Глава седьмая
Лунная девушка
В наступивших «розовых сумерках» но-вансы продолжали путь через горы.
Каждый переход длился два-три земных часа, после чего следовал четырех-пятичасовой привал для сбора пищи и сна. Основную нашу еду составляли плоды, похожие на орехи с тонкой оболочкой, и грибы, напоминающие дождевики. Эти белые шары росли повсюду, даже на покрытых тонким слоем мха камнях, порой достигая размеров футбольного мяча. Маленьким детям их давали вареными, но все прочие ели лунные «дождевики» сырыми. В первый раз я попробовал их с опаской, но грибы оказались не только вполне приемлемыми для человеческого желудка, но и удивительно вкусными, напоминающими вареную телятину.
Однако такая пища не могла заменить но-вансам настоящее мясо, и они становились все более взвинченными и свирепыми.
Несколько раз во время привалов между воинами вспыхивали драки; все чаще я ловил на себе жадные взгляды голодных лунных жителей и слышал брошенное в мой адрес слово «унит»… Та-ван не захотел объяснить мне смысл этого слова, однако я прекрасно понимал, что ничего хорошего оно не означает.
Я уже начал всерьез задумываться о бегстве во время приближающихся «синих сумерек», но не успели еще закончиться «розовые», как произошло сразу два важных события.
О первом из них у меня нет желания подробно распространяться.
Скажу коротко: наши дозорные обнаружили небольшую группу ва-гасов из другого племени, и после короткого ожесточенного сражения чужаки были полностью перебиты. В этом бою Го-ва-го впервые опробовал карабин, зарядив его боевыми патронами, и правильнее было бы назвать происшедшее не боем, а бойней. При столкновении погиб всего один но-ванс, причем по нелепой случайности — женщина: она наблюдала за битвой с возвышенности и пала от вражеского копья.
Племя Го-ва-го получило вожделенное мясо, и полтора земных дня продолжался каннибальский пир, в котором приняли участие все, кроме меня и Ортиса Кларка… Впрочем, насчет последнего я не поручусь: думаю, в угоду своему новому покровителю бортмеханик смог бы сожрать не только инопланетное мыслящее существо, но и человека.
Но-вансы еще не закончили пиршество, когда с вершин неожиданно налетел холодный пронизывающий ветер, который почему-то очень встревожил всех взрослых ва-гасов. Пожитки были собраны в мгновение ока, недоеденное мясо брошено в сумки, и все племя по приказу Го-ва-го устремилось из ущелья на гору, поросшую высокими деревьями.
На этот раз не соблюдалось никакого подобия походного строя; мужчины, женщины, дети, смешавшись в одну толпу, в страшной спешке карабкались вверх.
Мы еще не успели добраться до деревьев, как из плотных фиолетово-черных туч хлынул дождь, и по склону потекли потоки жидкой грязи. Теперь мне пришлось пустить в ход не только руки, но и ноги, уподобившись четвероногим братьям по разуму. Я не понимал причин, заставлявших но-вансов с такой лихорадочной поспешностью взбираться на гору, но всеобщее смятение невольно передалось и мне.
Все вокруг пихались, спотыкались, падали, снова вставали, матери подталкивали перед собой детей, а когда племя наконец достигло деревьев, с небес хлестал уже не дождь, а настоящий ливень.
Однако это было только началом лунной бури!
Едва мы с Та-ваном нырнули под одно из деревьев, как ветер перерос в ураган. С диким воем он пытался оторвать но-вансов от стволов, за которые те цеплялись, и швырнуть к подножию горы. Ливень все усиливался, вода забивалась в рот и в нос, почти не давая дышать… И вдруг раздался такой оглушительный грохот, какого я еще не слышал ни разу в жизни.
Темные тучи распорола ветвистая молния, потом вторая, третья, четвертая…
— Та-ван! — с трудом перекрикивая рев бури, крикнул я. — Нам опасно оставаться под деревьями! Лучше спустимся вниз, а не то…
Та-ван, прижимавшийся к стволу рядом со мной, замотал мокрой головой:
— Нет! Только здесь мы сможем спастись! Ущелье скоро затопит!
Он оказался прав. Вода потоками бежала с гор, и несмотря на то, что глубина ущелья достигала сорока-пятидесяти футов, спустя полчаса оно превратилось в бурную реку. Если бы кто-нибудь остался внизу, он неминуемо бы погиб: вождь Го-ва-го руководствовался в своих действиях отнюдь не слепым ужасом, а опытом многих пережитых лунных гроз.
Буря продолжала бушевать, ва-гасы в ужасе цеплялись за стволы, содрогающиеся от ударов грома. Многие деревья падали, не выдержав единоборства с ураганом или пораженные молнией, — и отважные но-вансы отзывались на каждое такое падение воплями ужаса. Кажется, я тоже кричал: впервые мне приходилось испытать на себе гнев Повелителя Грохочущего Неба, и я не мог не содрогаться от неистовой мощи лунной грозы.
