Глава десятая

Люди давно уже пришли к выводу, что «тихая дипломатия» – самая результативная форма международных отношений. Их закулисье. Не ноты и меморандумы, не широкошумные государственные визиты, а не рекламируемые в прессе как бы нечаянные визиты вовсе не министров и высших парламентариев, но людей, чаще всего широкой общественности вообще не очень известных – или вообще не известных, но на деле являющихся полномочными представителями глав своих государств, – именно такие «Знаете, я тут случайно проезжал мимо, думаю – дай зайду на чашку чая» приносят в конце концов успех. Фигурально выражаясь, во время таких визитов снимается мерка, кроится, сметывается, примеряется и подгоняется новый костюм; а на торжественных встречах, конференциях и саммитах его только обновляют.

Такая методика была применена и при подготовке пресловутой Конференции по принятию Соглашения о полном ракетно-ядерном разоружении.

Между государствами – традиционными союзниками по НАТО договориться было, конечно, намного легче, чем с прочими, – хотя и тут нельзя сказать, что все катилось естественно, как снятая с тормоза машина под уклон. Договаривались с ними, конечно, Соединенные Штаты, Россия на этом этапе стояла как бы в стороне, занимаясь государствами Востока. Меньше всего хлопот у американцев было с Соединенным Королевством, естественно – как и во все предыдущие десятилетия. У Франции же, как всегда, была своя, особая позиция, то есть, соглашаясь в принципе, галльская республика всегда присовокупляла к этому своему согласию некое «mais», которое порой выворачивало весь смысл договоренности наизнанку. И пусть всем заранее было ясно, что согласие будет дано, приходилось проливать ведра пота, чтобы сократить это французское «но» до приемлемого размера. В данном случае речь шла об Алжире; по уверениям французского правительства, из полученных им достоверных сведений получалось, что ядерным оружием с недавних пор обладал и Алжир, некогда заморский департамент республики; самым пикантным являлось то, что, согласно этой информации, владельцами оружия были не вооруженные силы государства и вообще не какой-либо государственный орган, но те самые алжирские террористы, которые время от времени вновь и вновь начинали гнать волну и резать инославных туристов. Что же касается возможной цели, то «девушкой моей мечты» для этих людей была не Америка, как для Ирана, и даже не Израиль, как для Ирака, но именно Франция, и вряд ли нужно объяснять – почему.

Правда, наряду с этой информацией в узком кругу циркулировал и слух, согласно которому оружие массового уничтожения вовсе не принадлежало алжирским боевикам, но лишь было отдано им на хранение подлинными его хозяевами – политическими наследниками теперь уже покойного саудовского миллионера, чье имя два десятка лет тому назад катилось по всему миру. Однако это, с точки зрения французов, ничего не меняло, поскольку, по их мнению, юридическое право собственности ничуть не помешает алжирцам использовать оружие, как только они решат, что удобный момент для этого наступил, а это могло произойти в любой миг. И вот по этой причине их полное участие в разоружении, а точнее – в первом его этапе, в залпе – могло состояться лишь после того, как угроза ядерной атаки через Средиземное море будет совершенно ликвидирована, ракеты захвачены по счету и по счету уничтожены, а точнее – смогут быть использованы в этом самом залпе – если, конечно, окажется, что они обладают необходимыми тактико-техническими данными. Потому что не исключалось, что они вообще могли оказаться тактическими, оружием ближнего боя, и для участия в расстреле Тела Угрозы совершенно не годились.

Но это все были, так сказать, цветочки, причем вполне доброкачественные, яркие и приятно пахнущие – поскольку, как известно, милые бранятся – только тешатся (чешутся – по другому варианту). И президент Российской Федерации не раз думал с некоторой досадой, что именно его стране союзники по разоружению подсунули самые проигрышные варианты, оставив себе – кроме НАТО – лишь Израиль, Южно-Африканскую Республику, Бразилию да еще Индию и Пакистан, с которыми в любом случае прийти к согласию было легче, чем с Ираном, Ираком, Северной Кореей и даже Китаем.

Не то чтобы Поднебесная была против: Пекин с самого начала согласился участвовать – на тех же основаниях, что США и Россия. Тут все было в порядке. Но от этой великой страны требовалось еще и повлиять на северокорейского соседа, с которым его еще с прошлых веков связывали особые отношения. Вот в этом вопросе китайцы проявили некоторую неуступчивость, которую, конечно, можно было понять, но нельзя – согласиться.

Позиция Северной Кореи была проста до примитивности: страна готова поступить со своим арсеналом как угодно – резать на куски, выстреливать в космос, утопить в Тихом океане, – но лишь после того, как будет наконец завершено десятилетиями тянущееся дело объединения двух корейских государств – причем на условиях, наиболее приближенных к выдвинутыми Пхеньяном, а не Сайгоном. Иными словами, великие державы должны были уговорить Юг сдаться Северу и за это получить ракеты Великих Вождей.

