Глава шестая
СИНОПТИК
Ущербность оперативных сотрудников секретных служб заключается именно в том, что сами они своей ущербности не замечают.
«Синоптик, тебе нет необходимости дописывать это письмо, его не успеют прочесть…»
Какого черта?
Синоптик отдернул пальцы от клавиатуры, будто за долю секунды она раскалилась до обжигающей металлической красноты.
Какого черта…
Нашли тоже время.
Оборачиваться он не стал — прежде следовало сообразить, какой именно первой реакции ожидают от него проверяющие. А потом уже поступить соответственно.
В том, что это очередная дурь, сомнения не было - какая-нибудь идиотская проверка на лояльность, затеянная службой собственной безопасности или инспекцией по личному составу.
Ничего удивительного.
Немного обидно, конечно, когда копаются в том, что ты привык считать своей личной жизнью, — но таковы издержки профессии. Не нравится — снимай погоны и ступай, как говорили раньше, в народное хозяйство…
Синоптик перевел взгляд на тревожно застывший экран монитора.
Помнится, давным-давно на психологических тестах при поступлении в органы безопасности кандидату обязательно задавали вопрос: «Верите ли вы, что за вами могут наблюдать из телевизора?» Ответишь «да» — могут посчитать потенциальным параноиком с манией преследования. Ответишь «нет» — того и гляди прослывешь ограниченным типом без оперативного воображения.
А теперь…
Ох уж эти современные средства технического контроля — и так ими уже все стены в городе утыканы снизу доверху. Гвоздя вбить некуда без риска угодить в микрофон или скрытую видеокамеру.
Хотя интересно все-таки, когда именно эти ребята успели «зарядить» его кабинет и персональный компьютер? Разрешение на подобные мероприятия могло быть получено только на самом верху. Значит…
Может быть, имеет смысл прервать соединение?
Синоптик положил ладонь на теплый пластиковый бочок компьютерной мыши, и как раз в этот момент на экране высветился вопрос:
«Основатель, если я правильно понял, ты демонстрируешь каждому из нас свою осведомленность?»
«Да».
…В следующее мгновение не произошло ничего.
И все-таки мир, окружавший Синоптика, уже не был прежним — он отличался от самого себя так, как отличается темное облако перед грозой от своего же собственного отражения в лесном озере.
Синоптик заставил себя оторваться от монитора.
На столе перед ним, слева, рядом с клавиатурой белел девственно-чистый лист бумаги. Синоптик сам положил его на привычное место, прежде чем зайти в чат, — и прекрасно помнил, для чего это было им сделано, однако…
На белоснежном бумажном листе начали медленно, как в проявителе для фотопленки, проступать, строчка за строчкой, слова, которые он еще только хотел, но так и не успел написать:
«…Пойми, сынок, в этом мире никто ничего тебе не должен. Хороших людей, конечно же, больше, чем плохих. Но даже они любят тебя меньше, чем себя… Хороших людей много, но еще больше — никаких. И я хочу, чтобы ты был готов. Готов к тому, что тебя будут предавать, будут бить по самому больному, посмеются над твоей одеждой, фигурой, лицом, походкой, посмеются над чувствами… Я хочу, чтобы ты был готов к хамству, равнодушию, к голоду и нищете… Сынок, в этой жизни недостаточно одной светлой головы. У головы должны быть острые, крепкие зубы…»
Еще пять минут назад Синоптик ни за что не поверил бы, что волосы на голове могут шевелиться.
Привычная шариковая ручка лежала рядом с листом бумаги — и, судя по всему, не имела ко всему происходящему ни малейшего отношения.
— Твою мать… — Как ни странно, больше всего поразило Синоптика то, что проявившийся текст, без сомнения, был написан его собственным почерком.
Изображение на мониторе медленно потемнело и почти сразу же стало вовсе неразличимым — так, как исчезают обычно из видимости предметы, погруженные кем-то под воду на достаточную глубину. Вместо него все пространство экрана заполнила приземная синоптическая карта Северного полушария — с четко прочерченными изобарами и линиями атмосферных фронтов, с зонами осадков и мелкой цифирью метеорологических кодов.
Вот оно, значит, как, уважаемый гражданин Основатель?
Чувство юмора, значит, демонстрируете? Ну-ну…
Неформальное свое прозвище Синоптик получил давно, любил его и носил с полным правом. Потому что лишь поначалу, на первых ступеньках служебной карьеры, это прозвище было всего лишь формальной отсылкой к его первому высшему образованию — впоследствии обрело оно совсем другой, много более значимый смысл.
Или даже, пожалуй, сразу несколько смыслов.
Синоптик, как известно, — специалист, дающий прогноз погоды на основании не всегда полных и далеко не всегда достоверных сведений, поступающих из самых различных источников: со стационарных постов в городах, с кораблей и судов, пересекающих океаны, с заполярных метеостанций, даже из космоса. И поэтому для того, чтобы правильно оценить ситуацию, для того, чтобы предсказать, как она переменится во времени и в пространстве, настоящий синоптик непременно должен обладать не только некими профессиональными знаниями, но и опытом, воображением, интуицией…
Недаром же слово синоптик по-гречески означало способный все обозреть или одновременно все видящий. И недаром именно так, с разной степенью зависти или уважения, называли его между собой коллеги и сослуживцы по Управлению — за способность охватить взглядом сразу все элементы происходящего, представить себе картину в целом, почувствовать любой процесс в развитии и выдать в конце концов для сведения руководства максимально достоверный прогноз.
