Гарднер огляделся, покачал головой и протянул:

— Н-н-да-а… Ну и каземат! Беккер хмыкнул:

— Подумаешь! Это Урал орудовал. А у нас с ним блок эстетики не предусмотрен.

Действительно, постороннему взгляду обширный низкий холл показался бы, мягко выражаясь, странным. Давно не метенный и не мытый мозаичный пол, сваленные в груду у стены поломанные и целые стулья, садовые скамейки, доски от диагравов — так назывались бывшие в моде лет пятьдесят назад столики. На пол укладывался стальной, сантиметров сорока в диаметре, блин, к нему подводился замаскированный кабель питания, а над ним, на высоте чуть меньше метра, в воздухе парила массивная столешница. Все в мире преходяще, прошла и эта мода, как прошла мода на диагравитационные пояса, туфли-антигравы, бытовые синтезаторы металлов и многое другое. Беккер отвел взгляд от кучи старого хлама и посмотрел на Гарднера. Сквозь заделанные пластиком окна не пробивалось ни единого лучика. Общее освещение не работало, и мрак рассеивала одна-единственная люминесцентная панель, вытащенная Уралом из какого-то брошенного прежними хозяевами прибора и подвешенная Беккером прямо за выводы у встроенного в стену электрощитка. Щиток располагался не выше полутора метров от пола, и свет, холодный и резкий, падал на лицо Гарднера снизу, придавая ему жесткую решимость. Своего лица Беккер не видел, и потому не мог решить, причуды ли это здешнего освещения или Гарднер так и приехал сюда, с таким вот настроением; и не означает ли это, что ему стало известно еще что-то, чего он пока Беккеру не сказал; неизвестно еще, скажет ли, а если и скажет, то не появится ли и на лице Беккера похожая хмурая озлобленность.

— Да-а, каземат… — снова протянул Гарднер, и Беккер увидел, что никакая не озлобленность написана на его лице, а озабоченность и усталость.

Они спустились вниз, и Беккер успел заметить, что Гарднер с удивлением и некоторой опаской поглядывает на неотступно следующего за ними робота. Урал задраил тяжелую бронированную дверь и легко скользнул вперед, остановившись между холодильником и диваном. Теперь, когда он замер у стены, ничто не выдавало бьющейся в нем электронной жизни. Он походил на предмет обихода, мебель, непонятную установку, поставленную здесь для неясной, может быть, имеющей отношение к науке, цели. Гарднер, неодобрительно оглядевший и толстенную стальную дверь, и манипулировавшего с задвижками робота, инстинктивно посторонился, когда тот с дробным металлическим топотком пробегал мимо, но робот затих, и Гарднер так ничего и не сказал, хотя у него явно просился на язык вопрос, и не один.

Здесь, внизу, было светло, тепло, сухо и уютно. Здесь жили, это видно было по множеству мелочей, и Гарднер невольно расслабился. Он сел в кресло, и Беккер, как хозяин, дожидавшийся, пока усядется гость, тоже опустился на диван.

— Урал, тебя не оскорбит просьба приготовить нам по чашечке кофе? — осведомился Беккер.

— Нет, не оскорбит, — глубоким баритоном отозвался робот, и Гарднер узнал голос, слышанный им во время видеоразговора с Беккером. Робот тут же принялся манипулировать с кофейником, и Гарднер удивленно поднял брови — обычный кибер и не пошевелился бы, не получив прямое приказание. Беккер, заметив удивление Гарднера, улыбнулся:

— Урал у нас личность. Мы с ним тут много разговаривали и пришли к выводу, что эмоции людям только вредят. Теперь, правда, мы в этом не уверены.

Гарднер возмущенно послал Беккеру менто: «Нехорошо-о, нехорошо»… Беккер покачал головой:

— Да нет, Урал лишен комплексов. Его это не задевает, и ущербным он себя не чувствует.

