Глава 15
Медальон
Четырнадцатый день месяца Алидам
1
Той ночью у Детей Пчелы появилась матушка, а у Большой Пчелы – сестрица.
Пока Эгин спал, а Кух жадно втягивал ноздрями воздух родных кедров, старейшины признали барыню Хену новой Сестрой Большой Пчелы и воцарили ее над собою.
Усталость Эгина была настолько велика, что он не слышал, как при свете луны свершались обряды. Не слышал гула барабанов, звуков песен. Он крепко спал, пока под сенью кедров било ключом всеобщее непритязательное веселье.
Кух принес ему поесть прямо в кровать. И Эгин с тоской вспомнил те славные времена, когда его покойный слуга Тэн, всю свою жизнь очень умело прикидывавшийся глухонемым, приносил ему завтрак каждое утро. После бодрящего медового настоя на листьях малины со свежими хрустящими хлебцами чиновник Атен окс Гонаут отправлялся в фехтовальный зал, а оттуда на службу. Но не в Иноземный Дом, а в Свод Равновесия…
Да, глядя на то, как солнечный свет протискивается между полосок сухого тростника, которым была покрыта крыша его нового жилища за многие сотни лиг от Пиннарина, Эгин подумал о том, что Свод Равновесия для него сейчас не более реален, чем легендарный остров эверонотов или, если угодно, Святая Земля Грем. Разве только медальон Лагхи Коалары, орешек с неведомым, но наверняка драгоценным ядром внутри, способен возвратить его к привычным реалиям офицерского бытия, достаточно ощупать его… ощупать его…
Медальона на шее не было!
– Да где это видано, чтобы пчелы воровали! – заревел Эгин, вмиг вскакивая на ноги и кляня себя за то, что не прислушался к предостережению Куха касательно нравов горцев. «А может, это Куха рук дело? Повело кота на блядки?»
– Где медальон, что висел у меня на шее? – Эгин смотрел на Куха не мигая. Он хотел для начала убедиться в том, что тот не причастен к пропаже.
– Гиазира мне не верить? – Испуганный Кух отшатнулся от Эгина и забился в угол. Он смотрел оттуда на Эгина, словно затравленная зверушка.
Эгин не отвечал. Он всматривался в глубь черных, как угли, глаз Куха. «Неужели он решил показать своим соплеменникам свою доблесть таким вот негодным образом? Да ведь он ставит под угрозу провала задание, выполнения которого требует от него сам гнорр! Но нет, очень скоро Эгин убедился в том, что его подозрения не имеют под собой оснований. Лицо Куха было испуганным, но в глазах его сияла безмятежность чистой совести. Ни один мускул не свидетельствовал в пользу его вины. Страх, но не вина – вот что было написано в глазах горца. „Нет, Кух не вор“, – с облегчением вздохнул Эгин.
– Я тебе верю, – довольно прохладно начал Эгин. – Но ведь ты сам говоришь все время – «моя народ», «моя народ». Если у твоего народа обычай хватать все, что плохо лежит, а ты – сын твоего народа, значит, ты тоже, может быть, не против взять мой медальон на время. Для доблести.
Логика в этом была. Но, убедившись в невиновности Куха, Эгин почувствовал, что со всей своей логикой потихоньку впадает в отъявленное, жестокое скотство.
Во-первых, «просвещенная» логика отнюдь не была присуща Куху и плохо им понималась. Выходит, подозревать Куха, исходя из логических заключений, так же низко, как пороть ребенка, не понимающего, в чем его оплошность.
А во-вторых, золотые принципы Свода «не верь никому и ничему, кроме своего начальника», «в первую очередь подозревай друзей» и «чем хуже думаешь о человеке, тем более правым окажешься» вне пределов, вне стен Свода звучали так подло, что Эгину стало не по себе.
– Я не сына моя народ четыре года уже. Совсем не сына стал, когда ты сказал, что ты мой учитель и учить меня быть с мечом. Я теперь как сына тебе.
– Ты же говорил, раб? – спросил Эгин, смягчаясь.
– И раб тоже, – подтвердил Кух. – Поэтому я найду этого вора.
Так начались поиски медальона.
2
Эгин вышел из хижины и в сопровождении Куха направился в сердце деревни. Туда, где в центре большой поляны еще дымило кострище вчерашнего празднества.
Вокруг кострища спали вповалку Дети Пчелы. «Где-то здесь и вор дрыхнет. А с виду – все невинны, словно младенцы».
Но Хены нигде не было.
– Сестра Большой Пчелы отдыхать в своем гнезде! – перевел для Эгина Кух сказанное низеньким чернобородым мужчиной. Не стариком. Не подростком. Мужчиной?
