— Не могу поверить, что такое возможно, — сказал Кратов, нахмурившись.

— Возможно, друг мой… — командор помолчал. — Позвольте небольшое отступление. Вы знаете, что такое авангардизм?

— Кто же не знает? — пожал тот плечами.

— На Земле всегда были люди, воспринимающие реальный мир иначе, нежели мы с вами. Когда они пытаются отразить свои ощущения словами, красками или поступками, их творчество вызывает у большинства окружающих непонимание, подсознательное отторжение. В самом деле, когда художник рисует черный помидор или зеленокожую женщину с тремя глазами, то естественнее всего предположить, что он страдает особой разновидностью дальтонизма или что у него серьезные психические нарушения параноидального характера…

— Не из обычных людей

— продекламировал Кратов.

Дилайт кивнул:

— «Но я так вижу!» — защищаются они. И мы, серые обыватели, в силу присущей нам терпимости соглашаемся, сохраняем за ними право на искаженное мировосприятие. Иногда даже притворяемся, будто нам что-то ясно в этой неумелой мазне, в этих бессмысленных сочетаниях слов и звуков, в этих подчеркнуто противоестественных телодвижениях, которые они называют танцами или сценическим действием. Или питаем надежду, что все их творчество — некая норма, попросту нам недоступная. Что они в чем-то опережают нас.

— Что в этом дурного? — осторожно спросил Кратов.

— Ничего, поверьте… Разумеется, на девять десятых эти психические отклонения — лишь имитация. Время от времени авангардизм входит в моду. И толпы дилетантов, которые отроду не умели правильно налагать краски и составлять осмысленные фразы, но до судорог желали самовыражения, учиняют роение вокруг подлинных иномыслящих, будто пчелы вокруг матки… А теперь представим, что в распоряжение этих оригиналов предоставлена целая планета. Только что открытая, вполне благоустроенная и совершенно пустая. Эдакий космический Монмартр.

— Воображаю, что там творилось! — усмехнулся Кратов.

— Надо полагать, там было нескучно. Нескончаемый вернисаж. Карнавал днем и ночью. Орды гениев ходят стенка на стенку, отстаивая за собой исключительное право на истину. А толпа туристов с Эаириэавуунс наблюдает за этой резней с благоговейным восторгом. «Я так вижу!» — вопят гении. «Мы так не умеем», — пристыженно думают зрители.

— И все счастливы, — вставил Кратов.

— Еще бы… И в один прекрасный момент планета внезапно исчезает.

— Как — исчезает?!

— Ну, это всего лишь моя гипотеза, рожденная бессонной ночью. А вы уж, небось, решили, что я излагаю факты?.. Допустим, что некий любитель одиночества совершенно случайно привел в действие дремавшие до поры скрытые механизмы управления планетой. Или набрел на резвящихся при лунном свете Мерцальников. Да мало ли что… И планета по его воле преспокойно покидает орбиту с тем, чтобы совершить затяжной экзометральный прыжок за тысячи парсеков — на другой конец Галактики. Потому что законы небесной механики для нее не указ… А поскольку выстроившая эту гигантскую машину раса знала толк в гравитехнике, то все, кто находился на планете, практически ничего не заметили. Или заметили, но было уже поздно. Может быть, прыжок даже сопровождался чудовищными катаклизмами, и многие погибли. А те, кто уцелел, оказались вынуждены вести борьбу за существование в новых и довольно непривычных условиях. И они повели… как сумели.

— Пустились отбраковывать здравомыслящих, из числа туристов и вольных имитаторов?

— Вот именно. Нетерпимость всегда была свойственна авангардистам всех разновидностей. Художникам, революционерам… Равно как и отсутствие инстинкта самосохранения, кстати, — что в современных Аафемт достигло естественных пределов. Между тем на материнской планете творится паника. Но лагеря авангардистов и след простыл… Вдогонку спешно отряжается один корабль, потом целая эскадра. А впоследствии, когда Эаириэавуунс вступает в Галактическое Братство, это становится традицией. Например, ритуалом посвящения в звездоплаватели. Всякий, кто связывает свою жизнь с космосом, свой первый дальний рейс совершает на поиски сбежавшей планеты.

— Святой Грааль, — ввернул Кратов.

— И вот однажды, когда вполне реальное событие уже обратилось в печальную легенду, пропажа была обнаружена. Но встреча оказалась безрадостной. Наши робинзоны успели порядком подзабыть свою прародину. И отнюдь не горели желанием вернуться. По сути, это была уже другая раса. Они думали, говорили и жили иначе. Наверное, было бы разумно предоставить их самим себе. Но Иовуаарп допустили ошибку, рискнув форсировать контакт. Что привело к очередному Очищению… И они, ужаснувшись, отступили навсегда.

— Навсегда ли?

