Это очень правильно — приезжать в чужой город под утро. На поезде, на самолете — все равно. День начинается будто с чистого листа…

В самолете Алишер снова стал молчалив и задумчив. Я продремал почти весь полет, Алишер молча смотрел в иллюминатор, будто было что-то интересное на далекой, погруженной в ночь земле. А уже перед посадкой, когда мы влетели в утро и самолет начал снижение, спросил:

— Антон, ты не будешь против, если мы на время разделимся?

Я с любопытством посмотрел на молодого мага. Инструкции Гесера ничего подобного не предусматривали. Про своих родственников и друзей, точнее — про их отсутствие, Алишер уже все сказал.

Впрочем, догадаться, о ком может думать парень, в двадцать с небольшим покинувший родину, было нетрудно.

— Как ее зовут? — спросил я.

— Адолат, — ответил он без всякого притворства. — Мне хочется ее увидеть. Узнать, что с ней стало.

Я кивнул. Поинтересовался.

— Это имя что-то значит?

— Все имена что-то значат. А разве ты не попросил Гесера вложить тебе знание узбекского? — поразился Алишер.

— Он не предложил, — промямлил я. И в самом деле, почему я об этом не подумал? И как мог Гесер так опростоволоситься? Основные мировые языки Иные изучают в обязательном порядке — и, конечно, с помощью магии. Редкие языки может вложить в твое сознание более сильный или опытный маг. Гесер бы смог. Алишер — нет…

— Значит, он считал, что это тебе не нужно, — задумчиво сказал Алишер. — Интересно…

Похоже, Алишер не мыслил себе ошибки Гесера.

— Мне понадобится знание узбекского? — спросил я.

— Вряд ли. Русский знают почти все. Разве что совсем молодые и глупые не учат русский язык… Что ж, тебя все равно не приняли бы за узбека. — Алишер улыбнулся. — Адолат — справедливость. Красивое имя, да?

— Красивое, — согласился я.

— Она обычный человек, — пробормотал Алишер. — Но у нее хорошее имя. Светлое. Мы учились вместе в школе…

Самолет тряхнуло — мы выпустили шасси.

— Конечно, съезди к ней, — сказал я. — Думаю, до офиса Дозора я доберусь и сам.

— Не подумай, что я только из-за девушки. — Алишер улыбнулся. — Мне кажется, лучше будет, если вначале ты поговоришь с местными дозорными сам. Покажешь им письмо от Гесера, посоветуешься… А я подъеду через час-полтора.

— Ты не слишком дружил с коллегами? — тихо спросил я.

Алишер не стал отвечать — и это было ответом.

Я вышел из здания аэропорта — явно недавно реконструированного, выглядящего вполне современно. В руках у меня была только сумка с вещами и маленький пакет из дьюти-фри, более ничего. Остановился, оглядываясь. Ослепительно синее небо и накатывающая, несмотря на раннее утро, жара… Пассажиров оказалось немного, наш рейс был первым с вечера, следующий ожидали только через час. Меня сразу же обступили частники, на разные голоса предлагая свои услуги:

— Поехали, дорогой!

— Весь город покажу, будет тебе экскурсия бесплатно!

— Куда едем?

— Садись, у меня в машине хорошо, кондиционер!

Я покачал головой, посмотрел на пожилого таксиста-узбека, который спокойно ждал возле старой «волги» с нарисованными по трафарету шашечками такси. Спросил:

— Свободен, отец?

— Человек свободен, пока он верит в свою свободу, — философски ответил таксист. По-русски он говорил очень хорошо, совсем без акцента. — Садись.

Ну вот. Не успел прилететь — из меня откуда-то вылезло обращение «отец», а из таксиста в ответ — очередная цветистая мудрость Востока. Я спросил:

— Это кто-то из великих сказал?

— Это мой дед сказал. Он был красноармеец. Потом враг народа. Потом директор совхоза. Да, он был великий.

— Его не Рустамом звали? — поинтересовался я.

— Нет, Рашидом.

Машина выехала со стоянки, я подставил лицо ветру из окошка. Воздух был теплый, свежий и пахнущий совершенно не так, как в России. Дорога тоже оказалась хорошая, даже по столичным меркам. Стена деревьев вдоль трассы приносила тень и создавала ощущение, что мы уже в городе.

Таксист задумчиво сказал:

— Кондиционер… Все теперь обещают пассажирам прохладу. А разве наши деды и прадеды знали про кондиционер? Они открывали окна в своей машине, и им было хорошо!

