ГЛУБОКИЙ СОН
В тот день гуляли у Бориса по случаю Дня граненого стакана. Народу собралась куча.
То, что Борис приземлил страждущих у себя, было несколько необычно, так как при всей своей веселости он являлся принципиальным противником пьянок в собственном доме. Но Борисова популярность, выросшая многократно за последнее время, обязывала. Поэтому, помимо привычной компании, квартира была набита не вполне общими знакомыми, а также какими-то совершенно левыми девками с манерами футбольных фанаток.
Поэтому, пока Миха сотоварищи разминались на кухне джин-тоником, Борису приходилось участвовать в коллективном просмотре очередного выпуска «Атаки». Борис смотрел на собственные выступления совершенно без удовольствия. Более того, созерцание сюжетов по поводу «Снов» и студийные дискуссии о смысле происходящего заставляли его мрачнеть все больше. Это не могло не вызывать неудовольствия гостей.
— Борис, а, Борис! Ну, как к вам на стадион попасть, а? Мне подруга говорила, что раньше свободно можно было, а теперь там какие-то испытания пройти надо…
— Испытания? Это еще что за ерунда?.. И вообще, зачем тебе туда?
— Как это зачем?! Ты чего, Боречка? Все говорят, как там интересно! Там такая энергетика, такой драйв!..
— Ты чего, подруга, совсем? Ты это Борису рассказываешь? Ха-ха-ха! Он только что об этом тебе по ящику сообщил, а ты его убеждаешь!
— Нет, правда, зачем это вам? Ничего особенного вы там не найдете. Вон, на любой другой стадион пойдите…
— Как это — «на другой»? У вас же там этот… как его… Ну, маг ваш… Борис, как его? Такой худой…
— Кардинал — маг?!
— Точно, Кардинал, Кардинал! Он еще при прежнем мэре городом управлял… Чего вы на меня уставились? Все об этом знают! Борис, скажи!
— Ребята, Борис сегодня не в духе.
— Да отстаньте от человека! Давайте передачу смотреть. Во! Борис сейчас нам добровольно все расскажет!
Все рассмеялись, так как на экране появился Борис собственной персоной. Это была запись двухнедельной давности. Борис уныло восседал за круглым столом в компании каких-то седых дядечек. Центр занимала новая звезда городского телевидения, о которой Борис помнил лишь, что зовут ее Светлана, да слышал, что является она ставленницей мэра. Что, впрочем, не мешало ей быть неплохим профессионалом.
«Не так давно многие с удивлением стали замечать, как наш город зажил новой, достаточно непривычной жизнью. Я бы даже сказала, что город стал преподносить сюрпризы своим жителям. И эти сюрпризы далеко не всегда приятны, хотя и удивительны. Не успела схлынуть волна учений многочисленных религий и сект, как нам преподносят новое. Как объяснить феномен популярности учения о „Снах Железобетона“ в нашем городе? Этот вопрос я хочу задать нашим гостям. Что думает об этом социология, Иван Львович?
— Не знаю, что думает социология вообще, но я как представитель этой науки могу сказать только, что это не первый и не последний случай массового помешательства на почве совершенно дурацкой идеи. Удивительно другое: почему именно сейчас и именно в нашем городе таких идей настолько много и так много их сторонников? Я говорю не только о пресловутых «Снах», но и об «истребителях машин», о «моральных партизанах» или «Хранителях», об «орках», об «одноразовых»…
— «Одноразовые»?..
— Ну, в общих чертах, они считают, что люди приходят в мир с задачей выполнить какую-то одну значимую функцию, а затем люди — просто никому не нужный балласт. А потому вся их жизнь — это ожидание момента, когда придется эту функцию выполнить. Поэтому нет смысла прилагать каких-либо усилий для жизни, а после выполнения функции — нет смысла и в самой жизни…
— Но ведь это ужасно!
— Ничего ужасного. Большинство людей так и проживает долгую-долгую жизнь, не выполнив вообще никакой функции… Возвращаясь к нашему разговору, скажу, что это еще не полный список безумных сообществ, которые, впрочем, можно объединить по одному общему признаку…
— И какому же?