Кроме того, имелось у этого слова и еще одно значение, уходившее корнями не куда-нибудь, а в богословскую традицию. Синоптиками принято было называть трех евангелистов — Матфея, Марка и Луку, описавших почти одновременно события, увиденные собственными глазами…
— Мы потом споем с тобой, Лизавета…
Эта фраза из старого фильма о женщинах и войне с давних пор была любимой присказкой Синоптика.
— Выполним вот боевое задание — и споем.
Что-то вновь изменилось в окружающем мире.
Однако теперь Синоптик уже не чувствовал даже, а совершенно точно понимал — источник тревоги, некоторое материальное воплощение неведомой опасности теперь находится прямо здесь, в кабинете, у него за спиной.
Синоптик медленно, чтобы не спровоцировать никого на агрессию, обернулся.
Дверь?
Обычная, совершенно безликая дверь — не слишком дешевая, но и без претензий на роскошь. Такие двери обычно устанавливают после ремонта в районных администрациях или управлениях внутренних дел.
Единственным отличием именно этой двери от тысяч и тысяч подобных дверей было то, что еще минуту назад ее в кабинете не существовало. Синоптик совершенно точно помнил: между несгораемым ящиком для документов и старинными часами, на которые он смотрел буквально только что, всегда оставалось только пустое пространство стены, покрытой однотонными бежевыми обоями.
Здравствуйте, приехали…
Хорошо, если это всего-навсего острый психоз, вызванный перенапряжением последних недель.
Хуже другое — а что, если спецслужбы потенциального противника нашли все-таки способ активного воздействия на человеческую психику через Интернет? Не секрет, что не только мы, но и американцы, и китайцы, и даже израильтяне давно ведут работы в этом направлении. Секрет только в том, кому и как далеко удалось продвинуться…
Синоптик потряс головой.
Ерунда! Все не так. Все значительно хуже.
Просто очень уж хочется найти происходящему хоть какое-нибудь рациональное объяснение.
Хотя с другой стороны…
Как учили когда-то основоположники марксизма-ленинизма?
Материя — это объективная реальность, данная нам в ощущении?
Синоптику никогда не нравилось это определение из учебника, хотя всех советских студентов заставляли зубрить его наизусть. Оно его, скажем так, не устраивало. Потому что, к примеру, сейчас можно сесть в самолет и всего через несколько часов приземлиться в Австралии. А вот средневековый европеец, к примеру, ничего не знал про эту самую Австралию и даже не догадывался о ее существовании. Так что же, семьсот лет назад континент этот вместе со всеми его кенгуру, бумерангами и аборигенами не был объективной реальностью только из-за того, что не был дан этому самому европейцу «в ощущении»?
Ерунда…
Не отрывая настороженного взгляда от двери, Синоптик медленно потянул на себя верхний ящик письменного стола. На ощупь достал из него пистолет в кожаной наплечной кобуре, продел руку в петлю, пропустил ремешок вниз, до пояса…
Пистолет был тяжелым, не слишком удобным и не имел никакого отношения к обычным служебным обязанностям Синоптика. Однако тяжесть табельного оружия, странным образом, успокоила его — и побудила совершить следующий поступок, почти необъяснимый с точки зрения здравомыслящего человека, зато вполне естественный для офицера любой спецслужбы мира.
Синоптик опять, не глядя, сунул руку в ящик стола и порылся в россыпи различных канцелярских мелочей — есть! Комок пластилина, холодный и неподатливый поначалу, очень скоро размяк у него в кулаке.
Ну допустим.
Скважины для ключа, кажется, не наблюдается. Простая латунная ручка, такие же петли…
Пересилив себя, Синоптик оторвался от кресла, сделал несколько осторожных шагов и преодолел расстояние, отделявшее его от загадочной двери.
Пластилина оказалось вполне достаточно, чтобы замазать щель между дверным полотном и коробкой как раз в нужном месте, на уровне предполагаемого замка. Оставалось только достать металлическую печать с личным номером — и выполнить на податливой массе пару отчетливых, ясно читаемых оттисков…
Ладно. Первое дело сделано. Будем надеяться, что никто теперь через эту чертову дверь оттуда, с чужой стороны, в кабинет незамеченным не проникнет.
Однако, на всякий случай, следовало еще подстраховаться…
Синоптик поднес руку к собственному затылку, поморщился, потряс рукой, расправляя по воздуху короткий волос, выдернутый из прически, — и опустился на корточки. На то, чтобы прилепить один конец волоска прямо к полу, а другой к дверному полотну, потребовалось всего несколько секунд.
Дополнительный контроль никогда не помешает.
Кажется, все?
Противопехотную растяжку на дверь Синоптик устанавливать не стал. Во-первых, в его кабинете все равно не нашлось бы подходящей гранаты, а во-вторых, это был бы уже перебор…
* * *
Когда-то человека искушала плоть — теперь его искушает блудливый разум…
Вернувшись к столу, Синоптик немного отодвинул кресло и развернул его так, чтобы удержать в поле зрения одновременно и дверь, и погасший экран монитора.
Лист бумаги, исписанный собственным почерком Синоптика, никуда не исчез.