Я недоуменно посмотрел на водителя. Таксист улыбнулся:

— Шучу так. Из Москвы приехали?

— Да.

— Совсем без багажа… Ай-ай-ай! — Он поцокал языком. — Неужели потеряли?

— Срочная командировка. Времени не было собраться.

— Срочная? В нашем городе не бывает ничего срочного. Тысячу лет назад, две тысячи лет назад, три тысячи лет — здесь уже стоял город. Он разучился быть срочным.

Я пожал плечами. Машина и впрямь ехала как-то неспешно, но это не раздражало.

— Так куда едем? У нас есть гостиница «Самарканд», есть гостиница…

— Нет, спасибо. Я сюда не спать приехал. Мне надо на базар. На Сиабский, в Старом городе.

— Вот это правильно! — воодушевился водитель. — Человек знает, куда едет и зачем. Прилетел — и сразу на базар. Без вещей, без жены, без проблем — так и надо жить! Но деньги-то захватил, на базар идти?

— Захватил, — кивнул я. — Как на базар без денег? А сколько я вам должен буду? И что берете — сомы, рубли?

— Да хоть доллары или евры, — беззаботно ответил водитель. — Сколько не жалко, столько и дашь. Я ведь вижу — человек хороший, так зачем торговаться? Хороший человек стесняется мало заплатить бедному таксисту. Он сам платит больше, чем у меня совести хватает просить.

— А вы хороший психолог, — засмеялся я.

Водитель кивнул:

— Хороший? Да… наверное. Кандидатскую в Москве защищал. Давно… — Он помолчал. — Но психологи сейчас не очень нужны. Таксистом больше зарабатываю.

Он помолчал. Я тоже не нашелся, что ответить. Но мы уже ехали по городу, и вскоре водитель принялся перечислять, куда мне непременно надо сходить в Самарканде. Три медресе, составляющие архитектурный ансамбль Регистан, мечеть Биби-Ханум… Все это, кстати, как раз у самого лучшего самаркандского базара, Сиабского, слава которого, как теперь ясно водителю, давно уже достигла Москвы. Базар тоже надо посетить, и даже в первую очередь. Не побывать на нем просто грешно. Но я человек правильный и такой ошибки не совершу…

Наверное, водитель был бы очень расстроен, если бы увидел, как я миновал вход на базар. Нет, побывать я там, конечно же, планировал. Работа — работой, но надо же и какие-то впечатления с собой увезти!

Но не сейчас.

Так что я выбрался из шумной толпы на подходе к базару, миновал стайку японцев (и сюда добрались!), как положено, увешанных крошечными фотоаппаратами и видеокамерами, — после чего двинулся в обход Биби-Ханум. Мечеть действительно впечатляла. Керамическая облицовка огромного купола отливала на солнце лазурью. Входной портал был так огромен, что, на мой взгляд, превосходил Триумфальную арку в Париже, а отсутствие барельефов на стенах вполне возмещал затейливый узор глазурованных синих кирпичей.

Но сейчас меня ждал совсем не помпезно-туристический район.

В каждом городе есть улицы, которые построены под несчастливой звездой. Они совсем не обязательно расположены на окраине. Иногда рядом с угрюмыми фабричными корпусами, иногда вдоль железных дорог или автомагистралей, порой у какого-нибудь парка или уцелевшего по недоразумению городских властей оврага. Там неохотно селятся, но и уезжают оттуда редко — будто скованные какой-то затянувшейся дремотой. И жизнь там идет по каким-то совсем другим законам и совсем в другом темпе…

Я помню один район в Москве, где вдоль заросшего деревьями оврага шла дорога с односторонним движением. Вроде бы самый обычный спальный район — но словно скованный дремотой. Я оказался там зимним вечером на ложном вызове — ведьма, делавшая приворот, имела лицензию. Машина уехала, меня оставили составлять протокол об отсутствии взаимных претензий, потом я вышел из дома и стал ловить машину — вызывать такси и ждать в квартире ведьмы не хотелось. Несмотря на не слишком поздний час, уже совсем стемнело. Валил снег. Людей на улице совсем не было, видимо, от метро все двигались другой дорогой. Машины тоже куда-то подевались, а те, что все-таки проезжали мимо, — не спешили останавливаться. А у самого оврага, огороженный низким заборчиком, оказался маленький парк аттракционов: будочка билетера, две-три карусели, детская железная дорога — кольцо из рельсов метров десять в диаметре. И вот в полной тишине, под валящим с неба мягким снегом, на фоне черного, мертвого провала ездил по кругу, позвякивая и мигая цветными огоньками, крошечный паровозик с двумя вагончиками. В переднем сидел совершенно неподвижно запорошенный снегом мальчик лет пяти, в большой шапке-ушанке и с крепко зажатой в руке пластиковой лопаткой. Наверное, это был ребенок билетерши, которого не с кем было оставить дома… Вроде бы и ничего особенного, но мне стало так неприятно, что я вынудил остановиться водителя проезжавшего мимо грузовика и смылся оттуда в центр города.

