Тот моряк, что наставлял его в трюме, как надлежит слегка тряхнуть корабль, стоял у штурвала, сноровисто перехватывая рукоятки, глядя вперед с привычным прищуром. На обычном капитанском месте – справа у перил – помещался сейчас Бангал, на нем красовался форменный кафтан главного вахаря со всеми золочеными причиндалами (что, надо полагать, имело для «тарабарского принца» некое символическое значение), а через плечо у него была надета перевязь с капитанской саблей. Он с нескрываемым удовлетворением смотрел на нок-рей, где болталось в петле тело главного вахаря. Когда Сварог посматривал туда же, в душе у него также не поднималось ровным счетом никакого протеста – этот скот сам был во всем виноват…

Остальные трупы давно уже вышвырнули за борт быстро и деловито, не глумясь над врагами и не произнося прочувствованных речей над своими. Пятна крови, правда, никто и не подумал замыть, и они во множестве темнели тут и там.

Нужно признать, что организаторские способности Бангала не дали сбоя и после победы. Едва в ходе яростной схватки наступил решительный перелом в пользу мятежников, «тарабарский принц» принялся распоряжаться так хватко, словно всю жизнь командовал кораблями. Он в два счета сколотил нечто вроде палубной команды, которой предстояло поддерживать порядок, отправил отряд из людей понадежнее обыскать все корабельные помещения, велел согнать матросов на палубу и пальцем их не трогать. Одного буяна, взявшегося было истерически орать что-то о немедленном возмездии всем поголовно, кто не принадлежал к благородным обитателям тюремного трюма, Бангал прикончил так быстро, что Сварог и глазом не успел моргнуть, а другого, подхватившего было призывы к резне, пнул так, что тот долго не мог очухаться. После чего воцарились относительный порядок и некоторое спокойствие. Прохаживаясь перед сбившимися в кучу матросами, Бангал произнес краткую выразительную речь, в которой почти без ругательств обещал, что всякий, взявшийся исправно сотрудничать, останется цел и невредим. После чего погнал моряков на мачты, чтобы занимались прежним делом…

– Ну что, жамый Шабар? – спросил «тарабарский принц» с мечтательной, отрешенной улыбкой, глядя теперь на сверкающее мириадами искорок море. – Какова она на вкус, свобода?

– Великолепный у нее вкус, надо признать, жамый Бангал, – ответил Сварог, искренне улыбаясь.

– Я у вас в неоплатном долгу.

– Какие пустяки, – сказал Сварог. – Я ведь, некоторым образом, и для себя старался…

На мостик проворно взбежал Цура, весь в засохшей крови, главным образом чужой, с гуфой в лапе. Ощерился:

– Под балодкой шуранули…

– Цура, друг ты мой вековечный, – вкрадчиво сказал Бангал. – Я тебя душевно умоляю, изволь изъясняться на гладком наречии, чтобы тебя понимал и мой верный сподвижник жамый Шабар, от которого у меня отныне никаких секретов нет, потому что одной веревочкой повязаны… Усек?

– Ага, – сказал Цура, жизнерадостно скалясь и почесывая в затылке грязной пятерней. – Только понатужиться придется, так сразу и не сообразишь, отвык я что-то от гладкой болтовни… В общем, в трюме порох, вино и всякая хорошая жратва, определенно для начальства. Там пряталось двое вахарей, ну, мы их, уж не посетуй, того… А доктора и этого, как его, штурмана, трогать не стали, как ты и велел. Доктора приставили к пораненным, а штурмана пока что сунули в каюту, чтоб посидел и подумал над своим положением. Ага, а штурман-то плыл, как благородный, – со своей законной бабой. Очень даже ничего баба, молодая еще. И дочушка при ней, не совсем еще в возрасте, но, где надо, уже круглится. Там ребята порывались их разложить с ходу, да я пока что не дал, пихнул в ту же каюту и приставил на стражу надежных, Багулю с Рыжим… Мало ли какие у тебя будут идеи… Бангал, может, нам их и правда попользовать? Приятные телушки, что мама, что дочка. Дочушка, чует мое сердце, еще блудня не пробовала, я б ее и научил со всем обхождением…

– Как вы полагаете, жамый Шабар? – осведомился Бангал с тонкой улыбкой.

– Неразумно, по-моему, – сказал Сварог. – Штурман нам необходим, без него нам до Харума придется добираться наудачу. А если вы затрахаете его дамочек, он либо в уме повредится, либо, что гораздо хуже, решит качественно отомстить. Рассчитает все так, чтобы корабль дошел до берега ночной порой – и оказался в каком-нибудь военном порту. Я бы на его месте так именно и поступил.

– Да и я бы, признаться, тоже, – задумчиво произнес Бангал. – Вы совершенно правы, друг мой, а вот ты, Цура, болван все-таки, как я ни стараюсь сделать из тебя мудрого мыслителя… Шагай. И чтобы бабенок никто и пальцем не тронул – иначе отрезать буду сам, и не пальцы вовсе, и не в один прием… Уяснил?

– Ну, чего тут не уяснить-то…

– Беги живенько. Баб вели стеречь со всем прилежанием, а вот самого штурмана веди быстренько сюда, мы с ним душевно потолкуем. Брысь!

Цура проворно сбежал с мостика, хлопнул дверью кормовой надстройки, слышно было, как он орет внутри, стращая часовых всеми мыслимыми карами, какие только способен придумать почтенный Бангал. Вскоре он появился снова, толкая перед собой человека в синем камзоле, со связанными руками и здоровенным синяком под левым глазом. Вид у него был крайне угрюмый и безнадежный, что неудивительно для человека в таком положении.