— Может быть, потому, что у меня нет блока эмоций, — вмешался в разговор робот, и Гарднер вновь почувствовал неловкость, словно они обсуждали человека в его присутствии.

— Да, Урал не чувствует себя обделенным, и его не задевает, когда речь идет о нем. Напротив, эта тема кажется ему интересной. Но вот к ментосигналам он глух, и я думаю, что при нем обмениваться менто было бы неэтично. А ты как думаешь, Урал?

— Я думаю, что вы можете вести ментообмен, если почему-то не хотите, чтобы я знал, о чем вы говорите. Хотя вы могли бы просто сказать мне, чтобы я забыл ваш разговор, и я сотру память.

Он поставил чашки и кофейник и снова скользнул на прежнее свое — между диваном и холодильником — место.

— Итак, выкладывай, — не выдержал Беккер. — Я чувствую, что ты неспроста напросился сюда… Гарднер отставил чашку и откинулся в кресле.

— Знаешь, Беккер, ты ведь угадал. Смешно, но Вульфсен опять принес в клюве добычу! Честное слово, я ему напишу отличный отзыв о практике, теперь уже искренне напишу!

— Ну хватит, не тяни! — взмолился Беккер. — Неужели он нашел?

— Нашел, нашел! И ни за что не догадаешься, что именно. Я велел ему молчать, а сам схватил материалы — и сюда! И по видеофону ничего говорить не стал.

Гарднер двумя пальцами достал из нагрудного кармана черный цилиндрик микрокассеты и торжественно поставил на стол. Тут же Беккер схватил кассету и, нетерпеливо улыбаясь, бросил Уралу. Робот поймал ее манипулятором и мгновенно сунул куда-то под корпус. Гарднер готов был поклясться, что у робота не раздвигались никакие шторки, не выдвигались никакие излучатели, что прямо сквозь металл из него ударил плотный синеватый луч света, уперся в стену, задрожал, расплылся в призрачный прямоугольник экрана. Снизу вверх поплыли по нему строчки текста, записанного прямо с дисплея компьютера. Беккер сидел какое-то время, не понимая, затем вник, вскочил на ноги и крикнул:

— Стоп! Достаточно!

Он пробежался по комнате в одну сторону, затем в другую, остановился напротив робота и требовательно спросил:

— Урал, по этим данным ты можешь рассчитать положение спутника на четвертое октября, неделю назад? Время — от четырнадцати до четырнадцати тридцати среднеевропейского времени?

— Да, могу, — ответил робот и замолк. После нескольких томительных минут он заговорил вновь: — Четвертого октября от четырнадцати часов до четырнадцати часов тридцати минут среднеевропейского времени искусственный спутник Земли СЛ-2806 прошел над полуостровом Таймыр, над Западно-Сибирской равниной, над Уралом, Северным Кавказом и Черным морем.

Беккер, сразу успокоившись, сел и закурил. Гарднер, морщась, отогнал дым ладонью.

— Я никогда не видел, чтобы ты курил, — сказал он.

— Итак, ребята, давайте подведем итоги, — вместо ответа сказал Беккер.

Гарднер улыбнулся этому его «ребята», покосился в сторону робота и онемел: Урал деловито возился с кофейником, готовя им новую порцию напитка. «Нет, это все-таки уникальное… создание?…Или существо? Нет, конечно же, не существо! Но что же? Или — кто же? — сумбурно думал Гарднер. — Ведь ни я, ни Беккер не просили его приготовить кофе. Это что, пресловутая свобода воли, которой, если верить нашим ученым схоластам, и отличается человек?»

Урал подал кофе, скромно отступил в сторонку и притих. Весь его вид выражал огромное желание послушать. Беккер отхлебнул глоток, блаженно зажмурился и сказал, обращаясь уже только к Гарднеру:

— Помнишь, Поль, как ты испугался, узнав, что я видел Вайтулениса и разговаривал с ним спустя сутки после его смерти? Ты извини, но в тебе говорило суеверие. Еще бы — чуть ли не все погибшие (а я теперь уверен, что они погибли не случайно) видели перед смертью призраков и разговаривали с ними. Ну точно как я!

