– О! Гиазир Эгин! – всплеснула руками Зверда, ее глаза радостно сияли. Лютня лежала на лавке рядом с ней. Зверда уплетала кусок пирога со смородиновой начинкой. Кроме нее и двух слуг в трапезной не было никого. – А я уже думала, вы к ужину не придете. Привратник мне вообще сказал, что вы уехали.

– Я выехал прогуляться. Нужно было развеяться.

– Я так и подумала. А привратник все твердил, что вы с вещами…

– Он ошибся.

– Вот и я подумала, что ошибся. Я чувствовала – к ночи вы вернетесь.

– Сами посудите, баронесса, как бы я уехал, с вами не попрощавшись? – недоуменно возразил Эгин, час назад решивший сделать именно это.

Конечно, ему было стыдно говорить то, что он говорил. Но на фоне того стыда, который был выдан ему как бы авансом, за совращение Зверды для Адагара, этот стыд уже не впечатлял, как букашка на шее у буйвола. Когда должен тысячу золотых авров и пятьдесят четыре медных аврика, за пятьдесят четыре медных можно не переживать. Теперь оставалось только врать и выкручиваться до победного конца.

– Вот и я так подумала – как можно? Ну да что, садитесь ужинать.

– Спасибо, госпожа Зверда, но я не голоден.

– Не нагуляли аппетита?

– Не нагулял.

– Где же вы были?

– Проехался через парк, доехал до деревни и повернул обратно.

– Ну и хорошо, – заключила Зверда и облизала пальчики, к которым прилипли крошки пирога. – Может, вина выпьете? Оно хоть и терпкое, а согревает. Да и на вкус приятно.

– Вина? Почему бы и нет, – согласился Эгин и сел на лавку.

Расторопный слуга юркнул куда-то за дверь и вскоре вернулся с дымящимся ковшиком. Вино по фальмской традиции было подогрето со зверобоем и чабрецом.

Эгин обхватил ладонями теплую чашку. Прикосновения согретой глины были приятны. Зверда тоже налила себе из ковшика и замолчала, изучая Эгина своими умными блестящими глазами. Эгин знал: молчать – значит выдать свой стыд, свою историю. Он очертя голову бросился в беседу.

– Это вы играли на лютне, госпожа Зверда?

– Я. И пела тоже я.

– У вас хороший голос. И мотив такой глубокий, очень необычный.

– Мотив действительно необычный. Мои предки считали, что при помощи этой песни можно позвать северный ветер.

– Вот как? – Эгину вдруг вспомнилось, как внезапно, под напором ветра распахнулось его окно, как с гулким стуком шлепнулся «Фальмский Толковник».

– Ага, – подтвердила Зверда и лукаво посмотрела на Эгина, словно догадалась, о чем тот вспомнил, и ждала его реакции. Но реакции не последовало. Эгин молчал.

Зверда повернулась к слугам и жестом приказала им удалиться. Те мгновенно исчезли, бесшумно прикрыв дверь. Эгин успел заметить – авторитет баронессы в замке был непререкаемым. Одного ее взгляда иногда хватало, чтобы все было понятно без ненужных расспросов.

– Я хотела, чтобы ветер позвал вас на ужин, – шепотом поведала Эгину Зверда.

«Пожалуй, будет лучше, если я обращу все это в шутку!» – решил Эгин. Он нашел в себе силы улыбнуться. Улыбка вышла кривой и неискренней.

Конечно, было бы правильней в его положении спросить Зверду что-нибудь вроде «Значит, вы по мне соскучились?» Слуг ведь все равно не было поблизости, значит, можно было не опасаться, что кто-нибудь донесет о его вольностях Шоше. Но язык не слушался Эгина. Двусмысленности, казалось, не желали слетать с его губ ни за какие блага мира.

– Песня была хороша, только вот ни одного слова я не понял, – сказал Эгин, старательно изображая заинтересованность. – Это древнефальмский?

– В каком-то смысле да. Слова песни написаны на языке гэвенгов.

– Это и впрямь объясняло бы все, если бы я только знал, кто такие гэвенги.

– Гэвенгами называется народ… точнее, раса… которая некогда населяла Фальм, да и не только Фальм.

– Первый раз об этом слышу, – честно признался Эгин.

– Неудивительно. Но ведь это только предания. Может, никаких гэвенгов и не было на самом деле. – Зверда загадочно улыбнулась.

– Послушайте, Зверда, – вступил Эгин, к счастью для себя припоминая что-то уместное, – а гэвенги это не то же самое, что феоны?

Густые брови Зверды взлетели на лоб, а ее глаза недоуменно округлились. Все лицо баронессы выражало негодование.

– Что вы?! Это же совершенно разные вещи! Феоны – это подлая раса сердцеедов, отравителей разума, похитителей и заклинателей жизненной силы, раса воров и паразитов. Иное дело гэвенги – благородные повелители живых форм, друзья животных и птиц, народ, ведающий сказы леса и вод…

Вдруг Зверда прервалась, словно сочтя, что сказала достаточно.