Вот примерно в таком районе, только с поправкой на разницу городов, размещался офис Ночного Дозора. Карта мне не требовалась, я и так чувствовал, куда мне идти. И пройти-то от базара, от самого центра, мне надо было всего минут десять. Но я словно попал в другой мир. Нет, не в яркую восточную сказку, а в что-то усредненное, что можно встретить и в азиатских республиках бывшего Советского Союза, и в Турции, и в южных странах Европы. Полу-Европа, полу-Азия, взявшая не самые лучшие черты от обеих частей света. Много зелени, но этим все и исчерпывается — дома пыльные, грязные, обветшалые, в два-три этажа. Будь они менее однообразны, могли бы хоть порадовать взгляд туриста. Но тут и этого нет, все уныло и однотипно: облупившиеся стены, мутные окна, распахнутые двери подъездов, развешенное во дворах на веревках белье. Откуда-то из глубин памяти всплыло словечко «каркасно-камышитовые домостроения». При всем своем унылом канцеляризме оно лучше всего характеризовало эти здания, построенные «временно», но отстоявшие уже не меньше полувека.

Офис Ночного Дозора занимал большой, но одноэтажный дом — тоже ветхий, с небольшим палисадником вокруг. Мне подумалось, что в таком здании уместно смотрелся бы маленький детский садик, полный смуглых, черноволосых ребятишек.

Но здешние детки уже давно выросли. Я обошел припаркованный у ограды «пежо», открыл калитку, миновал клумбы, на которых боролись за жизнь высыхающие цветы, и с содроганием прочитал на двери старую вывеску советско-бюрократического вида:

Вначале мне показалось, что я сошел с ума. Потом — что я смотрю сквозь Сумрак. Но нет, надпись была абсолютно реальной, выполненной желтыми буквами на черном фоне, сверху прикрытой треснувшим стеклом. Уголок стекла вывалился, и последняя буква в слове «дозор» истрепалась, поблекла.

Рядом шел тот же текст на узбекском, из которого я узнал, что «Ночной Дозор» в переводе звучит как «Тунги Назорат».

Толкнув дверь — не заперто, конечно же, — я вошел сразу в большой зал. Как это принято на Востоке — никакой прихожей. Ну правильно, к чему тут сени, в Самарканде холодов не бывает.

Обстановка была простой и чем-то напоминала маленькое отделение милиции, чем-то — контору советских времен. У входа стояла вешалка и несколько шкафов с бумагами. За канцелярским столом чаевничали три молодых узбека и полная немолодая русская женщина. На столе кипел большой электрический самовар, расписанный под хохлому. Нет, ну это же надо — самовар! Я его в России последний раз видел на Измайловском вернисаже вместе с матрешками, шапками-ушанками и прочим товаром для иностранных туристов. Еще несколько столов пустовали. Старенький компьютер с громоздким монитором натужно шумел на дальнем столе — давно пора поменять вентилятор…

— Ассалом алейкум, — сказал я, чувствуя себя полным идиотом, пытающимся выглядеть умным. Ну почему Гесер не обучил меня узбекскому?

— Алейкум ассалом, — отозвалась женщина. Она была смуглая, черноволосая — явно славянских кровей, но с тем удивительным изменением внешности, что без всякой магии происходит с европейцем, долго и с самого рождения живущим на Востоке. Даже одета она была как узбекская женщина — в яркое длинное платье. Женщина с любопытством посмотрела на меня — я почувствовал умелое, но слабое прикосновение зондирующего заклинания. Закрываться я не стал, и она сняла информацию без проблем. Тут же изменилась в лице, поднялась из-за стола, негромко произнесла:

— Мальчики, у нас высокий гость…

— Я совершенно неофициально! — замахал я руками.

