Глава пятая
Стюардесса разнесла по салону обед. Мне опять был предложен коньяк, но я отказался. Хватит, в Эдинбурге надо быть в форме.
Эдгар за спиной ел с аппетитом. Геннадий задумчиво ковырялся вилкой, выбирая кусочки мяса. При взгляде на него у меня начисто пропало желание есть мясо. Я с трудом заставил себя съесть салат и кусочек сыра. Даже обидно, что все оказалось вкусно. Надо было попросить вегетарианский обед.
Саушкин достал из кармана фляжку. Открутил пробку, глотнул. Спрятал фляжку, демонстративно облизнул испачканные темным губы.
— Знаешь, Эдгар, одна вещь меня удивила, — негромко сказал я. — Ты вроде как всегда был нерасположен к кровососам. А уж к вампирам, нарушающим Договор… И ты снял знак регистрации с преступника?
— Успокойся, Антон, — миролюбиво сказал Эдгар. — Что Гена Светлых на бульваре порвал — так он защищался. В Эдинбурге… ну, нехорошо вышло. Но это тоже была в каком-то смысле самозащита. Гена ведь даже не выпил парня, неприятно ему было Костиного друга пить, он всю кровь вылил…
— А как же он достиг Высшего уровня? — спросил я, глядя на Геннадия.
Вампир едва заметно приоткрыл рот, выпуская клыки. Покачал головой.
— В записях его сына остался рецепт «Коктейля Саушкина», — сказал Эдгар невозмутимо. — Да, Гена возвысился незаконно. Но ему не пришлось для этого убивать людей…
— Уверен? — спросил я, глядя на Геннадия. Клыки у него выдвигались все дальше и дальше. Интересно, что будет делать Кот Шредингера, если меня попытаются укусить сквозь его пушистое тело?
— Что не так? — Эдгар протянул руку и крепко взял Геннадия за плечо. — Я чего-то не знаю о своем соратнике?
— Он врет, — сказал Геннадий. — Он пытается нас поссорить.
— Не думаю. — Эдгар по-прежнему держал вампира за плечо. И, похоже, уже прилагая к тому некоторые усилия. — Ты разволновался, Гена. Успокойся.
— Я совершенно спокоен, — процедил вампир.
— Ты убивал людей? — невозмутимо спросил Эдгар. — Никакого рецепта коктейля, отправленного тебе сыном по электронной почте, не было?
— Убивал, — сказал Геннадий. Снова достал фляжку, встряхнул. — А рецепт был! Вот он, коктейль Костин. Не смотрел я почту, не до того мне было! Весной письмо прочитал, только ни к чему уже было… И что теперь?
— В его квартире нашли полсотни выпитых тел, — пояснил я. — Думаешь, чего сегодня Дозоры на ушах стоят? Гену теперь свои же порвать на клочки готовы, они на пять лет без лицензий остались.
— Это Гесер поскромничал, — заметил Эдгар. — Я бы на его месте десять лет требовал. Обидно. У меня были подозрения на этот счет. Обидно! Геннадий, так не поступают! Мы же одна команда!
— Мы остаемся одной командой? — спросил Геннадий.
Эдгар вздохнул:
— Да. Сделанного не воротишь… Зачем ты это делал?
— Откуда мне было знать, что вы на меня выйдете? — вопросом ответил вампир. — Я хотел отомстить Антону. А как может слабый вампир отомстить Высшему? Мне пришлось качаться. Он сам во всем виноват!
Я подумал, что это оправдание никогда не исчезнет из обихода. Не только сил Тьмы, а еще и самых обычных человеческих подонков.
Он сам во всем виноват! У него была квартира, машина и дорогой мобильный телефон, а у меня — три рубля, хронический алкоголизм и похмелье каждое утро. Потому я и ждал его в подворотне с кирпичом, гражданин начальник… У нее были длинные ноги, семнадцать лет и красивый парень, а у меня — импотенция, порнографический журнал под подушкой и рожа как у гориллы. Как я мог не накинуться на нее в подъезде, когда она вошла, напевая, с губами, горящими от поцелуев… У него была интересная работа, командировки по всему миру и хорошая репутация, а у меня — купленный диплом, мелкая должность под его началом и хроническая лень. Только поэтому я подстроил все так, чтобы его обвинили в растрате и выгнали из фирмы…
Они все одинаковы — что люди, что Иные, жаждущие славы, денег, крови, обнаружившие, что самый короткий путь — это всегда путь темный.
