Глава тринадцатая

Годы, проведенные в разлуке со мной, ничуть не изменили леди Джейн. Видимо, палящее солнце Британии давно уже иссушило потоки ее слез. Выглядела она по-прежнему потрясающе.

«Чудны дела твои, Господи…» – подумал я, мило улыбаясь своей незабвенной маркизе. Не скажу, чтобы это заставило ее мгновенно броситься мне в объятия, но ответная ее улыбка была традиционно-приветлива и нежна. Я чуть скосил глаза на Лауру-Катарину. Ее черные очи пылали, как костры инквизиции. Появление малыша вначале вызвало у нее закономерную умильную улыбку, которая тут же сменилась выражением растерянности. Но эта растерянность была тем самым «затишьем перед бурей». Я смиренно вознес молитву Всевышнему, чтобы весь этот ураган страстей не пронесся сейчас же по пиршественной зале, сметая столы и сокрушая домочадцев.

– Капитан, – проникновенно обратился ко мне Рейнар. – В годы моей босоногой юности у нас на родине бытовало авторитетное мнение, что генетика – продажная девка капитализма… Мне почему-то сейчас захотелось выслушать, что ты думаешь на этот счет?

Я внезапно почувствовал себя жутко усталым.

– Послушай, Сережа, – начал было я.

– А-а-а-а-а!!! Что с моими глазами!!! Я ничего не вижу! Они ослепили меня! Мне нечем дышать! Они меня удавили!!! – истошно вопил Виконт на канале закрытой связи.

– Живой, – придя в себя от акустического удара, констатировал Лис.

– Я, что, уже умер? – Вик сделал воистину странное умозаключение из слов Сережи.

– Да? – обрадовался Кристиан. – Тогда я хочу есть.

– Всегда пожалуйста! – мстительно отозвался Лис. – Щас я тебе на ушко пожую. Тебе что больше нравится – баранья нога или перепела на вертеле?

Крис обиделся.

– Для начала опиши свои ощущения, – попросил я Виконта.

– Будешь знать, как хамить людям при исполнении служебных обязанностей! – встрял Лис.

– Погоди, Рейнар. Ну, судя по всему, глаза твои все-таки целы, – обратился я к Вику, – у тебя мешок на голове. Проверь, пожалуйста.

– Ага, есть! – откликнулся стажер.

Виконт стал напряженно прислушиваться. Мы с Лисом услышали набор приглушенных мешковиной очень странных звуков: какое-то сопение, стоны, бульканье, скрежет железа и дерева.

– По-моему, он в кабинете зубного врача, – выдвинул смелую версию Лис. – Вик, ты помнишь, что после экзекуции в этом месте тебе еще два часа есть нельзя?

Виконт молча взвыл, если, конечно, можно так выразиться. Чей-то очень спокойный и безразличный голос раздался неподалеку от Виконта, заставляя его до максимума напрячь слух.

– Пит, дружище, будь добр, поверни во-он то колесико на три оборота.

Дружище Пит был добр. Раздался дикий вопль, перешедший в сдавленные стоны.

– Не нравится… – констатировал все тот же голос. – Ну что, говорить будешь или еще покрутить вот это колесико?

Раздался повторный вопль, и вслед за тем чей-то слабый голос прохрипел:

– Я ничего не знаю…

– Это так неинтересно, что ты мог бы этого даже не говорить. Пит, налей мне, пожалуйста, ковшик воды. Ну, спасибо. Пей, бедолага… Так вот, послушай меня внимательно. Надеюсь, ты понимаешь, что уж если я тебя здесь допрашиваю, то вина твоя доказана давно и несомненно. Для того чтобы послать тебя на плаху, у нас уже вполне достаточно материала.

– Так пошлите, – прохрипел неизвестный.

– Ты пей, не отвлекайся. Насчет этого можешь не волноваться, обязательно пошлем. Но тут, понимаешь ли, вот в чем загвоздка. Ты должен рассказать все, что знаешь по делу лорда Томаса Эйстона, – отчеканил последние слова следователь.

Мы с Лисом переглянулись.

– Имя-то тебе известно? – продолжал тот.

Видимо, пытаемый кивнул, потому что его мучитель после некоторой паузы произнес:

– Уже лучше. Теперь пойми меня правильно. Я высоко ценю проявленное тобою мужество. Ты превосходно держишься на допросе. Правда-правда, можешь мне поверить. Уж в этом-то я знаю толк. Но! Дело в том, что, пока я не вытащу из тебя все, что тебе известно по интересующим меня вопросам, о плахе можешь и не мечтать. Ты каждый день будешь узнавать о боли столько нового, что все христианские великомученики по сравнению с тобою покажутся изнеженными сибаритами. Ты мне веришь?