Тарднер возмущенно завозился в кресле, и Беккер махнул на него рукой:

— Ладно, ладно, это я не в укор тебе. Просто я много занимался психодинамикой и знаю, что может сделать хороший индуктор. В отличие от тебя я твердо знал, что это была наведенная галлюцинация. Я пытался втолковать это и тебе, но тебя гипнотизировала чисто внешняя сторона дела, причинно-следственная цепочка: встреча с призраком — кандидат в покойники — смерть. Ты испугался, Поль, и решил прикрыть меня, дать мне охрану. Каюсь, в какой-то момент и я клюнул на эту удочку. Ведь как мы все рассуждаем: гибель такого количества людей — явно не случайность. Если мы не можем найти никаких следов, значит, нам противостоит не одиночка, а большая, хорошо оснащенная, тщательно все продумывающая и исполняющая группа. Группа преступников…

Беккер встал и принялся нервно расхаживать от двери до холодильника: десять шагов, поворот, десять шагов…

— Ты понимаешь, Поль, это закономерность — такой наш подход. Мы подсознательно боимся чего-то подобного, ждем его и готовимся к нему. Возьми все наши дела, все происшествия, которыми мы занимаемся, дабы определить, не замешаны ли здесь гости из Галактики: аварии, непредвиденные последствия экспериментов, иногда злоумышленные поступки психически неуравновешенных людей. И все. А ответственность давит на нас, мы чувствуем себя обязанными быть готовыми не только к этому, но и к более страшному и опасному. Мы перестраховываемся. Это профессиональная болезнь — подозрительность. Видимо, не напрасно Боучек в. последние годы был одержим идеей коренной реорганизации Управления…

— А что же ты-то не искал здесь естественных причин? — желчно поинтересовался Гарднер. Его задели слова Беккера о профессиональной подозрительности.

— А я что, не в этом же котле варюсь? — вскинул голову Беккер. — Да еще слежку за собой заметил! Я, брат, от них так убегал, что на пленку заснять, так на видео с руками бы оторвали. Куда там приключенческим видеофильмам!

Он невесело засмеялся и вновь посерьезнел:

— А потом у меня появилось время подумать, и я понял, что кое в чем ты был прав. Это я насчет «призраков». Я действительно оказался отмечен, и теперь оставалась ждать только какой-либо «случайности», а что она со мной произойдет, я уже не сомневался. Вот только погоня меня смущала, очень уж она была в духе старинных книжек. И я решил спрятаться и отсидеться. Заодно и обдумать все. Мне представился именно такой вот, как ты говоришь, каземат — чтобы под землей и чтобы двери стальные полуметровой толщины. Тут мне на память пришли камеры — залезть, забаррикадироваться и поразмышлять. Ничто не помешает — даже от психополей экранировка предусмотрена. Вот тогда-то меня впервые и толкнула изнутри мысль. Маленькая такая мыслишка. Я ее уже здесь додумывал, когда ты подтвердил, что бегал-то я от своих же телохранителей…

— Ничего пока не понимаю, — честно признался Гарднер. — Ты не можешь яснее?

— Я тебе по порядку все излагаю, — обиделся Беккер. — Но могу и популярнее. Так вот, я все-таки решил, что ключ к этим делам — призраки, которые являются кандидатам в покойники. Вот когда я по-настоящему обрадовался, что залез в эту нору. Понимаешь? Экранировка!

— Ну и что — экранировка? — ответил вопросом на вопрос Гарднер.

— А то, что если принять, что все двести восемнадцать погибших подверглись направленному психодинамическому воздействию, то все становится на свои места. Появлением призраков подтверждается факт психовоздействия, а смерть можно объяснить отсроченным внушением…

— А что такое отсроченное внушение? — подал голос робот.

