Полнолуние — самая благодатная пора для зверя. Когда огромная луна выходит из земной тени и отражает солнечный свет во всей своей красе. И волны великого океана стремятся к луне, вызывая приливы и отливы, и даже воды рек и речушек тянутся к луне, подтачивая высокий берег изо дня в день, из года в год, из века в век. Что же говорить о человеке, тоже почти полностью состоящем из воды.

Зверь прислушался к своим ощущениям: он здоров, он почти полностью восстановился, он вновь силен и готов к выходу в мир. И он знает, что дальше делать…

Белов еще раз глубоко вдохнул, набрал в легкие воздуха и с силой дунул в трубку.

— Ого, да с такой дыхалкой вам в стеклодувы идти можно, — хмыкнул доктор, глянув на показания прибора. — И все остальное у вас в норме. Хотя еще пару недель назад я всерьез опасался за вашу жизнь. И что это за волшебное лекарство, что привезли вам друзья из Москвы?

Белов пожал плечами. Он и в самом деле не знал, что за препарат вколола ему жена того капитана Васинцова, когда они неожиданно навестили его в больнице. Они вроде как на юга ехали отдыхать на машине, вот и заехали по пути в гости. Карина как увидела Белова, струпьями покрытого, сразу крикнула: «Гляди, Генк, как у тебя после Киржача» — и тут же вколола ему какой-то маслянистой жидкости из аптечки. Надо же, вот они, современные женщины, вместо румян-помады в сумочке ампулы да капсулы. Да, она еще три ампулы оставила, и вот, ни струпьев, ни гноя, и кровь в норме.

— В общем так, я вас выписываю. Вот предписание, пару неделек поваляетесь в вашем ведомственном санатории, там ужасть как хорошо, и можете выходить на работу.

Белов кивнул и выставил на стол пятизвездочную бутылку коньяку. Доктор глянул в сторону двери, вздохнул, пробормотал что-то типа: «С хорошим человеком грех не выпить» — и выставил пару медицинских стаканчиков.

Они сложили сумки в багажник, Галка прыгнула к Белову на заднее сиденье, обняла, прижалась к плечу и начала гладить тонкими пальчиками по отросшим за время болезни волосам. Брат Коля глянул в зеркальце заднего вида, улыбнулся и включил зажигание. Он уверенно вел машину по выщербленному асфальту, жаловался, что в последнее время работы совсем не стало — даже злостные браконьеры совесть стали иметь, удочки себе покупают, но все же похвалился, каких крупных браконьеров недавно выловил и какую классную рыбалку он приготовил для Белова к его выписке. Они въехали в сосновый бор и остановились на стоянке перед белым корпусом санатория.

— А в общем-то, Борь, ты не торопись, полежи, полечись, успеешь ты еще бандюг-то наловить, — сказал Коля, выволакивая сумки из багажника, — говорят, этот санаторий — просто рай, там, говорят, икру дают на завтрак.

Зверь осторожно выполз на балкон, потянулся, размял плечи и встал на задние лапы. Он в порядке, он полностью восстановился. Одним прыжком соскочив на землю, зверь осмотрелся, потом глянул в небо. Полная луна и свежий ветер, как раз то, что надо, и бежать ему надо вот туда, прямо на юг.

Он мчался огромными прыжками меж деревьев и наслаждался легкостью, с которой ему дается движение. Легкость движения после той чудовищной боли, что ему пришлось пережить. Но они ответят за эту боль! Они все ответят! Но сначала он возьмет свою самку. Он слишком долго был один, он устал от одиночества, а что может быть хуже одиночества?! Когда ты страдаешь и нет никого рядом, чтобы поддержать тебя, помочь зализать твои раны.

Бежать пришлось долго, но он не устал, совсем не устал. Напротив, эта пробежка пошла ему даже на пользу, легкая разминка перед серьезным делом. Вот и железная дорога. Он умилился ей, как старой знакомой, с наслаждением вдохнул запах мазута и мокрого железа рельс. А вот и поезд, как под заказ, большие открытые вагоны, груженные лесом, большими бревнами. Это даже лучше, чем вагоны обычные.

Зверь резко оттолкнулся лапами и повис, уцепившись за край вагона, когти царапнули по доскам, он практически без усилий подтянулся и очутился на штабеле толстых бревен. Поезд преодолел поворот и начал быстро набирать скорость. Зверя просто переполнял восторг: скорость, ветер в лицо, огромная луна над головой. Его разбирало встать во весь рост и завыть торжествующе, но он знал, сверху — опасные провода с электричеством.