– Здравствуйте, здравствуйте! – сказал Бангал, сияя задушевной улыбкой, так весело и непринужденно, словно встретил старого доброго друга. – Вы уж извиняйте, что мы тут пошумели и нагадили малость, но войдите уж в наше положение. На свободу хотелось, спасу нет, не горбатиться же десять лет с мотыгой или тесаком-смолосеком… Вы, очень может быть, на нашем месте еще почище разнесли бы все тут от борта до борта и от кормы до носа…

Покосившись на то непотребное, что свисало в петле над морем, и явственно передернувшись при виде этого зрелища, штурман уныло пробубнил:

– Что, обязательно еще и поиздеваться нужно?

– Да что вы такое говорите, голубчик! – голос Бангала был бархатным, вкрадчивым, задушевным, как у волокиты-барона, охмурявшего деревенскую красотку. – Неужели вы решили, что мы вас собираемся обидеть? Это вас напугал кто-то совершенно зря. Вы же сами видите: и супруга ваша, и дочка сидят в вашей же каюте под чутким присмотром, никто их и пальцем не тронул, с вами самим обращаются исключительно деликатно… Что вы морщитесь, родной? Ах, синячок под глазом… Ну, тут уж вы сами виноваты, признайте. Мне рассказали, что вы начали, как самая неотесанная деревенщина, в моих ребят сабелькой тыкать, вот они и не выдержали… Добрейшей души люди, синяком ограничились, а ведь и разорвать на куски могли… Ну к чему вам были эти забавы с железом?

Вы – человек умственный и образованный, географию и математику превзошли, иначе кто б вас взял в навигаторы? И не коситесь вы так, я вас душевно умоляю, на эту падаль. Тюремщик был, не вам, ученому, чета, прескверный человечишка, поганый, нечего его и жалеть, не говоря уж о том, чтобы слезы по нему лить. У нас с ним, сами понимаете, были свои счеты, жили, откровенно говоря, как кошка с собачкой. Но вы-то – совсем другое дело, мы же не дураки, чтобы равнять поганого вахаря с ученым навигатором… Не буду ходить вокруг да около, скажу сразу: вы нам, любезный, жизненно необходимы, и оттого ни один волос с вашей головы не упадет, счастливчик вы этакий… Везунчик!

– Я понимаю, – мрачно отозвался штурман. – Что тут непонятного? Сами вы корабль, надо полагать, до суши довести не надеетесь?

– Даже и не пытаемся, – с безмятежной улыбкой сказал Бангал. – Куда уж нам, темным, мы таким премудростям не обучались… На вас вся надежда. К чему долгие разговоры… Мы ведь друг друга прекрасно понимаем, верно? Если вы доведете корабль до Лорана со всем усердием и прилежанием, без фокусов, – и сами в живых останетесь, и вашим дамам никто не причинит ни малейшего ущерба. Ну, а если задумаете какую-нибудь каверзу, при любом раскладе хватит времени, чтобы вас наказать за низкое коварство… Вы человек взрослый, повидавший жизнь, давайте уж строить отношения исключительно на доверии. У вас выбора все равно нет, а у меня нет никаких причин делать вам вред после того, как выполните свою часть уговора. Вот если бы мы заботились остаться неузнанными – другое дело. Но тут случаи другой, мы все поголовно переписаны, в серьезные бумаги внесены… У меня совершенно нет причин играть нечестно. Или у вас есть сомнения?

Судя по угрюмому лицу штурмана, сомнений у него имелось предостаточно. Он пробурчал:

– Сомнений и в самом деле выше крыши, а вот выбора и в самом деле нет…

– Вот и прекрасно, – сказал Бангал, лучезарно улыбаясь. – Вы, главное, успокойтесь. Мы же не сявки какие, чтобы слово не держать, человека резать, если он себя вел правильно… Ну, я так понял, мы договорились? Вижу по вашему лицу, что договорились… Давайте в таком случае поговорим о делах, – он выдернул из прикрепленной к перилам проволочной корзинки свернутую в трубку карту, шумно развернул. – Вот тут обозначен, я так понимаю, наш курс? И находимся мы вот тут, где обрывается карандашная линия? – он ткнул пальцем в означенную точку. – Цура, развяжи руки ученому человеку…

– Скорее уж вот тут, – с пробудившимся превосходством поправил штурман, показав пальцем на точку поблизости от проведенной синим карандашом линии. – Сегодня утром еще не успели нанести новую прокладку и пройденное расстояние, потому что…

– Помешали некоторые обстоятельства, – кивнул Бангал. – Всем стало не до того… Значит, где-то тут мы болтаемся… А почему именно здесь, можно вас спросить из чистого любопытства? Я полагал в простоте своей, что от Харума к Катайр Крофинду плывут по прямой, по кратчайшему пути, а наш курс выгибается явственной дугой, словно бы обходя Крофинд с полуночи, мы сейчас совсем близко от Инбер Колбта… Какая-то хитрушка с попутными ветрами?

– Попутное течение, – сказал штурман и провел по карте пальцем. – Алиротел. В море самый короткий путь – не всегда самый быстрый. Плывя по Алиротелу, до Крофинда добираются на несколько дней быстрее, чем по той прямой, которую вы указали…

– Век живи – век учись, – усмехнулся Бангал. – Вот видите, мы с вами совсем недолго общаемся, а от вас уже есть явная польза… Вы уж и дальше продолжайте в том же духе, хорошо? А сейчас идите к себе в каюту, успокойте ваших милых дам, они там, наверное, от страха себя не помнят. Расскажите им, как у нас с вами все наладилось. Этот душевный молодой человек вас проводит, и присмотрит, чтобы у вас все было в порядке. А потом заступите на вахту, повернете корабль к Харуму, подберете подходящий курс, чтобы нам побыстрее до земли добраться… Всего наилучшего!

Штурман в сопровождении ухмылявшегося Цуры еще не успел спуститься с мостика, как Сварог повернулся к Бангалу и спросил с искренним удивлением:

– Лоран?!

