Васинцов еще раз попытался освободиться, но быстро бросил эту затею. Руки к подлокотникам словно приклеены, дергаешь, только больнее становится, хотя ни веревок, ни ремней, ни наручников не видно. Он расслабился и попытался определиться. Где он, как сюда попал, сколько времени был без сознания, как быстро его хватятся? Начнем с первого: он в квадратной комнате с единственной белой лампой в потолке. Лампа ведет себя странно, то почти гаснет, то светит вовсю и гудит. Гудит также странно, то пищит, как комар, то набирает мощности, как пылесос. По идее, должна раздражать, но не раздражает. Стена напротив матово-черная, скорее всего — зеркальная. Наверняка за ней кто-то сидит и наблюдает за заспанным капитаном в камуфляже с нашивкой «ГРИФ» на рукаве. Если так, то «они» уже заметили, что он очнулся, так что в скором времени следует ожидать развития событий, не в зеркало же его любоваться на самого себя привезли. Теперь о том, как сюда попал. Сие тоже покрыто мраком неизвестности. Васинцов сидел у себя дома, гонял комп — ребята из отдела «Р» игрушку подкинули из конфиската, хвалили. Игрушка оказалась скучноватой, и он уже собрался было вырубать машину, чтобы помыть морду и завалиться спать к Милке под бочок, как зазвонил телефон. Нет, не телефон — «мобила». Он глянул на определитель, номер оказался незнакомым, он нажал кнопку, сказал «Слушаю» и… А дальше полный провал, как лопатой по маковке… Но он точно помнил, что за компом сидел в спортивном костюме, а сейчас он в служебном камуфляже, даже кобура на поясе в бок давит. Теперь о времени, на часах одиннадцать. Часы «Командирские», без календаря, и поди догадайся, одиннадцать чего — утра или вечера? Вернее, дня или ночи?

— Геннадий Николаевич, вы хорошо слышите меня? — раздалось откуда-то сверху.

Васинцов глянул в потолок, но кивнул прямо в зеркало.

— Я хотел бы с вами поговорить, вы не против? — словно спросил кто-то невидимый.

— А если против, это что-то меняет?

— Разумеется, в таком случае мы просто усыпим вас снова и доставим туда, откуда взяли. Но вы потом будете долго мучиться, гадая, что хотели от вас странные люди в комнате без дверей и без окон. Вы ведь не хотите этого?

— А вы садист, так интриговать человека…

— Отчасти. Так что?

— Мне кажется, что мы уже начали беседу. Но еще больше мне кажется, что вы ошиблись с выбором. Чем вам может быть интересен офицер группы «ГРИФ», не имеющий допуска ни к материальным ценностям, ни к государственным тайнам, ни к стратегическим объектам? Если же вас интересует мой должностной оклад и сексуальные пристрастия, вы могли бы выяснить это по телефону. Я из этого тайны не делаю.

— А для нас это и не тайна, мы знаем про вас все, в том числе и что вы шепчете на ушко прекрасной девушке Карине во время занятий любовью.

— Она… она у вас? — судорожно сглотнул капитан.

— Господин Васинцов, вы хотя и обладаете чувством юмора, но почему-то сразу предполагаете самое ужасное. Вас в детстве часто обижали?

— Я уже объяснил причину. Я предполагаю самое ужасное, потому что не понимаю, с какой стати я здесь оказался.

— Хорошо, попробую объяснить. Вы сказали, что не имеете доступа к стратегическим объектам, это ошибка.

— Институт Капицы?

— Да, именно.

— Почему вы считаете, что институт — стратегический объект? Это скорее уж зверинец с ограниченным доступом. А я там — сторож. А что может знать сторож?

— Ну не скажите, порой сторож в зоопарке может рассказать посетителям гораздо больше интересного, нежели опытный экскурсовод. Экскурсовод ведь отработал — и домой, а сторож — он и ночью со зверьми, видит, как живут звери, когда на них не пялятся толпы посетителей.

— Вам виднее. Но все равно не вижу, чем могу быть вам полезен, к тайнам и результатам научных исследований не допущен. Тем более надеюсь, вы представляете, какова система охраны и безопасности в институте?

— Разумеется.

— И понимаете, что я самостоятельно не могу провести туда не то что человека, мышь в клетке. И вывести не смогу, даже если захочу.

— Конечно.

— Тогда что вы хотите?

— Скажем так, мы хотим узнать ваше мнение по поводу данного института.

— Я давал подписку о неразглашении.