Поезд снова застучал колесными парами на стыках и сбросил скорость. А вот и знакомые места, вот здесь он обычно спрыгивал. Попробуем и сейчас. Зверь решил не лихачить и прыгнул в заросли. Тут же боль обожгла его спину. Вот черт, на сучок нарвался!

Зверь выбрался на откос и принюхался. Конечно, летние запахи — это вам не зимние, здесь от разнообразия и сбиться можно, вон какой букет: помойка свежая, вишня цветет, где-то во дворе шашлык жарят, ароматы цветочные, от которых голова кругом пойдет у кого угодно. У кого угодно, но только не у него. Он учуял ее запах, еле уловимый, но такой манящий запах, самый великолепный запах в мире.

Зверь уже не бежал, он осторожно крался вдоль заборов, в двух местах только его уникальное чутье уберегло от беды. Чертовы частники набили кольев посреди тропинки и везде накрутили колючей проволоки, ни пройти, ни проехать. Вот ужо доберется он до вас!

А вот и дом, окошки светятся, какое-то тявканье со двора раздается. Она завела щенка? Ну нет, этот щенок ему не соперник, как и тот пес, которому он свернул шею. Но нюх у него хороший, вон, почувствовал, под крыльцо забился.

Зверь подошел к самой ограде, отмахнулся от вишневой ветки, хлестнувшей его по морде, и… встретился взглядом с ней. Она стояла у окна и всматривалась в темноту. Она очень умная, его избранница, она погасила свет в комнате и теперь смотрела прямо на него, прямо ему в глаза.

Зверь уже не скрывался, он выпрямился во весь рост, она должна наконец понять, как он красив, насколько лучше он того коротышки. Кстати, запаха его не чувствуется, и табаком его противным уже не воняет. Хороший знак! Ну что ж, любимая, встречай, я иду к тебе…

Нет, он не может подойти к ней, что-то незнакомое и очень сильное не пускало его к ней. Какая-то древняя, могучая сила. Что-то надетое прямо на нее. Перстень! Они называют это перстень, глупое приспособление, которыми их самки пытаются украсить себя. Идиотизм! Разве нужно себя украшать еще чем-то, кроме того, чем тебя наградила мудрая Природа? Нет, когда они будут вместе жить в логове, которое он уже для них присмотрел, никаких украшений не будет. Ни камней, ни кожи, ни ткани. Ей, конечно, сначала придется трудно без одежды, но она быстро привыкнет, он верит в нее.

Зверь еще раз попробовал преодолеть невидимый барьер, но убедился, что это никак невозможно. Что ж, он не сердится на нее, он терпелив. Главное, что она уже начинает понимать его, вон, позвала полюбоваться на него своего брата — самца средних лет, и щенка. Да, надо еще решить, что делать с ее щенком. Слишком уж он слабенький, сумеет ли он возглавить стаю, когда придет время? Или лучше придавить его сразу, как поступают настоящие вожаки с детенышами от других самцов?

Дверь дома заскрипела, на пороге появился Ее брат. В его руке это страшное ружье? Извини, Ее брат, для нас еще не наступило время знакомства…

Зверь возвращался в новое логово в самом благодушном настроении. Ну и что с того, что сегодня он не смог взять своей самки, разве гон у него? Он потерпит, он терпеливый. Главное, что она здорова, сильна, готова к спариванию, чтобы стать матерью новой могучей стаи.

Белов сразу заметил, что с Галиной что-то не так. Она выставила на тумбочку какое-то варенье в баночках, выложила пирожки в пакете и замерла, уставившись в одну точку, бессильно уронив руки.

— Что случилось, Галь? — тихо спросил Белов.

— Он снова появился.

— Кто?

— Тот зверь. Я видела его, его глаза, и Ванечка видел, и Коля. Он сидел в кустах совсем близко от забора. Сидел и смотрел в наши окна. А утром мы следы нашли на песке. Он вернулся.

Белов сел рядом с Галиной на кровать, взял ее за руку:

— Ты помнишь того поляка, что приезжал к нам весной? Он сказал, что тебе нечего бояться, пока ты носишь на руке этот перстень.

