1
Эгин лежал на ложе одетым, он даже не снял сапог. Его осоловелые глаза смотрели в потолок. Ветер стучал в окно, в воздухе стоял запах вербной лозы. Мысли Эгина были далеко – он находился на полпути между сном и явью.
На подушке рядом с ним лежал «Фальмский Толковник», раскрытый на разделе «Тризна, ее ход и значение». Эгин снова не услышал, как в комнату вошла Зверда. Но на этот раз он не удивился и даже не испугался.
Сегодня Зверда была без лампы. Она бесшумно прикрыла за собой дверь и скользнула внутрь.
– Не разбудила?
– Не разбудили.
– Я снова шла мимо и снова у вас оказалось не заперто.
– Наверное, снова забыл закрыть.
Эгин совершенно отчетливо помнил: перед тем как лечь, он запер дверь на засов. Засов прошуршал заржавленным боком внутри своего ложа что-то о своей надежности. Но какое это теперь имело значение?
– Я, собственно, зашла поболтать с вами напоследок.
– Вы уезжаете? – Эгин почувствовал одновременно и облегчение, и грусть. Облегчение – ведь отъезд Зверды означал крушение плана, против которого восставало все его существо. Грусть – ведь против одной из частей этого плана его существо уже не восставало.
– Нет. То есть да, мне действительно нужно съездить к горе Вермаут, но это, наверное, послезавтра.
– А в чем же тогда дело? Почему «напоследок»? Присаживайтесь, госпожа, почему вы стоите?
– Благодарю. – Зверда облюбовала край подоконника. – Просто завтра приезжает Шоша.
– Ну и что?
– Завтра я уже не смогу прийти к вам ночью под предлогом того, что хочу поболтать с вами напоследок. – Зверда по-свойски подмигнула Эгину, словно бы желая сказать, что она прекрасно отдает себе отчет в том, насколько дерзко себя держит.
– Но я не вижу в таких беседах ничего предосудительного, – соврал Эгин. – Разве это идет вразрез с моралью?
– При чем тут мораль? Завтра вечером Шоша потребует от меня исполнения супружеского долга. Мне будет не до бесед с посторонними мужчинами!
Эгин отвел глаза. Неваранская прямота Зверды его смутила.
– Вы же говорили, что любите Шошу! – нашелся Эгин.
– Люблю. Но не до такой же степени! – хохотнула Зверда.
Эгин тоже не удержался от улыбки. Он все никак не мог понять, чего хочет от него баронесса. Судя по всему, не могла этого понять и баронесса.
Она спрыгнула с подоконника и медленно, словно сомнамбула, стала обходить комнату. Узкий шлейф ее платья живописно полз по полу, словно раскормленная ручная ящерица.
Точно так же, как и в прошлый визит, внимание Зверды сфокусировалось на злосчастном пузырьке с духами, который она, невзирая на темень, тут же разыскала в неживописном обществе несвежей атласной рубашки и залитого чернилами пакета с писчими принадлежностями. Но на этот раз Эгин не бросился отнимать флакон у Зверды. Странное безразличие овладело им. Теперь даже если бы Зверда разбила подарок Итской Девы и растерла в пыль осколки каблуком своих высоких сапожек, Эгин и бровью не повел бы.
– Скажите, Эгин, кто вам подарил эту вещь?
– Одна строптивая девочка-подросток, которой мне посчастливилось оказать услугу.
– Уж не в плане ли «почитания небесного пола»? – прищурилась Зверда.
Эгин непроизвольно прикоснулся кончиками пальцев к своей невидимой голубой звезде, поселившейся на его челе после страстного вечера у Ели, дочери харренского сотинальма.
– Нет. Это разные вещи. Духи здесь ни при чем.
– Вам претит соитие с девочками?
– Признаться, да.
– Гм… А у нас тут в обычаях отдавать замуж по достижении невестой возраста одиннадцати лет. Двадцатилетняя незамужняя девица зовется у нас векшей. А я по местным меркам так и вообще – древняя старушенция. Хорошо хоть – замужняя.
– Я читал об этом только что. В «Толковнике». Для старушенции вы прекрасно выглядите, баронесса. Вы выглядите так, будто весна дала обет не отходить от вас ни на шаг.
– Весна – моя вечная должница. Правда, некогда мне пришлось оказать на нее некоторое давление, – заявила Зверда с легкомысленной улыбкой. Эгин успел заметить, что к комплиментам хозяйка Маш-Магарта почти равнодушна. – Но только вы так и не сказали, кто подарил вам духи.
– Дались вам эти духи! Никогда бы не подумал, что запах ключевой воды способен возжигать в девушках такую любознательность!