«…Извини, сынок. Очевидно, все-таки страсть к обобщениям — категория возрастная. Каждого, кто дожил до первых седин или же до начальной стадии геморроя, вечно тянет поделиться с окружающими, родными и близкими секретом, как он этого добился. Поверь мне — чужой опыт недорого стоит! Если, конечно, он сам по себе. Редко кто способен пропустить чужой опыт через собственные мозги, печенку, ребра… Иначе человечество не крутилось бы тысячелетиями на одном месте».
Да, это были именно те слова, которыми он хотел бы продолжить свое так и не начатое письмо.
— Чертовщина какая-то…
Если исходная ситуация абсурдна по определению — значит, нет никакого смысла искать выхода из нее традиционными методами. Служебная дисциплина и многолетний опыт работы в системе предписывали Синоптику самое простое решение: когда не знаешь или не понимаешь, что вокруг тебя происходит, необходимо срочно доложить об этом непосредственному начальнику. И запросить хоть каких-нибудь указаний, переложив на руководящие плечи всю ответственность за последствия.
Доложить, конечно, можно.
Так, мол, и так, получил от персонального компьютера указание спасти мир, вижу двери в стене, и вообще — кто-то читает мои мысли, а потом переносит их на бумагу. На основании вышеизложенного прошу отстранить меня от операции, пока не начал ходить под себя или бегать по улицам в голом виде, оскорбляющем человеческое достоинство и высокое звание офицера.
Искренне ваш, Наполеон Бонапарт из галактики Альфа Центавра…
Смешно. Смешно — и глупо. Нельзя, да и незачем, никому ничего докладывать.
Какая, собственно, задача поставлена перед ним?
Спасти мир. Спасти человечество…
Всего-навсего?
Выполняйте, товарищ полковник!
Есть спасти мир, товарищ Основатель!
Вольно… кругом… шагом марш…
И ничего особенного — считается ведь, что для этого секретные службы всегда и существовали.
Синоптик никогда не считал себя трусом.
Воевать по-настоящему ему не довелось, однако в так называемых горячих точках он все-таки пару раз побывал — именно так, как бывают на войне журналисты, командированные милиционеры и проверяющие из Москвы. На Кавказе, в горах, по Синоптику даже стреляли, и он тоже в кого-то стрелял — поэтому две боевые медали носил с не меньшим правом, чем некоторые из его сослуживцев.
Впрочем, для того чтобы сделать в системе карьеру, одного этого явно бы не хватило. Чтобы не потонуть, надо было, как на болоте, вовремя перепрыгивать с кочки на кочку — и ни в коем случае не останавливаться. Тем более что за прошедшие годы могущественное секретное ведомство, в котором работал Синоптик, столько раз упраздняли, сливали, переименовывали и реформировали под корень, что даже самые матерые кадровики часто путались, оформляя пенсионные документы…
Конечно, Синоптик не мог не замечать, что организация, к которой он принадлежал, вся эта система , надежно замкнутая суровыми законами конспирации на узкий круг профессионалов, буквально на его глазах превращалась в подобие масонской ложи. Отчего? Да оттого, что оперативная работа вообще здорово деформирует психику — и постепенно даже к собственному народу начинаешь относиться как к населению вражеского государства. Высокие, благородные цели все меньше оправдывают выбранные для их достижения средства и незаметно вытесняются сугубо тактическими, прикладными задачами…
В родной стране приходилось действовать, как в каком-нибудь Гондурасе.
Любой шаг, неверный с точки зрения текущего политического момента, вполне мог стоить Синоптику персонального светлого будущего — и, тем не менее, к сорока двум годам он все-таки дослужился до полковничьих погон, персонального автомобиля с шофером и собственной секретарши в приемной. Конечно, Синоптик старался еще поддерживать спортивную форму и по-прежнему дважды в неделю ходил в зал — но давно уже предпочитал боевым единоборствам оздоровительные системы.
А вот с семейной жизнью как-то не очень сложилось — после развода жена его с сыном-тинейджером проживала отдельно и теперь, кажется, во второй раз собиралась выходить замуж.
За иностранца.
В прошедшие, славные и суровые, времена такое просто невозможно было бы себе представить.
А сейчас — ничего, обошлось без последствий.
Демократизация общества, понимаешь ли.
Просвещенный либерализм…
Некоторое время назад Синоптика пригласили на самый верх — в один из тех московских кабинетов, которые никогда не показывают по телевизору. Объяснили, что от него требуется. Намекнули — зачем и кому это нужно, а затем недвусмысленно дали понять, что теперь перед ним открываются два пути. Можно отказаться от поступившего предложения — и спокойно досиживать до пенсиона по выслуге лет, неторопливо подыскивая себе теплое место в какой-нибудь коммерческой структуре. Или ответить согласием, чтобы сделать рывок на такой верх карьеры, с которого даже падать приятно и вовсе не больно…
Синоптик подумал — и согласился.
Это был его шанс, и упустить этот шанс оказалось бы глупо. А что касается морали…
Меньше всего беспокоили Синоптика так называемые муки совести. Слишком много он их на своем веку насмотрелся — и у начинающих взяточников, и у наркоманов, впервые обокравших собственных родителей, и у продажных милиционеров, у депутатов и проституток, подхвативших дурную болезнь… Ничего, потом все как-то переживают, обходятся.
