Глава тринадцатая
Плен
В темноте лунной ночи мы продолжали двигаться через лес.
Моя куртка и спальный мешок хорошо защищали Наа-ее-лаа от холода, но меня спасала только быстрая ходьба — в тех случаях, когда я нес девушку на руках, иначе она за мной не поспевала. Поэтому я очень редко позволял принцессе идти самой, опуская на землю только для того, чтобы она могла немного размять ноги.
Со времени столкновения с тор-хо Наа-ее-лаа беспрекословно выполняла все мои распоряжения… Но вскоре я убедился, что она знает о лунном лесе гораздо больше меня.
Оказывается, все знатные воспитанницы храма Интара должны были проходить обучение в лесном святилище этого божества, и дочь ямадара Сарго-та вместе с другими дочерьми лучших домов Лаэте несколько лет постигала в лесу тайны жизни и смерти.
Лишь позднее я по достоинству оценил самоотверженное доверие Наа-ее-лаа, взявшейся обучать меня премудростям, доступным в во-наа лишь очень немногим избранным. Нонновар показывала мне ядовитые и целебные растения (ядовитые чаще мерцали фиолетовым цветом, а целебные — желтым), подробно объясняла их свойства, учила находить съедобные плоды и цветы, рассказывала об опасных и безвредных обитателях лунного леса… Еще она учила меня правильному языку городских унитов, поправляя грубое произношение и ужасные (с ее точки зрения) слова, почерпнутые мною от ва-гасов. Интересно, что языки ва-гасов и унитов были так схожи, что обе лунные расы без труда понимали друг друга; на этот счет у тех и других существовали любопытные мифы, отнюдь не проливавшие свет на эту загадку…
А Наа-ее-лаа до сих пор не могла найти решения загадки моей скромной персоны.
Если я бог, почему не знаю самых простых вещей? Если я смертный, откуда у меня такая божественная сила? Девушка то верила, то не верила моим рассказам о Земле и о других планетах, но с каждым днем невольно все больше убеждалась в моей правдивости. Разве бог, родившийся в Небесной Обители, может страдать от голода и холода?
К счастью, голод не грозил нам благодаря умению Наа-ее-лаа находить пищу даже в темноте, зато ночной холод едва меня не прикончил. С каждым часом лунный мир все больше промерзал, и когда моя зажигалка отказалась выдать хотя бы искру, мне стало ясно — это конец!
Наа-ее-лаа попыталась отыскать деревья, способные накапливать тепло, но за десятичасовые поиски нам не попалось ни одного такого дерева…
Я уже находился на грани жизни и смерти, когда дочь ямадара предложила разделить с ней спальный мешок. Дочери Сарго-та явно стоило невероятных усилий переступить все правила приличия, чтобы сделать столь неслыханное предложение, но тем самым она спасла мне жизнь.
Зато теперь мои страдания приняли несколько иной характер: очень трудно было лежать в спальном мешке чуть ли не в обнимку с прекрасной девушкой и не… Уж не знаю, что при этом чувствовала Наа-ее-лаа, я же то и дело представлял себе покрытый сосульками небосклон, пытаясь уподобиться его ледяному отстраненному величию. Но принцесса относилась ко мне с безграничным доверием, которое я никак не мог обмануть.
Я до сих пор вспоминаю эту безумную лунную ночь как одно из самых волнующих приключений в моей жизни.
Я помню мелькание странных тварей среди светящихся деревьев, шепот Наа-ее-лаа рядом с мой щекой, когда объясняла мне, что это за создания, пушистую мягкость ее волос, щекочущих мой подбородок, и то, как принцесса испуганно прижималась ко мне, заслышав в чаще далекий рык тор-хо…
И еще я помню, как мы с Наа-ее-лаа прыгали и кричали, как дети, приветствуя розовое сияние долгожданного рассвета!
Если бы мы знали, что готовит нам наступающий день, наша радость наверняка превратилась бы в отчаяние.
Ночь кончилась, вместе с ней кончился холод, — и, конечно, первым делом мы наткнулись на небольшую полянку, окруженную «горячими деревьями». Прижавшись к теплым стволам, мы с принцессой принялись уплетать на редкость вкусные плоды, которые в изобилии росли на кустах вокруг поляны.
После еды я намазал щеки и подбородок соком ягод, которые Неела называла гойи, — этот сок удалял щетину с лица быстрее и эффективнее любой бритвы. Теперь для полного счастья мне не хватало лишь одного: возможности выкупаться и выстирать одежду. Наа-ее-лаа наверняка мечтала о том же, но пока нам удалось отыскать в трухлявом пне упавшего дерева ровно столько воды, чтобы умыться.