Им всегда кто-то мешает и всегда кто-то в чем-то виновен.
Наверное, когда Геннадий Саушкин хотел спасти своего умирающего сынишку, он действительно желал добра. Не всей душой, конечно, у него уже не было души. Но разумом и сердцем он не хотел смиряться с его смертью. Так же, как не хочет смиряться сейчас. И темный путь оказался так прост и так близок…
Он долго еще балансировал на самой грани, если у вампира еще остается эта грань. Он не убивал. Он даже старался быть честным и добрым, и у него получалось. Даже Костю он смог воспитать почти человеком.
Но короткие дороги тем и отличаются от длинных, что на них взимают плату за проезд. И на темных дорогах очень любят объявлять цену в конце пути.
— Ты удовлетворен его объяснениями? — спросил я.
— Я огорчен, — ответил Эдгар. — Но тут уже ничего не исправишь.
— Есть вещи, которые исправить нельзя, — согласился я.
А про себя добавил: «Но есть и те, которые исправить можно».
Стойка сумеречного таможенного контроля в Эдинбурге пустовала. Лежали какие-то бланки и даже поисковый амулет, светящийся ровным молочно-белым светом: последним тут прошел Светлый. Дежурных не было. Или дежурного? Вряд ли тут много работы…
В Сумрак меня втянул Эдгар. Я по-прежнему не мог применять магию, на шее беспокойно ворочался и временами выпускал коготки проклятый шредингеров Кот. Я посмотрел разок на Геннадия — и отвернулся. Тот еще видок. Что там Завулон говорил про человеческих детей, играющих в вампиров? Им надо показывать, как по-настоящему выглядит вампир. Источенные язвами щеки; землисто-серая кожа; мутные и пустые белесые глаза, похожие на сваренные вкрутую яйца, с которых содрали скорлупу.
Мы прошли мимо стойки, свернули куда-то в служебный коридор сквозь закрытую в реальном мире дверь. Зашли в небольшую комнату, то ли скудно меблированную бытовку, то ли склад для отслужившей свое, но еще не списанной рухляди: кресла со свернутыми спинками и сломанными ножками, стеллажи с какими-то пыльными коробками и банками, рулоны ковролина мрачной окраски.
Эдгар дернул меня за плечо, вытягивая в реальный мир. Я чихнул. Точно, временный склад для хлама. Поморгал, привыкая к тусклому освещению — окна глухо закрывали жалюзи. И усмехнулся. Ну что ж, пока можно смело записывать себе еще одно очко.
В кресле, сохранившемся лучше всего, сидела красивая черноволосая женщина. Простецкая повседневная одежда — брюки и блузка — на ней казалась совершенно неуместной. Тут либо длинное платье, подчеркивающее женственность, либо что-то воздушное, белое, полупрозрачное, либо совсем ничего.
Хотя… она была способна украсить собой любую одежду. Хоть костюм бомжа.
Я ею снова залюбовался. Как в первый раз, когда наши пути пересеклись.
— Здравствуй, Арина, — сказал я.
— Здравствуй, чароплет. — Она протянула руку, и я прикоснулся губами к ладони.
Хоть и видел ее в сумеречном воплощении.
Хоть и знал, что это роскошное, дышащее жизнью и здоровьем тело существует лишь в человеческом мире.
— Ты не удивился, — сказала Арина.
— Ничуть. — Я покачал головой.
— Он знал, — подал голос Эдгар. И по его интонации я вдруг понял, что он в троице не самый главный. Может быть, он всю кашу и заварил. И боевой магией «Последний Дозор» снабдил именно он. Но Эдгар не главный.
— Светлана догадалась? — предположила Арина.
— Вместе так решили, — сказал я. — Кстати, ты ведь теперь Светлая? Извини, глянуть ауру не рискну… у меня тут Котик на плечах дремлет…
— Светлая, — сказала Арина спокойно. — Это тоже для тебя не новость, что Великие могут менять цвет?
— Мерлин же сменил, — отмахнулся я. — У меня вопрос к тебе, ведьма… или как тебя нынче? Целительница?
Арина молчала.