— Безусловно, — заверил Дилайт. — И ни один Иовуаарп более не ступит на поверхность злосчастной планеты под страхом сурового наказания… Что, впрочем, не исключает возможности негласного контроля за происходящим. При посредстве тех же землян, расы молодой и чрезвычайно любознательной.

— Вдобавок, движимой стремлением обосновать теорию изогенеза.

— Это вам Аксютин рассказал? — уточнил командор. — Теория и впрямь благодатная, но сугубо земного происхождения. Ее автор, Андре Ван Дамм, здравствует и поныне. Он такой же домосед-теоретик, как наши коллеги из ИОК, и нет силы, способной вынудить его хотя бы ненадолго покинуть Землю. Тем более, что недавно был отмечен его славный столетний юбилей… Нет, науськать на Уэркаф ксенологов не самое сложное. А вот привести туда в нужный день и час скромного картографа Мечислава Горяева — операция действительно ювелирная!

— Иовуаарп могли бы открыто обратиться к нам за помощью, — заметил Кратов, — а не играть в загадки.

— Константин, вам никогда не стать ксенологом, — сказал Дилайт поучающе. — Вы постоянно судите поступки инопланетян с человеческих позиций. Внешнее сходство вводит вас в заблуждение. А это ошибка. Они думают иначе, их обычаи и традиции непонятны. У них чуждая религия, в их Нагорной проповеди провозглашена другая нравственность. Быть может, поэтому Иовуаарп скрыли подлинный облик своего мира. И не направили свою депутацию в наш Совет ксенологов.

— Что ж, гипотеза хоть куда… Она даже приоткрывает тайну моей нечаянной находки в дольмене. Ведь это была сепулька с одного из древних кораблей, на которых когда-то на Монмартр прибывали туристы?

— Очень возможно. Если Иовуаарп и пользовались сигнал-пульсаторами собственной конструкции, то лишь до вступления в Галактическое Братство. Потом они сочли модель с Дельты Телескопа более удачной.

— Ну как тут не поверить в судьбу? Эта сепулька работала на плоддерской волне!

— Всего лишь совпадение. Но счастливое — иначе мы бы с вами никогда не встретились… На этой планете внимательного исследователя подстерегают сплошные сюрпризы. Возьмем тот же «Горяевский манускрипт», незаслуженно похороненный в запасниках нашей миссии. А ведь он сделан вовсе не из серебряной фольги, как все думают. Это рафинированный титан. И там на языке Иовуаарп записана история фантастического прыжка через Галактику, правда — в специфическом художественном преломлении. — Дилайт приложил ладонь ко лбу и продекламировал:

— «И истлеет все небесное воинство; и небеса свернутся, как свиток книжный… там будет отдыхать ночное привидение и находить себе покой», в тон ему произнес Кратов.

— Похоже. Что это?

— Книга пророка Исаии, любимое чтиво Джеда. Будь я на месте Иовуаарп, так озабоченных конспирацией, я бы не рисковал. А просто уничтожил бы манускрипт.

— Зачем? Тайное рано или поздно станет явным. И вообще безнравственно истреблять литературные памятники… Под лавиной новых материалов до него не скоро дойдут руки. А затем произойдет постепенное угасание интереса к этому контакту. Общение с сумасшедшими — довольно скучное занятие.

— Значит, нужно попытаться вернуть им рассудок, — сказал Кратов убежденно.

— Вы так считаете? — саркастически спросил Дилайт. — Но ведь они искренне полагают самих себя нормальными, а нас — глупцами, чьи мозги одурманены Ложномраком. Как вы собираетесь навязать им иной образ мышления? Огнем и мечом? Такое уже бывало в земной истории, но результаты, как правило, разочаровывали. Аафемт по-своему счастливы, и ни у кого нет прав на вмешательство в их жизнь. Пожалуй, только у Иовуаарп как у материнской расы. Но они не делают этого. Возможно, они просто боятся навредить еще сильнее.

— Что же, вы предлагаете спокойно смотреть, как они толпами бросаются в костры очередного Очищения?

— На это нельзя смотреть спокойно. Невозмутимы только роботы, да еще, по слухам, боги. Но мы не те и не другие. Наши сердца могут рваться в клочья, но мы бессильны повернуть время. Момент, когда можно было вмешаться, давно упущен.

— Но ведь можно сделать так, чтобы на Уэркаф больше не было пожаров!

— И вы ввергнете эту сумасшедшую цивилизацию в религиозный хаос. Чтобы пойти на такое, понадобится длительная и кропотливая работа. И она непременно будет проделана. Надлежит высадить на планету не ксенологов, а психологов и генетиков для отбора детей Аафемт без психических отклонений. Из них искусственно сформировать жреческий клан, призванный продвигать в умы и сердца альтернативную религию неохристианского толка. Мерцальники, понятно, будут объявлены сатанинским отродьем, связь с ними подвергнута осуждению. Но по возможности — никакого насилия, никакой крови, никаких крестовых походов и костров! И уж если эта социальная провокация увенчается успехом — вот тогда и возникнут естественные предпосылки для отказа от Очищений.