Потом принцесса взяла у меня зеркальце и попыталась, как говорят женщины, «привести себя в порядок». Я видел, как она с отчаянием рассматривала свои короткие взлохмаченные волосы, запавшие щеки, царапины на подбородке… Наконец девушка отошла на другой конец поляны и села там, съежившись и втянув голову в воротник куртки.
Принцесса по-прежнему считала, что нож Го-ва-го и болезнь превратили ее в дурнушку, а необходимость носить нелепую мешковатую одежду еще больше угнетала ее. Похоже, она уже жалела о ночной темноте, скрывавшей ее «уродство».
Некоторое время я молча посматривал на этого нахохлившегося воробушка, наконец подошел, взял маленькую обветренную ручку Неелы и поднес к губам:
— Нонновар, ты самая прекрасная девушка на свете!
Полные слез голубые глаза горестно взглянули на меня.
— Неужели на Земле женщины еще некрасивее? — прошептала Наа-ее-лаа.
Я улыбнулся, но ничего не успел ответить: кусты раздвинулись, и на поляну вышло несколько унитов.
Наа-ее-лаа испуганно вскочила, я схватился за нож.
В первый момент туземцы удивленно замерли при виде нас, но их замешательство прошло быстрее, чем я успел их рассмотреть. Один из унитов выкрикнул непонятное слово: и на меня, разворачиваясь, полетела толстая сеть.
Я упал, пытаясь вырваться из опутавших меня веревок, увидел, как рядом в другой сети кричит и бьется Наа-ее-лаа… А в следующую секунду меня, должно быть, ударили по голове чем-то вроде обмотанной тряпьем дубины, и я провалился в глубокую черную дыру.
Охотникам за рабами не повезло: в деревне, где они рассчитывали поживиться ходячим товаром, им оказали такое сильное сопротивление, что из всего отряда уцелела только дюжина ловцов. Добытчики бежали в лес, уведя с собой всего одного подростка, который сдох от ран в самом начале пути. Если бы им не посчастливилось наткнуться в лесу на две головы, им нечего было бы выставить на рынке в Ринте!
Я слушал этот разговор за дверью, сидя на полу в вонючем полутемном сарае, где очнулся пару минут назад. Рядом лежали и сидели два десятка унитов, но Наа-ее-лаа здесь не было. Меня окружали одни мужчины: усталые, отупевшие, молчаливые.
Все они были будущими рабами — многие из них попали в лапы ловцам довольно давно и успели примириться со своей судьбой, другие очутились в плену совсем недавно и боязливым шепотом расспрашивали товарищей по несчастью, что их ждет?
Немногословные сдержанные ответы вскоре помогли мне в полной мере осознать весь ужас обрушившейся на нас с Неелой беды.
Охотники за рабами, жестокое разноплеменное отребье, являлись в пограничные селения враждующих стран и, захватив там живую добычу, угоняли в соседнее государство. Мои собеседники оказались подданными небольшого города-государства Вакуны, а теперь мы находились уже на территории Карулы, и нас намеревались продать на большом рынке рабов Ринта — столицы самого могучего города калькаров. В Ринте за рабов давали очень высокую цену, поэтому охотников нимало не смущало, что партию «голов» придется гнать через три других государства. Как и на Земле, в во-наа деньги решали многие проблемы, правители почти всех лунных государств богатели, получая свою долю прибыли от торговли рабами.
Группа ловцов, схвативших меня и Наа-ее-лаа, недавно присоединилась к большому, куда более удачливому отряду. Вскоре должна была подойти третья группа работорговцев, отправившаяся в набег на дальнюю деревню, — а как только добытчики вернутся, всех пленников погонят в Ринт, куда олу назад уже увели женщин…
Весть о том, что Наа-ее-лаа сейчас находится на пути в Ринт, отогнала меня от стены сарая, в котором я пытался обнаружить плохо пригнанную доску. Усевшись, я начал обдумывать дальнейший план действий, как вдруг дверь распахнулась и ворвавшиеся в сарай охотники начали выгонять нас наружу.
За порогом я первым делом жадно осмотрелся по сторонам.
Строение стояло на окраине леса, за которым тянулось поле, кончавшееся у невысоких холмов; вокруг не было видно никакого жилья, кроме этого сарая, предназначенного для живого «товара». Возле него сновали вооруженные униты, видимо, только что пригнавшие группу избитых, оборванных мужчин и подростков.