Гарднер, забывший о его присутствии, вздрогнул, а Беккер спокойно объяснил:

— Человеку, находящемуся под гипнозом, можно приказать совершить какое-нибудь действие. Например, в определенное время выполнить несколько гимнастических упражнений или, услышав ключевое слово, громко запеть. Человек, как правило, не помнит, не подозревает о полученном приказе. Но, как только подойдет условленное время, он неожиданно для окружающих и для самого себя бросает все дела и начинает усиленно заниматься гимнастикой. Или же, услышав в разговоре кодовое слово, громко затягивает песню. Спрашивать его, зачем он это делает, бесполезно — он и сам этого не знает.

— Понятно. Применительно к нам, роботам, это подпрограмма, обращаться к которой предписывает одна из команд основной программы, — удовлетворенно сказал Урал.

«Нет, сумасшедший дом какой-то, — подумал Гарднер. — Призраки, гипноз, программы… Хотя в сумасшествии Беккера есть этакое благородное безумие…»

— Итак, я заканчиваю, — сказал Беккер. — Теперь мы знаем «как», но не знаем, «кто» и «почему». Боюсь, что «почему» мы сможем узнать, лишь установив — кто. Видишь ли, Поль, загипнотизировать человека можно, только установив с ним ментоконтакт. Поэтому я и просил тебя узнать, с кем разговаривали по видео погибшие. Ведь в наше время любой встрече, как правило, предшествует видеофонный разговор. Но, судя по тому, что ты ничего не сказал, узнать удалось мало что.

— Не удалось, — мрачно подтвердил Гарднер. — Не фиксируются соединения, ни к чему это. В домашнем компьютере, правда, в течение суток информация хранится, но потом стирается и она. А прошло уже сколько времени…

— Ну и ладно, — согласился Беккер. — Мы тут с Уралом на связь выходим через видеофон в моей квартире. Это Урал как-то сумел договориться с моим мини-компьютером…

— Я не договаривался. В каждом компьютере есть возможность включения его в систему. Мы с ним во время связи работаем заодно, как единая система, — тут же прокомментировал робот.

— Ты становишься болтливым, дружок, — укорил его Беккер и продолжал: — Поль, вот бы как-то фиксировать, кто меня вызывает. А то Урал только на передачу…

Беккер вдруг остановился и резко повернулся к роботу:

— Тьфу, черт! Я тут в подземелье скоро совсем уже думать разучусь. Урал, ну-ка соединись с моей квартирой и скажи, кто меня искал по видео вчера и сегодня!

Почти без паузы робот начал перечислять:

— Управление общественной психологии; Служба здоровья Северо-Западного района; Служба связи Управления космофлота…

— Стоп! Урал, скажи, как идет связь из ближнего Приземелья? Луна, спутники там, станции орбитальные…

— Вся связь из Приземелья идет через Управление космофлота. Космофлот предоставляет абонентам свои каналы связи.

Ну вот, теперь картина ясна. Каждому из двухсот восемнадцати за несколько дней до конца звонили из Приземелья! Не перебивай, Поль, я излагаю свою версию, посмотрим, насколько она все объясняет. Затем, накануне смерти, они. подвергались направленному психовоздействию — встречались с «призраками». Тогда же им программировалось выполнение в нужный момент определенных действий, каждому своих. Момент этот связывался с прохождением искусственного спутника Земли СЛ-2806. И вот один из них направляет птерокар в отвесное пикирование, другой лезет голыми руками в высоковольтный выпрямитель, третий… Словом, каждый делает то, на что запрограммирован. Вот со мной у них вышла осечка. Поначалу все прошло хорошо — призрак Вайтулениса меня посетил, и у меня не возникло никаких подозрений. Это благодаря чистой случайности я узнал, что Вайтуленис мертв. Из-под наблюдения мне удалось скрыться, но меня и здесь ищут. Урал, сколько раз за истекшие сутки звонили из Службы связи космофлота?

— Четыре раза.

