на самом деле вяжет и разрешает и у кого – отмщение и воздаяние. Да, теперь все сходилось – один к одному.

Эти мысли проносились в голове Кудлатого в те минуты, когда он внимательно слушал излияния Минича. И параллельно в мозгу складывался уже план действий, а точнее – даже два плана. Или, может быть, три…

– Так, – проговорил он, когда Минич умолк. – Ну а где же все это сейчас находится? Вот то, о чем вы говорили: фотографии этой штуки, расчеты там, словом, все, имеющее отношение.

Минич кивнул в знак того, что понял вопрос. И, уже открыв рот для ответа, перехватил мгновенный взгляд Джины – настолько пронзительный, что пробил даже плотную пелену похмельного тумана.

– Да все в обсерватории, – соврал он привычно для журналиста. – В той, как ее… Черт, вылетело из головы… Ну, куда он отправлял… Не в городе, но поблизости где-то…

И он безнадежно покачал головой, досадуя на ослабевшую память.

– Ладно, это мы выясним. Ну а статья, статья-то ваша где? – спросил Федор Петрович, когда журналист снова поднял голову, еще раз произнес «Вот черт…» и опять сделал паузу, чтобы передохнуть и уже самостоятельно налить себе.

– Да так и лежит, наверное, у Гречина. Перетрухал так, что вряд ли решится показать кому-нибудь… А обещал, обещал!..

– А кроме него – с кем-нибудь на эту тему разговаривали? Ну там, друзья-приятели, коллеги – мало ли кто.

– А когда я мог? Я и на улицу выходить опасался – и не зря, оказывается: если бы не ваши ребята – меня бы те увезли. Не знаю даже, как они пронюхали, где меня искать.

– Так, понятно, – проговорил Кудлатый почти машинально. – Как пронюхали – это, как говорится, вопрос технологии, это все умеют. Да вы не стесняйтесь, наливайте себе, на меня не смотрите – я свое наверстаю. И закусывайте…

Последние застольные слова он и вовсе уже выговаривал чисто автоматически, а в мыслях его в эти мгновения сшиблись и завихрились в единоборстве две лавины – такое определение будет, пожалуй, наиболее точным. Излишне, однако, говорить, что на лице любезного хозяина дома это никак не отразилось.

Одна лавина была вызвана только что услышанной новостью; и была она подобна комете, в которой, как известно, плотное ядро увлекает за собой облако газа и пыли, которое она теряет, но достаточно постепенно – при многократных прохождениях мимо светила; впрочем, отдаляясь, она возмещает потерю в какой-то степени.

Второй же поток соображений и сомнений возник потому, что подходил к концу срок, взятый Федором Петровичем на обдумывания сделанного свыше приглашения стать одним из основных инвесторов предстоящей предвыборной кампании.

Собственно, срок этот Кудлатый попросил более для порядка: несолидно было бы так сразу соглашаться с каким угодно предложением, кто бы его ни выдвигал. На самом деле он внутренне согласился сразу же. Понимал, конечно, что вложения будут очень большими, так что придется поднапрячь силы; было достоверно известно, что даже Гридню в свое время пришлось отказаться от некоторых других замыслов – создания своего флота, например; но беда Гридня была не в том, что кто-то его продинамил, а просто он зазнался, стал забывать, кто есть who, вот и пострадал – ну что же, на чужих ошибках надо учиться. Нет, выгода была несомненной. Но вот только что услышанное на миг блеснуло такой ослепительной перспективой, что в пору было начать думать сначала…

– …Может быть, хватит ему? – повторила не в первый раз Джина и даже тронула Федора Петровича за рукав, заставляя его вернуться туда, откуда он физически и не отлучался, – за стол.

– Что-что? Да нужно ему, нужно для здоровья.

– Вам просто сказать, а мне с ним домой добираться. Может, вы дадите машину? А то…

Кудлатый жестом заставил ее умолкнуть. Им все было уже решено.