Некоторые ловцы восседали на спинах олто-нов — животных, о которых я до сих пор знал только по рассказам Наа-ее-лаа. Эти создания, смахивающие на безрогих лосей, заменяли на Луне вьючных и верховых лошадей; судя по всему, они отличались куда более добродушным нравом, чем их теперешние седоки.
Стоило мне осмотреться, как охотники руганью и ударами принялись выстраивать прежних и новых пленников в одну шеренгу. Вскоре раздался протяжный крик:
— Елло-хоо! — и мы двинулись в путь.
Свой первый переход я посвятил наблюдению за окружавшими меня лунными жителями, рассматривая их одежду, лица, прически, оружие, знаки на лбу и на висках…
Оружие двуногих обитателей во-наа немногим отличалась от оружия четвероногих: копья, ножи и дубинки, лишь у двоих охотников имелись странной конструкции громоздкие самострелы. Одежда унитов состояла из рубашки, доходящей до середины бедер, поверх широких или узких штанов; на некоторых охотниках красовались просторные куртки и длинные плащи с капюшонами. На ловцах были мягкие кожаные сапоги или остороносые башмаки, их пленники за немногим исключением шли босыми. Что же касается волос, я заметил одну особенность — у охотников они падали на лоб, а у пленных селян завязывались на затылке ремешком или коротко выстригались спереди, открывая клеймо на правом виске. Среди будущих рабов я не увидел ни одного итона — если, конечно, не считать меня самого.
Остальные пленники поглядывали на меня с опасливым почтением, зато охотники то и дело принимались насмехаться над «равным», которому вскоре предстояло получить клеймо еще более позорное, чем знак кархана — клеймо раба!
Я старался не обращать внимания на насмешки, то и дело напоминая себе, что ловцы ведут меня в нужном направлении. При необходимости я наверняка сумею сбежать, но пока мне лучше двигаться с колонной рабов, чтобы как можно скорее добраться до Ринта, куда увели Наа-ее-лаа.
Мысль о ней жгла меня сильнее любых самых едких насмешек.
Гордая принцесса Лаэте, бредущая на невольничий рынок; дочь ямадара Сарго-та, выслушивающая издевательские реплики жестокой мрази; слабая девушка, оставшаяся без всякой помощи и защиты, — быть может, изнемогающая сейчас от усталости, быть может, осыпаемая ударами плетей калькаров… Стоило ли ей бежать от каннибалов, чтобы теперь испытать такое? И стоило ли делать лавадаром человека, который оказался не в силах ее защитить?
К концу перехода, продолжавшегося часов пять-шесть, — то по лесам, то по поросшим травой холмам, — я окончательно убедился, что быть в плену у ва-гасов приятнее, чем в плену у охотников за рабами. Четвероногие каннибалы не имели обыкновения издеваться над пленными, а просто сразу перерезали своим врагам горло, чтобы отправить в котел. Униты же, мнящие себя единственной мыслящей расой во-наа, то и дело пускали в ход плетку просто от безделья, когда им надоедало пялиться по сторонам.
А еще я обнаружил, что двуногие жители Луны гораздо слабее людей. Меньшее, чем на Земле, притяжение сделало их низкорослыми и узкими в кости; я был выше самого высокого из них как минимум на полголовы. Да, среди унитов я казался настоящим громилой, намного превосходя любого из них силой и выносливостью. К концу перехода многие пленники едва волочили ноги, я же без особого труда смог бы проделать вдвое больший путь. Природа снабдила меня более крепким костяком и мышцами, чем лунных людей, а бег по горам наравне с ва-гасами отлично меня закалил.
И я старался подбадривать себя мыслью о том, что раз маленькая хрупкая Наа-ее-лаа умудрилась выдержать пешее путешествие с племенем но-вансов, значит, она должна вынести и теперешнюю дорогу до Ринта.
Дорога заняла около земной недели, к концу которой охотникам пришлось значительно сбавить темп: многие из «голов» пришли в поистине жалкое состояние. Отупевшие от усталости, с плечами, исполосованными плеткой, мужчины брели, спотыкались, падали и даже под градом ударов не сразу могли подняться.
На седьмой день пути двое рабов, не выдержав издевательств, отважились на побег. На очередном привале охотники, как всегда, пустили по кругу большую бутыль, и эти двое попытались ускользнуть в лес. Но беглецов почти сразу поймали, а когда их приволокли назад, на поляне разыгралась такая отвратительная сцена, какой я ни разу не видел, живя среди ва-гасов.
Пленников, один из которых был еще совсем мальчишкой, раздели до пояса и привязали за руки к ветке дерева. Старший умолял о пощаде, сваливая всю вину за побег на подростка, но ловцы не обратили внимания на его крики.
Добытчики вооружились длинными бичами и принялись стегать беглецов.
Бичи оставляли на коже унитов длинные кровавые полосы; пытаясь увернуться, несчастные с воплями болтались и крутились на веревках, но только подставляли под удары то бока, то грудь, то спину, — а охотники хохотали, глядя на этот причудливый танец. Старшего унита вскоре отвязали, но мальчишка получил пятнадцать полновесных ударов, и когда ловцы наконец свернули бичи, в полубеспамятстве повис на веревке.
Если бы измывательство продлилось чуть дольше, я наверняка бросился бы на палачей, и тогда Наа-ее-лаа вряд ли дождалась бы меня в Ринте.
Отвязав избитого подростка, охотники выстроили нас в шеренгу и погнали дальше. Наказание достигло цели: никто из рабов не осмеливался даже поднять глаза от тропы, не говоря уж о том, чтобы помочь несчастному мальчику, который брел, шатаясь, как пьяный. Я проскользнул к нему, взял под локоть и весь оставшийся путь помогал идти, не то мальчишка вряд ли добрался бы до Ринта.
Последние шесть часов нам часто попадались на пути небольшие деревни, и наконец мы вступили в столицу главного государства калькаров.
На окраине нас загнали в какое-то подобие манежа, где толпилось не меньше полутысячи измученных долгой дорогой унитов, а между ними расхаживали перекупщики, выбирая товар. Сами охотники за рабами не продавали добычу с торгов — этим занимались местные торговцы, иногда скупавшие новые партии рабов по оптовым ценам, иногда подбиравшие себе «головы» поштучно. Меня почти сразу отделили от остальных невольников из Вакуны, оттолкнув висящего на моей руке мальчишку, и прогнали через другие ворота вместе с дюжиной самых высоких и сильных пленников. Из разговоров охранников я узнал, что нас купил некий Карит, поставлявший рабов владельцам рудников и каменоломен.
Миновав «фильтрационный пункт» и уплатив пошлину страже у городских ворот, помощники Карита наконец ввели нас в самое сердце Ринта — столицы могучего государства Ринтар.
Забыв о том, что меня вскоре ждет, я с любопытством глядел по сторонам.
Наверное, почти так же выглядел древний Вавилон!
Суета, толкотня на тесных грязных улицах; каждый второй житель Ринта куда-то спешит, каждый третий что-то покупает или продает; шастающие под ногами олтонов чумазые крикливые дети; дома, где на первом этаже расположены лавочки и ремесленные мастерские, а на втором — жилые комнаты; женщины, выглядывающие из окон и дверей, вплетающие высокие голоса в какофонию уличного шума…
По вполне понятной причине лунные женщины интересовали меня даже больше, чем мужчины, и я внимательно рассматривал всех представительниц слабого пола, попадавшихся мне на глаза. Даже самые бедные из них обычно одевались с большим изяществом: в складчатые длинные платья, часто дополненные накинутым на плечи коротким плащом волосы многих были уложены в замысловатые прически. Видел я также уличных женщин в вызывающе ярких аляповатых нарядах, выставляющих напоказ свои пышные формы; почтенных горожанок, щеголявших громоздкими нарядами со множеством фестонов на подоле и на груди; пожилых расплывшихся матрон в грязных балахонах — представительниц самых низших классов карханов…
Иногда верхом на олтонах, в сопровождении пеших слуг, расталкивающих перед ними толпу, по улицам проезжали знатные дамы. Все итонки блистали роскошными многоцветными нарядами и драгоценностями, почти все были удивительно красивы, — но перед моим мысленным взором то и дело вставала худенькая девушка с коротко и неровно остриженными волосами, одетая в мою мешковатую куртку, которую она умудрялась носить с неповторимым изяществом… Ни одна из виденных мною женщин калькаров не могла сравниться с принцессой Лаэте!
Наконец мы достигли огромной рыночной площади, на краю которой охранники ввели нас в небольшое помещение, освещавшееся через прорубленные в потолке окна. Вдоль стен здесь валялись кучи старых мешков, очевидно игравших роль постелей; надсмотрщики втащили в комнату большой чан с водой и ушли, заперев за собой дверь.
Все униты напились, немедленно повалились на мешки и уснули, но я еще долго прислушивался к шуму снаружи, стараясь различить среди женских голосов знакомый голосок Наа-ее-лаа.