— Ты давала обещание моей жене. Клятву. Что сто лет…
— Не причиню вреда никому, ни Иному, ни человеку, кроме, разве что, самозащиты, — продолжила Арина.
— Неужели смена цвета избавила тебя от клятвы?
— Так я никого и не убивала, Антон. Что Эдгара с Геннадием снаряжала — так это другое дело. Это клятвой не возбранялось.
— Пожалела тебя Светлана, — сказал я. — Пожалела.
— Может, и не зря пожалела, Антон? — Арина улыбнулась. — Вот… Светлой я стала. Жене твоей и дочке не вредила, нет разве?
— А как насчет ядерного заряда, который Эдгар грозится взорвать у нашего дома? Через сколько часов? — Я посмотрел на бывшего Инквизитора.
Эдгар поднял руку. Посмотрел на часы. И сказал:
— Видишь ли, в чем дело, Антон… Для того, чтобы быть по-настоящему заинтересованным в успехе нашего дела, ты должен испытывать в этом личную потребность.
Он еще не закончил — у меня тяжело застучало в висках, а в глазах будто туман повис.
— Взрыв произошел пять минут назад, — сказал Эдгар хладнокровно. — Клятву я не нарушил, время было назначено еще вчера… И не бесись, пожалуйста. Если Кот Шредингера тебя прикончит — ты жене и дочке не поможешь.
Я и не собирался применять магию.
У мертвых всегда возникают проблемы с местью. Даже у мертвых Иных. Зачем они мне.
Я ударил Эдгара ногой. Может быть, и не так красиво, как Ольга, вышибающая замок в двери Саушкина. Но, похоже, сильнее.
Эдгар отлетел к стене, ударился о нее затылком, медленно сполз вниз, царапая руками пах.
А на мне повис Геннадий. С нечеловеческой силой обхватил поперек груди, другой рукой запрокинул голову, оскалил зубы…
— Гена! — Арина сказала лишь одно слово, но клыки у вампира тут же втянулись. — Эдгар сам напросился. Антон, успокойся. Наш серый друг ошибся.
Эдгар стонал, катаясь по полу и держась за пах. Это я хорошо попал.
— Никакого взрыва не было, — продолжала Арина. Встала, подошла к нам. Заглянула мне в лицо. — Эй, Антон! Успокойся. Взрыва не было!
Я посмотрел ей в глаза. И кивнул.
Она говорила правду.
— Как… не было… — простонал из угла Эдгар.
— Я же тебе говорила, что мне не нравится эта идея, — сказала Арина. — Даже если бы я Темной оставалась — не нравилась бы! Взрыва не было. Преступники, похитившие тактический ядерный заряд, раскаялись и вернули его властям. Сейчас их всех допрашивают, — она вздохнула, — и, боюсь, не очень-то гуманно. Взрыва не было и не будет.
— Арина! — Эдгар даже стонать перестал. — Зачем? Ну пусть бы подержали… для гарантии…
— Я теперь так не могу, — мило улыбнувшись, объяснила Арина. — К сожалению — не могу. Я сразу тебе говорила — массовые акции по уничтожению людей стану пресекать.
— Зачем же тогда… позволила все это вообще затеять… — Эдгар с трудом выпрямился. Посмотрел на меня ненавидящим взглядом. — Козел! Ты мне все… все отбил!
— А тебе на ближайшие семьдесят семь раз оно и не нужно, — с удовольствием ответил я. — Не заметил заклинания, которое в тебя Афанди кинул?
Арина засмеялась:
— Вот оно что! Старый шутник Афанди… Да, ближайшие семьдесят пять раз, Эдгар, будешь приставать к кому-нибудь другому.
— Зачем позволила? — с болью в голосе переспросил Эдгар.
— Чтобы ты убедительно говорил! Антон и с Котом на шее мог бы ложь раскусить. Саушкин, прошу вас, отпустите нашего гостя. Он больше не будет драться. Мальчишки вечно выясняют свои отношения самыми примитивными методами…
Геннадий неохотно отошел от меня и сел прямо на пол, сложив ноги по-турецки. Я поискал взглядом кресло получше, уселся, демонстративно не спрашивая разрешения. Арина тоже вернулась в кресло. Эдгар, обнаруживший, что он единственный из всех стоит, да еще и хватается за причинное место, тоже сел.