— Разумеется, мы понимаем. Но ведь мы и так про вас все знаем. Выслушать про самого себя — это ведь инструкция не запрещает?

— Допустим.

— Вот и чудненько. Итак, вы — Геннадий Николаевич Васинцов, капитан спецгруппы «ГРИФ». Окончили рязанское десантное, воевали на Кавказе, после сокращения армии были переведены в Мордовию, в спецназ УИН. Во время первого Исхода «прикрыли задницу» вашего начальника, если я правильно использую специфичную армейскую терминологию. «В благодарность» за это тот самый начальник отправил вас на незавидную работу — этапировать чикатил в столичные спецучреждения. Кстати, вас не удивляет этот поступок вашего начальника?

— Вовсе нет, я просто стал свидетелем его минутной слабости. Тем более я не считаю эту работу унизительной, перевозить и охранять чикатил — занятие не для слабонервных.

— Так, хорошо, продолжаю. После нападения на ваш вагон группы чикатил вы приняли предложение возглавить спецгруппу «ГРИФ», которая предназначена для отлова самых опасных зверей. Почему вы приняли это предложение?

— Как почему? Элитная группа, зарплата, минимум начальства, да и вообще настоящее дело, нужное людям.

— Понятно, понятно… Вы, ваша группа, провели несколько очень удачных операций, на вашем счету более трех десятков так называемых зверей, и неожиданно вас посылают сторожить какой-то забор и ржавые ворота. Вас это не удивило?

— Сначала да, но после попытки прорыва недельной давности — нет. Охранять зверей не менее ответственно, чем их отлавливать.

— Кстати, а у вас не возникало такой мысли, что все это зря?

—???

— Что глупо и опасно собирать зверюг в одном месте, что не лучше ли их сразу того, в расход?

— Признаться, о чем-то таком я порой думал, но после одной встречи там, на тест-контроле.

— Вы встретили «снежника»? Ну, высокого заросшего мужчину с красными глазами.

— А вы хорошо проинформированы.

— Я же и не скрывал этого.

— Да, я встретил зверя, от которого не исходила опасность, и это меня удивило.

— Что ж, чудненько, именно это я и хотел услышать.

— Да? Я могу идти домой?

— Ну что вы все торопитесь, — раздавшийся голос показался Васинцову вроде как обиженным, — только говорить начали.

— Тогда что вы хотите, в конце концов?

— Если честно, то мы хотим, чтобы вы убили.

— ???

— Убили зверя. Разве не выявлением и истреблением зверей занимается ваша группа «ГРИФ»?

— В институте?

—Да!

— Но у вас устаревшая информация. Мы уже не загонщики, мы — охранники. Да и раньше мы выявляли зверей не для того, чтобы убивать, это только в крайнем случае. Мы доставляли их в институт для изучения.

— А если зверь очень хитер, маскируется и представляет опасность для людей?

— Кто именно?

— Вы это и должны выяснить.

— Ничего не понимаю. Я должен проникнуть в институт, выяснить, кого я должен убить, и тут же его убить. Я правильно понял?

— Абсолютно!

— Дурдом! Больше сказать мне нечего.

— Вы очень интересная натура, Геннадий Николаевич, вы очень быстро заводите разговор в тупик, даже не желая этого. Вы не любите компромиссов?

— Не очень.

— Завидую. Завидую людям, которым не надо идти на компромиссы. Вас, наверное, и не торкает давно?

— Не скажу, чтобы давно, но уже слезами не умываюсь.

— Прекрасно. Тогда что бы вы сделали, если бы узнали, что в вышеупомянутом институте есть очень опасный зверь?

— Они там все опасные.

— Нет, очень опасный и скрытый.

— Что значит скрытый?

— Скрытый зверь, который внешне похож на человека, и от этого опасный втройне.

— Постойте, вы имеете в виду, что он… не в клетке.

— Нет, он скорее всего в белом халате, не исключено, что имеет ученую степень. В общем, не последний человек в институте.

— Тогда бы я немедленно сообщил об этом своему непосредственному начальству.

— Вот видите, опять тупик. «Сообщить начальству», — неожиданно передразнили Васинцова из-за зеркала. — Мы и без вас могли бы сообщить начальству. Господи, если бы все так было просто, Господь не послал бы к Земле этой чертовой кометы. Впрочем, ладно, семя сомнения я уже в вас посеял, а там видно будет. Могу еще добавить, что пока вышеупомянутый зверь будет работать в вышеупомянутом институте, мы все будем в большой опасности. У вас есть вопросы?