— И сколько же на это потребуется времени?

— Думаю, примерно столько же, сколько на формирование культа Очищения. Около пятисот лет.

— Это очень долго. Позволить им погибать еще пять веков!..

— Иного пути нет, Константин. Кроме пути насилия, который для нас закрыт шлагбаумом нравственности. Да, они безумны. Но времена смирительных рубашек прошли. Я чувствую, бремя белого человека не дает вам покоя. Но учтите: это не темные невежественные туземцы. Это существа с древней культурой, которую они растратили по роковому стечению обстоятельств…

— А если вступить в переговоры с Мерцальниками?

— Предположим, вам это удалось. И что же? Жрецы культа Осязающих Мрак потеряют свое основное орудие. Видящие Внутрь вымрут от безделья, а Серебряные Змеи останутся без пирокинеза. Снова религиозный хаос. И потом, этот путь куда сложнее первого. Там, по крайней мере, все ясно — дело только за хорошим планом, ресурсами и добровольцами. А в этом случае я даже отказываюсь от прогнозов, потому что не представляю себе саму природу Мерцальников. Кто они? Цивилизация первого поколения, выродившиеся Археоны? Или машины, присматривающие за машинами?

— Они мало похожи на машины. Они мыслят. Я не говорил Биссонету, но мне перепала малая толика эмоционального фона Мерцальника.

— Я вам не завидую…

— И правильно делаете. Мерцальник содрогался от отвращения к нам. И это отвращение невольно передалось мне, я долго не мог отделаться от тошноты при виде Биссонета и при мысли о собственном облике. Мерцальнику было противно, он мог бы растоптать нас, как дождевых червей. Но он только хотел, чтобы мы ушли. И, кажется, помог нам. Подсунул нам эскалатор… Понимаете, даже средневековые схоласты считали, что дьявол, будучи ангелом по происхождению, изначально добр. Это божий промысел вынуждает его творить одно лишь зло. Так и Мерцальники. Они готовы исполнить любую прихоть этих маленьких диковатых тварюшек, что копошатся возле них, вызывают у них брезгливость, но в то же время и жалость…

— Вы снова очеловечиваете нелюдей, Константин.

— Возможно. Что мне остается? Могу себе позволить, ведь я не ксенолог.

— Верно. Знаете, кто вы? Сумасшедший. На этой планете положительно невозможно сохранять здравый смысл.

— Посмотрите, — сказал Кратов.

Мы проболтали всю ночь. Скоро за мной придут. Если вы не возражаете, я немного полежу. Мне нужно собраться с мыслями перед поединком. А наш разговор продолжим на корабле.

— Да, разумеется, — промолвил Дилайт задумчиво. — Каждый человек волен сам распорядиться своей судьбой. Но мне не понравился ваш последний выбор. И этот разговор может не иметь продолжения. Даже если вам повезет завтра, вы не найдете обратной дороги.

— Найду, — сказал Кратов уверенно. — В крайнем случае, ее мне укажет Драконий Шип.

— Он ничего вам не укажет, Константин. Верно, вы все еще думаете, что вам снится какой-то фантастический сон. Или что вы пребываете на этаком костюмированном балу, на маскараде, где под шутовским гримом, за звериными харями прячутся умные и добрые человеческие лица… Это все реально, это не игра, Константин. И завтра, чтобы уцелеть, вам придется убить Драконьего Шипа. Иначе он убьет вас.

— Завтра никто не будет убит, — запротестовал тот.

— …А когда это произойдет, вы навсегда останетесь в пещере. И умрете от голода и жажды над трупом своего соперника.

— Я непременно вернусь.

— Вы безоружны, а он пирокинетик. Хорошо, если вы не потеряете самообладания при виде огня.

— Это не огонь. Во всяком случае, не тот огонь, которого я боюсь. Подземелья Уэркаф полны таких «светильников». Просто Серебряные Змеи сумели их приручить.

— Краем уха я слышал те полезные советы, что пытался дать вам старина Джед. Должен предупредить, что Иовуаарп нечувствительны к ударам в пах. Наиболее эффективные зоны поражения — чревное сплетение, внутренняя сторона бедра, подмышечные впадины. И вот этот участок тела в области сердца — они называют его «рыбье место», — Дилайт очертил пальцем круг под левой ключицей. Помолчав, добавил: — У Аафемт все может быть по-другому.

— Спасибо, командор.

— Не позволяйте ему сомкнуть кулаки. Тогда, быть может, вам повезет одолеть его.

— Я везучий, — хмыкнул Кратов. — И небеса мне благоволят.

— Вы упрямец, Константин, — покачал головой Дилайт. — Сумасшедший упрямец. Непонятно почему, но ваше безрассудство порождает во мне совершенно необъяснимую веру в счастливый исход…

— Так и будет, — пообещал Кратов.