«Глава…

— Это чего такое-то, а, командир?! — Голос Гвоздева ощутимо дрогнул. — Че еще за хрень, а?!

Отвечать сержант не стал: что тут, собственно, ответишь?! И он сам, и Гвоздев, и уже поднявшийся на ноги и даже успевший разыскать отлетевшую в сторону винтовку Коротков видели одно и тоже. Трупы. Человеческие трупы. Тела мертвых — точнее, убитых людей.

Излишне яркий даже в софт-режиме свет десантного фонаря безжалостно срывал покров тьмы с царящей в сферическом зале жуткой картины. Обезображенные предсмертными муками и разложением, уже начавшие потихоньку мумифицироваться тела — молодые, судя по всему, ребята. Почерневшая, превратившаяся в хрусткую корку кровь, обильно пропитанные ею заскорузлая одежда и спальные мешки. Вовсе уж древняя мумия под самой стеной, еще парочка неподалеку — эти уж явно не имели к погибшим никакого отношения.

И наконец, самая странная находка — всего в нескольких метрах от Бакова обнаружился еще один, похоже, последний мертвец. Лежащий навзничь человек, несомненно, был военным. Непривычной расцветки камуфляж, разгрузочный жилет со множеством карманов и ремешков, отлетевший в сторону автомат незнакомой конструкции, но определенно что-то напоминающий, что-то такое… невспоминающееся.

Военный — в отличие от всех остальных обитателей этого кошмарного паноптикума (что именно означает это понятие, Даниил, честно сказать, не помнил, но звучало вполне соответственно моменту) — погиб совсем недавно. Обильно залившая обезображенное лицо кровь, правда, уже успела подсохнуть, однако нелепо вывернутая и застывшая над полом рука говорила о том, что трупное окоченение еще не наступило. Значит, прошло не так много времени.

— Так что, командир? — Гвоздь не привык долго молчать. Даже в подобной ситуации. — Сначала те трупаки, теперь эти. Тенденция, однако?

— Заткнись… — уже привычно буркнул сержант, подбирая заинтересовавшее его оружие. Несомненно, огнестрельное, нарезное, автоматического действия, со съемным магазином — прямо хоть сейчас в музей. Подсвечивая себе зажатым под мышкой фонарем, Даниил разобрал выбитый на корпусе серийный номер и надпись «Сделано в России». Написано было на стандартном русском, как известно, практически не изменившимся даже при сведении много лет назад двух наиболее распространенных языков в интерлингву. Впрочем, выглядело оружие так, будто только что сошло с конвейера. Интересно.

— И что пишут? — Окончательно пришедший в себя Гвоздь взял из рук сержанта автомат, повертел в руках. Кажется, так называли в древности этот вид огнестрельного оружия? Или нет? — Сержант напряг память, припоминая вышедшее из употребления словечко, — скорее «пистолет-пулемет»?

— Ты смотри… а что это за «Россия»? Не помню такой планеты?

— Кончай, — беззлобно одернул подчиненного сержант, — можно подумать, не знаешь. На нашей прародине было не так уж и много стран. Между прочим, школьный курс истории — обязательный, заметь, курс.

— Помню, конечно, — грустно согласился Гвоздев, — это я просто без родного чипа туплю. А если серьезно, командир, то… ты давно на навигатор глядел?

— Что? — Сержант чисто автоматически взглянул на светящийся ровным светом навигационный браслет, показывающий положение носителя в любой точке освоенной галактики. Приборчик считался одним из наиболее надежных среди обязательной экипировки десанта: излучение квазаров, знаете ли, так просто не подделаешь!

— А то… — Гвоздев замолчал, давая возможность командиру, равно как и заинтересованно вздернувшему к глазам запястье Короткову, самим понять, ЧТО он имеет в виду.

Поняли, конечно. И одновременно взглянули на рядового, первым заметившего некую странность: ведь, если судить по показаниям более чем надежного прибора, они находились именно на прародине Земле.