– Я вижу, вы хорошо знакомы с вопросом.

– Не очень-то, – отмахнулась Зверда. – Это, собственно, все, что я знаю. А откуда вам известно про феонов?

– Вы будете смеяться, но когда-то мой друг Онни читал книгу под названием «Эрр окс Эрр, истребитель нежити». Однажды я выхватил пару страниц. Я ждал Онни у него в гостиной и, чтобы скоротать время, открыл. И сразу наткнулся на каких-то злоумышляющих феонов… Я думал, это вымысел, оказалось – нет. Может, просто совпадение? Бывает же!

– Действительно, бывает же! – отозвалась Зверда. – Ну что, слышали вы шум моря?

– Признаться, нет. Я так выматывался в предыдущие дни, что ночами спал как убитый. Думаю, если бы вы звонили в пожарный колокол, я бы и то не проснулся.

– В Маш-Магарте нет пожарного колокола.

– Вот как? А если пожар?

– Пожара здесь быть не может. Замок надежно заговорен от пожаров еще моей прапрабабушкой. Да и потом, Маш-Магарту суждено погибнуть от воды, а не от огня.

– Откуда такая уверенность?

– Есть такое предсказание, – убежденно сказала Зверда и подтянулась поближе к Эгину, изящно скользя задом по до блеска отполированной лавке.

Теперь Зверда сидела совсем близко. Так близко, что можно было различить мельчайшие ветвления орнамента, которым была расшита широкая горловина ее платья, с точностью до пыльцы на цветочном пестике.

Волосы Зверды на сей раз не были заплетены в полюбившиеся Эгину косицы. Они были просто распущены по плечам, самая смелая прядь сидящей баронессы доставала до пола. И выглядело бы это совсем уж по-крестьянски – Эгин привык, что благородные дамы либо обрезают свои косы на уровне скул, либо хлопочут о сложных прическах, – если бы не обруч, которым были схвачены волосы с пробором посередине, обруч, сплетенный из серебряных и золотых нитей, на каждой из которых то там то сям были нанизаны ограненные тысячей граней слезы желтого хризолита. Виной ли тому хризолиты или освещение трапезной, но от обруча, казалось, исходило то же колдовское оливково-зеленое сияние, какое исходило и от всего Маш-Магарта, увиденного Эгином сегодня в сумерках.

Зверде, очевидно, нравилось быть красивой. Поймав на себе изучающий взгляд Эгина, она улыбнулась одними глазами.

Эгин отвернулся. Видеть в прямой досягаемости объятия красоту сидящей рядом и в то же время такой недоступной баронессы было просто невыносимо. Вдруг Эгин почувствовал, что сейчас заплачет от отчаяния. Признаться себе в том, что Зверде удалось пробудить в нем нечто вроде влюбленности, он стеснялся. Разве бывает влюбленность по заказу?

– А что говорит это предсказание? – спросил Эгин, стараясь не дышать, поскольку с каждым вдохом в его легкие попадали частички чудесного запаха Зверды, от которых его тело тихо сходило с ума.

– Оракул говорит, что в день судеб Маш-Магарта его затопит море. К счастью, это будет не скоро. Может, через тысячу лет. А может, даже больше.

– Но помилуйте, Зверда, откуда здесь море? – Эгин изо всех сил пытался увлечься разговором. – Я уже говорил вам, море за тысячу лиг отсюда!

– Вы ошибаетесь. Море совсем рядом. Но это не совсем то море, по которому вы плыли из Тардера в Яг. Это море – там. – Зверда показала пальцем в потолок трапезной. Ресницы у Зверды были такими тяжелыми, такими длинными!

– Там? – переспросил Эгин, словно во сне.

– Там, – утвердительно покачала головой Зверда. – Только для вас, варанцев, это ведь все равно ничего не значит!

«Для вас, варанцев…» – повторил про себя Эгин и вдруг со всей остротой осознал, что ведь и Лагха был любовником Зверды. Он тоже был варанцем. И ему, возможно, Зверда тоже говорила «для вас, варанцев». «Овель… теперь Зверда…» Развивать эту многообещающую мысль Эгин не стал. «Главное, что эта самая Зверда, может быть, и есть та колдунья, что развоплотила гнорра. Может, именно из-за нее мне пришлось вытерпеть все, что было. Какая теперь может быть страсть? Какая приязнь?»

Какое-то новое ощущение безрезультатности этой долгой борьбы буквально подкинуло его к потолку. Он встал. Зверда подняла на него свои большие зеленые глаза, ища объяснений.

– Не держите на меня зла, баронесса, но мне нездоровится. Я хотел бы вернуться в свою комнату. Разумеется, с вашего позволения, – произнес Эгин заплетающимся языком.

– Мое позволение у вас уже есть. – Зверда потянулась за новым куском пирога.