– А что, мужчины уже вернулись? – спросил Эгин, чья зрительная память никак не желала признать чернобородого. «Кажется, вчера его не было в толпе, тискавшей нашу барыню. Да и что это за три меча при нем – два за спиной и один на поясе? Кажется, вчера все присутствующие были безоружны… Три меча, какая дичь! Он что – третий ногой будет держать?!»
– Мужчины вернулись, – подтвердил Кух. – Разве гиазира не заметила?
– Нет, не заметил, – честно признался Эгин, не боясь уронить авторитет аррума в глазах Куха. «Плевать теперь на этот „авторитет аррума“. А если Кух не отыщет медальон, то и плевать-то особенно будет не на что…»
– Я пойти узнать про наше дело. А господина здесь меня ждать.
– Лучше я пойду поинтересуюсь, жива ли наша Сестра Большой Пчелы. Ты меня сначала отведи к ней, а там – приступай.
Где расположено гнездо, в котором теперь жила Хена, Эгин не знал. Как оказалось – в трех шагах от кострища.
Отпустив Куха, Эгин сел у ствола, опершись на него спиной, и стал ждать.
Сомнений в том, что Хена там, у него не было. Не узнать храп, оглашавший окрестность, не представлялось возможным.
3
Ждать пришлось долго.
Когда изнуряющий уши храп наконец прекратился, начались возня и крики.
Очень скоро на зов из «гнезда» сбежались мужчины. Все как один жилистые, худые и бородатые. Сверху им сбросили веревку, которая, как оказалось, была перекинута через очень примитивный и грубо сработанный, но все-таки вполне работающий строительный блок.
Мужички – каждый о трех коротких мечах – уцепились за веревку и напрягли свои высушенные мускулы. И на изумленных глазах Эгина вниз поползла корзина или, точнее, плетеная люлька, в которой, беззаботная и посвежевшая, красовалась барыня Хена, бывшая хозяйка Кедровой Усадьбы, а ныне Сестра Большой Пчелы. «Надо полагать, младшая сестра», – усмехнулся Эгин.
Коляска снижалась быстро, Хена приветствовала своих подданных лучезарными, смахивающими на царственные, улыбками.
– Здорово живешь, тайный советник! – радостно всплеснула руками Хена, заметив Эгина.
– Как тебе нравится в новом доме? – поинтересовался Эгин. – Ты довольна?
Эгин, в общем-то, и не сомневался в том, что Хена довольна.
Глядя в ее счастливое лицо, Эгин был уже почти уверен в том, что треволнения последней недели лишили Хену последних остатков критичности и трезвомыслия, которого и раньше-то было не слишком. «Так что быть Сестрой Пчелы в ее положении вдовы и погорелицы – это как раз то, что нужно. И компания тут любящая и понимающая. Выучит их пчелиный язык и будет здесь как сыр в масле кататься. А там, глядишь, еще и Брат Большой Пчелы отыщется – ничем не хуже Круста Гутулана, растерзанного костерукими…»
– Нра-авится, – сказала Хена со смачным зевком. – Вот и платье новое пожаловали.
Да, барыню было не узнать. Отличное платье из шелка цвета нарцисса, скроенное и сшитое так, чтобы закрывать как можно меньше, а открывать как можно больше тела. Упитанного, мягкого, смазанного благоуханным маслом. На руках множество медных браслетов – наверняка купленных в свое время у Багида – и гирлянда из живых цветов на шее.
Галантный Эгин помог Хене вылезти из люльки. В лицо ему пахнуло тяжелыми благовониями. Гирлянда на шее Хены качнулась вместе с ее бюстом, когда она чуть наклонилась вперед и на свет выпорхнул… медальон Лагхи Коалары, милостивые гиазиры!
4
– Откуда это у тебя? – строго спросил Эгин, решивший не давать свихнувшейся бабе спуску.
– Подарили вчера! Я ж у них теперь вроде царица! – Хена многозначительно подняла в небо палец.
– Кто подарил?
– Деточки.
– Кто именно?
– Не помню, я их плохо различаю! – отмахнулась Хена. – А это что, твой? – Она недоумевающе выпучила глаза, дивясь глубине своего прозрения.
«Да-а, быстро соображает достойная Сестра Большой Пчелы!» – мысленно съязвил по ее поводу Эгин, но сам расплылся в сладкой улыбке.
– Это мой. Давай сюда, – сказал он, протянув Хене открытую ладонь.
– А я и не догадалась, право-слово! – вложив в эту реплику всю доступную ей искренность, Хена всплеснула руками. Затем посмотрела на горцев, на Эгина и, наконец, сняла медальон и передала его арруму.
– Благодарствую. Ты его не открывала?
– Не-а! Какого Шилола он мне сдался?
Эгин лишь пожал плечами и, примкнув к свите новой Сестры Большой Пчелы, отправился к кострищу знакомиться с мужчинами племени.