— По признаку иррациональности, лежащей в их основе. Если такие неформалы, как, скажем, «байкеры», «панки», футбольные фанаты, имеют вполне материальную идею, то здесь остается лишь развести руками… Впрочем, я готов выдвинуть предположение, что главным толчком этого броуновского движения послужила деятельность нашего прежнего мэра, царствие ему небесное… Ведь не секрет, что благодаря его убеждениям мистика стала частью не только общественной, но и материально-хозяйственной жизни города, что само по себе не может не изумлять… До сих пор ищут пропавшие вместе с жильцами дома, борются с почему-то «ожившим» асфальтом…
— Я прошу прощения, но мы не будем сейчас обсуждать политику покойного мэра, а поинтересуемся у психолога, насколько в действительности серьезны эти увлечения. Слово вам, Игорь Анатольевич!
— Спасибо. Честно говоря, пообщавшись с ребятами, которые так серьезно считают стадион живым, я сначала подумал, что это просто игра. Однако, к моему искреннему удивлению, оказалось, что не все так просто. Даже если счесть все это игрой, то, продолжая такую логику, к игре следует отнести и религию, с которой я готов сравнивать рассматриваемые нами молодежные увлечения. Ведь их смысл, как и смысл религии, и вообще, мифологического сознания, в том, что данная игра незаметно становится для ребят частью совершенно реальной жизни. Более того — частью определяющей. Это вот меня и удивляет, а если хотите — даже пугает…
— Ну, не будем запугивать телезрителей, лучше обратимся к основателю уже нашумевшего движения так называемых «Снов»…»
— О, сейчас Борис речь толкнет!
— Тихо, дай послушать!..
«…Ну, тут говорили очень много умного про нас. Вы знаете, все правильно! Нет, я серьезно — вы все абсолютно правы. Ведь на самом деле мы не стремимся стать организованным движением и подвести под свои идеи какое-то идеологическое обоснование.
Нет, мы просто чувствуем себя Сном, Сном могучего и непостижимого Железобетона… Потому что мы выросли в его бетонных внутренностях. И нам гораздо приятнее думать, что мы все-таки — Сон города, а не его паразиты, уж простите за образ… И я не вижу здесь ничего необъяснимого и чересчур мистического. Просто мы берем за аксиому материальность мысли. Если уж нам кажется, что Железобетону снятся сны, — значит, так оно и есть. И чем больше мы верим в это, тем большей жизнью наполняется наша идея. Чем больше людей приходит к нам, тем более живой и мыслящей становится огромная железобетонная масса.
Мы хотим, чтобы все поняли, что город — это не куча многоэтажных нор. Город — это Существо, которое является порождением не человека уже, а человечества. И понять его мысли и цели одному человеку не суждено. Но каждый может попытаться почувствовать дыхание Железобетона. Ощутить себя частью неведомого процесса…
Это вне политики, вне идеологии, вне религии, а главное — вне повседневности… Мы хотим ощутить то, что не дано ощутить обычным людям, жизнь которых — всего лишь сон нашего каменного мешка. Мы не хотим жить по законам, которые являются просто плодом кошмара Железобетона.
Поэтому мы стремимся понять, ощутить Его, а значит, приблизиться если не к пониманию, то хотя бы к ощущению истины…»
Аплодисменты и улюлюканье, разлетевшиеся по комнате, заглушили слова ведущей. На Бориса было страшно смотреть: казалось, его сейчас вырвет.
Из кухни высунулась физиономия Михи и, скептически поведя бровью, произнесла:
— Господин телезвезда, пока ваши фанатки не оторвали вам что-нибудь на сувениры, пожалуйте к нам на кухню, водку жрать-c.
Фанатов выгнать так и не удалось. Впрочем, веселье в комнате, коридоре и ванной не мешало пьянствовать более привычной компанией. Тем более что на этот раз Леха играл на реальной, а не на воображаемой гитаре.
— Такие вот, — продолжал Миха, — такие вот странные вещи у меня на работе творятся…
— Мнительный ты, вот и все, — потягивая джин-тоник через трубочку, констатировала Ксюха. — Всегда так бывает, что большая часть работы — всего лишь видимость. ИБД.
— Чё? — оборвав аккорд, спросил Леха.
— Имитация бурной деятельности.
— А-а-а…
— А что это граф Борис ничего не пьет? — с подозрением обратился к Борису Санек.
Борис улыбнулся и театральным жестом отправил в себя содержимое стаканчика.
— Не понял, — недружелюбно протянул Санек. — Не чокаясь?..