«У вас ведь Север одержал победу над Югом, – как-то раз заявил американскому тихому дипломату глава пхеньянского МИДа, – и мы хотим только повторить то, что тогда сделали вы, – тем более что в обоих случаях победу завоевывает более прогрессивный социальный строй».

Американцам осталось лишь пожать плечами и откровенно, хотя и негромко, сказать Москве, что решение этого вопроса целиком и полностью остается за Россией – ну и Китаем, разумеется, с которым Россия привыкла разговаривать куда больше, чем Вашингтон.

Тихие переговоры начались – и вскоре стало ясно, что Китаю выступать с таких позиций очень не хочется. В неофициальных разговорах пекинские дипломаты – и не только они – объяснили почему. Причина оказалась простейшей: китайцы искренне считали, что благом для Кореи станет именно объединение по северному варианту. Экономика Юга, уверяли они, от этого совершенно не пострадает, и при этом ссылались на пример своего Гонконга; что же касается порядка и полного сплочения нации, то как раз северный путь его и гарантирует. В конце концов, так аргументировали они, и сама КНР добилась очень больших, всему миру видных успехов в экономике, нимало не поступившись своей философией (это слово часто употребляли вместо «идеологии»). Отчего бы и восточному соседу Китая не поступить так же? Вот Россия поступила наоборот – и много ли она от этого выиграла? Прежде всего собственное распадение; не свидетельствует ли это о том, что такая линия поведения ведет именно к распаду, а отнюдь не к объединению и воссоединению?

Оппоненты из Москвы сослались на опыт Германии; ответ был: «Да, но это – Европа, а не Дальний Восток; вы сами прекрасно знаете, что мы и мыслим, и чувствуем иначе – да и вы, кстати сказать, тоже».

Переговоры эти напоминали жевание чуингама – челюсти работали усердно, но результатом были разве что пузыри. И никого почему-то не трогало, что время идет, Тело Угрозы приближается – а дело стоит. Вероятно, такое отношение тоже принадлежало к дальневосточным особенностям мировосприятия.

Дело осложнялось еще и тем, что численный и мегатонный размер северокорейского арсенала был известен достаточно приблизительно: разведкам работать в этой стране было нелегко.

Трудно было и с Ираком. И даже намного труднее. Как и с Ираном. И с тем, и с другим Россия была связана экономическими интересами, в основном через них теперь вела переговоры с исламским миром: через Ирак с арабскими странами, при помощи Ирана – с остальными, с Индонезией, в частности, которая если сейчас еще и не имела боеголовок, то, во всяком случае, находилась на пороге этого – а ракеты у нее уже были.

Сложности усугублялись тем, что российские эмиссары во многом понимали своих южных соседей, и кое-кто им в глубине души очень сочувствовал; тем не менее вопрос надо было улаживать в хорошем темпе – но на Ближнем и Среднем Востоке тоже не любят спешить, зато любят обстоятельную, изящную беседу за чашечкой чудесного кофе. Что же касается результатов, то… Багдад вообще уверял, что такого оружия у него нет; да, в свое время велась подготовка к его созданию, но после американских бомбежек все само собой прекратилось. Видели установки? Какие? Ах, вот вы о чем! Ну, это достойно лишь улыбки: это декорации, построенные для съемок фильма о будущих веках: не одной ведь Америке разрешается ставить подобные картины, не так ли? Вот и мы так считаем. Декорации, не более, которые не представляют опасности ни для кого – разве что кто-то попробует забраться на них и спрыгнуть без парашюта. О, если бы у нас действительно было такое оружие, мы бы с великой радостью приняли участие в общем деле, угодном Аллаху, – в отвращении от планеты великой опасности, хотя, разумеется, на все есть воля Господа миров. Но увы – нет у нас такой возможности, о чем мы вынуждены горько сожалеть…

Тегеран же не отрицал, что таким оружием обладает, и был согласен уничтожить его, если и все другие ядерные страны поступят так – но, разумеется, предварительно увидев своими глазами, что Израиль ликвидирует свой ядерно-ракетный потенциал до последнего снаряда; вот условие, от которого мы воистину не отступим. Уговорите американцев – мы понимаем, что вам неприятно разговаривать с ними, они ведь очень плохие люди, но жизнь вынуждает ко многому, – убедите их заставить Израиль принять наше предложение – и мы на следующий же день… Что же касается участия в залпе, то оно было бы возможным лишь в том случае, если бы Израиль тоже выпустил все свои снаряженные ракеты в космос – но вы ведь сами понимаете: это евреи, следовательно, они хитры и лживы, и если даже поклянутся, что так и сделают, их клятва не будет иметь значения, ибо принесена она будет не на Коране. Поэтому мы согласны тоже выстрелить в небо – но только на следующий день после Иерусалима.

Со своей стороны, Израиль…

Но его позиция, как нам кажется, понятна. Да и вообще – хватит о дипломатии, поскольку толку от нее в данном случае было не очень много.