Но все уже завертелось. Со мной здоровались, представлялись — Мурат, шестой уровень, Тимур, пятый уровень, Нодир, четвертый уровень. Как мне показалось, выглядели они на свой реальный возраст, то есть на двадцать — тридцать лет. В самаркандском Дозоре, как говорил Гесер, пятеро Иных… в ташкентском Дозоре, по словам Алишера, сотрудники моложе. Это куда ж еще моложе, школьников, что ли, на работу берут?

— Валентина Ильинична Фирсенко, Иная. Четвертый уровень.

— Антон Городецкий, Иной, Высший уровень, — в очередной раз повторил я.

— Я заведую канцелярией, — продолжила женщина. Она пожала мне руку последней и вообще вела себя как младший сотрудник Дозора. При этом возраст ее я оценил в сто пятьдесят лет, не меньше, да и по Силе она мужчин превосходила.

Тоже специфика Востока?

Впрочем, через секунду сомнения, кто тут главный, рассеялись.

— Ребята, быстренько стол сообразите, — скомандовала Валентина. — Мурат, ты возьми машину, живо сгоняй по маршруту, а потом заскочи на базар.

С этими словами она вручила Мурату ключи от огромного старого сейфа, из которого парень, всячески пытаясь сделать это незаметно, достал растрепанную пачку денег.

— Пожалуйста, не надо! — взмолился я. — Я совершенно неофициально и ненадолго. Так, представиться, пару вопросов задать… И мне еще в Дневной Дозор надо зайти.

— Зачем? — поинтересовалась женщина.

— На пограничном контроле Иных не было. Висела табличка в Сумраке, что Светлым по приезду отметиться в Дневном, Темным — в Ночном Дозоре.

Мне было очень интересно, как дозорная прокомментирует столь вопиющую безалаберность. Но Валентина Ильинична только кивнула:

— Сотрудников у нас мало пост в аэропорту держать. В Ташкенте — вот там все как положено… Нодир, сбегай к упырям, скажи, что в город с частным визитом прибыл Высший Светлый Городецкий из Москвы.

— Я неофициально, но не совсем с частным… — начал я. Но меня уже не слушали. Нодир открыл неприметную дверь в стене и вышел в соседнюю комнату, где я с удивлением заметил такой же просторный и полупустой зал.

— Почему к упырям? — спросил я, ошарашенный совсем уж немыслимой догадкой.

— Ой, да там Дневного Дозора офис, упырей у них и нет совсем, но мы уж так их кличем… по-соседски… — Валентина Ильинична засмеялась.

Я молча прошел в соседнюю комнату вслед за Нодиром. Двое Темных Иных — молодой и средних лет, четвертый и пятый уровни, дружелюбно улыбнулись мне.

— Ассалом алейкум… — пробормотал я, прошел через зал (все то же самое, даже самовар стоит точно такой же) и открыл дверь на улицу, параллельную той, с которой я зашел.

За дверью обнаружился такой же палисадник, а на стене — вывеска:

Тихо прикрыв за собой дверь, я вернулся в помещение. Нодир, видимо, почувствовав мою реакцию, уже смылся.

Один из Темных добродушно сказал:

— Как дела свои сделаете, заходите и к нам, уважаемый. Из Москвы гости редко бывают.

— Заходите, заходите! — поддержал его второй.

— Как-нибудь… спасибо за приглашение, — промямлил я. Вернулся в офис Ночного Дозора, притворил за собой дверь.

В ней даже замка не было!

Светлые выглядели слегка смущенными.

— Ночной Дозор, — процедил я сквозь зубы. — Светлые силы…

— Уплотнились немного. Коммунальные услуги дорогие, аренда… — Валентина Ильинична развела руками. — Мы уже лет десять как на две конторы помещение снимаем.

Я сделал легкий пасс — стену, отделяющую офис Светлых от офиса Темных, на миг осветило синим сиянием. Вряд ли у Темных в Самарканде есть маг, способный снять наложенное Высшим заклинание.

— Да зря вы так, Антон, — укоризненно сказала Валентина Ильинична. — Не будут они подслушивать. Не принято у нас так.

— Вы ведь должны следить за силами Тьмы, — воскликнул я. — Контролировать их!

— Так мы и контролируем, — рассудительно ответил Тимур. — Если они рядом — так их проще контролировать. А по всему городу мотаться — штат надо в пять раз больше!

— А вывески? Вывески — это как? «Ночной Дозор», «Дневной Дозор»? Люди же читают!