Борис лихорадочно доставал из банки маринованный огурец. Когда огурец был-таки выловлен, Борис со смаком и постаныванием принялся им хрустеть. Нахрустевшись вдоволь, Борис плеснул в свой стаканчик еще с полпальца и твердо сказал:
— А теперь чокнемся!
Все заржали. Как бы в ответ ржание донеслось из комнаты: фан-клуб веселился вовсю, не испытывая комплексов чужой хаты.
Раздался телефонный звонок. Пока все дружно распевали под гитару на ходу сочиняемый микс Земфиры и «Мумий-Тролля», Борис незаметно выскользнул в коридор.
Наступало песенное настроение.
— Я твой мальчик! — писклявила Ксюха.
— Я твоя девочка! — басил в ответ Миха.
— Ну, почему?! — с надрывом вопрошал Леха.
— Мне уже не важно… — равнодушно гнусавил Санек.
— Не, ну почему? — не унимался Миха. Гитара горько рыдала.
Скрипнула дверь, вошел Борис.
— Ла-ла-ла-лай — ла-лалай… — нестройно, но усердно выводили сотоварищи, жестами приглашая Бориса присоединиться.
Борис вымученно улыбнулся и кивнул Михе, мол, «можно тебя на минуту?»…
— Чего? — запыхавшимся голосом спросил Миха, когда дверь заслонила их от кухонного песнопения.
Борис помолчал немного, сверля стенку невидящим взглядом, и некрепким голосом тихо сказал:
— У меня проблемы.
— То есть?
— То есть только что мне позвонили и сказали, что если я не выступлю по ТВ и не скажу, что все, что касается «Снов» — целенаправленный обман, фикция, мне будет «бо-бо»…
— Ни фига себе… Кто это тебе звонил? Может, это просто какой-нибудь хрен, которому ты по ящику харей не вышел…
— Да нет, не похоже… Этот тип слишком много про меня знает. И угрозы у него серьезные…
— Насколько серьезные?
— Самые серьезные. Ну, что тут рассказывать!..
— Ну… Если это действительно так серьезно, то черт с ним — скажи по ящику, что пошутил, мол, пардон, извините, обосрался…
— Не все так просто… Черт! Хотя выбора, наверное, у меня нет…
Светка была подавлена. Она курила сигарету за сигаретой, пытаясь как-то утрясти в голове новую информацию. Этот парнишка, Борис, на которого, между прочим, делались немалые ставки, преподнес замечательный сюрприз. Мало того, что, отказавшись прийти, он срывал намеченное на субботу ток-шоу о «Снах», куда уже пригласили настолько серьезных людей, что включать заднюю просто немыслимо… Так он еще потребовал телевизионного опровержения всего ранее им сказанного в ее, Светкиных, передачах. При этом в случае отказа Борис грозился пойти на другой канал и излить душу там…
Инстинкт подсказал Светке, что пускать Бориса на другой канал нельзя ни в коем случае. Поэтому моментально была организована псевдостудия, где Борис обрушил в камеру поток информации, совершенно разрушительной для проекта в целом. Впрочем, Светка держалась хорошо и убедила гостя с окончательно поехавшей крышей, что сюжет пойдет в ближайшей «Атаке»…
Отобрав у монтажеров кассету, она хотела было стереть ее сразу, но тут ее и придавило пониманием глобальности наступающего кризиса. Слишком уж большую ставку сделала она на этот проклятый стадион. Слишком уж хороший это материал был для разгона — а другого-то пока нет… И что станет с рейтингом, когда выяснится, что вся ее работа — это просто пустой «желтый» треп?
…Сан Саныч, режиссер из новой команды, сидел на столе напротив Светки, с неодобрением глядя то на нее, то на переполненную пепельницу. Эта человеческая глыба являла собой полную противоположность старого доброго Сергеича с его пролетарским происхождением.
— Не надо паники, юная леди, — наконец произнес величественно Сан Саныч. — Ничего страшного не произошло.