В конце концов, высоких идеалов много, а жизнь у человека одна…
Тихо и монотонно, словно опасаясь чего-то, напомнил о себе аппарат внутренней связи. Выдержав, по обыкновению, довольно продолжительную паузу, Синоптик придавил пальцем красную кнопку:
— Слушаю.
— Товарищ полковник, машина внизу.
— Спасибо. Пускай подождут… — Нет, не было и не могло быть никакого сомнения — все, что происходит сейчас, странным образом связано с некими запланированными на завтра событиями, которые Синоптик подготавливал на протяжении последних полутора месяцев.
Разумеется, он достаточно хорошо представлял себе, как на практике выглядит то, что в секретных отчетах и планах принято называть мероприятиями по дестабилизации политической обстановки.
Да, конечно же, в результате народного гнева непременно сгорит пара-тройка ни в чем не повинных автомобилей. А может, их и больше сгорит — какая разница? Все равно почти все машины сейчас в городе застрахованы, так что владельцы, скорее всего, не пострадают. Так же, как и хозяева дорогих магазинов, которым обязательно возместят по страховке ущерб за витрины, разбитые уличными хулиганами, и за товар, опрометчиво выставленный в этих витринах…
Да, конечно, прольется некоторое количество крови.
Однако, согласно прогнозу, подготовленному соответствующим отделом Управления специальных операций, величина людских потерь в ходе массовых беспорядков ни в коем случае не должна выйти за предельно допустимые значения. Синоптик в своей аналитической записке даже сравнил этот показатель, для совершенной наглядности, со средним статистическим числом погибших и пострадавших в дорожно-транспортных происшествиях по городу за выходные дни, так что получалось — обыкновенному человеку участвовать в митинге и демонстрации едва ли не безопаснее, чем просто поехать на дачу…
Если верить оперативной сводке по состоянию на двадцать три часа, все пока шло в соответствии с планом. Как это пишется в театральных программках?
Действующие лица и исполнители…
Действующие лица были готовы — впрочем, в большинстве своем они даже не подозревают, что вынуждены участвовать в чужой пьесе с трагическим и беспощадным финалом.
Из конца в конец города колесят микроавтобусы, развозя по адресам много сотен зеленых матерчатых ленточек, которые завтра с утра начнут раздавать демонстрантам. На подходе и рефрижератор со свежими, только что срезанными ветками рябины — символом нового экологического движения, активисты которого как раз сейчас дописывали последние лозунги.
Студенты, пенсионеры, так называемая творческая интеллигенция…
Хорошие лозунги, хорошие люди.
Неравнодушные… Несогласные…
Делегаты Экологического саммита, иностранные журналисты и представители Евросоюза в организованном порядке, за счет принимающей стороны, досматривали «Лебединое озеро».
Начальник всех городских милиционеров только что вылетел на международный симпозиум по проблемам организованной преступности не то в Ниццу, не то в Арабские Эмираты, приказав на прощание не поддаваться на провокации и уважать права граждан.
А вот пожилой подполковник, которому завтра с утра заступать на дежурство по городу, уже пошел в спальню, к жене — уже не те годы, чтобы засиживаться до полуночи…
Действующие лица и исполнители…
Исполнители, в общем, тоже были готовы — и находились под наблюдением. Завтра перед обедом, в назначенный час и в назначенном месте, их встретит оперативник, раздаст реквизит, доставит на место, потом заберет — после акции… Были готовы уже и люди, специально обученные работе с так называемым расходным материалом. Люди, которым предстояло принять этих исполнителей на конспиративной квартире, чтобы позаботиться об их недолгой дальнейшей судьбе. Был готов даже тот, кто также в назначенный день и в назначенном месте случайно найдет не подлежащие опознанию трупы…
Скорее бы уже утро…
Наверное, это было бы очень неплохо — регулировать течение жизни наподобие водопроводного крана. Захотелось — прибавил событиям интенсивности, надоело — перекрыл на какое-то время причинно-следственную связь. И отдыхай себе, переваривай… Можно горячее сделать, можно про запас набрать — тут уж кому как нравится.
К сожалению, на подобные шуточки способен оказался только Основатель…
Но еще совсем недавно Синоптик и не подозревал о его безграничных возможностях, поэтому предпочел скоротать затянувшийся вечер перед активной фазой мероприятия так, как делал это на протяжении последних недель — за не обязывающей никого ни к чему болтовней с анонимными собеседниками в чате.
И вот, на тебе… скоротал вечерок! Снял, понимаешь ли, нервное напряжение.
Синоптик с раздражением посмотрел на экран монитора.
Да, разумеется, — этот чат…
Кто вообще придумал подобные виртуальные комнаты для свиданий? Кто додумался до того, чтобы раскидать их по Всемирной сети?
Синоптик напоролся на чат почти случайно, прочесывая периферийные ресурсы Интернета в поисках некоторой дополнительной информации по агентурному делу «Двойной дозор». Тогда сверху поступило распоряжение оперативно и быстро отработать так называемых Светлых и Темных — две противоборствующие неформальные группировки, активность которых внезапно превысила показатели фонового режима. И те и другие оказались неплохо, со знанием дела законспирированы, однако соответствующими службами было отмечено их активное проникновение в политику, в органы власти и в творческие круги. Обе структуры использовали в своей деятельности, как правило, обычные формы и методы, присущие тоталитарным сектам, однако некоторые обстоятельства наталкивали на предположение об устойчивых связях неформалов с организованной преступностью.