На планете, породившей единственную во Вселенной разумную жизнь, ныне распространившуюся на более чем полторы сотни обитаемых миров. Планете, давно превращенной в экологический заповедник, никоим образом не производящий ничего технологического — для этого существовало несколько десятков индустриальных миров. Планете, на которой никто их троих космодесантников — несмотря на вполне земные имена и фамилии — никогда в жизни не был…

Впрочем, гораздо более странным было другое: навигатор давал не только пространственную, но и временную привязку, согласно которой десантники сейчас находились в далеком прошлом, в начале того самого легендарного двадцать первого века. С его второй половины и началась экспансия человека в далекий космос.

— Вот именно, — печально констатировал Гвоздь, — как-то неслабо мы залетели. Интересно, как это соотносится с доказанной нашими высоколобыми невозможностью путешествий во времени? Кстати, кто еще не понял — мы не только на Земле, но и под землей, — хихикнул собственному каламбуру десантник, — почти в тридцати метрах под поверхностью.

— Так и соотносится, — подал голос Коротков, — обратно пропорционально, то есть никак. Командир, посвети-ка сюда, я, когда падал, фонарь где-то посеял. А, вот он. — В свете сержантского фотонника тускло блеснул цилиндр фонаря. Ефрейтор подобрал его, едва слышно щелкнул переключателем. Стало заметно светлее, и Баков вновь задумчиво взглянул на висящий над головой десятиметровый шар, освещенный отраженным от гладких черных стен светом.

Он, конечно, вовсе не умник из особого отдела флота, но и связать одно с другим вполне в состоянии. И там, на безымянной планете, и здесь, на Земле, непонятному шару сопутствуют трупы перебивших друг друга людей — это наводит на некоторые размышления. Не самые, скажем так, радужные размышления. Плюс — странный сигнал о помощи, на который отчего-то отреагировали не спасатели, а Военно-космический флот, и труднообъяснимый с точки зрения устава режим вседозволенности для группы Бакова… Кажется, кое-что начинает проясняться, не так ли?

Там, на орбите, знали о странном шаре и Бакова — как, впрочем, он и предполагал — разыграли втемную. Вот только… догадывались ли они о том, что именно произойдет дальше? Похоже, ответ на последний вопрос отнюдь не лежит на поверхности! — Сержант грустно улыбнулся случайному каламбуру.

— Данила, — голос обычно прямолинейного Короткова звучал, на удивление, неуверенно, — я активировал датчик органики. Сигнал слабенький, но, похоже, у нас гости.

— Кто? — Баков с похвальной скоростью осознал глупость своего вопроса и поправился: — В смысле откуда и сколько?

— Трудно сказать, сигнал идет с многократным отражением — мы ж под землей, все-таки. До них несколько сотен метров, а сколько их? Ну, скажем так, несколько…

Сержант хмыкнул: более идиотского доклада трудно было себе представить. «Несколько» — хорошо звучит!

— А конкретнее?

— Не могу, сержант, они ж не по прямому коридору к нам идут. Порода экранирует плюс вторичные отражения сигнала от стен плюс сам этот зал. Вон оттуда примерно. — Ефрейтор повел фонарем в сторону пролома в стене зала. Судя по всему, за чернеющим лазом начинался какой-то коридор — луч света вырывал из тьмы кусок желто-серой стены. Наверняка тот самый коридор, через который в разное время сюда и проникли все местные покойнички.

— Гвоздь… нет, Короткий, давай лучше ты: если там есть какой-то ход, замаскируйся и сиди тихо, жди гостей. Если что, не спеши стрелять, мы не у себя дома, понял? — Сержант вдруг с тоской вспомнил о снятом вместе с наружной «скорлупой» камуфляже. — Постарайся остановить их на безопасном расстоянии и поговорить. Говорить буду я.