— Итак, все успокоились, и можно спокойно поговорить, — голосом любезной хозяйки литературного салона, на глазах у которой только что один поэт драл кудри другому, сказала Арина. — Мир, мир и мир! Антон, давай-ка я тебе объясню… ты же понимаешь, врать мне куда сложнее, чем Гене или Эдгару. Мы не хотим никаких ужасов. Мы не собираемся уничтожать мир. Мы не собираемся уничтожать людей. Мы всего лишь возвращаем к жизни наших ушедших.
— Арина, тебя-то на чем подцепили? — сказал я. — Любимый? Ребенок?
В глазах Арины вдруг явственно мелькнула грусть.
— Любимый… был у меня любимый, чароплет. Был да сплыл. Даже своего, человеческого века не прожил, погиб… И дочка была. Раньше, еще до него. Тоже умерла. Четыре годика… от мора. Не было меня с ней рядом, не успела спасти. И Венец их не вернет, люди они были. Если и ушли куда — нам нет туда дороги, им обратно нет возврата.
— Так зачем же ты… — Неоконченный вопрос повис в воздухе.
Геннадий тихо и хрипло засмеялся:
— Она у нас идейная! Она же теперь Светлая, как ты. Убивает только из высоких соображений…
— Цыц, кровосос! — Арина сверкнула глазами. И тут же ровным голосом подтвердила: — Он правду говорит, Антон. Я ведь Светлой стала осознанно. По велению разума, а не души, можно так сказать. Надоели мне Темные. Никогда от них ничего хорошего не видела. В Инквизицию думала податься, да слишком много на мне висело. Да и не люблю я их, ханжей самодовольных… извини, Эдгар, к тебе, конечно, уже не относится. Я ведь тогда и впрямь в Сибирь уехала. Жила в Томске, хороший город, тихий. К Свету располагает. Работала по старинке, колдуньей. Объявление в газету дала, когда из Дозора проверять приходили — шарлатанкой притворялась, мне-то нетрудно рядового дозорного вокруг пальца обвести. А потом на том себя поймала, что делаю только добрые дела. Мужей женам возвращаю — только если любовь еще жива, если и впрямь вижу, что от того всем лучше будет. Болезни лечу. Пропавших ищу. Молодость возвращаю… чуть-чуть. Тут ведь, главное, капельку магии приложить, а остальное — веру в себя вселить, заставить здоровый образ жизни вести. И ни одного сглаза, ни одного приворота к нелюбимой… Я и решила, что хватит мне в темные-то игры играть. А для того, чтобы Иному цвет сменить, знаешь, что требуется?
Я покачал головой.
— Требуется что-то огромное, важное придумать. Не просто так — делал целый год добрые дела, стал Светлым, творил зло — стал Темным. Нет. Что-то такое нужно, чтобы все в тебе перевернуло. Чтобы оно все предыдущее, что ты в жизни сотворил, обеляло… или, напротив, перечеркивало.
— Мерлин попался на избиении младенцев? — спросил я.
— Думаю, что да, — кивнула Арина. — На чем же еще? Уж очень ему хотелось царство справедливости и благородства на земле создать, затем и Артура пестовал. Как можно церемониться ради великой-то цели? А тут в линиях вероятности младенец, что вырастет и разрушит все королевство… Не жила я тогда, знать, что Мерлин думал и чего хотел, не могла. Но в тот миг, когда Мерлин решился ради своей мечты погубить невинных, умер Великий Светлый маг, а родился Великий Темный.
Опять Уроборос. Жизнь в смерти и смерть в жизни…
Действительно ли все так просто у Арины? Надоело быть Темной, потянуло на добрые дела — вот и Светлая. Перевоспиталась, будто старуха Шапокляк, да и стала на другую сторону…
Или тут еще в чем-то дело? В тех долгих и сложных отношениях, что связывали ее с Гесером? В их совместных интригах, когда Светлый маг и Темная ведьма шли к одной и той же цели? Склонил ли ее Гесер к Свету, или Арина поняла, что между ее Тьмой и Светом Гесера не такая уж и большая разница?
Не знаю. И тут уж она не ответит. Как не ответит и на вопрос, знали ли Гесер и Завулон ее планы загодя, ведя свою игру, позволяя «Последнему Дозору» тянуться к наследию Мерлина.