Между прочим, серьезных репрессий в отношении них удалось избежать, в немалой степени благодаря Синоптику, — именно он доказал, в конце концов, московскому руководству, что ни Светлые, ни Темные не управляются из-за рубежа и не имеют ярко выраженной антигосударственной направленности. После этого с лидерами обеих группировок провели профилактическую работу, агентурное дело списали в архив — а Синоптик, так уж получилось, приобрел на память об этом деле привычку наведываться время от времени в чат, где уже обитали тогда Основатель, Пилот, Патриот, Доктор Кеша и, кажется, кто-то еще.
Привычка эта была, наверное, вредной, но чертовски приятной — как хорошая сигарета после утренней чашки кофе. Синоптик отдыхал в чате от профессионального знания однообразия, скуки и мерзости так называемых общественно-политических процессов, происходивших и происходящих в стране, — и оттого, наверное, у него ни разу не возникало желания, даже мимолетного, докопаться до подлинных данных о личности своих сетевых собеседников. Пускай, если хотят, остаются Бомондами, Девочками, Терминаторами, Толиками…
На глаза Синоптику опять попался лист бумаги, исписанный его собственным почерком:
«…Знаешь, сынок, я тут как-то заметил, что одной из ярких черт нашего русского национального характера является способность любое дело закончить выпивкой и хорошей дракой. И дело тут не в агрессивности — просто традиция. Так уж заведено! Вроде пятичасового чая у англичан или обязательных немецких сосисок к пиву. Лучшие друзья испокон веку от души выворачивали друг другу скулы на деревенских престольных праздниках, позже — квасили кулаками носы в хмельном полумраке танцевальных площадок, рабочих клубов и даже институтских выпускных вечеров. Интеллигенция, правда, предпочитала выяснять отношения другими способами. Но, во-первых, еще неизвестно, что лучше, а во-вторых — где она, та интеллигенция? Ау-у-у! Единичные экземпляры — на грани вымирания…»
Синоптик взял со стола бумажный лист и аккуратно сложил пополам.
Потом сложил еще раз.
Потом еще раз.
Получился аккуратный белый прямоугольник, который Синоптик убрал в карман брюк.
Разберемся…
Интересно, с чего это он как раз сегодня вечером вообще решил написать письмо сыну?
Раньше вроде бы никогда не писал. Да и по телефону-то они последний раз общались, кажется, на день рождения. Или это было уже потом, весной?
Мальчишка учится в каком-то колледже. Второй или третий курс…
Как все-таки время летит… Синоптик попытался представить себе собственного ребенка — худого, неловкого и нескладного, как и все они в этом возрасте.
И неожиданно ясно и четко, как на огромном экране кинотеатра, увидел его, распластавшегося без движения прямо напротив какой-то глухой подворотни. Голова сына была неестественно запрокинута, лоб и верхнюю половину лица прикрывала намокшая кровью повязка…
Совсем рядом лежал рюкзачок с вывалившимися конспектами и знакомая зеленая веточка.
Синоптик отогнал видение и прислушался к собственным ощущениям.
Страха по-прежнему не было.
Ладно. Ноль информации, как его ни умножай, все равно дает в итоге нолик.
Синоптик встал, оделся, привычно похлопал себя по карманам: ключи, документы, бумажник.
По правде говоря, он всегда завидовал тем, кто в любое время года позволяет себе обходиться без пиджака или без куртки, — счастливые люди, никаких забот о том, куда положить удостоверение и как незаметнее пристроить пистолет…
— Дежурный?
— Слушаю, товарищ полковник.
— У нас все в порядке?
— Да вроде без происшествий. А что?
— Ничего. Я спускаюсь. Поеду один. Приготовьте ключи.
Монитор на столе затаился в режиме ожидания.
Ну что же… Говорят, еще вечером второго мая сорок пятого года в Берлине трамвайные контролеры взыскивали с перепуганных пассажиров штрафы за безбилетный проезд. Поразительно. Русские уже вели уличные бои на окраинах города, генералы разбитого вермахта сдавались в плен со своими штабами, а дисциплинированные, незаметные винтики умирающей государственной машины Третьего рейха продолжали крутить свои маленькие шестеренки.
Синоптик протянул руку и, в полном соответствии с инструкцией по безопасности, обесточил компьютер, с некоторым усилием выдернув вилку электрического провода из розетки. После этого он прошел в противоположный конец кабинета — к двери, втиснутой Основателем между часами и несгораемым ящиком, чтобы проверить печати.
Видимых повреждений не замечалось.
Контрольный волосок внизу тоже был пока в целости и сохранности.
Значит, можно идти.
Потому что, когда вдруг не понимаешь, что делать и кто виноват, — надо просто выполнять свой служебный долг.
Потому что лучше, в конце концов, сделать и пожалеть, чем не сделать и раскаиваться…
* * *
Электроника на панели приборов показывала двенадцать часов ноль две минуты.
Первым делом Синоптик вынул из-под лобового стекла специальный пропуск, числившийся за Управлением юстиции Московской области. Теперь, без мигалки на крыше и без этого пропуска-«вездехода», черный джип с оперативными номерами абсолютно ничем не выделялся из общего потока городского транспорта.
Хорошая, рабочая корейская машина…
Ну что ж, поехали.
Выруливая за ворота, Синоптик — скорее, по водительской привычке, чем по необходимости, — включил автомобильную магнитолу.
Передавали, как обычно, выпуск новостей.
«Продолжается визит президента по Восточному побережью Африки…
Завтра в Москве открывается Европейский экологический саммит…
Правительство Москвы разрешило провести марш несогласных, но не по Тверской улице, как требовала оппозиция, а в Южном Бутово…
И в завершение выпуска о погоде. Завтра в Москве ожидается конец света…»
Ерунда. Слуховая галлюцинация.
Надо будет завтра прикупить чего-нибудь в аптеке. Чего-нибудь успокоительного, с витаминами…
Если, конечно, оно вообще наступит, это самое завтра. А ведь запросто может и не наступить, да?
Вы ведь именно это имели в виду, гражданин Основатель?
Эх, попались бы вы мне где-нибудь на Кавказе, во время спецоперации…
Автомобилей на набережной было немного.
Синоптик сбавил скорость, показал поворот, чтобы перестроиться, — и почти сразу напомнила о себе радиостанция. Услышав протяжный тональный сигнал, Синоптик переключил ее в режим громкой связи:
— Докладывай.
— Возникла проблема. На питерской кольцевой только что опрокинулся грузовик с реквизитом. Протаранил отбойник на разделительной полосе и снес ограждение.
— Он еще в Питере?!
— Застрял в Торфяновке на таможне. Пришлось гнать, вот и занесло на мокрой дороге. Но если быстро перегрузить, то к девяти реквизит будет в Москве.
Дожили… Даже реквизит для операций спецслужб приходится делать за бугром. Кризис, видишь ли… А вот у «фиников» никакого кризиса…
— Пострадавшие есть?
— Так точно… Кабина всмятку. Вместе со всеми, кто в ней находился.
— Плохо.
— Я понимаю. — По голосу оперативника, отвечавшего за негласное сопровождение объекта, было ясно, что он растерян и даже, пожалуй, немного напуган.
— Журналисты какие-нибудь уже появились?
— Пока вроде нет. Только «скорая помощь». Там ведь почти сразу пробка образовалась…
— Ладно, я понял. Доложите дежурному. Пусть немедленно организует перегрузку реквизита на другой транспорт. Далее…
Переговоры по рации заняли не больше десяти минут — за это время Синоптик успел найти подходящее место и припарковать автомобиль в пустынном, плохо освещенном переулке.
Не выключая двигатель, он достал из наружного кармана пиджака мобильник и по памяти набрал номер, который когда-то считался его домашним.
Бывшая жена сняла трубку после второго гудка:
— Алло?
Раньше, помнится, в прошлой семейной жизни, спать она ложилась довольно поздно, далеко за полночь — и привычкам своим, судя по всему, не изменила.
— Это я. Позови Малыша.
— С чего это вдруг?
— Позови Малыша, я сказал!
К счастью, женщина по многолетнему личному опыту знала: когда бывший муж начинает говорить таким тоном, с ним лучше не спорить. По возможности, также следует обойтись без вопросов.
— Его нет дома.
— Где он?
— Гуляет… — В голосе бывшей супруги начали появляться тревожные нотки. — Что-то случилось?
— Он у тебя что, постоянно по ночам где-то болтается?
— Между прочим, парню уже восемнадцатый год. И вообще, с какой стати я тут должна…
— Мне нужен его телефон.
— Зачем?
— Мне срочно нужен его мобильный телефон.
— Послушай-ка, милый мой, знаешь что…
— Телефон!
— Ладно, записывай… — Немного повозившись с кнопками памяти, женщина продиктовала номер сына и только после этого позволила себе еще раз поинтересоваться: — Что случилось? Послушай…
Но Синоптик уже закончил разговор с бывшей женой, потому что было не до нее.
С первого раза он не дозвонился — никто не брал трубку. Синоптик набрал автоматический повтор вызова… то же самое, раз за разом. Неожиданно высветился параллельный звонок.
— Ну, чего тебе?
— У Малыша все время занято, — виновато сообщила женщина.
Кажется, теперь она была испугана по-настоящему.
— Я знаю. Это я ему звоню.
— Слушай, можешь ты все-таки сказать, что случилось?
— Нет. Не могу.
— Не можешь или не хочешь?
— До свидания.
— Постой, нет! — Женщина громко всхлипнула в телефонную трубку. — По-моему, он сегодня собирался с ребятами в ночной клуб…
— Куда?
— Кажется, в «Подземку»…
— Знаю, — непроизвольно, как это часто бывает, кивнул Синоптик.
— Его что, задержали? Скажи мне… С наркотиками? Милиция?
— Нет, все, успокойся. Нет времени…
Синоптик прервал соединение и прикрыл глаза, чтобы представить себе карту столицы. Никакой спутниковый навигатор для определения маршрута ему не требовался — центральные районы города он знал прекрасно и почти сразу сообразил, как лучше и проще доехать до бывших складов, в которых теперь располагался модный молодежный клуб.
Надо ехать…
По идее, следовало бы предварительно пробить место нахождения сына через его мобильный телефон — при современном уровне развития сотовой связи делалось это технически просто, быстро и с достаточно высокой точностью.
Однако Синоптик отчего-то был уверен, что необходимости в этом нет.
И действительно, джип едва успел тронуться с места, как в салоне автомобиля настойчиво зазвучала мелодия вызова.
— Малыш?