Васинцов от неожиданности вздрогнул:

— И вы ответите?

— Возможно…

— Вопросов масса: кто вы такой, что за организацию вы представляете, каким образом узнали про зверя в институте, почему это чертово кресло меня не отпускает, почему вы обратились именно ко мне и именно сейчас?

— Начну с последнего. Вы недавно участвовали в известной нам операции и после этого спокойно спали и даже аппетита не потеряли.

— А это так важно?

— Очень. Ответ второй: кресло вас не отпускает, потому что оно для этого предназначено — очень удобное, кстати, изобретение — никакого насилия над личностью. Я представляю не организацию, а определенные силы, которые желают, чтобы все это быстрее кончилось с наименьшими как для человечества, так и для нас потерями, — это ответ номер три. Видите, насколько я откровенен?

— Для вас? Вы… не человек?

Лампа неожиданно мигнула, зал осветился, экран стал прозрачным. В кресле, точно в таком же кресле, как и Васинцов, только по ту сторону экрана, сидел человек. Впрочем, назвать его человеком можно было с большой натяжкой, вроде те же две руки, две ноги, голова, но в остальном… Огромные немигающие глаза, черные как смоль, под огромным блестящим лбом. Серая кожа, совершенно гладкая на крупном черепе, дырки на месте носа и ушей, маленький рот…

— Ну и урод, — ужаснулся Васинцов про себя.

— Да, урод, — согласился серый, поглаживая лысину нереально длинным тонким пальцем. — А добавьте сюда, что я не пью и не курю, по бабам не шляюсь, мяса не ем, знаю сто шестьдесят языков, считаю в уме быстрее калькулятора и могу при желании читать ваши мысли, то вы меня должны вообще возненавидеть. Хотя признаюсь, что, с моей точки зрения, в данный момент вы тоже красавцем не кажетесь: бледная кожа с прожилками вен, отвратительные пальцы с растяжками на сочленениях, неровные, огромные зубы, как у хищников, а уродливый нарост над верхней губой, а эти смешные ушные раковины. Я когда впервые ваши уши увидел, так смеялся…

— Что такого смешного в моих ушах? — удивился Васинцов.

— Не ваших, конкретно, а человеческих вообще. То ли дело представители моего вида: кожа ровного серого цвета, без пигментных пятен, пальцы гнутся во все стороны, никаких пульсирующих жилок, никакой растительности. Все очень практично и благородно. Вот честно: любое земное животное — корова или, допустим, енот — на наш взгляд, намного симпатичнее, нежели человек.

— Вы… вы инопланетянин?

— Бред говорите, уважаемый, инопланетян нет и не было, можете уж мне поверить. По крайней мере на Земле. Корабли инопланетные — те да, залетали, но все сплошь автоматы с искусственным интеллектом, и летели они очень долго, много-много лет, на расстояния для вашего разума трудно представимые.

— А для вашего?

— Не ерничайте, спросили — слушайте. Так вот, они летели очень долго, может быть, миллионы лет, может быть, и цивилизаций, их пославших, давно нет. Жизнь — слишком дорогая штука, чтобы встречаться на каждом шагу в огромной вселенной. Так что обломитесь по части братьев по разуму. Впрочем, это к делу не относится, что касается моего внешнего вида… Я родился, если вам интересно, так же, как и вы, в провинциальном роддоме от обычных папы и мамы. Мама теперь такая же, как я, а папа нет, папа остался человеком.

— Значит, вы сами уже не считаете себя людьми?

— А разве я уже не сказал? Какие же мы люди с дырками вместо носов? Человек — это хомо сапиенс. «Человек разумный», с носом, ушными раковинами, с ногтями, с волосами на голове, под мышками и в паху. Кстати, вы мне можете ответить, зачем растут волосы под мышками? Нет? Жаль. А мы, наверное, шибко разумный вид — суперхомо сапиенс.

Это «шибко» так забавно прозвучало из маленького рта серого человечка, что Васинцов хмыкнул.