Виконт, дотоле напряженно прислушивающийся сквозь мешок к разговору, тихо запаниковал.

– Эй вы! Слышите, что этот инквизитор втирает?! Хватит обжираться! Послушайте, что меня ждет! – взывал к нам многострадальный стажер.

– Веришь… – вновь услышали мы тот же вкрадчивый голос. – Вот видишь, мой дорогой, мы уже начали находить общий язык. Тогда давай рассказывай все по порядку. Потому что умереть тебе здесь не удастся, а висеть и далее в столь странной позе просто глупо. Давай так: ты чуть-чуть отдохнешь, соберешься с силами, а Пит пока не будет крутить колесики. А потом ты мне все расскажешь. К чему дожидаться страшного суда и досаждать Всевышнему своими мелкими мирскими секретами?.. В конце концов, ты что, думаешь, Господу это интереснее, чем мне? Я же тебе, в свою очередь, обещаю, что на следующий же день после того, как ты все расскажешь, тебе без всех этих глупых судейских проволочек отрубят голову. Ну что, согласен?

– Согласен… – послышался глухой тяжелый вздох.

– Ну вот и славно. Сделай одолжение. Пит, подай мне еще ковшик воды…

– Примите эту чашу из моих рук, мессир Вальдар! – прямо перед собой я увидел кованую серебряную чашу и едва не отшатнулся, но вовремя взял себя в руки.

– Я вижу, мой славный рыцарь, – нежным голосом произнесла леди Джейн, протягивавшая полный кубок вина, – что эти три года ничуть не изменили вас. Вы по-прежнему храбрый защитник прекрасных дам и, видимо, вновь спасаете нашего доброго короля от нависшей над ним опасности? – закончила она несколько вопросительно.

– Да нет, что вы, миледи! – резвым аллюром вклинился в нашу беседу гайренский менестрель, дотоле мирно перебиравший струны мандолы. – Мы так, ездим, путешествуем, навещаем старых знакомых. Вот, в Трифель собираемся съездить.

Прекрасная маркиза с вежливой усмешкой выслушала эти слова, едва удостаивая Лиса взглядом.

– Я очень рада видеть вас вновь… – но продолжить эту фразу леди Джейн не удалось.

– Так. Я очень устала! – Лаура-Катарина, внезапно взвившись со своего места за пиршественным столом, величественно выпрямилась и слегка нервозно потребовала: – Господа телохранители! Проводите меня в мои покои!

Вечер был безнадежно испорчен.

– Капитан, я не понял, – недоумевающе уточнил Лис, – я что, пропустил что-то важное?

– Не ты один, – обнадежил я друга.

– Господин д’Орбиньяк, – обратилась к Рейнару наша пламенная работодательница тем самым тоном, которым некогда вулкан Везувий пожелал «доброго утра» мирно спавшей у его подножия Помпее, – будьте так добры, проверьте, как размещены мои люди!

Лис бросил на меня вопрошающий взгляд, словно спрашивая, можно ли оставлять нас наедине? Но увидев, что я, словно гордое дерево, готов умереть стоя, вздохнул и вышел.

По счастью, я не стал провожать взглядом уход напарника, иначе, боюсь, моей стойкости тотчас бы пришел конец. Тяжелое серебряное блюдо, просвистев в воздухе, врезалось в стену. А могло бы и в меня. Если бы, конечно, я не уклонился. Глядя на погнутый край этого увесистого диска, я невольно отметил, что другой поворот событий сулил бы мне весьма плачевные последствия.

Но промедление было смерти подобно. Пылкая каталунская красавица уже примеривала для броска полированное серебряное зеркало. Подскочив к туалетному столику, предусмотрительно поставленному около ложа, я схватил рукомойный кувшин, видимо, уготованный мне напоследок, и, уклоняясь от запущенного зеркала, окатил бушующую принцессу водой. Получив столь нежданный и наверняка первый в своей жизни холодный душ, юная красавица стояла, сверкая своими неестественно черными глазами и хватая воздух ртом. Струйки воды стекали по ее пылающим щекам, надеюсь, несколько охлаждая внутренний огонь, пылающий в этом прелестном создании.