— И пусть читают, — сказал Нодир. — Мало ли какие конторы в городе есть? Если прячешься, вывеску не вешаешь — сразу подозрительно. Либо милиция придет, либо бандиты с рэкетом. А так все видят: государственная организация, взять с нее нечего, пусть себе работают…

Я опомнился. В конце концов, это не Россия. Самаркандский Дозор не под нашей юрисдикцией. Это где-нибудь в Белгороде или Омске я могу права качать и претензии предъявлять. Самаркандским дозорным я не указ — хоть и Высший Светлый.

— Все понимаю. Но в Москве такое невозможно… чтобы Темные за стенкой сидели!

— Сидят, так что с того? — примиряюще сказала Валентина Ильинична. — Сидят себе и сидят. У них, чай, тоже работа не сахар. Нет, если что — мы принципами не поступимся. Помните, ребята, как три года назад жодугар Алия-апа на старика Назгула порчу навела?

Ребята закивали. Ребята оживились и явно были готовы вспоминать эту славную историю.

— На кого навела? — не выдержал я.

Все засмеялись.

— Это имя такое — Назгул. Это не те назгулы, что в американском кино, — сверкая белозубой улыбкой, объяснил Нодир. — Человек такой есть. Был, умер в прошлом году. Он долго помирал, а жена у него молодая была. Ведьму попросила извести мужа. Мы порчу заметили, ведьму арестовали, жену поругали, все как положено сделали. Порчу Валентина Ильинична сняла, очень хорошо все получилось. Хотя старик был вредный, совсем плохой старик. Злой, жадный и распутник, хоть и старый. Все обрадовались, когда умер. Но порчу мы сняли как положено!

Я подумал и сел на скрипучий венский стул. Да, знание узбекского языка мне бы не сильно помогло. Дело не в языке. Дело в менталитете.

Умное слово меня немного успокоило. Но тут я заметил взгляд Валентины Ильиничны — добрый, но снисходительно-сочувственный.

— Все-таки нельзя так, — сказал я. — Поймите, я ничего не хочу сказать, это ваш город, вы тут отвечаете за порядок… Но как-то непривычно.

— Это потому, что вы к Европе ближе, — разъяснил Нодир. Узбекистан он явно не считал совсем уж не относящимся к Европе. — А у нас ничего, у нас когда мир — тогда можно и рядом жить.

— Угу. — Я помолчал. — Спасибо за разъяснения.

— Вы за стол садитесь, — дружелюбно сказала Валентина Ильинична. — Что ж вы, будто чужой, в уголке присели?

В общем-то сидел я как раз не в уголке. В уголке Тимур заканчивал накрывать стол. На яркой скатерти, мгновенно превратившей два офисных стола в один большой, обеденный, уже стояли тарелки с фруктами: ярко-красные и сочно-зеленые яблоки; черный, зеленый, желтый и красный виноград; огромные, с мелкую дыньку размером, гранаты; какая-то очень аппетитная колбаса домашнего вида; нарезанное ломтями мясо и горячие, не иначе как магией разогретые лепешки. Я вспомнил, как Гесер когда-то в нечастый миг ностальгии принялся расхваливать самаркандские лепешки — и какие они вкусные, и что по неделе не черствеют, только разогреть надо — и ешь их, ешь, остановиться не можешь… Тогда я принял его слова за обычные старческие воспоминания из разряда «деревья раньше были большие, а колбаса вкусная». Теперь же рот наполнился слюной, и я вдруг заподозрил, что Гесер не так уж и преувеличивал.

А еще на столе было две бутылки коньяка. Местного, что меня сразу напугало.

— Вы не обессудьте, что стол пустой, — сказал Нодир невозмутимо. — Сейчас наш младший приедет с базара, сядем нормально. А пока перекусим чуть-чуть.

Я понял, что от торжественного обеда с обилием спиртного мне никуда не деться. И заподозрил, что Алишера заставил увильнуть от немедленного визита к дозорным не только вполне понятный интерес к судьбе школьной подруги. Пускай уже много лет визит московского гостя не был здесь визитом вышестоящего начальства. Все равно Москва осталась для самаркандских дозорных очень и очень важным центром.

— Дело в том, что я приехал по просьбе Гесера… — сказал я.

И увидел по лицам, что мой статус с просто высокого взлетел до немыслимого. Куда-то в космос, куда Иным нет дороги.

— Гесер просил меня разыскать его друга, — продолжил я. — Он живет где-то в Узбекистане…

А вот теперь наступила неловкая пауза.