— Понял. — Снятая с предохранителя винтовка ефрейтора негромко пискнула, вставая на боевой заряд. Использовать здесь, под землей, динамическое оружие было бы чистым безумием, а вот импульсный режим на минимальной мощности — самое то. В крайнем случае оплавит пару кубометров камня, и все. Никаких обвалов: помнится, во время шахтерского бунта на Фьорре-5 это отлично сработало… Правда, никто из уважающих себя космодесантников не любил вспоминать ту операцию.

— Гвоздь, — сержант выдержал небольшую паузу. — Ты у нас парень не брезгливый — осмотри-ка все тут поподробней. Вдруг еще что интересное найдешь. — Баков протянул подчиненному свой фонарь и отщелкнул от трофейного автомата магазин, задумчиво уставившись на отблескивающие в отраженном свете закругленные оголовки патронов: погибший не успел расстрелять всю обойму.

«Хотел бы я знать, в кого ты стрелял, коллега? — задумчиво подумал Даниил, аккуратно кладя древнее оружие к своим ногам. — И кто столь мастерски уложил тебя…»

— Ты чего? — Контрразведчик, подсвечивая фонарем, внимательно взглянул в мое лицо. Очень внимательно. Молодец, мужик, профессионал, сразу заметил.

— Да вот, накатило, понимаешь. Жаль ноутбук не достать, а то записал бы, для потомков и прочих читателей.

— И что? — Анатолий Петрович понизил голос, давая понять, что наш разговор для чужих ушей не предназначен. — Вкратце, а?

— Они здесь, — уложившись буквально в два слова, сообщил я. И, подумав, продолжил: — Сержант начинает что-то понимать насчет этих шариков и сопутствующих им трупов, остальные, похоже, нет. Но нас засекли биосканером — ефрейтора Короткова помнишь? Он будет ждать у самого входа в пещеру, ну то есть в зал. С приказом первым не стрелять, но наготове быть. Баков хочет поговорить, однако, сам понимаешь, остерегается…

— Понимаю, — полковник толкнул идущего передо мной спецназовца в плечо, сделав рукой какой-то хитрый пасс, значения которого я не понял. Группа послушно остановилась. — Коля, — контрразведчик на долю секунды замялся, — Марина, Михалыч — сюда. Отойдем. Привал три минуты, можно курить.

Несколько секунд в узком коридоре царило оживление: капитан с девушкой и Михалычем протискивались, шурша рюкзаками по осыпающимся стенам, к нам, остальные вжимались в холодный ракушечник узкого коридора, пропуская: место для экстренного «военного совета» полковник выбрал, честно говоря, не самое удачное.

Пока я по просьбе контрразведчика обрисовывал ситуацию, потихоньку сгорая от зависти к курящим спецназовцам, усевшимся под стеной в десятке метров от нас, все молчали. Когда я окончил, впрочем, тоже — что дало мне вполне законное право успеть закурить долгожданную сигарету. Смерив меня уничижающим взглядом, полковник резюмировал:

— Короче, диспозиция такова: Михалыч, бери кого потолковее и в авангард. Метров на полсотни вперед. Если шумнете — сгною. Лично. Патроны отобрать?

— Обижаешь, Петрович, — майор криво усмехнулся, — справимся. Даже по теплообменнику стрелять не станем, так уж и быть, — к месту вспомнив старый фантастический фильм, схохмил он. И тут до него наконец дошло. — То есть?

— То есть не дергаться, даже когда по вам со всех стволов лупить начнут, ясно? Благо не впервой — были у тебя, помнится, в прошлом прецеденты. Если что — валитесь на пол и прикидывайтесь ветошью. Без стрельбы… до моего приказа. Метров за сто до места все тушим фонари и останавливаемся, а ты сгоняешь на разведку. — Полковник несколько секунд молчал, с искренним интересом разглядывая тлеющую в моей руке сигарету. — Михалыч, если вдруг что — меня заменит Клаус или наш гость. — Контрразведчик мотнул головой в мою сторону. — Это приказ, ясно? Извини, что немножко через твою голову и прочие погоны, но так надо, понятно? Все, погнали, мужики… и дама. Время, кажись, жмет…

Ну, мы и «погнали». То есть пошли. То есть побрели, смиренно, аки монахи, пригнув головы и ориентируясь на оставленные Векторовым маркеры, благодаря которым никакой возможности сбиться с пути, к счастью, не было.