— И кстати, чего вы так удивились моему внешнему облику? Почему-то хвостатые и зубастые вас больше не удивляют, а я…

— Но зверей я уже видел немало, да их уже и по телевизору показывают, а вас, извините…

Серый кивнул, и в тот же момент с ним начали происходить изменения: кожа посветлела и приобрела оттенок хорошего загара, с затылка на лоб полезли светлые волосики, глаза сузились, стали нормального размера с обычными зрачками, проклюнулся нос, отросли ушки. Интеллигентного вида дядечка в белом халате восседал на кресле за стеклом, он почесал аккуратную бородку, близоруко прищурился, вытащил из кармана и нацепил на нос очки:

— К сожалению, в этой ипостаси без очков ни хрена не вижу. Вас больше устраивает такой ракурс? Можете, кстати, звать меня Олег Миронович. Фамилия Танюков. Ученое звание — доктор наук. Наверняка ведь после нашей беседы кинетесь выяснять мою личность, так что не утруждайтесь. Мы не любим широкой известности.

— «Мы»? Значит, вас много?

— Не так, чтобы очень, но имеется.

— И вы, такие умные, потихоньку управляете миром, а наивные люди думают…

— Люди не такие уж наивные, поверьте мне. Хитрее и лживее человека существо на Земле отыскать трудно. Но, учитывая, что скоро человечество отучится врать, хитрость ему уже может и не помочь. Если хотите знать, мы сейчас только тем и занимаемся, что спасаем этот мир. Вот вас не удивляет, что на фоне всего случившегося, на фоне жутких скандалов и разоблачений в политике и финансах, мировая экономика еще не рухнула и люди продолжают покупать акции, хранить деньги в банках…

— Знаете, я очень слаб в экономике, у меня даже банковской карточки нет, зарплату получаю наличными, сбережения храню в банке… из-под чая.

— Знаю, знаю, жестяная такая, со слониками.

— Приеду, сразу же перепрячу.

— На здоровье. Так вот, я не договорил, мы сейчас только и занимаемся, что спасаем ваш мир от потрясений. Люди и так на грани срыва от торков, а поверьте, даже небольшого потрясения хватит, чтобы рухнула вся мировая экономическая система.

— Ну может, хватит, доктор, сказки рассказывать, наслушались уже. И без ваших экономических систем люди все равно будут покупать хлеб и одежду…

— Да, а еще бензин и телевизоры, водку и курево, презервативы, кстати, тоже. Все, что нужно, чтобы употребить основные инстинкты. Но перестанут мечтать о полете на Марс и о круглых домах, которые всегда смотрят окнами на Солнце.

— Даже ночью?

— Как вы все-таки любите тупики.

— Ладно, хорошо. Сделаем вид, что я вам поверил. Поверил серому человечку, который носит личину человека. Что вы от меня хотите?

— Экий вы все-таки тупой, господин капитан, — удивился доктор. — Неужели вы не поняли, что это не личина, а мое настоящее лицо и тело, но в «сером» варианте я лучше и совершеннее. Мне открывается такое, что обычному человеку никогда не познать и не ощутить. Поймите, мы не конкуренты людям, мы — дети людей, следующий эволюционный вид, наследники и продолжатели культуры и цивилизации…

— Наследнички, мечтающие, чтобы богатый дядюшка поскорее отбросил копыта? Ладно, ладно, где-то я это уже читал или в кино видел. Тогда скажите, почему вам, таким совершенным, требуется моя помощь? Что это за зверь такой, который живет в институте и так вас пугает?

Танюков промолчал, потом тихо сказал:

— Что-то очень сильное, умное и агрессивное. И очень опасное. И вот еще что, вы что-нибудь слышали о Сергиевой Пустыни?

— Пустыни? Это про них по телевизору показывали, какой-то урод там поджог устроил.

— Да, именно.

— А что я могу знать про эту Пустынь?

— Хорошо, значит, предписания еще не получили, ладно, посмотрим…

Танюков снова задергался в своем кресле, очень быстро превратился в «серого человечка», и Васинцов вспомнил, где он видел подобное существо, а потому задал последний вопрос:

— Скажите, доктор, а зачем вы похищаете людей и проводите над ними свои болезненные опыты?

— А откуда вы это взяли?

— Ну, это кино, «Секретные материалы» со Скалли и Малдером. Там были точно такие же, как вы.

— Вы имеете в виду сериал режиссера Криса Картера?

— Вот именно.

— Ох уж этот Картер, руки бы ему поотрывал, честное слово! Кстати, он сам там снялся несколько раз в соответствующем естестве.

Васинцов встряхнул головой и обнаружил, что стоит на лестничной клетке прямо перед своей дверью и сжимает в руках ключи. Часы показывали без четверти двенадцать, лампочки в подъезде ярко горели. Значит, ночь. Васинцов вставил ключ в замочную скважину, толкнул дверь, вошел в квартиру. Из спальни раздавалось монотонное бормотание телевизора, это Милка, та еще полуночница, смотрит все подряд, до самой заставки.

