— Эта… это… — наконец заговорил Пазур, отчего-то шепотом. — Где оно сейчас?

— Ответить не могу, — сказал когитр. — Мои видеорецепторы в экзометрии не действуют.

— Как же ты поймал эту картинку?!

Когитр замялся.

— Ответить не могу, — повторил он.

— Что это было? Каковы его размеры? Природа?

— На мой взгляд… — начал когитр и снова замолчал. Истекла минута невыносимой тишины, пока он не продолжил: — Размеры определить невозможно. Все зависит от дистанции. Но в экзометрии дистанция оценке не поддается. Если же взять за основу разрешающую способность видеорецепторов…

— Так бери же, — нетерпеливо проворчал Пазур.

— …то диаметр объекта может варьироваться от пяти миллиметров до ста километров. Не думаю, что мой ответ вас удовлетворит. Что же касается природы… — и он в очередной раз впал в ступор.

— Это и без когитра ясно, — сказал Костя. — Объект искусственного происхождения. Артефакт.

— Что ясно? — зло спросил Пазур. — Мы, люди, летаем в экзометрии во все концы уже двести лет и ни черта о ней не знаем. Галактическое Братство бороздит ее без малого тысячу лет, имея лишь несколько гипотез о том, КАК это происходит. Словно дикари на папирусных лодках, которые думали, что океан живой… Десять человек на Земле да примерно столько же на любую из прочих разумных рас Братства более или менее представляют себе, что это за штука — экзометрия. А мы всего лишь слепцы, которым дали в руку посох и развернули лицом к дороге. В экзометрии все курсы параллельны! — сказал он с негодованием. — Так оно и есть, пока не выясняется, что все иначе…

— Тряхнуло, — произнесла Рашида, беззвучно смеясь.

— В экзометрии есть жизнь, — осторожно заметил Стас. — Правда, примитивная, но это установленный факт. Гилургам Галактического Братства удалось добыть несколько экземпляров, хотя для этого потребовалась хитрейшая ловушка на переходе из экзометрии в субсвет. Теперь они конструируют из мутировавших потомков этих тварей квазиживые космические корабли.

— Может быть, это одна из здешних зверушек? — предположил Костя.

— Очень уж правильные у нее формы, — усомнился Ертаулов.

— Допустим, земные простейшие, радиолярии, в этом дадут ей сто очков вперед!

— Что этой гадине от нас надо? — бормотал Пазур. — За кем она охотится?..

— Олег Иванович, — сказал Костя недоуменно. — Почему вы решили, будто она за нами охотится? Я убежден, что все произошло случайно.

— Мне бы твою уверенность, — сказал Пазур. — Впрочем, ты и в самом деле вряд ли ее интересуешь. Если эта дрянь живая и не ведает, что творит, я был бы искренне счастлив. Но если это артефакт, построенный чьими-то злыми руками и науськанный на нас…

— Да кем же? — воскликнул Стас. — И, главное, для чего?

— Не знаю, — процедил Пазур сквозь зубы, и Кратову вдруг померещилось, что мастер темнит.

Рашида громко, со всхлипом вздохнула и упала лицом на пульт — ее прекрасные волосы разметались короной. Это было так неожиданно, что в течение нескольких секунд никто не пошевелился, чтобы прийти к ней на помощь. Все молча, как в столбняке, глядели на девушку, между тем как она плакала горько и жалобно, плечи ее вздрагивали, тонкие смуглые пальцы скребли тускло отсвечивающую поверхность пульта.

«А ведь мы, наверное, и вправду погибнем», — внезапно подумал Костя, и могильный холод подступил к его сердцу.

Стас опомнился первым.

— Рашуля! — закричал он, бросаясь к ней. — Да что с тобой, родная? Что ты там себе придумала?