Только, к счастью ли?..

«…— Командир, — передаваемый гарнитурой (автономная боевая связь, как ни странно, работала даже здесь, под землей) голос Короткова едва заметно напрягся, — есть! Гости вышли на финишную прямую. Еще метров сто пятьдесят, два поворота — и вход в наш коридор. Сигнал четкий, их семеро. Приказ?

— Прежний, — отрезал Баков, перебрасывая под руку штурмвинтовку и жестом отправляя Гвоздя в противоположную от лаза сторону. — Фонари погасить.

Конечно, никаких шансов на то, что «гости» прослушивают их переговоры, еще и автоматически криптуемые при передаче, не было, но кто его там знает? Сержант не был особенно силен в истории, но помнил, что в конце двадцатого — начале двадцать первого века на Земле творилось сущее безобразие. Локальные войны, этнические и религиозные конфликты, битвы мировоззрений и установление нового мирового порядка (к счастью, так и не установленного)… Да, как бы оно ни было, рисковать не стоило…»

14

Как ни странно, обнаружение бренных останков погибших спецназовцев, среди которых, как и ожидалось, не было капитана Векторова, меня ничем особенно не потрясло. За время короткой врачебной карьеры я, увы, не раз и не два успел повидать смерть: не ту, привычную и почти нестрашную, что лежит на цинковых столах в университетских анатомических залах, а реальную, когда внезапно «потяжелевший» больной умирает прямо на твоих руках, не дождавшись прихода реанимационной бригады.

Конечно, весь окружающий антураж — сырые стены, подсознательное ощущение многометровой толщи над головой, прыгающий, неверный свет фонарей и немалое количество пролившейся на пол крови — отнюдь не добавлял желания наслаждаться картиной, но и не настолько, чтобы сходить с ума или впадать в истерики.

Вот только от жутковатого железистого запаха деться никуда было нельзя: он против воли лез в ноздри, напоминая о бренности бытия и близости смерти. Кто знает, о чем речь, тот поймет…

Марину, ясное дело, провели вдоль стеночки, заставив внимательно следить за состоянием потолка на предмет обвалоопасности. Девушка, впрочем, не спорила. Мы же с полковником чуть подзадержались: контрразведчика интересовало, так ли я все это себе представлял. Мол, текст текстом, угадывания угадываниями, но насколько все соответствует?..

Пришлось, мысленно обозвав полковника маньяком, внимательно оглядеть малоприятную картину, уверив Анатолия Петровича, что все, к сожалению, именно так, как я себе и мыслил.

Успевший отпрыгнуть в сторону Полицай лежит ничком, налобный фонарь уже погас, израсходовав за неполные сутки заряд аккумулятора. Прапорщик Силков, напротив, упал на спину, широко, от стены до стены, разбросав руки и уставившись в низкий потолок единственным уцелевшим глазом. Вместо второй половины лица — жуткое месиво из раздробленной ткани, почерневшей крови и обломков разбитого пулей фонаря. Третий погибший «крот», спецназовец со странной кличкой Вакса, полусидит, свесив голову на грудь, под самой стеной. Рукоять застрявшего между ребрами десантного ножа уже успела побелеть от осыпавшейся со стен и потолка мелкой известковой пыли…