Васинцов повесил куртку на гвоздик, проверил пистолет, удостоверение, телефон — все на месте. Номер последнего входящего звонка стерт. Сам ведь стирал, получается, свой pin-код он никому, никогда… Он переобулся в тапочки и, не включая света, на ощупь пробрался в кухню, открыл холодильник, налил себе полстакана «Столичной». Подумал и наполнил всклянь. Чертовщина какая-то, серые человечки, глазища во всю морду, бред! А может, ничего и не было?

— Генк, а Генк, — позвала Карина из спальни, — это ты? Фу, напугал. Быстро ты обернулся-то.

Он отставил стакан, зашел в спальню. Каринка смотрела очередные телевизионные покаяния. В этот раз на правду пробило какого-то губернатора из глубинки, губернатор оказался примерным семьянином и куда только мог своих ближних и дальних родственников рассовал. В смысле, на тепленькие места в администрации. Теперь вот он плакал и признавался, что знал о злоупотреблениях и воровстве, но как можно было родную кровь обидеть. Плакал он очень умильно, роняя слюну с толстых губ, а подлый и бессовестный телевизионщик чуть ли не в нос ему камеру совал. Карина, подхихикивая, клевала виноград с блюда, устроенного прямо на животе.

— И охота тебе эту муть смотреть? — спросил Васинцов.

— Да ладно тебе, прикольно ведь. Интересней, чем сериал про сопливую любовь. Ну как, опознали его?

— Кого?

— Ну здрасьте, ты же сам сказал, что вызывают в управу опознавать какого-то Кучуру с оперативного отдела. Ну, тебе по телефону позвонили, ты с места сорвался, куртку накинул и…

— Нет, это не он, — на всякий случай соврал Васинцов. — Слышь, Милк, я водочки хряпну?

— Здрасьте… С каких это пор ты по ночам-то водку хлестать начал, да в одну харю?

— Да опознание это, труп уж больно страшный, в лепешку расплющенный…

— Ну тебя, о такой гадости на ночь глядя. Иди жри свою водку, только закуску сам приготовь, мне вставать лениво.

Васинцов вернулся на кухню, сел на табуретку, поставил на стол перед собой стакан, достал из холодильника помидорчик, разрезал его пополам, посолил и задумался. Кто такой Кучура? Какое такое опознание? Ладно, утро вечера мудренее…

Одинцов размазал бычок по пепельнице, включил вентилятор и еще раз пробежался по рапорту глазами.

— Белую горячку решительно отвергаешь?

— Решительно!

— А что-то от тебя «свежачком» попахивает.

— Не, стакан водки я уже потом жахнул, чтобы с катушек не съехать.

— Галлюциногенов, таблеток каких на ночь не принимал?

— Исключено.

— Фамилию, имя этого доктора точно запомнил?

— Обижаете, товарищ полковник.

— Кто-нибудь подтвердить может?

— Только Карина, видела, когда я уходил и когда пришел. Говорит, что отсутствовал я сорок две минуты.

— Ты ей об этом говорил? — и Одинцов указал на листок.

— Зачем? Чтобы она психушку вызвала?

— Резонно. — Одинцов встал, подошел к окну, глянув на улицу, открыл форточку. — Теплеет-то как быстро, и птички орать начали. Лепота!

Полковник отвернулся к природе спиной, снова взгромоздился на кресло, постучал пальцами по столу, потом сказал:

— Допустим, это не галлюцинация и не бред. Допустим, тебя действительно зазомбировали неведомым нам способом, заставили выйти из дому на ночь глядя и куда-то возили, в комнату без окон, без дверей. И там ты с кем-то говорил. Говорил через зеркальное стекло, которое стало обычным, прозрачным. И увидел за ним, за этим стеклом, серого человечка. Не исключено, при нынешнем уровне компьютерной техники, тебе могли и черта лысого показать. Но очень меня удивляет и даже пугает их осведомленность в наших делах. Но ты говоришь, этот серый назвал тебя капитаном? Значит, о твоем повышении он либо не знает, либо просто забыл. В общем, так, Васинцов, иди-ка ты сегодня домой и хорошенько выспись. Я пока все это дело обмозгую, попробую сопоставить с тем, что ты рассказал про своего монаха, и сделаю выводы. И кстати, предупреди своих ребят, скоро у нас серьезная операция по зачистке. Телевизор-то смотришь, так что смекай…