— Ну вот, четырежды. И они не успокоятся, пока не разыщут. Так что, по-моему, надо уж мне найтись, позвонить самому. Тем более что адрес мы теперь — спасибо Вульфсену — знаем: спутник СЛ-2806.

— Погоди, погоди… Давай сначала разберемся. На первый взгляд твоя версия непротиворечива. Немаловажно также и то, что она, по сути дела, единственная. Так что, хотим мы того или нет, мы ею заниматься все равно будем. Но посмотрим, все ли твоя версия объясняет. Во всяком случае, самые основные моменты в нее укладываются — и призраки эти дурацкие, и то, что никаких следов мы отыскать не могли. Их и не было, следов… Но почему призраки? Почему не я, не председатель Верховного Совета Земли, не видеодикторша Наталья Петреску, наконец?

— Ну, Поль, эти детали потом на место встанут. Сейчас можно лишь гадать… Может быть, потому, что «они» только что с предыдущей жертвой в контакт входили. Ведь незнакомого человека изобразить сложнее. А тут — все известно, что и как… Словом, я предлагаю связаться со спутником.

— Прямо сейчас? — поднял брови Гарднер:

— А чего тянуть? — парировал Беккер. — Едва ли мы сейчас еще что-то выясним, все равно не избежать связи со спутником. Так что давай не откладывать. И не забывай, Поль, что времени терять нельзя, мы же не знаем, кому сегодня явятся призраки. Каждый час промедления может оказаться последним в чьей-то жизни!

— Ну ладно, — сдался Гарднер. — Давай только посмотрим, что у нас есть в микропленке по этому спутнику. Мы ведь до конца не досмотрели.

Урал, не дожидаясь просьбы, вновь высветил экран. Побежали буквы и символы. Параметры орбиты… Масса спутника… Объем полезного пространства… Стандартная система жизнеобеспечения… Энерговооруженность… Экипаж…

Пленка кончилась. Беккер с Гарднером недоуменно переглянулись: ничего особенного они не обнаружили. Стандартный спутник серии СЛ — спутник-лаборатория. Шесть тысяч кубометров полезного объема, три гравитора; так что обитатели лишены прелестей невесомости. Обитатели… Собственно, один обитатель — профессор Стабульский. Шарль Стабульский.

— Ты знаешь его? — спросил Гарднер.

Беккер кивнул. Он знал Стабульского, специалиста по биополимерам. Бывает, что целая область прикладной науки возникает и развивается при жизни одного поколения. Так произошло и с биопластикой, творцом которой был Стабульский. Биопротезы, без которых невозможно представить себе современную медицину, появились из невзрачных комочков искусственной плоти, синтезированной молодым Шарлем Стабульским много, очень много лет назад. А недавно, оставив клиники и институты, оставив целую армию исследователей и практических врачей, не представляющих себе, что биопластики когда-то не существовало, Стабульский отошел от активной научной деятельности и затворился где-то в тишине и покое. Ходили, правда, слухи, что он выращивает искусственного человека из азота, углерода и водорода. И из еще целого ряда элементов… А теперь он появился здесь, на спутнике.

— Значит, он его все-таки вырастил, — вздохнул Беккер.

— Кого? — спросил Гарднер.

— Да этого… гомункулуса, — невесело улыбнулся Беккер. — Вырастил, а теперь души ворует. Чтобы, значит, жизнь в него вдохнуть…

Беккер принужденно, словно по обязанности, рассмеялся. Очень уж нелепой показалась ему мысль, что Стабульский причастен к кошмару, заставившему их с Гарднером сидеть тут и ломать голову, как положить конец этой серии необъяснимых смертей… Отсмеявшись, Беккер вдруг серьезно сказал:

— Поль, я не вижу другого объяснения происходящему, чем то, о котором мы только что говорили. Я сейчас вызову Стабульского, и все разъяснится!

Гарднер только пожал плечами — а какая разница? Ничего из этого вызова не получится. Беккер скомандовал Уралу связаться со спутником.