– Ну конечно, жамый Шабар, а как же иначе? – ответил Бангал спокойно, чуточку устало. – На земли короля Сварога нам соваться решительно не с руки, поверьте моему жизненному опыту. Вы в нашем веселом ремесле человек новый, понятия не знаете о некоторых полицейских привычках и традициях. Шила в мешке не утаишь, знаете ли. Слишком много тут собралось народу. Рано или поздно, станет достоверно известно, что кораблик этот был нами беззастенчиво захвачен. И вот тут вахари взовьются… Понимаете, с сухопутной, обычной каторги бегают с тех самых времен, как она на свет народилась. Дело житейское. Ищут, конечно, как им и положено, – но рутинно, без остервенения. А тут… Некоторых вещей полиция не прощает ни за что. Мы их унизили самым невероятным образом, создали, учено выражаясь, прецедент. За последние пару сотен, а то и поболее, лет, в жизни не случалось, чтобы каторжане захватывали тюремный корабль. Пираты, случалось, нападали на такие, но тут другое дело – тарабарцы сами вырвались… Сцапать нас всех до единого, шкуру спустить, по виселицам развесить для них будет делом чести, всю свою сознательную жизнь они нас будут ловить с величайшим усердием, и молодой смене накажут, чтобы рыла землю на сто уардов в глубину… Остались полные списки, в Фиарнолльской судебной палате хотя бы. Вашего имечка там, конечно, нет, но вы все равно замазаны по самую маковку. Это стадо, – он небрежно дернул подбородком в сторону палубы, по которой бесцельно шатались там и сям хмельные от воли тарабарцы, порой оглашая палубу взрывами бессмысленного хохота, – на две трети состоит из мелкой шелупони, которая на первом же допросе после первой же зуботычины начинает петь с чувством и в полный голос, как баритон из Королевской оперы, про все и про всех. И внешность вашу опишут во всех подробностях, и непременно протреплются, как вы с помощью магии все устроили… Повязаны вы со мной намертво, вам тоже не резон шастать по Свароговым владениям.

– Я понимаю, – сказал Сварог. – Что поделаешь, вам виднее…

– Рад, что понимаете. Не переживайте, мы с вами еще таких дел наворотим! Ваше умение и мой жизненный опыт… В общем, нам, сами видите, остается одно: смываться туда, где даже Сварогова лапа до нас не дотянется. Лучше бы прямо в Горрот, это еще надежнее, но это гораздо дальше, не стоит рисковать. Нам и в Лоране будет неплохо. Распишем цветисто и красочно, что все мы – безвинные жертвы тирании короля Сварога, зверя в человеческом обличье, по облыжным обвинениям загоняющего на каторгу мирных тружеников…

– А в Лоране поверят? – усмехнулся Сварог.

– Вряд ли, – серьезно сказал Бангал. – Там в полиции, как и везде, служат не добрячки и не дурачки. У половины наших вся грешная, причудливая и путаная биография ясно и четко выколота на шкуре… Ничего, в любом случае они нас не выдадут. Из чистого принципа. Сами знаете, какие сейчас отношения у Сварога с Лораном. Когда кипит и бурлит большая политика, мелюзга вроде нас всегда найдет и для себя выгоду. Королевские раздоры идут порой на пользу людишкам незначительным, но наделенным смекалкой… Улавливаете ход мыслей?

Сварог кивнул, старательно сохраняя на лице безразличие. Перспектива оказаться в заведомо враждебном Лоране его нисколечко не радовала. Вряд ли его там опознают мгновенно, небритого, на себя не похожего, никому и в голову не придет, согласно той самой инерции мышления, что среди отпетого каторжанского народа оказался сам Сварог Первый, – но все равно, из Лорана еще предстоит выбираться, да и от Бангала как-то нужно будет отделаться. Ладно, впереди достаточно времени, чтобы многое обдумать…

– Почему же тогда вы не поворачиваете корабль назад? К чему тянуть?

– Успеется, – сказал Бангал, чему-то улыбаясь. – Часом раньше, часом позже – нет особой разницы. – Покосившись на рулевого, он отвел Сварога в самый дальний угол мостика и понизил голос, насколько это было возможно. – Сначала нам с вами следует обговорить кое-какие тонкости и неотложные меры… В вас-то я уверен, и еще в паре дюжин ребят, а вот в трех четвертях нашего сброда – никоим образом. Они еще не отошли толком, но очень быстро, через часок-другой, зададутся вопросом, как же им теперь жить дальше, обретя вожделенную свободу, чем следует незамедлительно заняться. А поскольку народец большей частью примитивный, их убогая фантазия ничего лучшего не подскажет, кроме как немедленно устроить гульбище на всю катушку. Уж поверьте моему жизненному опыту, совсем скоро заговорят наперебой, что свободу надо бы отпраздновать как следует. Выдвинутся горлопаны-вожаки, и вот тогда начнется настоящее непотребство… В трюме полно вина, об этом уже все пронюхали. В каюте штурмана – две мокрощелки, да вдобавок среди матросов обнаружился смазливенький юнга, на которого уже начинают поглядывать любители зады повторять. Представляете, что начнется? Неизвестно еще, останется ли корабль цел и на плаву…

– Понимаю, – так же серьезно сказал Сварог. – Что предлагаете?

– Всерьез рассчитывать, как я уже говорил, можно дюжины на две людей, – сказал Бангал. – Ну что же… Во-первых, их вполне достаточно, чтобы присматривать за матросами, а во-вторых, среди пары дюжин человек гораздо легче поддерживать железную дисциплину, нежели среди тех восьми десятков, что у нас остались на ногах после драки… Короче говоря, я тут кое-что прикинул. Надежных разобьем на несколько отрядов. Начальниками поставим Цуру, вас, Рыжего… Оружия навалом. А остальных, чтобы не возиться, заманим назад в трюм. Закатим туда пару бочек винища, упреждая события, пока сами не начали вышибать днища, объявим гульбу, пообещаем, что приволокем туда штурмановых мочалок и матросиков, наиболее подходящих для «скамеек»… Вот увидите, они сами наперебой ломанутся в трюм, как только услышат про гулеванье. И пусть сидят там до самого берега. Поскольку на сей раз вас там не будет, им ни за что не выбраться. Будем время от времени спускать туда бочонки – они и сами наверх не захотят. Ну, а когда управимся, поставим на мостик штурмана, возьмем должный курс и поплывем спокойно, при строгом порядке на борту… Возражения есть?