– Нет, машины не дам. И домой вас не отпущу. Передумал. И не надо слов, не надо продолжать. В ближайшее время вы туда не попадете.

– То есть как? – попробовала было она возмутиться.

– Очень просто. Подумайте сами. Причин много. Первая: стоит вам показаться дома – и вас в тот же миг возьмет СБ. А уж от них вы если и попадете куда-то, то не домой точно. А я не хочу вас терять: взялись лечить меня – значит будете лечить. Мне свое здоровье дорого. Хватит с вас такой причины? Ради вашего же блага. Тут у меня вы будете в полной безопасности, да к тому же и денег заработаете не так уж мало. Я уже говорил: платить буду столько, сколько запросите. Если, конечно, почувствую устойчивое улучшение. Тогда – по штуке баксов за сеанс – впечатляет?

Таких денег ей никто никогда не предлагал. За сеанс? Сказка, да и только.

– Впечатляет… – согласилась она растерянно.

– Вот и прекрасно. Дом у меня просторный, вы меня не стесните, да и вам будет удобнее даже, чем там в вашей келье.

Вторую причину Кудлатый ей объяснять не стал. А заключалась она в том, что Федор Петрович – как и все прочие, уже получившие информацию о возможном событии, – сразу же понял, что самое опасное сейчас – утечка даже грамма этих сведений. Следовало сохранить их в секрете так долго, как только окажется возможным.

– Сейчас я распоряжусь – и вас проведут в комнаты, в которых вы будете жить. Хочу только предупредить: телефон там местный, у меня своя АТС в доме, так что уж не обессудьте, но разговоры ваши кто-нибудь может случайно и услышать. И еще: компьютер там стоит, но он к сети не подключен, так что по сетевому коннекту тоже ни с кем не свяжетесь. Простите за вынужденное ограничение, но иначе нельзя. Вас это не очень обижает?

Джина еще не успела как следует переварить, как говорится, все случившиеся за последние часы перемены; так что она лишь пробормотала что-то вроде: «Да, конечно…» Минич же воспринял все, как дело совершенно естественное: он вновь почувствовал себя хорошо и спросил только:

– Я это захвачу с собой… можно?

И ухватил недопитую бутылку.

– Разумеется, – любезно позволил хозяин дома. – Впрочем, там у вас в баре найдется достаточно всего этакого.

– Вот спасибо, – обрадованно поблагодарил Минич, не замечая – или не желая заметить тревожно-укоризненный взгляд Джины.

Кто-то из прислуги пришел, чтобы отвести их в предназначенные для гостей покои. Кудлатый же последующую четверть часа употребил на составление краткого плана предстоящих действий.

Он, разумеется, сразу оценил возможности, какие открывались для финансовых операций того, кто обладает секретной информацией и сумеет в нужный миг выбросить ее на рынок. Ему, как и его коллеге и конкуренту Гридню, был ясен механизм биржевой игры на понижение. Но в отличие от Гридня он, как уже сказано, верил и в возможность катастрофы. Гибель грозила планете – но означало ли это, что погибнуть должны поголовно все?

Еще когда он не был по большому, никем и лишь начинал тянуть первый срок на строгом режиме, он усвоил и сделал своим девизом на всю предстоявшую жизнь известное правило: «Умри ты сегодня, а я – завтра».

В этом воплотился, казалось, весь смысл существования. И сейчас именно эта мысль первой зажглась в сознании. И немедленно потребовала своей реализации в действиях.

А одновременно с этими мыслями существовал и второй ряд соображений – деловых, коммерческих.

Но Федор Петрович не зря порою думал о себе как о новом воплощении Юлия Цезаря или Наполеона Первого: он тоже умел в одно и то же время обдумывать не единственное только дело, а два и даже три, и совершать несколько действий. И вот сейчас эта его способность заработала в полную силу.