— Как это не произошло?! — возопила было Света, но Сан Саныч произвел столь многозначительную паузу, что все истеричные позывы рассыпались о нее, как хлебные крошки. Убедившись, что должное впечатление произведено, Сан Саныч продолжил:
— Во-первых, вычленим проблему. «А» — главный идеолог и главное раскрученное лицо по «Снам» отказывается в дальнейшем быть для нас таковым. «Бэ» — оно, лицо то есть, грозится ставить нам палки в колеса с помощью конкурентов. Что у нас остается? «Вэ» — сама идея «Снов» со всеми причиндалами и сочувствующими ей людьми — тире — потенциальными телезрителями. Теперь по порядку: «А» — незаменимых людей нет, а потому надо срочно найти нового авторитетного идеолога «Снов» из их же среды. Его-то можно и на ток-шоу пригласить. «Бэ» — помешать господину Борису ставить нам палки в колеса. Допустим, с помощью самих же «Снов». И наконец, «Вэ» — спокойно развивать идею дальше, параллельно готовя новые линии для «Атаки»… Ну, что тут тебе объяснять, Светлана, ты же сама могла мне все это сейчас рассказать.
Сан Саныч не успел закончить мысль, как Светка все уже расставила по своим местам. Телевидение — это не столько творчество, сколько технология. И если найдено грамотное технологическое решение, значит, процесс организован и создана новая привлекательная для потребителя форма. Как обертка для конфеты. А уж наполнить эту форму содержанием для умелого «технолога» вообще не проблема. Нужно только отдать команду — и молодые журналисты начнут рыть землю.
Как все просто! Просто до отвращения. Поступая на журфак, Светка и подумать не могла, что ее работа будет сродни работе на пищевом комбинате: не хватает мяса — добавим крахмала, на вкус мерзость — подсыплем специй и вкусовых добавок. Главное — чтобы упаковка была привлекательная — и вот, товар прекрасно продается! Особенно если переступить через себя и написать на упаковке, что продаваемый продукт — натуральный…
— Сан Саныч, да вы просто настоящий утес, за который можно спрятаться в любую бурю… — сияя, промурлыкала Светка. От ее сплина не осталось и следа. Как все это проделать технически — дело третье. Главное — поддержка…
— Спасибо, Свет, только утесы склонны к эрозии. Я лучше останусь старым мудрым клипмейкером…
Светка уже не слушала. Она искала мобильник.
Борис шел по аллее, что некогда носила имя Аллеи спортивной славы. Осенний ветер качал деревья, осыпая Бориса грязными листьями и обломками сухих веток. Со ржавых стендов недружелюбно взирали на него морщинистые желтые лица некогда известных спортсменов. Мокрая бумага, местами порванная, словно облезшая кожа, и пустые глазницы обезображенных мальчишками портретов готовили его к главной встрече.
Стадион внимательно изучал его ржавыми башнями, что были слегка наклонены, будто для того, чтобы получше рассмотреть этого наглого человечка, что идет к нему с очередным вызовом…
— Стой! — почти детский, но властный голос остановил Бориса. Это был тот самый Сережа, «шестерка» Кардинала. Он загораживал вход, за его спиной маячили трое рослых бритых парней, очевидно, «орков».
— Не приходи сюда больше! — сказал Сережа и виновато улыбнулся. — Это не моя идея, ты же понимаешь…
— Проведи меня к нему! — потребовал Борис.
Сергей сделал вид, что на секунду задумался, и, неожиданно легко согласившись, предложил идти за ним. Борис пошел. Следом двинулись «орки».
Уже неделю не посещавший сборища Борис поразился количеству народа, что «приобщалось», расположившись на травке. Еще его удивило большое число ребят на роликах, что описывали по беговым дорожкам странные многослойные круги.
…Кардинал почему-то сидел прямо на бетонной лестнице между секторами трибуны на приличной высоте и молча наблюдал за происходящим внизу. Был он все в той же мастерке с капюшоном.
— Кардинал, — тихо обратился к нему Борис, — как мне понять ваши угрозы?..
Кардинал, не глядя на Бориса, протянул ему видеокассету.
— А как понять ЭТО? — так же тихо спросил Кардинал.
Борис непонимающе вертел кассету в руках.
— Это то, что от нашего имени ты хотел заявить на весь город…
Борис стал медленно заливаться краской, не зная, куда деть проклятую кассету.
— Это подтверждение твоего предательства… Уходи. Да! Если такого рода высказывания с твоей стороны появятся в эфире — не важно, на каком канале или радиостанции… Мне бы не хотелось угрожать… Но ты об этом пожалеешь, клянусь Железобетоном…
Эта клятва не оставила у Бориса ощущения комичности. Оставила она крайне неприятное ощущение…
— Это по вашему поручению мне звонили? — уже уходя, срывающимся голосом спросил Борис.