– Ни малейших, – сказал Сварог искренне. – Ну и голова у вас, жамый Бангал, вам бы в коронные министры…

– Скажете тоже, – махнул рукой явно польщенный «тарабарский принц». – Просто-напросто давненько скитаюсь по белу свету, хорошо изучил человеческую натуру и привык при всех поворотах судьбы оставаться в живых. И очень хочу побыстрее добраться до твердой земли, не отвлекаясь на усмирение дурной вольницы. Вы наверняка хотите того же. Значит, в первую очередь нам с вами следует…

Вдруг они прямо-таки подпрыгнули от неожиданности, Бангал замолчал, и оба сердито повернулись к рулевому – кроме него, просто некому было издать прозвучавший совсем рядом дикий вопль.

– Что такое, родной? – хмурясь, спросил Бангал. – Что ты так блажишь? Кто обидел?

Рулевой повернулся к нему, тыча вытянутой дрожащей рукой куда-то в море. Его лицо на глазах покрывалось крупными каплями пота, бледнело, вытягивалось. Хватая ртом воздух так, словно его почти и не осталось вокруг, бывший пират заорал:

– Даката! Вон там, с наветренной! Жопу ставлю, даката!

Встрепенувшись, Сварог уставился в море. О дакате он несколько раз слышал и на «Божьем любимчике», и от своих адмиралов. Все до единого рассказчики, люди серьезные, клятвенно заверяли, что речь идет не об очередной моряцкой побасенке, а о вполне реальной, хотя и насквозь загадочной жути, встречавшейся в океане не очень часто, но и не так уж редко. Даката, она же Белая Погибель, – то ли шквал, то ли смерч, то ли нечто совсем иное, непонятное. Никто не знал, откуда она бралась и что собой представляла, но все твердили в один голос, что даката уничтожала корабли со всем экипажем – напрочь, так что выживших свидетелей не оставалось. Иным счастливчикам, правда, удавалось от нее уйти искусным маневром, с полными ветра парусами – капитану Зо однажды доводилось, к примеру, и Амонду…

Что-то там и в самом деле наблюдалось – вдалеке, у горизонта. Над неуловимой зыбкой чертой, где то ли море сливалось с небом, то ли небо с морем, на фоне искрящейся синевы четко рисовалось нечто округлое, белое, то ли становившееся все больше, то ли очень быстро приближавшееся, сохраняя неизменные размеры.

– Даката! – орал рулевой. – Точно, она! Нужно уносить ноги, иначе всем крышка! Мы однажды еле ушли, я на всю жизнь эту пакость запомнил… Говорю вам, даката! Она, доподлинная!

– Дуркует? – неуверенно спросил Сварога Бангал. – Слышал я что-то такое, но не особенно верил, мореходы мастера гнать фуфло…

– Кто его знает… – сквозь зубы ответил Сварог, охваченный нехорошими предчувствиями. – Я тоже слышал, причем от людей, которым можно верить…

Он лихорадочно вспоминал, не доводилось ли говорить о дакате с Гаудином или кем-то из своих разведчиков, – нет, ничего на ум не приходит, ни разу речь не заходила, не стояла эта проблема в числе неотложных, животрепещущих…

Белое пятно приближалось неимоверно быстро. Гораздо быстрее, чем вихрь гонит по небу грозовые облака. Неслось под острым углом к курсу судна. Походило на то, что в самом скором времени курсы корабля и неведомого явления должны были пересечься.

Сварог присмотрелся получше, выхватив из гнезда подзорную трубу. Больше всего это походило то ли на облако, то ли на огромный клуб тумана, порой светившийся бледно-желтыми вспышками. Оно стелилось над самой водой, вроде бы не касаясь ее, приближалось как-то осознанно, словно целеустремленно несущийся к жертве хищник, хотя со всей уверенностью можно сказать, что это не живое существо и не летательный аппарат: округлый смерч, облако, исполинский клуб тумана…

Небо оставалось безоблачным, море – спокойным.

Бангал с сомнением сказал:

– Может, в самом деле… озаботиться? Что-то не нравится мне эта штука…

– Вот именно, – сказал Сварог. – Неприятное зрелище.

– Говорю вам – даката! – прямо-таки взвыл рулевой. – Всем конец! Мы тогда еле ушли…

– Вообще-то у нас с полдюжины пушек… – задумчиво сказал Сварог.

– Не берут ее ни ядра, ни картечь! – заорал рулевой. – Без толку!

– Ну так сделай что-нибудь, дубина! – озлясь, рявкнул Бангал. – Коли такой знаток и однажды уже ноги унес!

– Да я не умею! – завопил рулевой. – Откуда мне уметь? Мое дело – штурвал вертеть согласно приказу, а маневру я не обучен! Офицер нужен, чтоб командовал маневром!

Белое облако неотвратимо накатывалось – мутно-белое, сиявшее по всему своему пространству множеством тускло-желтых вспышек, пронизанное бледным мерцанием словно бы медленных молний. Оно надвигалось совершенно бесшумно. Чуть ли не все, кто был сейчас на корабле, столпились по левому борту, матросы на снастях кричали что-то неразборчивое, непонятно кому адресуясь. Сварог видел их испуганные лица.

– Шутки в сторону, – сказал он резко. – Зови штурмана…

Бангал, не медля ни секунды, перегнулся через перила и заорал что было мочи:

– Цура! Штурмана сюда моментально!