Он попытался отнять ее от пульта, но Рашида со стоном забилась в его руках и вырвалась. Теперь и Кратов поборол оцепенение и поспешил к ней. Столкнулся плечами с мастером — тот едва не потерял равновесие, но не проронил ни слова… Кратов упал на колени подле Рашиды, силой повернул ее к себе, и она тут же обхватила его за шею. Костя виновато покосился на товарищей, гладя Рашиду по голове, как ребенка.

Лицо Ертаулова, обычно значительное и мужественное, теперь жалко сморщилось, глаза блестели. Казалось, он и сам вот-вот расплачется. Бурая маска Пазура оставалась непроницаемой, и можно было только строить догадки, что за чувства она скрывает. Или предполагать, что никаких чувств за ней вовсе не упрятано, и мастер всего лишь размышляет, как ему поступать дальше. Как разрешить эту некстати возникшую психологическую задачку, потому что давно, а то и никогда не случалось на борту вверенного ему корабля проявлений таких вот простых человеческих слабостей…

— Утрите нос, Третий, — проворчал мастер укоризненно и без особых церемоний ткнул Стаса локтем в бок.

Ертаулов вздрогнул, часто заморгал и заозирался, словно ища свидетелей своей промашки.

— Понял, Первый, — пробормотал он смущенно.

— Мы все погибнем, — сказала Рашида сквозь слезы. — Мы обречены. Такого никогда не было! Мы не выйдем… будем падать тысячи лет… пока не умрем… как в склепе!..

— Да нет же, Рашуля, — возразил Костя, хотя и без прежней уверенности. — Все обойдется! Мы что-нибудь придумаем. Ну, не бывало такого, так что же? Просто никому не повезло так, как нам. Мы, может быть, совершили открытие! Корабль-то цел, а это очень крепкая посудина, ты же сама знаешь, ты же инженер…

— Это не корабль! — простонала Рашида. — Это наша могила!..

Пазур непроизвольно сделал порывистое движение, будто хотел ударить ее. Так оно и было. Говорят, при истериках лучшее из подручных средств хорошая пощечина. В старых книгах, в потрепанных фильмах сильные герои, рыцари без страха и упрека, оплеухами приводили в чувство павших духом слабых подруг. Ничто не удерживало их железных дланей — ни предполагаемая любовь, ни даже призрачный намек на уважение к женщине с ее слабостями… Пазур не завершил начатого уже движения. Остановил его на полпути, перехватил сам себя. Чтобы ударить женщину, от него потребовались силы чуть больше тех, что отпущены были ему природой.

Вдобавок к всему, он вдруг наткнулся на взгляд светлых Костиных глаз, который показался ему прямым и твердым, как стальной стержень.

— Рашида, — сказал Пазур, и чтобы обратиться к девушке по имени, ему тоже понадобилось немалое усилие. — Рашуля… Выслушай меня. Ты способна меня выслушать?

Рашида мотнула головой, не разжимая рук, судорожно сцепленных на шее Кратова.

— Я старый человек, — продолжал Пазур. — Дьявол, так и тянет ляпнуть: «Меня девушки не любят…» — Ертаулов против своей воли расплылся в улыбке. — Я излетал Галактику вдоль и поперек, и крест-накрест. Я не стану тебя обманывать, ибо это мне ни к чему. Ты испугалась и в общем правильно испугалась. Я тоже поначалу сдрейфил, хотя повидал в этой жизни всякого. Никому из тех, кого я знал, такого приключения на долю не выпадало. Может, и выпадало кому-то, но он не смог выкарабкаться из него живым и рассказать мне об этом. Я тоже боюсь за себя. Я всегда мечтал умереть дома, в кругу семьи, спокойно и с достоинством. У меня два сына и восемь внуков, и я хотел бы дожить до правнуков. А еще я очень боюсь за вас, потому что ничего этого у вас нет. А вам обязательно нужно испытать, что это такое иметь двух сыновей и восьмерых внуков. И еще за многое я боюсь, так что страхов мне хватает с избытком. Поэтому я буду драться с этими привидениями из экзометрии за наши жизни изо всех сил. Я драться умею. Но — помогите мне. Все вы — помогите. Не опускайте рук, деритесь хотя бы каждый за себя, если не можете за всех сразу!