— Что-о?! — Кардинал отреагировал на вопрос таким презрением, что продолжать Борис не стал.
…Он шел, словно на ватных ногах. Перед глазами плыли, качаясь и осыпая мусором, деревья, а наверху, словно ошалев от ветра, носились стаи грачей, матерясь и закрывая просвет между деревьями.
А сзади, расплываясь в туманном мареве, словно пробуя на ощупь склизское небо, задумчиво шевелил гигантскими щупальцами Железобетон.
Отпуск — замечательное время. Это лучшее время, чтобы как следует поработать. Особенно если результат работы имеет для тебя конкретный интерес.
А интересов у Следователя прибыло. К «истребителям машин» добавился его собственный Стажер. Нет, не скандальное собрание вызвало у Следователя столь жгучий интерес. Собрание лишь послужило руководством к действию.
Поскольку в Структуре Ордена за каждым из Хранителей была закреплена определенная внутренняя функция, обладал таковой и Следователь. Если Хранители Экономист, Бухгалтер и Финансист отвечали за материальную поддержку Ордена, Хранитель Связист — за связь с Хранителями других городов, а Хранители Майор, Полковник и Спортсмен — за внешнюю безопасность, то на долю Следователя выпала весьма неприятная, но молча признанная необходимой функция внутренней безопасности. Причем знали об этой функции лишь трое Хранителей (в противном случае она была бы не эффективной, по их же решению). Для прочих Хранителей и Стажеров Следователь курировал только правовые вопросы.
Вскоре после начала работы ВБ (а это были еще те времена, когда аббревиатура ВБ недвусмысленно ассоциировалась с КГБ) появились первые результаты. И результаты крайне неприятные. Как оказалось, некоторые Хранители не брезговали крысятничеством, а стук раздавался аккурат в местном управлении Комитета.
Вскоре Комитет преобразовался в Службу и на время ослабил хватку. Путем крайне сложной комбинации (ведь информацией владели всего трое), частичного вовлечения в «заговор» некоторых несведущих Хранителей, удалось избавиться от прямого надзора Службы и моментально подсунуть им «своего» сексота, который, снабжая Службу дозированной информацией, так и не узнал о роли в этом процессе Хранителя Следователя. Не знал об этом и Магистр.
Основой функции ВБ был изобретенный Следователем несложный логический алгоритм, за основу которого были взяты старые добрые принципы перекрестных допросов и очных ставок. В общении Хранителей, в беседах и докладах выявить вопросы «с двойным дном» было почти невозможно.
Впрочем, Следователь и не надеялся на конгениальность дедуктивного метода, а потому не брезговал банальной прослушкой.
Использовав электронику всего несколько раз, Следователь старался не возвращаться к этому методу, так как по его убеждению это противоречило принципам Хранителей.
Однако стажерская инициатива заставила Следователя наступить на горло собственной песне. И, как оказалось, не зря.
Подвалы Ордена были обширны, контролировать их все не представлялось возможным. Однако и мобильная связь в подземелье была невозможна. Поэтому Хранители предпочитали пользоваться проводными линиями и электронной почтой.
Впрочем, прослушка телефонных разговоров за последние дни ничего предосудительного Следователю не открыла.
Однако, прослушивая записи «жучков», установленных у люка, на одном из выходов «в мир», Следователь наткнулся на разговор следующего содержания:
«— Здорово… Не важно, кто это… Слушай меня внимательно…
— (тишина)
— Заткнись и слушай. Завтра ты пойдешь на ТВ и расскажешь, что все, что ты им в камеру брехал, — ложь и фикция… Запомнил? Ложь, фикция, бред воспаленного воображения…
— (тишина)
— Закрой пасть и слушай дальше. Скажи, что это была шутка, мистификация. Постарайся быть убедительным. Потому что если тебе не поверят и эта туфта будет продолжаться — тебе крышка, ты понял?
— (тишина)
— Это не шутка и не розыгрыш. А если ты усомнишься в сказанном, тебе проиллюстрируют на твоих родственниках, ты понял?
— (тишина)
— Правильно, подумай. У тебя три дня до выхода в эфир всех твоих опровержений. Удачи».
Совершенно очевидно, что говорили по мобильнику, не рискнув воспользоваться обычной линией. Голос был молодым, но не очень знакомым. Скорее всего принадлежал он какому-то Стажеру.
Что-то подсказывало Следователю, что подозрительный разговор связан с «активными мерами», из числа тех, о которых Стажеры предпочли умолчать на собрании.
Казалось бы, это неприятное открытие должно было пошатнуть в Следователе веру в человечество и в смысл существования самого Ордена. Однако, как ни странно, почувствовав неприятные движения в привычной и некогда спокойной среде, Следователь ощутил азарт, сразу же оцененный им как недостойный Хранителя.
Перед ним на столе лежали «разоблачительные» стажерские материалы. Следователь вяло перекидывал страницу за страницей, не особо углубляясь в их содержание. Наконец решение созрело.
Следователь захлопнул папку и отложил в сторону. Затем он достал из ящика стола картонный скоросшиватель и, невесело усмехнувшись, аккуратно вывел по центру:
«СТАЖЕР».
На этот раз Михе пришлось остаться на работе допоздна: под вечер сеть стала выкидывать странные штуки. Это было невероятно, но Миха готов был поклясться, что кто-то использует ресурсы сети на всю катушку, хотя никаких расчетов и прочих процессов запущено вроде бы не было. Миха поначалу удивился, но справедливо решил, что это чудят программисты. Как назло, все они слиняли домой, и связаться с ними не получалось.
Более серьезное углубление в проблему вызвало ощущение нереальности происходящего.
В сети копался кто-то посторонний. В панике Миха бросился проверять модемы и телефонные линии, однако ничего, кроме тупого гудения в динамиках, не обнаружил.
Неприятность ситуации была очевидна. Если из сетки утечет какая-нибудь конфиденциальная информация, виноват будет он один. Даже если такой информации и нет в принципе, сейчас в сетке происходят такие процессы, что с девяностопроцентной вероятностью полетят настройки. То есть работа офиса на завтра встанет. А это — как минимум увольнение…
Но как?! Как это может происходить? Миха не понимал. Он обежал все машины, что продолжали работать после ухода персонала. Он принялся выключать их одну за другой, пока не остался наедине с сервером.
Сервер чуть не кипел от напряжения, хрустя хард-диском и с бешеной скоростью выдавая на монитор какие-то значки, напоминающие не то старославянскую кириллицу, не то готику, не то греческий… Ему пора было бы уже зависнуть при такой нагрузке, но этого не происходило.
В отчаянии Миха ткнул «ресет». Ничего не произошло. Плюнув, Миха нажал «пауер». Ноль реакции. Он щелкнул выключателем на «УПС»-ке. Сервер загудел еще громче. На грани истерики Миха выдернул из розетки шнур.
«Сервак» работал.
Миха отшатнулся, остолбенело постоял и медленно подошел к горячему серому ящику. Еще раз оглядев его со всех сторон, он осторожно перевернул его на ребро. Далось это нелегко. И неспроста.
Из рваной дырки в дне серверного корпуса в щель на месте выломанной паркетины уходил кабель.
Нереально толстый, обвитый промасленной металлической лентой, многожильный армейский кабель.
«Куда это? Внизу ведь три этажа», — тупо подумал Миха и направился к выходу из серверной — посмотреть, что находится этажом ниже.
Открыв дверь, он не сразу понял, куда идти дальше. Однако резкий холод заставил его оглядеться…
…Он стоял на газоне. Рядом с серверной. Подняв голову, он увидел чудовищного размера Луну.
…Луна покоилась на четырех колоссальных опорах, и ее зловеще багровый свет тускло отражался в сотнях прожекторных зеркал.
Луна росла, и под ее тяжестью опоры медленно, с грохотом, перекрывающим вой сервера, уходили в землю, где-то далеко за черными трибунами. И тут Миха понял, что Луна должна лечь — точно в собственную форму — в чашу стадиона. И что бежать уже бесполезно.
…Приближаясь, Луна теперь начала медленно, с гулким скрежетом, вращаться. С огромной высоты полетели вниз гирлянды прожекторов и железные фермы. И это только для того, чтобы через секунду, словно в гигантской ступе, размазать его по желтой траве в липкой пасти Железобетона…
Миха закричал.
И проснулся. Впрочем, он не был до конца уверен, что проснулся. Сердце бешено колотилось, а все предметы вокруг еще не обрели реальность.
Из тумана, на стуле прямо перед ним материализовался Борис.
— Ты чего орешь? — поинтересовался он.
Миха чуть не заорал снова, но усилием воли сдержался.