— Антон, речь идет о девоне? — спросила Валентина Ильинична. — Но он уехал в Москву… в девяносто восьмом. И там погиб. Мы считали, что Гесер об этом знает.

— Нет, нет, речь не о девоне! — запротестовал я. — Гесер просил меня разыскать Рустама.

Молодые узбеки переглянулись. Валентина Ильинична нахмурилась:

— Рустам… я что-то слышала… — Она заколебалась. — Но это… это очень старая история. Совсем давняя. Ей тысячи лет, Антон.

— Он не работает в Дозоре, — признал я. — И, конечно, у него другое имя. Думаю, он сменил много имен. Я знаю только, что он Высший Светлый маг.

Нодир пригладил жесткие черные волосы и твердо сказал:

— Это очень трудно, Антон-ака. У нас в Узбекистане есть один Высший маг. Он работает в Ташкенте. Но он молодой. Если старый и сильный маг хочет спрятаться — он всегда спрячется. Тут нужен не только сильный, чтобы его найти. Нужен мудрый. Надо самому Гесеру искать. Кечрасыз, Антон-ака. Мы тебе не сможем помочь.

— Можно спросить Афанди, — задумчиво сказала Валентина Ильинична. — Он слабый маг и не слишком… не слишком сообразительный. Но память у него хорошая, и на свете он живет уже триста лет…

— Афанди? — насторожился я.

— Это наш пятый сотрудник. — Валентина Ильинична чуть смутилась. — Ну, сами понимаете, седьмой уровень. Он… больше по хозяйству. Но вдруг поможет?

— Я почти в этом уверен. — Я кивнул, вспоминая слова Надюшки. — А где он?

— Должен скоро подойти.

Выхода не оставалось. Я кивнул и пошел к «пустому» столу.

Мурат приехал через полчаса, с полными сумками, часть содержимого которых тут же перекочевала на стол. Остальное Мурат отнес в маленькую кухню, примыкающую к основному помещению Дозора. Моих кулинарных познаний хватило на то, чтобы понять — сейчас будут готовить плов.

А пока мы пили коньяк, оказавшийся неожиданно приличным, и закусывали фруктами. Валентина Ильинична уступила вести беседу Нодиру. И я вежливо выслушивал историю узбекских Дозоров от древних мифических времен до Тамерлана и от Тамерлана — до наших дней. Врать не стану, Светлые тут не всегда жили с Темными душа в душу. Хватало событий мрачных, кровавых и ужасающих. Но у меня сложилось ощущение, что противоборство Дозоров в Узбекистане обострялось по каким-то совершенно неведомым мне законам. Люди могли воевать и убивать друг друга, а Дозоры соблюдали вежливый нейтралитет. Зато во времена Хрущева и первые годы брежневского правления Светлые и Темные били друг друга с немыслимым ожесточением. Именно в ту пору погибли три Высших мага — двое из Дневного и один из Ночного Дозоров. Выкосила война и ряды Иных первого-второго уровня.

Потом все стихло, будто «застой» восьмидесятых годов распространился даже на Иных. И отношения Темных и Светлых с тех пор пребывают в вялом противостоянии, скорее на уровне подначек и насмешек, чем серьезной неприязни.

— Алишеру это не нравилось, — заметил Тимур. — Он по-прежнему в Москве?

Я кивнул, обрадованный удачным поворотом разговора.

— Да. Он в нашем Дозоре.

— Как он поживает? — вежливо спросил Нодир. — Мы слышали, у него четвертый уровень?

— Практически третий, — сказал я. — Но он сам расскажет. Он тоже прилетел, но решил вначале зайти к знакомым.

Вот эта новость дозорных явно не обрадовала. И Тимур, и Нодир теперь выглядели не то чтобы огорченными, но смущенными. Валентина Ильинична покачала головой.

— Кажется, я вас расстроил? — поинтересовался я. Распитая вместе бутылка вынуждала к откровенности. — Объясните, в чем дело? Почему вы так относитесь к Алишеру? Из-за того, что его отец — девона?

Дозорные переглянулись.

— Дело не в том, кто его отец, — сказала Валентина Ильинична. — Он хороший мальчик, Алишер. Но он… очень резкий.

— Разве?

— Возможно, он изменился в Москве, — предположил Тимур. — Но Алишеру всегда хотелось воевать. Не в свое время он родился.