Под конец жуткого осмотра я подхватил с пола чей-то отлетевший под стену «Бизон» (марку пистолета-пулемета я все-таки угадал) и закинул оружие за плечо, искоса взглянув на нашего командора. Полковник поморщился, но спорить не стал. Видать, счел меня тем самым хрестоматийным дитем, которое, «Чем бы ни тешилось, лишь бы пользу государству Расейскому приносило». Единственное, что он сделал, — протянув руку, перещелкнул предохранитель под самую крышку ствольной коробки, мимоходом показав мне кулак:

— Захотел-таки дурью помаяться — хрен с тобой, тащи железяку. Но тогда уж и правила обращения с оружием соблюдай! Хоть бы проверил сначала, что берешь! Да ладно, не напрягай мимические мышцы, говорю же: я не против. Только, чур, без приказа даже с предохранителя не снимать, ясно? Смотри, — он коснулся небольшого цилиндрика, закрепленного справа на цевье, — это лазерный целеуказатель, вот тут кнопка есть. С остальным, как я понимаю, разберешься.

Автомат, хоть и оказался тяжелее, чем я ожидал, неожиданно придал мне уверенности: знаете, есть такое чувство, ощущать себя равным? Вооруженным? Вот и я стал ощущать себя полноправным членом отряда, способным не только предугадать будущее, но и выпустить в затаившегося в зловещей тьме врага порцию доброго свинца. На этой мысли мне вдруг стало стыдно. Настолько, что захотелось даже потихоньку избавиться от автомата. Блин, ну что за чушь в голову лезет?! Чем я вообще занимаюсь?! Зачем-то нашел себе игрушку, думаю какими-то затасканными литературными штампами: «зловещая тьма», «порция доброго свинца»?! Позор, господин писатель, одно слово — позор, дописались!..

Некоторое время я шел молча, раздраженно кусая губы и втайне презирая себя за несусветную тупость. Ведь прав Петрович, трижды и четырежды прав: ну на кой ляд мне нужен автомат?! Выкинуть теперь, конечно, глупо, а выгляжу я с ним, как тот пацан с деревянным «ружжом» позади отряда настоящих солдат. Тем более и стрелять-то мне довелось аж четыре раза в жизни: дважды в тире у «дяди Фархата», разок на сборах по НВП в десятом классе и еще один — на «военке» перед выпуском из универа. Все. Так что толку от меня, случись что в этом узком коридоре, будет куда меньше, нежели вреда…

Задумавшись, я не заметил внезапно остановившейся Марины, идущей впереди, едва не врезавшись, словно в мной же написанном тексте, в ее рюкзак.

Девушка, направив свет фонаря на стену, что-то разглядывала на пыльной поверхности камня. Затем посветила под ноги, скользнув лучом по полу, на миг задержалась на чем-то под самой стеной — и обернулась к контрразведчику:

— Анатолий Петрович, вы просили сказать, если узнаю место. Это здесь, еще метров сто, поворот — и будет вход в пещеру. — Марина закусила губу, борясь с нахлынувшими воспоминаниями. — Я помню, мы как раз тут останавливались. В последний раз перед тем, как… — Похоже, девушка всерьез собралась расплакаться.

Полковник, решительно оттеснив меня плечом, шагнул вперед:

— А ну, Мариша, не вздумай мне! Не смей, поняла? — Он обхватил ее руками за плечи и легонько сжал, заглядывая в подозрительно заблестевшие глаза. — Не будешь?

Девушка помотала головой:

— Не-е буду. Просто ребят вспомни-ила…

— Ты уверена, что это именно здесь? — Взглянув поверх ее плеча, контрразведчик кивком приказал Коле с Михалычем подойти ближе. — Точно? Откуда знаешь?

— Уверена, — тяжело вздохнув, девушка вновь повела лучом вдоль стены, высветив присыпанную пылью смятую сигаретную пачку, раздавленную чьей-то подошвой, — ее Зуб выбросил, я это точно помню. Он именно эти сигареты курил. А еще он весь поход за мной ухаживать пытался, глупый…

— Молодец, Маришка, значит, не зря я тебя с нами потащил. — Полковник ободряюще погладил девушку по щеке. — Держись, ага? Сумеешь?