— Ничего не выйдет… — всхлипнула Рашида.

— Это отдельный вопрос, — сказал Пазур. — Пока не попытаемся — не узнаем. Корабль выдержал. Второй прав: эта посудина скроена на совесть. Пусть на боку, но она летит. Я думаю, она управляема. И как только мы разберемся с гравигенераторами, то рискнем выброситься в субсветовое пространство. Субсвет для нас все равно что прихожая собственного дома. Если удастся — мы спасены, нам придут на помощь. Главное — генераторы. Давайте работать. А уж после, где-нибудь в кают-компании на базе «Антарес», все вместе, хором и на голоса, порыдаем всласть.

— И шут с ним, с артефактом! — подхватил Ертаулов. — Даже если это и не артефакт никакой, а местное перепончатохрюкающее. Не станет же оно жевать нас теперь, если не сжевало сразу.

— Быть может, оно нагуливает аппетит, — фыркнул Костя.

— Еще одно, — произнес Пазур. — Все-таки перепало нам изрядно. Видимо, у нас на счету каждая секунда, хотя мы уже растратили целую вечность. Поэтому меньше вольнотрепа и больше дела. Уставные отношения на время отложим. Если кому-то покажется, что обращение на «ты» к любому из нас особенно уместно, пусть не стесняется. Лично я такую фамильярность снесу. А вы и подавно. Благоговеть и чтить уставы будем в субсвете. Ясно?

— Гребень первой волны, — сказал Кратов.

— Какой еще гребень? — удивился Стас.

— Тот самый, — мастер скорчил свою короткую улыбку-гримасу. Рашуля… Только честно, без ложного чувства долга перед окружающими. Ты сумеешь поработать с полной отдачей, или нам лучше пока обойтись без тебя?

— Мне холодно… — с трудом проговорила девушка. — Я… я ничего не помню…

— Пустяки, — сказал Пазур. — На твоем месте я бы тоже позабыл все на свете. Это пройдет. Тогда хотя бы не мешай нам, наберись сил не отрывать нас от дел. И мы тебя спасем, я просто убежден. Скушай-ка вот эту конфетку, — он протянул Рашиде розовый шарик в пластиковом пакетике.

— Что это? — она вздрогнула и еще сильнее прильнула к Косте.

— «Солнце в тумане», очень хороший транквилизатор. Я им частенько пользуюсь, когда на душе погано. — Мастер уловил недоверчивый взгляд Рашиды и покачал головой. — Со мной такое тоже бывает.

Рашида протянула руку и взяла пакетик двумя пальцами, словно боясь обжечься.

— И умница, — сказал Пазур, внимательно следя, чтобы шарик был проглочен. — Ты немного отдохнешь и присоединишься к нам. Второй, побудь с ней, а мы начнем. Глянем, что же стряслось с гравигенераторами.

Они ушли, а Костя остался стоять на коленях возле Рашиды. С каждой секундой ее дыхание делалось все ровнее, сведенное судорогой страха тело под его ладонями становилось ощутимо податливым, как нагретый воск.

— Я сейчас безобразная, да? — спросила Рашида шепотом. — Ты меня сейчас не любишь?

— Ты красивая, — успокоил ее Костя и коснулся губами ее распухших глаз. — Слезы тебе идут.

— Неправда… — голос ее затухал. — Вы все меня обманываете… Зачем?.. Что со мной, что вы мне дали?.. Я засыпаю, Костя… милый…

Кратов локтем нажал на спинку кресла — та послушно опустилась. Он бережно уложил Рашиду, пристроил ее неловко повисшую руку. Девушка спала, приоткрыв рот. Временами на ее лицо набегала тень от неведомых тревожных видений.