Было что-то в его вопле, отчего уже через миг с грохотом распахнулась дверь кормовой надстройки и из нее кенгуриными прыжками вылетел Цура, волоча за собой штурмана, вмиг поднял его на мостик, то бесцеремонно волоча за шиворот, то подхватывая за пояс так, что ноги ошарашенного навигатора отрывались от палубы. Не теряя времени, Сварог буквально вырвал из его лап ценного специалиста, развернул лицом в сторону приближавшегося облака и, встряхнув, спросил:

– Что это за хрень? Не доводилось раньше сталкиваться?

Он впервые видел, чтобы человек в неуловимую долю секунды становился белым как стена.

– Д-даката… – лязгая зубами, еле выговорил штурман. – Конечно, даката…

Никаких расспросов более не требовалось – достаточно взглянуть в это лицо без единой кровинки. Над ухом севшим голосом выругался Бангал, и Сварог, ведомый могучим инстинктом самосохранения, хорошенько встряхнул штурмана, сунул ему в руку микрофон:

– Командуй, мать твою! Душу выну!

Штурман поднял ко рту рупор – вернее, с размаху ударил себя по губам раструбом, так, что рассадил их до крови. Не обратив на это внимания, даже не поморщившись, заорал, разбрызгивая кровь:

– Все наверх, паруса ставить! Право руля! Переменить галс!

Матросы, стряхнув оцепенение, проворно карабкались вверх, разбегались в стороны по реям. Сварог, следя за ними краешком глаза, лихорадочно оценивал дистанцию меж кораблем и несущимся облаком – и видел: оно приближается так быстро, что никаких шансов не остается, оно уже вровень с верхушками мачт, закрыло солнце…

А в следующий миг – и весь окружающий мир.

Душераздирающие вопли понеслись отовсюду – с палубы, с мачт, с мостика – и тут же утихли. Сварога обволокло мутно-белое облако, пронизанное бледно-желтыми, слабосветящимися ручейками, теми самыми медленными вспышками. Словно далекие огоньки нехотя, с трудом разгорались и тут же гасли, а потом все начиналось сызнова. Однако жара он не почувствовал. Ощутил бесчисленные прикосновения к лицу, рукам, затылку, голой груди под распахнутой рубашкой. Словно бы мириады тополиных пушинок или хлынувший из распоротой перины пух осыпали его с ног до головы, кружа вокруг, потоками стекая по коже – и эти касания вызывали непонятные, незнакомые ощущения, столь противные, что Сварог содрогался всем телом, а по глотке снизу вверх прошел длинный спазм тошноты.

И вдруг все кончилось так же внезапно, как и началось. Загадочное облако не схлынуло, не ушло дальше – оно определенно растаяло, все сразу, на всем своем протяжении, вокруг было только спокойное море, накрытое лазурным сводом небосклона.

Слева раздался сухой деревянный стук, какой издает причалившая к борту корабля большая шлюпка. Где-то неподалеку стукнуло что-то еще. Скосив глаза, Сварог увидел вонзившийся в планшир трехлапый кованый крюк.

Совсем рядом с ним лежали четыре кучки одежды – там, где только что стояли Бангал, Цура, штурман и рулевой. Было непохоже, что люди просто сбросили одежды, скорее уж выглядело так, словно люди вдруг растаяли, пребывая внутри одежды: штаны штурмана остались застегнутыми и заправленными в высокие мягкие сапоги, форменный кафтан, доставшийся Бангалу в наследство от предводителя вахарей, тоже застегнут на все пуговицы, как и рубашка Цуры из тонкого полотна, судя по золоченым – а то и золотым пуговицам, материи и кружевам, позаимствованная в каюте кого-то из офицеров, а то и самого капитана.

Там, где на нок-рее только что покачивался изуродованный труп, болталась лишь улетая, петля. Палуба по левому борту покрыта кучами одежды, разбросанным оружием – и нигде ни единой живой души и не единого трупа. На рангоуте тоже болтались там и сям штаны и рубахи, ветерок подхватывал их и уносил в море…

Корабль рыскнул по ветру, крутнулся оставшийся без присмотра штурвал. По борту что-то громыхало, словно кто-то взбирался на палубу со всем проворством. Ничего еще не соображая толком, Сварог произнес привычное заклинание, делавшее его невидимым, отпрянул в дальний угол капитанского мостика, положив руку на эфес сабли.

Над планширом возникла самая обыкновенная человеческая физиономия, за ней вторая, похоже на первую, разве что усатая. Два субъекта, одетых, как матросы или небогатые путешественники, враз перемахнули через борт и бросились на мостик. При них не было никакого оружия – и держались они так, словно происшедшее их нисколечко не удивило. Сварога они не увидели. Один, не мешкая, бросился к штурвалу, умело перехватил рукоятки, выровняв корабль и удерживая его на прежнем курсе. Второй, перегнувшись через перила, с ухмылочкой оглядывал палубу.

Сварога так и подмывало дать ему по башке, а потом заняться вторым, но не следовало торопиться, не узнав сначала, сколько их. Лодка, судя по звукам, по-прежнему покачивалась у борта корабля, и в ней слышались спокойные голоса.

Не особенно и раздумывая, Сварог на цыпочках спустился с мостика. Кто бы ни были эти типы, они, несомненно, связаны с Белой Погибелью, в мгновение ока уничтожившей все живое на борту. Чересчур уж быстро они появились – едва даката растаяла, чересчур уж уверенно действовали, без тени удивления. Они должны были все знать заранее… и, вполне может оказаться, сами все это устроили, потому что плохо верится в такие совпадения.