— Перстень? — всхлипнула Галина. — Это же просто камень. Ты же сам говорил, что тот поляк — сумасшедший. Я боюсь, Боря, понимаешь, боюсь. Я не переживу этого ужаса снова. Ну что мне делать, Боря? Вы же убили его. Неужели он мог выжить?

— Это совершенно исключено! — решительно сказал патологоанатом, собирая свои ужасные инструменты в сумку. — Я сам препарировал труп вот на этом самом столе и могу уверенно сказать, что он был совершенно мертв, абсолютно, стопроцентно мертв! Мертвее не бывает! Но если вы считаете, что человек может ожить, после того как его выпотрошили и вытащили мозг, тогда ладно…

— Поймите, доктор, я ни в чем не хочу обвинить вас…

— И на том спасибо, — низко поклонившись, ехидно ответил бородатый трупорез.

— Я просто хочу взглянуть на могилу, это запрещено?

— Господи, как же я намучился с этим трупом! — воздел руки к потолку патологоанатом. — Даже когда местного олигарха вскрывал, такого ажиотажа не было.

— Ажиотажа?

— Ну да, приехали какие-то столичные светила, кишочки, потрошки его в баночки-коробочки сложили и вместе с трупом увезли.

— Куда?

— На кудыкину гору! Оно мне надо? Мое дело вскрыть и написать отчет. Хотите почитать? Интересующий вас клиент был совершенно мертв и нашпигован пулями разного калибра, как… Слушайте, а кого шпигуют? Утку, гуся? Впрочем, не важно. В нем было два десятка пуль, в том числе и в жизненно важных органах. И в сердце, и в печени, и в сером веществе мозга. Я насчитал пять ран, стопроцентно ведущих к летальному исходу. Да и остальные…

— Скажите, доктор, а вам ничего не показалось в этом трупе странным?

— Да, показалось, подписки с меня никто не брал, потому скажу откровенно: пули, попавшие в спину, застряли очень мелко.

— Что значит «мелко»?

— Мелко — это значит, что они не пробили внутренних органов, а застряли в мышцах спины. Словно это Шварценеггер перекачанный, а не обычный житель средней полосы России, злоупотребляющий слишком калорийной пищей. Я-то знаю, как ведет себя пуля из «стечкина» и «Гюрзы», попадающая в человеческое тело. И еще… мне показалось, что этот парень немножко грешил онанизмом или был спермодонором. Знаете, спермы в нем было гораздо выше нормы. Как в быке-производителе.

— Спасибо, вы мне очень помогли.

— Да че там, заходите почаще, всегда буду рад вам помочь, — сказал доктор и радостно рассмеялся.

Главврач судмедэкспертизы внимательно просмотрел удостоверение Белова, позвонил в прокуратуру, выяснил, работает ли там такой, спросил про его внешность, удовлетворенно кивнул и открыл сейф.

— Вот здесь, под номером 2118 ваше тело, — сказал он, указывая пальцем в нужную графу.

«Претензий на захоронение не предъявлено. Родственники не обнаружены. Тело передано в ЦИИИ им. Капицы г. Москва», — прочитал Белов краткую запись.

Домбровский узнал его сразу, словно ожидал звонка. Он выслушал Белова и коротко бросил в трубку: «Я вылетаю немедленно».

Белов принял штангу на грудь, перевел дух и выжал снаряд. Потом опустил штангу на помост и повторил упражнение снова.

— Отлично, — инструктор похлопал его по плечу, — набираешь форму на глазах, спину-то по утрам не ломит?

— Есть немного, и ноги побаливают.

— Ну смотри, не переусердствуй, сколько ты в больнице-то провалялся?

— Да считай с апреля.

— Да, угораздило тебя. Ну не беда, и не таких на ноги ставили. В общем, данные у тебя отличные, больше уделяй внимания водным процедурам, по лесу пешочком погуляй, трижды в день — тренировки. Ты у меня еще мастером станешь…

Белов зашел в душ, ополоснулся и, уже утираясь, услышал, как запищала «мобила» в кармане куртки.

— Слушаю…

— Борис Глеповитш, это Домбровский. Я в «Шереметьево», буду в вашем городе через четыре часа, мой номер 318 в отеле «Краков». Я жду вас с нетерпением.

Белов переоделся, прикинул, что еще успеет поужинать, и набрал номер Галины.

Домбровский был, как всегда, изящен. В светлых брюках и мягкой куртке, с шелковым платком на шее и идеальным пробором прически он сидел за столом и что-то внимательно читал с экрана очень дорогого с виду ноутбука.