Я задумался. Конечно, в нашем Дозоре Алишер всегда предпочитал работать на улицах. Патрули, стычки, задержания — мало что обходилось без него…

— Ну… у нас это как-то более естественно, — сказал я. — Москва — большой город, жизнь напряженнее. Но Алишер очень скучает по родине.

— Нет, мы рады, конечно же! — спохватилась Валентина Ильинична. — Так давно Алишера не видели. Правда, мальчики?

«Мальчики» с наигранным энтузиазмом согласились. Даже Мурат отозвался с кухни, что очень скучает по Алишеру.

— А скоро подойдет Афанди? — спросил я, уводя разговор с неловкой темы.

— И впрямь, — забеспокоилась Валентина Ильинична. — Уже третий час…

— Так он давно пришел, — снова откликнулся с кухни Мурат. — Ходит по двору с метлой, я его в окно вижу. Наверное, решил, что его попросят плов готовить…

Нодир быстро прошел к двери, позвал:

— Афанди! Что ты делаешь?

— Двор мету, — с достоинством отозвался пятый сотрудник самаркандского Дозора. Судя по голосу, он не только родился триста лет назад, но и телом был немолод.

Нодир повернулся, виновато развел руками. Снова позвал:

— Афанди, заходи, у нас гость!

— Знаю, что гость. Потому и мету!

— Афанди, но гость уже в доме! Зачем же ты убираешь на улице?

— Э, Нодир! Не учи меня, как принимать гостей! Когда гость еще на улице — все убирают в доме. А если гость в доме — то надо прибирать на улице!

— Как хочешь, Афанди! — посмеиваясь, сказал Нодир. — Тебе виднее, конечно. А мы пока будем кушать виноград и пить коньяк.

— Постой, Нодир! — встревоженно отозвался Афанди. — Неуважением к гостю будет не покушать с ним за одним столом!

Через мгновение Афанди уже стоял в дверях. Выглядел он донельзя нелепо. На ногах — расшнурованные кроссовки, из одежды — подпоясанные советским солдатским ремнем синие джинсы и белая нейлоновая рубаха с разномастными пуговицами. Нейлон — материал прочный. Рубашке было, пожалуй, лет двадцать или тридцать. Сам Афанди оказался гладко выбритым (впрочем, судя по клочкам газетной бумаги, которыми были залеплены порезы на подбородке, это стоило ему немалого труда) и плешивым стариком лет шестидесяти. Окинув одобрительным взглядом стол, Афанди прислонил к косяку длинную метлу и бойко подскочил ко мне.

— Здравствуй, уважаемый! Да будет твоя Сила прибывать, будто пыл юнца, раздевающего женщину! Да достигнет она второго уровня и даже первого!

— Афанди, наш гость — Высший маг, — заметила Валентина Ильинична. — Зачем желаешь ему второго уровня?

— Молчи, женщина! — отпуская мою руку и усаживаясь за стол, произнес Афанди. — Неужели ты не видишь, как споро исполнилось мое пожелание и даже было превзойдено?

Дозорные засмеялись. Впрочем, совершенно не обидно. Афанди — я просканировал его ауру и понял, что старик находится на самом низком уровне Силы, — был в самаркандском Дозоре за шута. Но за любимого шута, которому и любую глупость простят и которого в обиду никому не дадут.

— Спасибо на добром слове, отец, — сказал я. — И впрямь — твои пожелания сбываются быстро.

Старик закивал, с удовольствием забрасывая в рот половинку персика. Зубы у него были отличные — если за внешностью он не следил, то такому важному органу явно придавал большое значение.

— Тут одни молокососы, — пробормотал он. — Уверен, они даже не смогли принять тебя как следует. Как тебя зовут, добрый человек?

— Антон.

— Меня зови Афанди. Это значит — мудрец, — старик обвел дозорных строгим взглядом. — Если бы не моя мудрость, давно бы уже силы Тьмы, да засохнут они в корчах и сгорят они в аду, выпили их маленькие сладкие мозги и сжевали большие жилистые печенки!

Нодир с Тимуром захохотали.

— Почему печенки жилистые, я понял, — разливая коньяк, произнес Нодир. — А почему мозги сладкие?

— Да потому, что мудрость горька, а глупость и неведение — сладки! — опрокидывая вслед за персиком бокал коньяка, произнес Афанди. — Эй! Эй, глупец, что ты делаешь!

— Что? — Тимур, собиравшийся закусить коньяк виноградом, вопросительно посмотрел на Афанди.