Но даже если мне с моей огромной, по здешним меркам, силой, едва удавалось сопротивлялся порывам бешеного ветра, как же их тогда выдерживали ва-гасы?
Не успел я об этом подумать, как мимо прокатилось маленькое, отчаянно вопящее существо, которое кувыркалось среди грязи и вырванной с корнем травы, напрасно пытаясь за что-нибудь уцепиться. Сделав бросок в сторону, я поймал малыша за ногу, но вернуться обратно под дерево не сумел: ветер швырнул нас обоих вниз по склону. Почти сразу мы врезались в другой ствол, и я вцепился в него, что было сил.
Маленький но-ванс, зажатый между мной и деревом, тонко испуганно скулил…
И, услышав этот скулеж, я вдруг понял, что буря стихает. Ураган ревел уже не так оглушительно, молнии вспыхивали все реже, дождь почти перестал, и вскоре среди разошедшихся туч мелькнуло полотнище красного неба.
Лунная буря закончилась так же внезапно, как началась.
Но-вансы один за другим стали выходить из-под деревьев; матери, во время урагана прикрывавшие собой детей, выпрямлялись, встряхиваясь всем телом…
Я сделал то же самое, понимая, до чего нелепо выгляжу с маленьким ва-гасом подмышкой. Я ощупал малыша, убедился, что тот ничего себе не сломал, и подтолкнул его вверх по склону:
— Беги!
Но мальчишка продолжал жаться ко мне, мокрый, грязный и перепуганный.
— Ступай к матери, тебе говорят! — строже прикрикнул я, но Та-ван, съехав ко мне по раскисшему склону в смешной несолидной позе — ни дать, ни взять, пони, катающийся с горки! — взглянул на малыша и сказал:
— Это — Кус-ка.
— И что же?
— Его мать убили ра-дасы шесть ол тому назад.
Ола соответствовала шести с половиной земным часам, и, проделав в уме быстрое вычисление, я понял, что спас малыша, чья мать погибла позавчера во время нападения но-вансов на чужое племя. К моему огромному облегчению, Кус-ка наконец пришел в себя, отцепился от моей куртки, встряхнулся и затрусил к остальным детям. Кажется, я счастливо отделался: не хватало мне еще воспитывать четвероногого сироту-каннибала!
Но-вансы успели вытащить из-под упавших стволов тела трех своих погибших сородичей и теперь деловито перерезали им глотки, давая вытечь крови, но внезапно бросили это занятие и разразились взволнованными криками, показывая друг другу на небо.
Взглянув вверх, я увидел большую птицу, которая парила на фоне темно-фиолетовых туч и багрового неба. Казалось, она пытается повернуть на юг, однако ветер упорно сносил ее по направлению к нашей горе. Птица все медленнее и тяжелее взмахивала крыльями… И вдруг стала быстро снижаться, почти падать на поросшую лесом вершину.
Удивленные крики ва-гасов перешли в вопли злобного торжества; повинуясь приказу Го-ва-го, полдюжины воинов галопом ринулись в гору.
— Что это за существо? — спросил я Та-вана.
— Унит! — со свирепой радостью ответил тот.
Так вот что имели в виду но-вансы, обзывая меня унитом! Значит, птицы в их мире, в отличие от большинства зверей, съедобны. Но если уни-ты — просто летающая дичь, как тогда объяснить ненависть, вспыхнувшую в глазах четвероногих лунных созданий при виде диковинной птицы? И почему Го-ва-го крикнул вдогонку своим воинам, чтобы они непременно доставили ему существо живьем?
Я постарался протолкаться как можно ближе к Го-ва-го, чтобы получше рассмотреть унита, когда его приволокут сюда. Само собой, в двух шагах от вождя находился Ортис, счищающий грязь со своей непромокаемой куртки. Благодаря прочной и теплой одежде мы с ним перенесли бурю куда лучше многих ва-гасов, однако наши перемазанные физиономии казались такими же варварскими, как лица четвероногих воинов. Я судил по Кларку, понимая, что сам выгляжу ничуть не лучше.
Я дружески подмигнул бортмеханику и засмеялся, когда тот, испуганно оглянувшись на Го-ва-го, поспешил отвернуться.
Внезапно вокруг грянули дикие крики:
— Унит! Унит!
Но-вансы торопливо поднимались на дыбы — эта поза означала у них предельное внимание или готовность к драке, — а Го-ва-го сел на ствол поваленного дерева, глядя на существо, которое вели к нему.
Я же при виде унита просто начисто лишился дара речи! Ибо плененное существо оказалось вовсе не птицей, а девушкой, к тому же такой красивой, каких я еще ни разу не встречал.
Что там говорить, Джимми, — ты же сам видел ее! И можешь поверить, в прошлой жизни она была такой же прекрасной, как в этой, даже тогда, когда двое конвоиров тащили ее сквозь злобно орущую толпу, — насквозь промокшую, перепуганную, с трудом переступающую ногами в высоких золотистых сандалиях.
В нескольких шагах от Го-ва-го воины отпустили пленницу, и она тотчас гордо вскинула голову, снизу вверх глядя в свирепое лицо повелителя но-вансов. Может, вождя она и обманула, но я видел ужас в ее глазах; а еще я увидел, как при виде нас с Ортисом эти глаза удивленно распахнулись, и смесь изумления и надежды мелькнула на перепачканном и измученном, но все же прекрасном лице лунной девушки.
Я же не мог оторвать от нее взгляда: таким совершенством она казалась. Тонкая длинная одежда наподобие туники, промокшая насквозь, обрисовывала стройное тело маленькой нимфы; густые длинные волосы цвета темной меди тоже намокли и покрывали девушку плащом до тонкой талии. Она была мала ростом и очень юна — будь она жительницей Земли, я дал бы ей лет пятнадцать-шестнадцать, не больше. Но я сразу понял, что в этом изящном теле таится отважный и мятежный дух. На маленьком личике с узким подбородком и точеным носиком сияли темно-голубые глаза, которым пленница напрасно пыталась придать надменное выражение…
Когда ее отпустили, она едва удержалась на ногах, однако тут же скрестила руки на груди и вызывающе задрала исцарапанный подбородок. Она напоминала мокрую взъерошенную пташку, осмеливавшуюся бросить вызов нацелившемуся на нее коту. Однако эту пичугу уже лишили возможности летать: сопровождавшие девушку воины бросили к ногам Го-ва-го пару длинных крыльев и нечто, похожее на ранец, к которому эти крылья крепились.
Вождь раздраженно рявкнул на своих злобно вопящих подданных, и когда те смолкли, спросил:
— Откуда и зачем ты явилась в свободные горы, унита?
Девушка еще выше задрала подбородок, но не осмелилась промолчать.
— Я из Лаэте, — небрежно бросила она. И, совладав со стучащими зубами, добавила: — Не твое дело, ва-гас, зачем я сюда явилась!
Но-ванс поднял мохнатые брови, оглядывая ее с головы до ног:
— А! Из Лаэте? Мясо женщин из Лаэте очень вкусно…
Пленница, и без того дрожавшая от холода, затряслась еще сильнее, но тут же презрительно воскликнула:
— Румит!
Го-ва-го ничем не показал, что его проняло оскорбление.
— Твое имя? — задал он новый вопрос.
— Наа-ее-лаа.
Вождь впервые позволил появиться на своем лице какому-то чувству, — и то было чувство величайшего изумления.
— Наа-ее-лаа? — повторил он. — Уж не дочь ли ты старого Сарго-та?
Она кивнула и больше не поднимала головы, пока Го-ва-го размышлял.
— Ты отправишь послание своему отцу, — наконец сказал вождь. — Пусть он пришлет в Долину Сумерек двести молодых жителей Лаэте. Если он даст за тебя этот выкуп, мы отпустим тебя целой и невредимой!
Наа-ее-лаа вдруг пошатнулась, я рванулся было ей на помощь, но Та-ван схватил меня за локоть.
— Никто не смеет мешать вождю, когда он допрашивает пленницу! — внушительно сказал молодой воин, и я остался на месте, поняв, что мое вмешательство сейчас принесет только вред.
По знаку Го-ва-го на плечи девушки набросили длинную мохнатую шкуру ти-мана, и она торопливо закуталась в нее.
— Принесите ей… — дальше вождь произнес несколько слов, которых я не знал, — зато их явно хорошо знала лунная девушка.
Она снова вскинула голову и срывающимся голосом воскликнула:
— Нет! Я не буду писать отцу!
— Во как? — глаза Го-ва-го нехорошо сузились, и пленница попыталась отступить на шаг.
Однако ее схватили за плечи и снова толкнули вперед теперь дочь Сарго-та даже не пыталась напустить на себя презрительно-гордый вид. Она съежилась от ужаса под свирепым взглядом предводителя четвероногих каннибалов, но тем не менее упрямо помотала головой.
— Я ничего не буду писать! — крикнула она. — Сыновья и дочери Лаэте так же дороги своим отцам, как я — своему!
Го-ва-го некоторое время смотрел на пленницу, и вдруг, схватив ее за волосы, выдернул из ножен нож. На этот раз Та-вану не удалось бы меня удержать, но все случилось буквально за пару секунд.
Взмах ножа — и роскошные волосы лунной девушки остались в руке вождя.
— Это послужит посланием Сарго-ту! — крикнул Го-ва-го. — А если через две улы мы не получим выкупа, ты сама пойдешь в котел, Наа-ее-лаа!