Собственно, ничего нового в развитии этих мыслей для него не заключалось. Еще в то время, когда он всерьез ждал ядерной войны, он принял соответствующие меры и на одном из купленных дачных участков построил основательное убежище, с поверхности хорошо прикрытое небольшим, но красивым коттеджем. На этой даче он бывал редко, но у него там были поселены надежные люди, которые в случае тревоги остались бы в убежище в качестве персонала (Федор Петрович не любил слова «обслуга», не без оснований полагая, что ввели его в оборот в свое время коммунистические верхи, к которым он никогда не испытывал ни малейшей симпатии). Однако сейчас Кудлатый понял, что столкновение с небесным телом – приключение куда похлеще ядерной бомбежки; так подсказывала ему безошибочная (как он считал) интуиция.

Он пока не мог в деталях представить себе, какие катаклизмы произойдут на Земле в результате пусть даже не прямого соударения, но хотя бы близкого прохождения чужака; но догадывался, что даже в самом благоприятном случае все мироздание будет изрядно встряхнуто, до самых основ; поэтому в течение продолжительного времени рассчитывать нельзя будет ни на что и ни на кого, кроме собственных ресурсов и людей.

Значит, их должно было быть достаточно: и еды, и питья (начиная с самой обычной воды, без которой, как поется, ни туды…), и топлива, и одежды, и оружия с боеприпасами, и средств транспорта (все же он надеялся на то, что, когда вся катавасия утихнет, можно станет снова выбраться на поверхность и передвигаться по ней), да и людей, конечно, тоже; в предстоящем варианте обойтись теми тремя, обитавшими на его даче, вряд ли удалось бы: тут нужен, пожалуй, целый отряд.

И вот для всего этого его личное убежище, хотя и комфортабельное, не годилось: слишком маленьким было оно, да и находилось не так уж далеко от поверхности; а ведь теперь можно было ожидать, что – в случае невезения – какую-то часть этой поверхности может просто смыть, или сбрить, или поднять на воздух, так что надо было забираться как можно глубже.

Приниматься сейчас строить новый ковчег, необходимый для выживания, не было ни времени, ни возможностей – хотя бы потому, что об этом моментально стало бы известно слишком многим (Федор Петрович отлично знал, что он – на глазах и за ним постоянно внимательно приглядывают и друзья, и недруги). Тогда сделалось бы невозможным сохранить информацию в тайне: даже если бы никто ее не разгласил, умные люди – а Кудряш давно знал, что таких на свете достаточно, и даже в одной только Москве их пруд пруди, – догадаются, что дело нечисто, начнут соображать – и поймут, конечно. Сразу возникнет конкуренция, цены на материалы, строительную технику и рабочую силу мигом подскочат выше небес – и даже имея некоторый гандикап, от преследователей не убежишь.

А кроме того, Кудлатому вовсе не хотелось, чтобы каким-то образом уцелели многие люди, к которым он питал враждебные чувства по всяким причинам; сейчас Господь давал возможность от них избавиться, сохраняя руки чистыми. Нет, вариант строительства нельзя было даже рассматривать всерьез.

Найти убежище на одной из орбитальных станций? Тоже нереальный вариант: все они так или иначе – под государственным контролем и тут, и в Штатах, в одиночку еще можно было бы, сказавшись туристом, забраться на одну из них; но Федор Петрович сразу же понял, что соблюдать секретность в этом деле можно будет лишь до той поры, как тело станет слишком уж заметным на небосводе; а тогда все места будут сразу же расписаны между людьми власти, и сколько ни заключай предварительных контрактов, сколько ни вноси денег в уплату – все это будет сразу же забыто, ликвидировано, порвано в клочки. Когда над головой нависнет всеобщая гибель – кто станет думать о праве, о морали и всем таком прочем? Ни один нормальный человек. Нет, выход бегства с Земли был закрыт.

Но была и еще одна возможность; и именно ею Кудлатый и решил воспользоваться. Третий вариант сулил успех.