Кто-то еще взбирался по веревочной лестнице с перекладинами-палками – Сварог видел две-три верхних ступеньки, видел, как дергается лестница. Следовало побыстрее подыскать самое безопасное место, куда они ни за что не сунутся, а значит, и не наткнутся ненароком на человека-невидимку, который вполне доступен и осязанию, и обонянию…

Сварог направился прямиком к бушприту и устроился там с относительным комфортом, стоя на частой веревочной сети, держась обеими руками за толстое, гладкое бревно, отполированное временем и ветрами. Вот уж сюда никому не придет в голову соваться без крайней на то необходимости, даже этим загадочным налетчикам. Тут обычно находится лишь атакующая команда, когда в морском бою дело доходит до абордажа.

Слева, в паре кабельтов от корабля, вдруг вспучилась вода длинным округлым бугром, и прозрачные струи стекли с корпуса всплывшей на поверхность подводной лодки, не менее сотни уардов в длину.

Настоящая подводная лодка, разве что построенная не из железа, а из какого-то темного дерева – Сварог прекрасно рассмотрел надежно подогнанные широкие доски, невысокую округлую рубку, тоже дощатую, походившую на распиленную поперек пузатую бочку, – с круглыми иллюминаторами в металлической оправе. Загадочная субмарина медленно приближалась к кораблю, и, судя по тому, как бурлила вода за кормой, приводил ее в движение тот самый движитель, что трудами восьмого департамента считался на Таларе тупиковым направлением технического прогресса и нигде не использовался. Подводники, надо полагать, то ли не слыхивали об этой искусно подсунутой таларским инженерам дезинформации, то ли прекрасно знали истинное положение дел. Кто бы они ни были, это, несомненно, надежно укрывшиеся от бдительного ока как небесных, так и земных властей маргиналы – по самой сути своей государственные преступники со всех точек зрения, подлежащие безусловному искоренению как за пиратство, так и за пользование запретными техническими достижениями…

Сварог вспомнил все, что ему было известно о мэтре Тагароне и его попытках соорудить подводную лодку, оснастив ее каким-то качественно иным двигателем, а по другим сведениям, уже и построившим в Горроте первый образец. Похоже, не один Тагарон оказался таким сообразительным. Где-то неподалеку – Инбер Колбта, скопище многих сотен островов, до сих пор не исследованный толком лабиринт, овеянный множеством легенд, как занятных, так и жутких. Столько всего болтают, что даже если малая толика окажется правдой… Если поразмыслить – идеальное укрытие не только для обычных пиратов (коих в глубинах архипелага предостаточно), но и для тайной базы таких вот удальцов, наплевавших на негласные запреты верховной власти…

Но даката, даката! Не бывает таких совпадений. Гораздо более вероятно, что они ее сами создали, а не болтаются за ней следом, как гиены за львом. Вот, значит, в чем поганый секрет дакаты… Коли уж Сварог уцелел там, где погибли все до единого обычные люди, возможны только два объяснения: либо даката – продукт зловредной магии, либо она – следствие некой неведомой технологии, создание человеческих рук, не имеющее ничего общего с колдовством. Только в этих двух случаях она не способна причинить Сварогу вред. Моряцкие байки оказались правдой: порой возможно ускользнуть от дакаты, но уж если она настигнет – в живых никого не остается. Можно только гадать, сколько из пропавших без вести кораблей, плывших в одиночку, стали жертвами именно Белой Погибели, рукотворного зла…

Вторая субмарина всплыла по правому борту, она выглядела близнецом первой. В рубках распахнулись дверцы, на палубу повалили люди, обе подводных лодки подошли вплотную к кораблю, причалили с двух сторон. На палубу полетели тросы с крючьями, очень быстро соединив все три судна в одно.

На палубу захваченного корабля хлынуло множество людей. Они перекидывали широкие сходни, распиливали грузовой трюм – быстро, сноровисто, без понуканий и команд, из чего следовало, что налетчики понаторели в подобном разбое и опыт приобрели богатый.

Сварога по-прежнему никто не замечал. Он стоял, уперевшись ногами в веревочную сеть, обхватив бушприт, и совсем рядом с ним деловито суетились неведомые рыцари удачи, совершенно неотличимые по виду и одежде от обитателей Талара. И разговаривали они меж собой на том же языке.

Позади рубок распахнулись прямоугольные люки, их створки ушли вниз и в стороны. Установив несколько лебедок и подъемных кранов, пираты принялись переправлять на свои субмарины бочки, ящики и тюки из трюма корабля, работая не за страх, а за совесть, с прибауточками и подначками. Ни единого понукания не последовало со стороны нескольких человек, праздно стоявших с видом командиров, – да, это не подневольные трудяги, это сборище равноправных, объединенных общей целью. С таким энтузиазмом люди испокон веков и вкалывают не на мифическое «благо общества», а на свою собственную выгоду, конкретную долю в добыче. Ну разумеется, это пираты неизвестной прежде разновидности, якорь им в задницу. До чего банальной оказалась разгадка Белой Погибели… Ну что же, не самая бездарная затея. Добыча им досталась хорошая – при том, что никакого урона они не понесли и особых трудов не приложили, вообще пальцем о палец не ударили, все сделала за них даката, а им осталось лишь сгрести бесхозное добро – твари, мародеры, стервятники, любой обычный пират во сто раз лучше, каким бы подонком ни был, он как-никак всякий раз рискует жизнью при очередном абордаже, а эти…

У Сварога неимоверно чесались руки, но в одиночку он ничего не смог бы поделать с этой сворой. Оставалось скрипеть зубами от бессильной злобы и обещать себе, что, едва добравшись до Харума, пошлет сюда сильную эскадру с приказом носу назад не казать, пока не отыщут притон этих стервятников…