— Папа? Это ты мне звонил? — В словах сына и его интонации явно слышалось намного больше удивления, чем радости.
— Ты где?
— А что случилось?
— Ты где, сынок? — повторил вопрос Синоптик.
— В клубе. В этом самом… в «Подземке»…
— Не ходи завтра никуда.
— В каком смысле? — Видимо, парень действительно не понимал, что имеет в виду так внезапно напомнивший о себе родитель.
— Ни на митинги, ни на какие демонстрации… вообще никуда не ходи, — Синоптик замешкался на мгновение и добавил: — Пожалуйста…
— Я и не собирался.
— Вот и хорошо. Знаешь что? Оставайся на месте, сейчас я подъеду.
— Зачем? Да что случилось-то? Что-нибудь с мамой?
— Да нет, все в порядке, ты только дождись меня…
Выкатившись на широкую и пустынную ночную набережную, Синоптик начал разгоняться — однако сразу же вынужден был сбавить газ. Посреди мокрой, блестящей после недавнего дождя мостовой валялась дохлая кошка. Судя по относительно аккуратному виду, сбили ее совсем недавно и еще не успели раскатать колесами из конца в конец проезжей части.
Кошку было жалко.
Людей — нет, а вот кошку…
Чтобы отвлечься, Синоптик опять включил автомобильную магнитолу.
All dead, all dead…
Все умирают.
Очень духоподъемная композиция.
Синоптик протянул было руку, чтобы переключиться на другую, более веселую волну, но его движение прервал тональный вызов оперативной радиостанции. Старший группы наружного наблюдения доложил из Питера, что один из ключевых исполнителей завтрашнего мероприятия подобрал на обочине какую-то проститутку и посадил ее в свою машину.
— Не препятствовать, — распорядился Синоптик.
Что же мы, в конце концов, не люди? Пусть расслабится. Напоследок. Лишь бы на поезд не опоздал.
По радио шла какая-то очередная дурацкая викторина с призами.
— Вы совершенно правы! Конечно же, это «Pink Floyd». Композиция «Money», что означает «Деньги». Которые, по мнению многих, решают все. Но, слава богу, это не так. Конечно же, не все. Правда, гораздо увереннее это произносишь, имея пару миллионов на счету в банке «Резерв», спонсоре сегодняшней викторины… — изгалялся ведущий до отвращения жизнерадостным голосом.
Как ни странно, Синоптик теперь уже совсем не беспокоился по поводу завтрашнего дня.
Да, конечно. Да, разумеется…
Все, что ему там, в кабинете, привиделось, не имело в действительности ни малейшего отношения ни к нему самому, ни к его близким. Там, в подворотне, на грязной траве — это ведь был совсем другой, незнакомый подросток. Он даже не был похож на его сына…
Синоптик оказался уже на подъезде, совсем недалеко от клуба, когда, после очередной музыкальной композиции, ведущий объявил:
— В столице два часа ночи… В студии с экстренным выпуском новостей Владимир…
Ладно, послушаем.
Врожденное, отточенное годами реальной оперативной работы чутье на опасность заставило Синоптика насторожиться:
— По сообщению информированного источника, завтра во время проведения марша несогласных готовится провокация… В сторону бойцов спецподразделений будет произведено несколько выстрелов из пистолета и брошена бутылка с зажигательной смесью… Провокаторы скроются в ближайшем подъезде, после чего уедут на машине с номером… Цель провокации… Возможны жертвы…
* * *
Если слишком туго закрутить гайку, можно сорвать резьбу.
Не убирая ногу с педали газа, Синоптик проскакивал перекресток за перекрестком, почти не обращая внимания на светофоры, монотонно отсчитывающие секунды равнодушными желтыми линзами.
Связь куда-то пропала. Ни по рации, установленной в автомашине, ни по одному из мобильных телефонов на его вызовы никто не отвечал.
Надо срочно вернуться и через дежурного… Синоптик покосился на циферблат — только третий час ночи, еще можно успеть…
Стоп! Пустая затея. Видимо, произошла утечка информации. Это не смертельно. Наверняка подобный вариант развития событий был заранее предусмотрен. Просто в основной план теперь будут внесены дополнительные коррективы. И самые радужные для него, Синоптика.
Ничего удивительного. Современные правоохранительные системы, спецслужбы и преступные сообщества организованы так, что предательство или ошибка какого-нибудь одного, даже самого важного человека глобально повредить им не может. А вот тому, кто допустил косяк или предал, это будет стоить так дорого, что лучше уж самостоятельно пойти — и закопаться на ближайшем кладбище.
«Основатель, мы живем в страшном и глупом мире… Который сотворили себе сами».
Синоптику не раз приходилось угадывать в одинаково мутных, запавших глазах своих нынешних руководителей отблеск медных фанфар и автоматных трассеров. Такие глаза бывают иногда у взрослых мальчиков, не доигравших в свое время в «войнушку» и в солдатики…
Ничего не поделаешь. Все они относили себя к категории профессиональных игроков — люди были для них не более чем неодушевленными исполнителями, и потеря пешки или даже ферзя огорчала, но в меру. Ну скажите, какой смысл расстраиваться из-за подобной ерунды, если всегда можно снова расставить фигуры и предложить сопернику взять реванш? В конце концов, почти каждый из них рассчитывал вовремя уйти в тень, оставив после себя пустую, залитую кровью шахматную доску…
Единственная ценность любого скандала заключается в его своевременности.