— Нельзя закусывать коньяк виноградом!

— Почему?

— Это то же самое, что варить козленка в молоке его матери!

— Афанди, только евреи не варят козленка в молоке!

— А ты варишь?

— Нет, — растерялся Тимур. — Зачем его в молоке-то…

— Вот и коньяк виноградом не закусывай!

— Афанди, я только три минуты знаком с вами, но уже вкусил столько мудрости, что буду переваривать ее целый месяц. — Я встрял в разговор, привлекая к себе внимание старика. — Мудрый Гесер послал меня в Самарканд. Он просил разыскать своего старого друга, которого когда-то звали Рустам. Не знаете ли вы Рустама?

— Конечно же, знаю, — кивнул Афанди. — А кто такой Гесер?

— Афанди! — Валентина Ильинична всплеснула руками. — Ну не может быть, чтобы ты не слыхал про Великого Гесера!

— Гесер… — задумчиво сказал старик. — Гесер, Гесер… Это не тот Светлый маг, что работал в Бинкенте золотарем?

— Афанди! Как ты можешь путать Великого Гесера с каким-то золотарем! — Валентина Ильинична была шокирована.

— Ах, Гэсэр! — Афанди закивал. — Да, да, да! Ольджибай, победитель Сотона, Лубсана и Гуркара. Кто же не знает старика Гэсэра?

— А кто знает старика Рустама? — вновь встрял я, прежде чем Афанди погрузился в перечисление славных деяний Гесера.

— Я, — гордо сказал Афанди.

— Только, пожалуйста, не преувеличивай, Афанди, — попросил Тимур. — Нашему гостю очень нужно встретиться с Рустамом.

— Это трудно. — Внезапно с Афанди слетело все шутовство. — Рустам ушел от людей. Десять лет назад его видели в Самарканде. Но с тех пор никто не говорил с Рустамом, никто…

— Откуда вы знаете про Рустама, Афанди? — не выдержал я. Если бы не слова дочки, я бы уже уверился, что хвастливый старик просто морочит мне голову.

— Давно это было. — Афанди вздохнул. — Жил в Самарканде старик, совсем глупый, вот как эти молокососы. Шел он по городу и плакал, потому что нечего ему было есть. И вдруг навстречу вышел могучий батыр, чьи глаза сияли, а лоб был высок и мудр. Он посмотрел на старика и сказал: «Дедушка, зачем ты грустишь? Неужели ты не знаешь, какая в тебе скрыта сила? Ты же Бошкача! Иной!» Батыр коснулся старика рукой — и тот обрел силу и мудрость. А батыр сказал: «Знай, что сам Великий Рустам стал твоим учителем». Вот такая приключилась со мной история двести пятьдесят лет назад!

Судя по всему, дозорных этот рассказ поразил не меньше, чем меня. В дверях кухни застыл Мурат, Тимур расплескал коньяк, который принялся доливать в бокалы.

— Афанди, тебя инициировал Рустам? — спросила Валентина Ильинична.

— Я все рассказал, мудрому достаточно, — забирая у Тимура бокал, ответил Афанди. — А глупому хоть сто раз перескажи — ничего не поймет.

— Почему же ты эту историю не рассказывал раньше? — спросил Тимур.

— Повода не было.

— Афанди, ученик всегда может позвать своего учителя, — сказал я.

— Это так, — важно подтвердил Афанди.

— Мне надо встретиться с Рустамом.

Афанди вздохнул и хитро посмотрел на меня.

— А надо ли Рустаму встречаться с тобой?

Как же мне надоела эта восточная витиеватость! Неужели они и между собой, в быту, общаются именно так? «Жена, разогрела ли ты мне чурек?» — «О, мой муж, неужели горячие ласки не заменят тебе чурека?»

Я понял, что сейчас не удержусь и выскажусь не слишком достойно для гостя, которого встречают с таким радушием. Но, к счастью, в дверь тихонько постучали, и вошел Алишер.

Лицо его мне решительным образом не понравилось. Я бы не удивился, увидев Алишера опечаленным. В конце концов, он мог обнаружить, что его школьная любовь вышла замуж, родила пятерых детей, растолстела и напрочь его забыла — вполне достаточный повод для грусти.

Но Алишер был явно чем-то встревожен.

— Привет, — сказал он своим бывшим коллегам, будто расстался с ними только вчера. — У нас проблемы.

— Где? — спросил я.

— Прямо за забором.