— А как с Эдгаром сошлась? Не секрет?
Эдгар молчал. Что-то шептал… видимо — залечивал по мере возможности травму.
— Какой уж теперь секрет. — Арина посмотрела на своего соратника и, похоже, любовника. — Он меня все-таки выследил. Дело принципа это для него стало. Выследить-то выследил, только к тому моменту ему уже не выслужиться хотелось. Жена у него погибла, он узнал про последний артефакт Мерлина и хотел его добыть. А для этого самый простой путь — стать Высшим, и не просто Высшим — нулевым, как Мерлин. Эдгар думал, я сумею «Фуаран» восстановить. Тут он меня немного переоценил. Но вот рассказ про Венец Всего мне понравился. Тогда мы с ним союз и заключили.
Я кивнул. Да, похоже, так оно и было. Эдгар, уже одержимый идеей добраться до артефакта, нашел Арину. Вместе они кооптировали в свой «Последний Дозор» жаждущего мести Саушкина. И начали работать. Имеющий доступ к самому обширному хранилищу магических амулетов Инквизитор; очень умная ведьма, ставшая Светлой; сходящий с ума от тоски по сыну и жене Высший вампир…
Грустная у них вышла компания.
И страшная.
— Не боишься, что Венец станет твоей ошибкой, Арина? Как Мордред стал ошибкой Мерлина?
— Боюсь, — сказала она. — Есть такое… Ну так что, ошиблись мы или нет, тебя в полон беря? Придумал, как добыть Венец Всего?
— Да, — сказал я. — Про седьмой слой — это Мерлин запутывал. Живому, не будучи нулевым, в царство мертвых не войти.
— Ушедших, — без всякой злобы поправил Геннадий. — Ушедших, а не мертвых.
Почему это его так задевает? Потому что и он — не жив?
— Тоже думаю, что не войти, — кивнула Арина. — Был бы «Фуаран» — сумела бы подтянуть Эдгара до нулевого. А без книги трудно. Что-то вспомнила, что-то заново смогла написать, кое-как до Высшего подтянула. Видно, не хватает мне искусства, с самой «Фуаран» тягаться… И что ты удумал?
— Венец Всего — на пятом слое, — сказал я. — Вы могли его взять еще две недели назад!
Арина прищурилась, глядя на меня. А я стал рассказывать все то, что плел Эдгару и Геннадию в самолете. Про шаг назад. Про главу и хвост. Про голема.
— Врешь ведь небось, — задумчиво сказала Арина. — Складно так… Но как-то просто, для самого Мерлина. А? Что скажешь?
— Тоже думаю, что врет, — неожиданно поддержал ее Геннадий, в самолете никак не проявлявший недоверия. — Дочку надо было брать…
— Гена, пусть тебе в страшном сне не привидится — эту девочку тронуть, — негромко сказала Арина. — Ясно?
— Ясно, — тут же присмирел Геннадий.
— Ну так что, чароплет? Правду ты говоришь или врешь? — Арина смотрела мне в глаза. — А?
— Правду? — Я подался вперед. Меня сейчас могла спасти только ярость… и искренность, конечно. — Я тебе что, Мерлин? Откуда мне правду знать? Мне повесили на шею эту тварь, угрожали взорвать пол-Москвы вместе с женой и дочкой, а потом велели ответить, как достать артефакт! Откуда я знаю, прав я или нет? Я думал. Мне кажется, что это может быть правильным ответом! Но гарантий тебе никто никаких не даст, и я в том числе!
— Что ж вы от меня хотите, душегубы вы мои родненькие… может, мне вам еще «Мурку» сыграть? — неожиданно произнес Эдгар.
Я не сразу понял, что он пошутил. Редко это у него случалось.
— И все-таки в этой версии что-то есть, — добавил Эдгар, неприязненно глядя на меня. — Похоже на правду.
Арина вздохнула. Развела руками. Сказала:
— Что ж, ничего не остается, кроме как проверить. Поехали.
— Стоп, — сказал я. — Эдгар обещал, что Кота с меня снимут.
— Раз обещал — сними, — после короткого размышления велела Арина. — А ты учти, Антон, ты нынче сильный, но нас трое, и мы не слабее. Даже не вздумай выкидывать фокусы.