– Вы же знаете, что это за запах! Давайте не будем играть в недоговорки.
Эгин промолчал. Неужели осведомленность Зверды простирается в дальние итские дали?!
– Так знаете или нет? – настаивала Зверда.
– Конечно, знаю. Это запах времени.
– Вот именно. И кто же был дарителем?
– Итская Дева.
Зверда громко, по-мужски, присвистнула. Эгин посмотрел на нее, как на говорящую бабочку – он впервые в жизни слышал, чтобы благородная дама копировала повадки кравчих.
– Да… вот так да… А выдаете себя за простачка, которого батюшка никак наследством не одарит. Впрочем, это даже к лучшему. Мне не нравятся прозрачные, однообразные мужчины. На Шошу это, правда, не распространяется.
– Хотите, я подарю вам эти духи? – Эгин поспешил замять скользкую тему, он ругал себя за откровенность. Эдак и до Лагхи можно дооткровенничаться. А ведь Лагха предупреждал его. Этой баронессе палец в рот не клади!
Колебания Зверды заняли одно короткое мгновение.
– Хочу. Дарите, – властно сказала она.
– Можете считать, с этого мгновения духи ваши.
– У нас про таких, как вы, говорят – не богат, но тороват.
– Рад был сделать вам приятное.
– Вы даже не знаете, что сделали для меня! Не знаете, с чем расстались. Может, вы будете жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Отдать такую драгоценность за улыбку замужней женщины!
– Едва ли. Жалеть не в моих правилах.
– Пожалуй, Эгин, если бы вы не подарили мне этот флакон, пришлось бы его украсть. Да только тогда в той жидкости, что налита в эту жемчужину, было бы не больше пользы, чем в обычных духах.
– Шутите?
– Конечно, нет. Но вам, наверное, лучше думать, что я шучу.
– Я буду думать так, как вам угодно, – сказал Эгин. Уже несколько минут он не мог отвести от Зверды глаз.
Ее лицо возбуждало в его душе какую-то неутолимую жажду смотреть на него часами, неделями, вечно. Он почти не слушал того, что говорила Зверда, он отвечал почти механически. Сейчас ему хотелось одного: прикоснуться хотя бы мизинцем к краю ее длинного хвостатого платья, отороченного собольим мехом.
– Вы еще скажите, что вы в меня влюблены. – В голосе Зверды звучала колючая ирония, которая немного отрезвила Эгина.
– Я этого не скажу.
– Правильно. О таких вещах лучше не говорить. А теперь подойдите ко мне. Да не бойтесь вы, я не стану посягать на вашу честь!
На ватных, негнущихся ногах Эгин подошел к Зверде, которая стояла посередине комнаты. Как раз на том месте, где на каменном полу была вырезана семиконечная звезда. Эгин помнил, что такая же точно звезда есть на гербе баронов Фальмских. В руках баронессы был вербный прутик. Губы Эгина горели, словно в лихорадке. Его тело изнывало от плотского желания. Но у Зверды были, кажется, совсем другие планы. Посягать на честь Эгина она явно не собиралась.
– Станьте лицом к окну. Постарайтесь, чтобы ваши ноги не выходили за контуры звезды. И закройте глаза. Да не будьте же таким деревянным! Ничего ужасного я с вами делать не собираюсь – что бы вам там в Гинсавере ни рассказывали обо мне. Да закроете вы когда-нибудь глаза или нет? Вот так. Вы умница, Эгин. У вас доброе сердце и грустные глаза. Вы очень нравитесь мне, Эгин. Только что вы подарили мне вещь, которая не имеет цены. Я хочу отблагодарить вас. Я догадываюсь, что могла бы отблагодарить вас своим поцелуем. Но это было бы некрасиво. Вроде как вы заплатили за мою нежность своим царским подарком.
– Но, госпожа Зверда, я бы никогда… – начал было возражать Эгин, как вдруг почувствовал, что на его губы опустился прутик и губы его как по приказу онемели.
– Вместо этого, – продолжала Зверда, – я покажу вам море.
Голос Зверды теперь доносился откуда-то сзади. Но Эгин не мог повернуть головы, как не мог открыть глаза или сказать слово. Его тело больше ему не повиновалось. Он почувствовал, как Зверда прислонилась грудью к его спине. Ее проворные ладони прошли под его руками, безвольно висящими вдоль тела, вынырнули у него под мышками и, извернувшись, легли ему на плечи.
Зверда положила свою голову на плечо Эгина. Теперь ее губы находились прямо возле его щеки. Эти губы пахли земляникой. Эгин ощутил, как по его телу от пяток до макушки прокатилась жаркая волна. Только сейчас он осознал, что баронесса Зверда одного с ним роста.