Потом он подумал о вещах гораздо более животрепещущих: месть местью, но что ему предпринять сейчас? Как они поступят с захваченным кораблем? Уведут с собой, чтобы сменить название и использовать? Рискованно. Это для человека несведущего все корабли на одно лицо, а опытный моряк легко опознает знакомое судно и с новым названием, и в новой окраске. Что-то Сварог прежде не слышал о подобных случаях – схожие были, но речь там всегда шла об обычных пиратах. И он никогда не слыхивал, чтобы кто-то натыкался в океане на дрейфующие без команды корабли с выпотрошенными трюмами. Ну да, кончено, элементарная бандитская логика требует потопить ограбленное судно – и пусть потом тщетно ломают головы на суше, пусть умножаются родившиеся за чаркой рома в портовых кабаках легенды, занятные и жуткие, пусть разводят руками многоопытные люди из морского бюро и угодившие в проруху страховщики…

Корабль они, разумеется, пустят на дно в самом скором времени. Опасность утонуть Сварогу не грозит, но что прикажете делать дальше? Не плыть же саженками в сторону Харума или хотя бы до Катайр Крофинда – далековато, мозоли натрешь… Пожалуй, следует нырнуть вместе с кораблем, когда он погрузится, отвязать вон ту шлюпку, чтобы ее вынесло на поверхность. Больше ничего и не придумать в данной ситуации. На обеих рубках виднеется нечто крайне напоминающее перископы, но когда лодки уйдут под воду, никто не станет в них таращиться…

Приняв решение, он успокоился, то и дело поглядывая на облюбованную шлюпку уже по-хозяйски. На боку висит хорошо отточенная сабля, узлы можно будет рассечь в два счета. Шлюпка, как и полагается по морским регламентам, надежно затянута брезентом, там должны быть весла, а если повезет, то и компас. Сварог был не силен в навигаторском искусстве, но странствия по компасу – дело знакомое. Карту континентов помнит и закат с восходом не перепутает. Ага, погрузка окончена, они таскают уже вещи из кают, стервятники долбанные… Убрали лебедки, закрыли люки, втаскивают на лодки сходни, вот уже не осталось никого на палубе, все скрылись в рубках, кроме нескольких. Интересно, почему остались эти четверо обормотов с охапками цилиндрических сосудов, по виду стеклянных, наполненных темной жидкостью?

Первый сосуд со звоном разбился о палубу – и тут же взвилось пламя, высокое, багрово-желтое, яркое. Вспыхнуло дюжины три костров, огонь моментально охватил корабль с носа до кормы и от борта до борта, обе подлодки стремительно погрузились, исчезли с глаз. Сварог остался один-одинешенек – на горящем судне, в бескрайнем океане.

Жар ударил в лицо, пылали мачты и паруса, звонко лопались горящие снасти, горела палуба, огонь охватил все, что выступало над водой, и все до единой шлюпки, в том числе и присмотренную Сварогом, коснулся места, где крепился бушприт. Неведомый зажигательный состав превосходил даже горродельский огонь. Занялась сеть, на которой Сварог стоял, – и он, мельком глянув вниз, увидел, что вода приближается: ну да, они вдобавок наделали дыр в днище для вящей надежности, и корабль начал погружаться в воду. Что не сгорит, то утонет…

И огонь подступает – такой же опасный для него, как и для обычных людей. Не было отчего-то в заоблачном магическом арсенале берегущих от огня заклинаний – а до земных колдунов, по слухам, все же владевших этим умением, Сварог пока что не добрался.

Он помаленьку отступал от исполинского костра, перехватывая вытянутыми над головой руками становившийся все более тонким бушприт. Потом сеть под ногами окончательно истлела, и отступать стало некуда. И над головой уже потрескивал огонь – бушприт горел, вот-вот должно было опалить руки. Настал момент, когда Сварог понял, что с кораблем, одновременно и тонущим и горящим, пора расставаться без колебаний, и ничего тут не поделаешь…

Он разжал руки, спиной вперед полетел в воду, подняв фонтан брызг, словно кит. Размашисто загребая, отплыл подальше, оглянулся. Над водой торчали лишь верхушки пылающих мачт, становясь все короче и короче. Пламя шипело, разбрасывая искры – и погасло наконец. Осталось только бескрайнее море под лазурным небосклоном, синяя пустота, куда ни глянь, – и в самом ее центре торчала из воды голова пловца.

Сейчас плохо верилось, что где-то существует необозримый континент, по которому можно ехать из конца в конец неделями, месяцами, – или хотя бы острова. Ничего не было, кроме воды. Сварогу на миг стало жутко – таким грандиозным и бесконечным оказалось одиночество.

Чтобы прогнать эти пакостные ощущения, он велел себе незамедлительно и трезво выработать программу действий. Благо особой сложности это не представляло и не требовало великого ума, выбор был не то что небогат – до обидного скуден. Человеку в его положении остается одно: болтаться на волнах, ожидая, не покажется ли корабль. Как-никак он находился на довольно оживленной морской трассе и течением, о котором упоминал покойный штурман, надо полагать, пользуются не только суда, идущие на Катайр Крофинд. Жаль, что загадочные пираты плавают на подводных лодках. Будь они на обычных кораблях, следовало плыть вслед за ними, в ту сторону, где они скрылись бы, ведь наверняка отправились с добычей к себе в логово. Ясно, что их притон располагается где-то в дебрях Инбер Колбта, подальше от освоенных державами континента внешних островов… но в какой стороне, собственно, Инбер Колбт? Где-то к полуночи…

Идиот! Ну и болван!

Новая идея, внезапно пришедшая в голову, была такой простой и гениальной, что Сварог от радости громко захохотал. Следовало бы догадаться сразу, но пресловутая инерция мышления…

Ему вовсе не обязательно было болтаться на поверхности моря, словно закупоренной бутылке с письмом! Он мог дышать под водой не хуже, чем на суше, – хоть год подряд, хоть всю оставшуюся жизнь. Он мог создавать себе еду в богатом ассортименте – а поскольку таларский океан пресный, от жажды не умрешь, даже не располагая магическими способностями. Чтобы перекурить, достаточно всплыть на поверхность. Башмаки на ногах, сабля на боку…

Короче говоря, он преспокойно мог добраться до ближайшей суши не вплавь, а пешком. По морскому дну, как посуху. Конечно, дорога предстояла не из легких – неровности дна, глубины, разнообразные хищники, – но ожидаемые опасности не столь ужасны, бывало и похуже, скажем, когда он шлепнулся в Хелльстаде на подбитом яле. Тогда он ничегошеньки не знал об окружающем мире, а теперь оказался в гораздо более лучшем положении.