Как бы там ни было, придя в себя, принцесса сжала кулачки и метнулась ко мне, очевидно, желая растерзать своего верного телохранителя. И все же это уже был последний порыв пронесшейся по спальне бури. Мягко, но твердо перехватив атаку не в меру страстной южанки, я взял ее на руки и, несмотря на все попытки вырваться, водрузил на ложе, заботливо приготовленное расторопными камеристками. Освободившись из моих лап, Ее Высочество порывисто села, надула губки и обиженно шмыгнула носом.

– Хоть бы прощения попросили, – наконец произнесла она, прерывая грозящую затянуться паузу.

– О, сеньорита, бездна моего раскаяния столь велика, что слова, исторгнутые из самого сердца, из самых глубин его, просто не достигают ее краев. Поверьте, я – само раскаяние!

Удовольствовавшись этой куртуазной галиматьей, Лаура тяжело вздохнула и тотчас же потребовала:

– Немедленно подайте мне зеркало и отвернитесь! Я не желаю, чтобы вы меня видели такой!

Вид у принцессы действительно был преуморительный. Выполнив приказания прекрасной дамы, я воззрился на дубовую дверь и вызвал Виконта.

– Хорошо, мой друг. Надеюсь, ты уже отдохнул? – послышался уже знакомый нам вкрадчивый голос инквизитора лондонского подземелья, где томился наш коллега. От звуков этого голоса невольно холодела кровь.

– Да, мессир, – прохрипел пытаемый, внезапно ставший «другом». – Только повелите отослать ваших подручных. То, что я вам расскажу, не подлежит широкой огласке.

– Пит, Бен, сходите развейтесь. Да, вот еще, зайдите в караулку, узнайте, что за тело мне тут приволокли. Несут сюда всякую падаль, так, глядишь, всех лондонских воришек ко мне перетаскают!

Виконт лежал ни жив ни мертв, опасаясь пошевелиться. В дверь постучали. Мучитель с явной неохотой оторвался от своей жертвы и рявкнул неожиданно грубо:

– Ну, кто еще там?

– Послание от государя, милорд!

– Давай сюда и проваливай.

Принесший пакет явно не собирался напрашиваться на чашечку чая, входная дверь хлопнула раньше, чем прозвучали последние слова милорда.

– Прости, приятель, я должен прочитать, что накропал этот венценосный идиот. Если хочешь, я велю пока тебя покормить…

При последних словах стажер заметно приободрился, видимо, ожидая, что его тоже позовут к столу. Однако приглашения не последовало. Позвав стражника, неизвестный инквизитор велел ему кормить из рук несчастную жертву и, по-видимому, погрузился в чтение.

– Мессир Вальдар, – услышал я за спиной голос принцессы, продолжавшей наводить порядок в своей прическе. – Вы специально заманили меня в этот замок?

Я широко открыл глаза от удивления. Принимая во внимание события сегодняшнего дня, заподозрить меня в столь коварном умысле было весьма сложно. Но, очевидно, для Ее Высочества не существовало ничего невозможного.

– Скорее уж в этом виноваты ваши лошади, – попытался пошутить я.

– Эта женщина – ваша возлюбленная? – без дальнейших экивоков прямо спросила Лаура.

– Нет.

– Но это ваш ребенок?

– Да. Скорее всего – да.

– И она – не ваша возлюбленная?

– Нет.

Мой ответ, видимо, привел собеседницу в замешательство. Помолчав немного, она возобновила допрос.

– Вы любите ее?

Любил ли я леди Джейн? И да и нет. Я был влюблен в нее, как и всякий порядочный мужчина, признающий, что красивая, а тем более столь красивая женщина, – это последнее и наиболее совершенное творение Создателя. Не восхищаться, а следовательно, не влюбляться в эту носительницу искры предвечного гения было бы непростительной гордыней с моей стороны. Наши встречи с прекрасной маркизой были столь стремительны и сумбурны, что я попросту не имел возможности полюбить ее по-настоящему. Хотя скорее всего маленькая принцесса не делала особой разницы между понятиями любви и влюбленности.

– Пожалуй, нет.

Похоже, мои слова несколько успокоили Ее Высочество. Она задумалась, очевидно, готовя новые каверзные вопросы, но тут нашу беседу прервал голос Лиса, донесшийся из-за дверей.

– О Боже! Что тебе здесь надо? Чего ты сюда приполз? – Мой верный собрат по оружию, вернувшись из инспекционного рейда, вовсю нес караульную службу по ту сторону порога, очевидно, осмотрительно решив, что, если будет надо, о нем вспомнят.

– Мне нужен мессир Вальдар. – Голос явно принадлежал Шаконтону.

– Он не может тебя принять, – грудью встал на мою защиту Лис.

– Почему? – не унимался оруженосец лорда Нейвура.

– Потому что занят.

– Я отниму у него не более минуты.

– Черт возьми! – начал горячиться Лис. – Тебе английским языком говорят, он занят. Он на службе.

– Всего одну минуту.

– О, мама дорогая! Это ж надо! Как не тевтонская ярость, так кельтская упертость. Пойми ты, он никак не может сейчас с тобой разговаривать. Он там не один. Понимаешь, не один.

– Понимаю, – утвердительно ответил Шаконтон.

– Ну слава Богу! – обрадовался было Рейнар.

– Но я же совсем ненадолго.

– О-о-о! – Лис обреченно вздохнул. – Ты понимаешь, он там с женщиной!

Вот это было уже совсем некстати.

– Я сейчас выйду! – крикнул я так, чтобы за дверью меня было хорошо слышно.

– Ваше Высочество, вы позволите? Это оруженосец барона. Наверняка он пришел сообщить какие-то важные новости.

– Хорошо, идите, – как-то неохотно ответила Лаура-Катарина, – но возвращайтесь поскорее.

Через мгновение я предстал перед радостным взором Александера Шаконтона, готовый к отражению новой атаки.

– Я слушаю тебя, Сэнди. Но если ты мне снова начнешь рассказывать о земле твоего господина, то лучше сразу оставь эту затею.

– Нет, нет, что вы, милорд. Прошу простить мне это досадное происшествие. Я и не думал…

– А следовало бы хоть иногда, – вмешался Рейнар.

– Хорошо. Забыли о дороге. Это все или у тебя есть еще какие-то дела ко мне?

Шаконтон замолчал, очевидно, подбирая слова.

– Милорд, научите меня драться так, как вы.

– Нет, – покачал головой я.

– Почему?

– Потому что драка для дураков.

– А для умных?

– Для умных – победа, – продолжал цитировать я один из афоризмов великого мастера Ю Сен Чу, опуская, правда, его концовку: «…для мудрых – мир». Пожалуй, здесь и сейчас это было бы чересчур сложно.

– Но, милорд, ведь я же прошу вас научить меня драться так, чтобы побеждать, следовательно, чем большему я научусь у вас, тем больше ума наберусь.

Не попрешь. Логика железная. Впрочем, как и хватка. При должной постановке дела из парня, безусловно, мог выйти толк. Лет этак через несколько в нем можно было бы встретить весьма и весьма опасного бойца.

– Хорошо, Сэнди, но не сейчас. Начнем с утра. А сейчас, будь добр, сходи к барону и скажи, что Ее Высочество просит не держать на нее обиду за столь внезапный уход. Она очень устала с дороги. К тому же волнения сегодняшнего дня…

– Да-да, – поспешил вставить неизменную колкость Лис. – Внезапно подурнела. То есть в смысле подурнело.

– Хорошо, господа, я передам. Только вряд ли барона сейчас заинтересуют эти вещи. Он готовит замок к бою.

– Что?!

– Как, вы ничего не знаете? Вскоре после того, как вы ушли, барона вызвали к воротам. Там прискакал какой-то отряд и именем принца Джона потребовал впустить его в замок.

– Хором, что ли? – поинтересовался д’Орбиньяк, выразительно глядя на меня.

– Нет, почему хором? Командир, конечно, потребовал.

– И что барон?

– Барон разозлился и начал им кричать, что держит эти земли не от какого-то там безземельного принца, а от своих благородных предков. И что только король вправе здесь повелевать и что всякие проезжие бездельники и прощелыги могут спокойно отправляться куда подальше или же смиренно ждать до утра, когда его милости будет угодно опустить мост и открыть ворота.

– А они? – спросил я.

– Начали угрожать гневом принца, – хмыкнул Шаконтон.

– Ну а лорд Джон?

Лицо юного оруженосца просияло.

– Он велел выстрелить в наглецов из баллисты.

– И как?

– Знаете, милорды, я не буду хвастать, но за последний год еще не было случая, чтобы, стреляя, я не попал в цель.

Лис усмехнулся, рукою прикрывая улыбку. Утверждение допускало три варианта: либо баллиста была заколдована, либо Шаконтону действительно не стоило хвастать, либо же он за последний год просто ни разу не стрелял из этой боевой машины. Однако сейчас нас интересовал результат одного-единственного выстрела.