Все остальное вторично. Значит…
Show must go on? Представление продолжается?
Of course. А як же ж!..
И конец света должен состояться при любой погоде.
Все мы участвуем в одной игре. Только некоторые сидят за карточным столом, а остальные позволяют тасовать себя в колоде.
…Кажется, клуб должен располагаться где-то здесь, поблизости.
Точно! Фары корейского джипа выхватили из темноты кривую стрелу указателя, намалеванную на стене дома. Теперь надо аккуратно протиснуться между соседними зданиями и заехать во двор…
Припарковать машину прямо напротив входа не удалось — ничего похожего на VIP-стоянку для посетителей здесь не было предусмотрено, а небольшое пространство перед парадными, асфальтовая дорожка и даже чахлые городские газоны оказались плотно забиты разнообразным транспортом, принадлежащим обитателям соседних домов.
Синоптик медленно покрутился по двору, стараясь не зацепить края водосточных труб, выступающие в самых неподходящих местах, и машины, настороженно подмигивающие красными точками сигнализации, и, в конце концов, остановился прямо на выезде. Ничего страшного — вряд ли кто-то из добропорядочных граждан надумает прямо сейчас, посреди ночи, выезжать из дома.
Заглушив двигатель, Синоптик снова достал мобильный телефон и набрал номер сына.
На этот раз он отозвался практически сразу:
— Папа?
— Да. Я уже здесь. Я приехал.
— Подожди минуточку, сейчас выйду.
— Давай поскорее.
Люди обычно отличаются от зверей — если это не стоит им слишком дорого.
И все-таки обидно, что традиции профессиональных спецслужб уходят в прошлое. Неписаный кодекс чести, наивные правила честной игры… Это, наверное, оттого, что в шпионы полезли все кто ни попадя — журналисты, артисты, домохозяйки. Откуда же взяться культуре оперативной работы? Особенно теперь, когда все измеряется в евро, долларах, фунтах стерлингов, и даже в неконвертируемых израильских шекелях и китайских юанях…
Ожидание начинало действовать на нервы.
Синоптик пошевелился и вспомнил — надо же…
А ну-ка, посмотрим.
Плотный бумажный прямоугольник почти не смялся в кармане брюк. И аккуратные, ровные строки, написанные почерком Синоптика, тоже никуда не исчезли.
«…Сынок, я давно уже пришел к выводу, что суммарное количество разума на планете — величина постоянная. А население планеты все увеличивается и увеличивается, понимаешь? Да, и вот еще что. Для того чтобы считать себя мужчиной, вовсе не достаточно только ходить в туалет с соответствующей буковкой на двери. Необязательно носить погоны, чтобы считаться солдатом. И необязательно быть солдатом, чтобы уметь умирать. К тому же…»
Текст загадочного послания, адресованного его сыну, обрывался на середине обратной страницы. И Синоптик вдруг понял, что многоточие в конце фразы таит в себе куда больше неприятных неожиданностей, чем все другие знаки препинания.
Интересно… Письмо не дописано и не подписано.
Мысли умные вдруг иссякли?
Паста в шариковой ручке высохла?
Или закончилось время, отпущенное Основателем?
Синоптик опять набрал последний номер, сохранившийся в памяти телефона:
— Алле, сынок?
— Да, папа, да, я иду…
— Не выходи, не надо.
— Что? Слушай, папа, здесь шумно, я что-то не понял…
— Сиди на месте! Я перезвоню.
Синоптик поднял глаза и увидел большую темную автомашину с тонированными стеклами, неторопливо заполнявшую собой единственный проезд между домами.
— Однако быстро вы меня нашли, ребята…
Оказавшись внутри, во дворе, перед клубом, автомашина замерла на некоторое время — как хищный зверь, которому перед началом удачной охоты необходимо прислушаться и принюхаться к окружающей обстановке.
Потом из машины, почти одновременно, вышли трое.
Водитель, худощавый мужчина лет тридцати пяти, был одет в неприметную черную куртку и джинсы. Половину лица его закрывали солнцезащитные очки, которые в три часа ночи смотрелись нелепо и одновременно угрожающе.
Второй — тот, что сидел за водителем, — выглядел лет на десять моложе. Крепко сбитый, со сломанной переносицей и настороженными злобными глазками, он был одет так, чтобы ничто не стесняло движения, — в грязно-зеленую брезентовую ветровку и широкие шаровары. На голове у него темнела повязка, но не с арабской вязью, как у ваххабитов, а с переплетенными белыми веточками.
Третий, выбравшийся через заднюю дверь автомобиля последним, тоже намотал на голову повязку с эмблемой экологического движения — и это, пожалуй, все, что Синоптику удалось разглядеть при ночном освещении.
«Прокололись, — по многолетней привычке оценивать действия подчиненных подумал Синоптик, грузовик-то с реквизитом еще в Питере… Значит, нацепили образцы, бараны…»
Тем временем трое мужчин уже быстрым шагом направились к джипу.
— У попа была собака…
Как писал один умный еврей, в этой жизни можно быть только попом. Или собакой. Или куском мяса. Четвертого не дано.
Синоптик увидел, как водитель на ходу поправляет под курткой ремень кобуры.
Спохватился, достал пистолет и привычным движением загнал патрон в патронник…
Он не любил стрелять первым.
Но иногда просто не остается выбора…