При всем своем невежестве в морских делах он все же кое-что читал, слышал, видывал на экране. Точно знал, например, что в таларских морях нет акул. Здесь, правда, обитают косатки, мало уступающие акулам в размерах и количестве зубов, но на людей они никогда не нападают, разве что в ответ на агрессию в виде брошенного гарпуна или выстрела. Болтают даже, будто это их миролюбие объясняется тем, что косатки, как и черные тюлени (но не серые!), давным-давно были людьми, еще до Шторма, а потом как-то перешли в свое нынешнее состояние, но память и разум сохранили. Иные божатся, что есть тайные места, где в полнолуние косатки сбрасывают рыбьи шкуры и ненадолго становятся людьми.

Стоп, стоп! Сейчас не до богатейшего и цветистого моряцкого фольклора – еще и оттого, что до полнолуния далековато, и нечего, согласно легендам, ждать помощи от сбросивших шкуры косаток и тюленей… Думать нужно исключительно о насущных проблемах.

Итак, это не самый глупый план – шагать до суши по дну. В любом случае, это гораздо практичнее, нежели бесцельно болтаться на волнах в ожидании корабля, который может появиться самое раннее через неделю, или пройти поблизости и не заметить голову в воде, а то и вовсе оказаться горротским, что повлечет за собой лишние сложности.

Самый насущный, животрепещущий вопрос, требующий немедленного решения, – в которую сторону направить стопы? Жаль, что Сварог не нашел времени познакомиться с лоциями. Представления не имеет, где в океане располагаются большие глубины, и как обойти их стороной, чтобы не удлинять путь, сначала спускаясь по подводным кручам, а потом карабкаясь вверх по протяженным склонам. Курса верного выбрать тоже не сумеет, разве что – на два лаптя правее солнышка…

Итак, следует, не мешкая, определиться с направлением. Либо на полночь шагать к Инбер Колбту, либо на полдень, к Катайр Крофинду. У обоих вариантов есть свои достоинства.

Катайр Крофинд – его собственное владение. Преспокойно можно выдать себя… ну, скажем, за тайного агента из разведки или полиции, плывшего по некоей государственной надобности на попавшем в шторм и затонувшем судне. Название корабля можно выдумать любое – в мире, где нет радиосвязи и компьютеров, пребывающие на отдаленном острове чиновники не смогут проверить скороспелую легенду. Имен людей, занимающихся тайными государственными надобностями, он знает достаточно. Гораздо больше осведомлен о работе иных тайных служб, чем обыкновенный человек, мелкий авантюрист. Сможет быть убедительным. Самый нерасторопный и нерадивый полицейский чин поневоле призадумается. Если и не посадит незамедлительно на первый же идущий к Харуму корабль, то, по крайней мере, отправит по инстанциям донесение о странном визитере. Главное тут – выдумать нечто, благодаря чему Интагар, баронесса или Мара моментально догадаются, о ком идет речь.

С другой стороны… Насколько он помнил карту, до Инбер Колбта раза в три ближе сейчас, чем до Катайра. На внешних островах – три ганзейских порта, угольные склады четырех держав (три из которых принадлежат Сварогу), там тоже оживленно… Островов, правда, превеликое множество, и нет гарантии, что сразу выйдешь к полезному, но ведь ближе будет шагать…

Решено. Инбер Колбта. Приняв решение, Сварог испытал огромное облегчение – вместо неопределенности перед ним была неизвестность, а это совсем другое. Он точно знал теперь, куда направляется, и это придавало уверенности. Вот только не следует слишком часто вспоминать о гривастых крокодилах. Эти будут посерьезнее акул – морские хищники в десять уардов длиной, порой нападающие даже на корабли. Но, в конце концов, нельзя сказать, что океан ими так и кишит, да и предпочитают они дичь покрупнее, вроде тех же косаток или китов, а то и громадных кальмаров. Одинокий человек для них – мелкая добыча, охотиться за коей у них определенно нет рефлекса. Если подумать, странствующие по дну пешеходы – вещь уникальная, где уж тут выработаться рефлексам и инстинктам…

Сварог больше не прилагал ни малейших усилий, чтобы держаться на воде, – встал по стойке «смирно», вытянув руки по швам. И тут же погрузился с головой, согласно закону всемирного тяготения, наверняка вытеснив, согласно другому закону природы, именно тот объем воды, который занимал в пространстве.

Вскоре он коснулся подошвами дна. Огляделся, на всякий случай держа руку на эфесе абордажной сабли.

Вокруг было довольно светло, глубина оказалась не очень большой: уардов пятнадцать-двадцать. Солнце виднелось над головой размытым светлым пятном. Повсюду росли пучкообразные кусты каких-то водорослей, и низенькие, и вдвое выше Сварога, кое-где вздымались поросшие чем-то вроде мха камни, меланхолично проплывали красивые медузы. Место, где он оказался, в общем, не приводило в уныние и нисколечко не походило на преисподнюю. Несколько непривычные пейзажи – и только. Пешеход тут вполне пройдет без особых трудов. По дну ползает какая-то мелочь вроде крабов, лежат раковины, иные с обитателями, поодаль шмыгают стайки пестрых рыб. Какая там преисподняя, господа! Как-никак заносило в настоящую… Так что никакого сравнения.

Он вздохнул и бодрым шагом направился на полночь, обходя подводные скалы, зорко озираясь по сторонам, напевая под нос: