– Мы не удержим замок, барон! – прохрипел запыхавшийся тысяцкий Барункт велиа Трепестр, вбегая во двор внутренней цитадели Гинсавера.

Там метался от стены к стене озабоченный Вэль-Вира, и там было сравнительно безопасно. Неприятельским ядрам мешала недоразрушенная башня «Ушастая Сова». В целом же замок Гинсавер представлял собой нечто вроде грандиозной деревянной мышеловки, по которой лупят шесть кузнечных молотов. Мышам не жить!

– Это-то ясно, – махнул рукой Вэль-Вира. – Вопрос лишь в том, удастся ли нам спастись и спасти хотя бы половину войска…

Как и всякий уважающий себя гэвенг, он не находил нужным врать своему собрату по расе. Пусть даже и такому, второй устойчивой гэвенг-формой которого является унылая куница, вся как молью траченная.

– …И главное, ну кто бы мог подумать, что эти мерзавцы приблизятся незамеченными? Они опередили мои самые смелые ожидания по меньшей мере на сутки!

«Я бы мог подумать», – промолчал Барункт. Вслух он сказал:

– Барон, а не кажется ли вам, что их колдуны, как там они у варанцев называются…

– Аррумы.

– Да, вот эти аррумы гнали перед армией какой-то особый морок, непроницаемый для нашего дальнего зрения? Я что-то такое заподозрил сразу, как только донесли, что они объявились в Белой Омеле. И потом, когда они загодя раскрыли нашу засаду на тракте. Поверьте, они обрушились на нас, как снег на голову!

В этот момент прогрохотала очередная серия разрывов и огромный каменный отломок, перемахнув стены цитадели, едва не обрушился как снег на голову невезучему Барункту. Вэль-Вира процедил «гамэри-кан аруптах» и поспешил увлечь Барункта прочь со двора, на первый ярус цитадели, где стены были особенно прочны.

– Это мы обсудим потом. Пока вы говорили, я наконец смог услышать сергамен. Они запаздывают. На севере Ре-Тара очень сильные снегопады, а им ведь нужно еще и чем-то питаться! Они не поспеют ни к сегодняшнему вечеру, ни к завтрашнему утру. Кроме того, Адагар, похоже, повстречал свою судьбу… А я так на него рассчитывал! Мои худшие опасения подтвердились. Обойдите всех сотников, передайте: как только замолкнут «молнии Аюта» – все, кроме пластунов, стрелков со станковыми арбалетами и мечников из Дроздова Моста должны быть готовы к отходу по моему приказу. Пластуны и три названные сотни должны задержать варанцев у Гинсавера до темноты. Потом могут оставить замок и уходить тоже. Место сбора…

Вэль-Вира понизил голос и издал несколько звуков, которые непосвященному не сказали бы ничего, даже если б тому было ведомо наречие гэвенгов.

– Слушаюсь, барон. Вот только… Вы сказали – «когда замолкнут „молнии Аюта“. А… они вообще замолкнут?

– Да. Да. Вот теперь, когда аррумы сняли Стену Иллюзий, я вижу, как заставить их замолчать. Некий искушенный варанский колдун при помощи двух колдунов послабее сейчас пытается нащупать меня – и в этом его ошибка…

…Лараф был захвачен буйным торжеством огненной оргии. Содрогания и рык неукротимых бронзовых бычков приворожили его так, что позавидовала бы и баронесса Зверда.

Не важно, что книга за поясом аж разрывается от бесплодных попыток докричаться до своего полухозяина-полураба. Он все равно не слышит ее. Плевать на густеющий белый морок, плевать на то, чем заняты застывший верстовым столбом Йор и двое его новых щупачей. Главное: столик и игла исчислителя Маба окс Афнага сообщают железным ядрам сокрушительную мощь сотен настоящих молний – и немногое в мире может сравниться с этим!

С этим чем? Лараф не нашел бы ответа. Просто его скудный, хотя и отягощенный чернокнижием (в течение последних четырех лет) и неряшливым развратом (в течение последних восьми недель) жизненный опыт был не настолько богат, а его художественный вкус не настолько развит, чтобы вообразить себе зрелище более захватывающее, нежели истребление сотен живых существ могучим дальнобойным оружием.

Как оказалось, урталаргисская бойня только разожгла его аппетиты. Хотя сразу после подавления мятежа, там, еще в Урталаргисе, ему мнилось нечто вроде сожаления и даже угрызений совести. Теперь же он не чувствовал ничего, кроме восторга.

Даже когда оцепеневший Йор упал, Лараф не придал этому особого значения. Он уже видел подобные «обмороки» во время слежки за Сонном в Пиннарине и заключил, что это побочный эффект обычного зрячего транса.

Вэль-Вира сумел обратить силу Йора и его щупачей против них самих, использовав этих трех человеческих существ в качестве своеобразного колокольца, чтобы пробудить дремлющие, но чуткие недра Рыжих Топей.

Паффффсссс…

Поглощенный созерцанием красивого пожара, который занимался над снесенной верхушкой «Ушастой Совы», Лараф не заметил, как в двух шагах от него в земле открылась крошечная дырочка, из которой со свистом вырывается полупрозрачная струйка пара.

Рукав Рыжих Топей, который отделял их позицию от замка, пошел частыми пузырями. Тревожно заржали лошади.

Фуфссс!

Посреди поляны, прямо под ногами обслуги «молний Аюта», разом отверзлись несколько дыр покрупнее. Из них вперемешку с паром прыснули фонтанчики грязной вонючей воды.

– Мой гнорр, творится что-то неладное, – осмелился подать голос неотступно сопровождающий своего хозяина Эри.

Стальной шлем смотрелся на нем не более уместно, чем прохудившийся котелок на пугале. А в остальном Эри был молодцом.

Но Лараф, раздраженный тем, что его осмелились вывести из тоже своего рода «зрячего транса», то есть из идиотически радостной игры в посетителя театра смерти, где актеры гибнут взаправду среди горящих взаправду же декораций, бросил недовольный взгляд на Эри и вдруг вспылил. Совершенно невпопад, ведь слов своего слуги недослышал.

– Да что ты напялил эту железяку?! Боишься, уши надует?

Земля под ногами колыхнулась. Тугая струя горячей воды ударила Эри прямо в живот и едва не сбила его с ног…

…Когда чуткий Мальрог, произведенный в аррумы после жестоких потерь Опоры Единства в Башне Отчуждения, и менее чуткий Нэйяр, тоже аррум, сообразили, что же, Шилол раздери оборотней, происходит, станки «молний Аюта», а главное – повозки с огнетворительной смесью для метания ядер стояли уже по самые ступицы в дымящейся воде.

Йора, так и не пришедшего в сознание, и его горе-щупачей с горловым кровотечением забросили на повозку, как дрова.

О том, чтобы продолжать обстрел замка, не могло быть и речи. Жидкая грязь и ржавая вода, бьющие на высоту в десятки локтей из множества скважин, временно превратили и поляну, и ее окрестности, в подобие «плавучих» лесов Ноторма.

Даже запечатанные просмоленные бочонки не спасли даггу. Из-за горячего пара смола потекла, малюсенькие трещинки и зазоры, образовавшиеся вокруг чопов, пропустили влагу, и все немалые огневые припасы варанцев превратились в сотни пудов набрякшего крупнозернистого месива. Столь же бесполезного, как и жирная грязь, облепившая всех с ног до головы.