— А, дорогой Борис, заходите! — крикнул он громко, едва Белов постучался и приоткрыл дверь. — Безумно рад видеть вас снова. А вы выглядите молодцом, посвежели, загорели, даже, кажется, поправились и стали шире в плечах.

— Вы тоже загорели, — улыбнулся Белов, — и ваш русский стал просто идеален.

— Да, я много практиковался. Знаете, для нового фильма я нанял труппу русских актеров. Это очень экономично, и русские, они, как это говорят, такие крутые актеры.

— Крутые, — поправил Белов.

— Да-да, крутые. Но что же мы стоим, присядьте.

— Над чем работаете? — спросил Белов, краем глаза заглянув в экран ноутбука.

— Разумеется, над сценарием.

— А что, в Америке фильмы снимают без готового сценария?

— Очень часто, сплошь и рядом. Знаете, иногда даже новые роли приходится дописывать прямо по ходу съемок. Чаще всего получается, как вы когда-то выразились, «говно», но иногда срабатывает.

— И о чем же ваш новый фильм?

— Об оборотнях, конечно.

— О Господи, разве это кого-то сейчас интересует? Разве у вас в Штатах не хватает сейчас своих чикатил?

— Чикатил?

— Ну зверей. Людей, потерявших под влиянием торков человеческий облик, заросших…

— Ах это, сколько угодно. Полиция сейчас их отлавливает по всем штатам, да и местное население в стороне не остается. Вы знаете, в Америке гораздо проще приобрести оружие, и местные мужчины собираются в группы. Как в кино, шерифы, рейнджеры, рейды на лошадях и джипах. Это стало спортом, пока не участились жертвы, теперь этим занимаются профессионалы. Так что фильмом про злых оборотней никого не удивишь, как не удивишь никого фильмом про кровожадных вампиров. Другое дело — показать любовь вампира. Знаете, какие сборы собрал последний «Влюбленный Дракула»? Я же хочу показать влюбленного зверя, оборотня. Согласитесь, страсть оборотня — это уже что-то!

— Так вы мечтаете об «Оскаре»?

— Да, — очень серьезно ответил Домбровский, — и если я его получу, половина его по праву ваша.

— С какой стати?

— Вы дали мне идею написать историю моей семьи, и про прадеда в Сибири. Про любовь оборотня к прекрасной княжне. Чем не сюжет?

— Но вы сами говорили, что ваша прабабка была простой казачкой.

— Но не стоит все понимать так буквально. Я пошел дальше: русские декабристы и княгини, графини, прочие дворянки, поехавшие за ними в Сибирь.

— Круто, и что же дальше?

— Оборотень страстно влюбляется в прекрасную княгиню и преследует ее всю жизнь. Ее дочь, внучку, правнучку, видя в них продолжение ее, бесконечно любимой. Согласитесь, любовь, страсть оборотня — это уже что-то! Но это только предыстория, потом действие переносится в Штаты, в Лос-Анджелес, в наше время. Впрочем, не буду пересказывать вам весь сюжет, вот дискета, распечатаете, прочитаете сами. Теперь вернемся к делу. Ваша Галина, она ясно видела зверя?

— Да, она сказала, что он как на подиуме вертелся перед ней, если бы у него были трусы, он бы точно их снял и стриптиз показал.

— Так я и думал, — тихо сказал Домбровский. — Он влюблен в нее.

— Но он умер, понимаете? — чуть ли не крикнул Белов. — Сдох, простреленный двумя десятками пуль, тело его препарировали, а потом сожгли в институте Капицы. Я сам читал заключение.

Домбровский не ответил, он встал, подошел к окну номера и глянул на улицу:

— Летом Россия совсем не такая, как ранней весной, у вас очень много зелени и совсем немного машин. Борис, скажите, ваша Галина носит мой подарок? Очень хорошо. Что мне ответить вам, Борис, иногда зверь не умирает даже умирая. Но я научу вас, как убить зверя. Навсегда убить! Но не сегодня, давайте сегодня отдыхать. Вы не хотели бы составить мне сегодня компанию, я приглашаю вас на ужин.

— Сегодня, наверное, не получится, я ведь официально все еще нахожусь на излечении в санатории. Давайте завтра?

Это была отговорка, разумеется, Белов мог бы остаться на ночь в городе и составить поляку компанию. Просто он хотел спокойно обдумать услышанное.