— Да, так, фигня одна приснилась, — пробормотал Миха и попытался встать с дивана. Запутавшись в скомканной простыне, он грохнулся на пол и проснулся окончательно.
— Ты откуда тут взялся, у меня дома? — сиплым со сна голосом спросил он.
— Дверь закрывать надо. У нас коммунизм не наступил еще. Я тебя уже полчаса разбудить пытаюсь…
— Да?.. А что так приспичило-то? Блин… фу-у, ну и приснится же такое…
— Миха, похоже, я по уши в ситуации… Вчера мне угрожали по телефону…
— Ага, ты говорил…
— Погоди… А этой ночью мне разбили окно камнем. А камешек был завернут в эту вот бумажку…
Борис сунул Михе скомканный листок. На нем было отпечатано каким-то забавным мультяшным шрифтом всего одно слово — «УЕЗЖАЙ». Центр листка занимал большой красный «смайлик».
— А утром, — продолжил Борис, — вхожу я в подъезд и вижу: все стены, пол и потолок снизу и до моего этажа разрисованы здоровенными «смайлами» разного цвета. Рисовали баллонами. Светящейся краской…
— Орки? — предположил Миха.
— Похоже.
— Так это они тебе угрожали?
— Вот я и не понимаю ничего… Тот, кто угрожал, хотел, чтобы я выступил как бы против «Снов». Ну, я и выступил… А на другой день Кардинал мне кассетой в рожу тыкал…
— Получается, тебя хотели подставить. И подставили…
— Похоже… Но зачем? Что я, шишка какая-то? И непонятно, чего Кардинал так напрягся — вон, орков на меня натравил… И вообще, неужели они так серьезно поверили во всю эту муть со снами Железобетона? Блин, ну ведь и ежу понятно, что это не более, чем игра…
— Да? — приподнял брови Миха. Сон еще не забылся. — Говорили тебе, допрыгаешься, великий мистификатор. Раньше надо было людей разубеждать. Теперь ты их просто смертельно оскорбишь… И вообще… Знаешь, что я думаю? Похоже, кто-то использует твою идею в своих целях…
— Ты про Кардинала?
— А ты думаешь, некогда второй человек в мэрии вот так, с нифига, занялся благотворительностью? С детишками развлекается, играет в Будду?
— Честно говоря, даже не задумывался об этом…
— М-да… А задумываться, говорят, иногда полезно… Пойдем кофе сварим, а то я в себя никак прийти не могу — спасибо тебе и твоему долбаному Железобетону…
Никакого Борисова опровержения, конечно, по ТВ показано не было. Зато в ток-шоу под маркой «Атаки будущего» появилось новое, до неприятного знакомое лицо — Кардинал собственной персоной. Миха отдал ему должное — держался Кардинал перед камерой отлично. Более того — профессионально.
Кардинал оказался прирожденным шоу-мэном. Если Борис сумел привлечь к новому учению сотни человек народу, то этот, без сомнения, привлечет тысячи…
Когда кто-то из зрителей как бы вскользь спросил, где, мол, их, Снов, духовный лидер, то бишь Борис, Кардинал не моргнув ответил, что Борис уехал из города. По семейным обстоятельствам.
Пошел сюжет про взбесившиеся дороги. Миха набрал Бориса.
— Ты в курсе, что ты уже уехал из города?
— В курсе, блин. Смотрел. Зайди ко мне. Если, конечно, не боишься со мной общаться…
— Ты чего, старик?!..
— Давай, я жду.
…Миха трижды звонил в дверь Борисовой квартиры, но только когда он полез в карман за мобильником, за дверью зашевелились.
— Кто? — спросил настороженный женский голос: глазка в двери не было.
«Ксюха», — понял Миха.
— Откройте — НКВД! — раздраженно буркнул Миха, и дверь открылась. Ксюха кивнула, как показалось Михе, без излишней приветливости. Она сразу же закрыла дверь на замок и цепочку, чем слегка заинтриговала Миху. Еще больше заинтриговал его вид Бориса, что покоился в кресле, водрузив правую ногу на стол. Нога была перемотана бинтами.
— Почему я не удивлен?.. — задумчиво протянул Миха. Он и вправду устал удивляться.
— Не знаю, не знаю, — ответил Борис. И поведал о своих новых злоключениях.