– Ты попал? – уточнил Рейнар, сумевший наконец справиться с предательской улыбкой.

– Да, – гордо отозвался Сэнди, расправляя плечи, хотя, на мой взгляд, дальше их расправлять было уже просто некуда, – прямо в командира.

– Молодец! – похвалил его мой боевой товарищ. – Способный юноша. Далеко пойдешь, если, конечно, вовремя не остановят.

– И что люди принца?

– Отошли и стали лагерем под стенами. Мы – в осаде! – Почему-то эта новость доставляла будущему рыцарю бурную радость. – Завтра с утра будет славное дельце. Вы примете участие, правда?

– Непременно, – ответил Лис тоном, не предвещающим ничего хорошего. – Прямо сейчас же начинаем готовиться к бою. А ты пока иди, да сообщи барону то, что тебе велено.

Шаконтон отправился выполнять поручение.

– Ну, что ты думаешь про все это? – осведомился шевалье д’Орбиньяк.

– Люди скорее всего из нашего конвоя.

– Недобитки и прихвостни, – вставил свое веское слово пресловутый менестрель, – делать-то с ними что будем?

– В общем-то нам они не помешают. Утром с ними побеседуем. Вотрем им сало между ушей. Так, кажется, у вас говорится? И двинемся всей честной компанией в стольный град Лондон.

– Ага! А ты не допускаешь, что на случай столь стремительного маневра, благодаря которому мы с ними сегодня распрощались, у них заготовлен приказ держать и не пущать?

– Допускаю. Вот утром и разберемся. А пока давай лучше глянем, как там дела у Виконта.

– Да что там за дела? Один жует. Другой читает. Я связь не выключал, так что – все под контролем.

Возобновив связь, я напряженно вслушался. Лис не обманывал – на канале слышалось бульканье в виконтовском желудке, приглушенное чавканье и редкая по выразительности брань.

– Господи, – помянул Всевышнего заплечных дел гроссмейстер. – Ну почему, почему наш король такой придурок? Представляешь, дружище, – обратился он к своей жертве, от щедрот его вкушавшей свой, может быть, последний ужин. – Я ему твержу, что в стране – заговор и братец его только и ждет, когда Ричард покинет Англию, а его величество, будь он неладен, пишет мне о мятеже какого-то лиможского виконта. Что виконт?! Тьфу! Нас…ть и – розами засыпать! Одно только слово Эду де Меркадье – и он голыми руками передавит всех виконтов Франции и Арелата вместе взятых!

При этих словах бульканье в животе стажера тут же прекратилось.

– Опять на подвиги потянуло! Сколько ж можно! Послушай, он пишет, что, оставляя страну на меня, Солсбери и своего любимого графа Честера, он абсолютно за нее спокоен, – продолжал незнакомец. Похоже, он не испытывал особого почтения к фигуре короля-рыцаря. – Я, конечно, тронут его доверием, но тут через несколько дней такое начнется, что все свое доверие он может скомкать и затолкать в то место, откуда у лошади хвост растет. У Солсбери на северной границе триста копий. У Честера здесь и того меньше. А у принца Джона раза в два больше, чем у того и другого вместе взятых. И стоит он на полдороге от Лондона к Нортумберленду.

Чавканье на время прекратилось.

– Мессир, так, может, тогда вы велите расковать меня? Вы даруете мне свободу, а я вам – власть, богатство…

– И четки из философского камня в придачу! Дорогой мой, ты поел? Отлично. Вернемся к делу.

Послышался звук пера, окунаемого в чернильницу.

– Так. Джон из Уэкомба. Родился на свою беду в году тысяча сто сорок шестом в Ланкастере. Отец – латник, мать – служанка леди Фитц-Дейвуд. Это, что ли, покойной матери лорда Эйстона?

– Да, – со вздохом отозвался Джон из Уэкомба.

Лис задумчиво посмотрел на меня.

– А ведь это к нему я должен был идти с паролем от Лейтонбурга, – помолчав, заметил он.

– С какого года на службе у лорда Эйстона? – продолжал допрос тот, кого король полагал одним из столпов – оплотов своей державы.

– С 1179 года, милорд. И все эти годы неотлучно при его особе. Почти до самой смерти.

– Угу. Похвально. Особенно это почти. Ладно, давай выкладывай все по порядку. Как на исповеди. Все равно другого духовника у тебя не будет.