Под вечер с галактической базы прибыл посланный за Аксютиным спасательный трамп.

Доктор Нанук, маленький, круглолицый, щелеглазый, при несолидно редких усишках и бороденке, Бог весть каких лет, вошел в каюту, где лежал пострадавший. Поднявшемуся при его виде Кратову он кивнул как старому знакомому. Они встречались на базе. Нанук, по каким-то своим каналам вероятнее всего, от «плоддерской бабушки» Славиной, — проведавший о кратовском недуге, предлагал тому краткий, но по его уверениям исключительно эффективный курс психотерапии. Тогда Кратов ответил отказом, потому что обещанная краткость так или иначе подразумевала задержку всей миссии на неделю, что с позиций плоддерской чести было совершенно недопустимым…

Аксютин то ускользал в беспамятство, то открывал распухшие черные веки. Будто всплывал на поверхность из удушливой бездны. Губы его беззвучно шевелились, словно пытались сказать нечто чрезвычайно важное.

— Ого, — пробормотал Нанук, склонившись над Аксютиным. — Что же вы, нагишом по планете разгуливаете?

— Он был в скафандре, — мрачно проговорил Кратов. — Поэтому все ограничилось распределенным термическим шоком. Иначе он бы попросту спекся.

— А где же командор Дилайт? И ваш медик, Элул?

— На контакте, — кашлянув, ответил стоявший в дверях Вилга.

— На таком же? — с иронией осведомился Нанук. — Охо-хо… Лечить вас не перелечить.

— Это я виноват, — сказал Кратов. — Нельзя было отпускать его от себя.

— Конечно, конечно, — покивал Нанук. — Он же совсем несмышленыш, за ним глаз да глаз, а ты у нас большой мальчик, за всеми должен присматривать. — Доктор махнул рукой, подзывая двух здоровенных драйверов, что смиренно торчали в коридоре. — Забирайте. Будем врачевать очередную жертву ксенологии…

Кратов, как сомнамбула, двинулся следом. Кто-то сильно, почти грубо сгреб его за плечо и встряхнул.

— Прекрати, — сказал Татор. — Доктор прав. Павел сам подставился. Ты не ксенолог, ты можешь не знать. А он знать обязан.

— Я это уже слышал однажды, — ответил Кратов. — На комиссии по Псаммийскому инциденту.

— И что же, ты всю жизнь намерен казнить себя за чужую глупость?

Кратов посмотрел на него бешеными глазами.

— От меня требовалось-то всего ничего, — сказал он. — Придержать его, когда он начнет брыкаться. Я его понимаю, мне ведь тоже хотелось туда. Но я бесполезен, а он так о себе не думал. Он вообще ни о чем в ту минуту не думал, кроме того, что на контакт, который он готовил и о котором мечтал, отправился Дилайт. А он остался в «туатаре» дурак дураком, потому что все считают его нелепым, беспомощным, ни на что не пригодным обитателем кабинетов и лабораторий… Нужно было удержать его, объяснить по-человечески. У меня были для того и слова, и сила, и реакция, и все что хочешь, но я упустил его.

— Прекрати, — повторил Татор в замешательстве.

— Это невозможно, Эл, — сказал Кратов, проводя ладонью по осунувшемуся небритому лицу. — Что значит — прекрати? Умереть мне, что ли?..

— Нехорошо, — произнес Татор осуждающе. — Мысли твои странные. И сам ты непонятный. Наверное, в детстве ты слишком часто защищал слабых. А потом быстро повзрослел и не успел осознать, что твои слабые давно стали сильными.