Пару часов назад, когда Борис возвращался с заседания кафедры, где ему загнали куда надо незаслуженно толстый и длинный фитиль, подходя к месту оговоренной встречи с Ксюхой, прямо на глазах этой весьма впечатлительной особы, он был насильственно низвергнут наземь. Неизвестно откуда выскочившая на дикой скорости толпа малолетних амбалов на роликах буквально проехалась по его многострадальному телу. Причем каждый из этих десяти уродов как бы случайно задел его плечом или локтем, а последний — еще и хоккейной клюшкой. В результате, по словам Ксюхи, Борис проделал в воздухе великолепный «тройной тулуп» и грохнулся на асфальт. К счастью, обошлось без переломов и сотрясений — только синяки да растянутые связки на ноге…
— Я не верю в случайности, — сказал Миха.
— Я тоже, — заявила Ксюха. — Борису надо уехать. На время, конечно…
— Куда?! — заорал Борис. — Не куда мне уезжать! У меня аспирантура, армия на пятки наступает, работа! Оттого, что мне угрожают какие-то придурки, я не собираюсь ломать себе жизнь…
— Надо в милицию заявить, — сказала Ксюха. Ответа не последовало. Ксюха и не настаивала.
За месяц трасса, словно сквозь масло, прошла сквозь пять жилых кварталов. Ничто не мешало проложить ее в трехстах метрах севернее, но трасса не хотела. Стоило ей отклониться в сторону от прочерченного «паркером» направления, как асфальт начинало крутить, корежить, вспучивать…
Корнелюка больше не удивляли эти аномалии. Не удивляла его и Стая, что каждый вечер молча пересекала асфальт в направлении свалки.
Вошли в привычку почти ежедневные визиты телевизионщиков, которые с хозяйским видом расхаживали по участку, залезали с камерами на грейдеры и сидели в засадах на Стаю.
Корнелюк охотно давал интервью, чем заслужил бонус уважения начальства, и даже был приглашен для участия в ток-шоу.
Однако это не объясняло асфальтовые бунты и странные разговоры рабочих о катках, что по ночам разъезжали без водителей…
Просто все эти «чудеса» постепенно входили в привычку и переставали удивлять.
А может, и не было вовсе это чудесами. Просто обычные события, немного выходящие за рамки, почему-то воспринимались как чудо. Даже Корнелюку было понятно, что все это — массовый психоз на почве постоянного промывания мозгов через телик и желтую прессу.
Понятно-то понятно. Но ведь, люди добрые, насколько проще объяснить «чудеса» полтергейстом или еще какой-нибудь чертовщиной, чем серьезно изучать проблему, вызывать разных там специалистов, что-то кому-то доказывать… Куда проще — объявить колдовством или чем еще похлеще. Тем более что начальство это поощряет… Вот ведь послал же Бог начальничков…
Философствуя таким образом и освещая себе путь фонарем, Корнелюк обходил ночной участок. Подходя к ломаному срезу асфальта, за которым на несколько метров выступала полоса гравийной подушки, Корнелюк напрягся и сбавил шаг: по центру трассы спиной к нему стоял человек.
— Эй, кто это там? — крикнул Корнелюк и покрепче сжал в руках ломик, что придавал ему некоторое ощущение безопасности.
Человек не обернулся.
— Эй, что ты тут делаешь? — недобро спросил Корнелюк и щелкнул выключателем рации.
— Да ничего я не делаю, — устало-снисходительно ответил человек. — Стою и думаю…
— Иди думай в другом месте, — угрожающе произнес Корнелюк.
— Чего надо? — гнусаво и сонно вмешалась рация.
— Да пока ничего вроде. Посторонние на объекте. Повнимательнее там… Ну?! — последнее было адресовано незнакомцу.
— А вы никогда не задумывались, что вообще нужно ЕМУ? — не слушая Корнелюка, задумчиво произнес человек.
— Кому — ему?
— Городу. Ведь ни мне, ни вам в отдельности не нужна, скажем, эта трасса… Нам все равно, пойдет она здесь или в другом месте. Говорят, она нужна Городу. Хм. А ведь город никому ничего не сообщал о своих желаниях. Знаете, отчего у людей такое знание? Оттого, что они — часть города. Часть непостижимого железобетонного организма… И, возможно, не самая нужная часть. Хм. Все-все, я пошел. Извините…
Человек накинул на голову капюшон и неторопливо удалился.
Корнелюк немного постоял и, чертыхнувшись, направился к вагончику.