— Да. — Марина еще раз вздохнула, на сей раз взглянув уже на меня. — Виталий Игоревич, у нашей книги ведь будет счастливый конец, да?

— Обязательно, Марина, — сжав зубы, искренне солгал я, — и даже несомненно. Они будут счастливы и умрут в один день… — Наткнувшись на яростный взгляд полковника, я смутился окончательно: — Гм, ну, то есть не умрут, конечно, а все будет хорошо. Свадьба там, белые цветы и дурацкая кукла на капоте… Мне, знаешь ли, самому очень даже хочется наверх живым выползти. Петрович, не дави на психику, ладно?

— Да будет вам, — девушка грустно улыбнулась, — не маленькая уже, что вы в самом деле? Поругайтесь еще…

— Мля!.. — по-русски обстоятельно подвел итог разговора контрразведчик. — Пишешь ты, конечно, неплохо, а вот болтаешь, извини, хрен знает что! Э-эх… — Махнув рукой, он кивнул подошедшим Коле и майору: — Клаус, меняемся, теперь пойдешь в паре с Михалычем. «Ночники» врубите. Метров сто вперед, там нас, судя по всему, уже ждут. Его зовут, — полковник искоса взглянул на меня, — ефрейтор Коротков, погоняло — Короткий, рявкните там, когда подойдете. Остальные двое — сержант Даниил Баков и рядовой Гвоздев, соответственно Бак и Гвоздь. Если устроите стрельбу — назад можете не возвращаться, ясно? Ни живыми, ни мертвыми. Все, вперед, дипломаты хреновы! Мы идем за вами с интервалом в пять минут, так что смотрите, не напортачьте там! Фонари всем погасить.

— Он был суров, но справедлив, — хмыкнул я, — слышь, Петрович, ты вообще главный-то прикол просек?

— Это какой еще? — Полковник был настроен более чем мрачно.

— Наш пока что единственный аколит инопланетного разума кем был-то? Сумасшедшим, однако. Шизофреником. Вот и представь себе стройные шеренги психов в смирительных рубахах, шагающих из ворот местной психушки завоевывать Землю. Поработители человечества, а? Каков пассаж, полковник, ну согласись?

— Па-ашел ты… — едва ли не против воли фыркнул Анатолий Петрович. — А вообще, да, похоже на то. Идиотизм какой-то, чистый фарс, блин! Галактика «Кин-дза-дза» и малиновые штаны господина «ПэЖэ»!..

— Вот именно. — Многозначительно кивнув, я щелкнул выключателем фонаря. На наш небольшой отряд опустилась тьма: оказывается, я был последним, кто еще не успел этого сделать. Едва ли не против воли подтянув под руку автомат, я коснулся пальцами прохладной стали и хмыкнул: — Долго нам здесь сидеть?

— От забора до обеда, — буркнул вернувшийся к прежнему настроению полковник. — Думаю, все плохое мы услышим. А пока объявляю на нашей полудохлой подлодке режим полного радиомолчания. Сидим, короче, слушаем. Минуты три еще. Можно перекурить, — последнее относилось явно не ко мне, уже дымящему очередной сигаретой. Видимый лишь во время затяжек дым нехотя полз вдоль коридора: сказывалась близость пещеры.

«…— Идут, — негромко шепнул голос в крохотном наушнике, — двое, без фонарей. Похоже, у них приборы ночного видения. Остальные остановились, ждут, а это, видать, разведка. Мне когда нарисоваться, командир? Им еще с полсотни метров осталось.

— Подпусти метров на двадцать, — не слишком уверенно ответил сержант, — потом рявкни что-нибудь вроде «Стой, кто идет, стрелять буду». Если ребята наши, армейские, намек поймут. Если ж нет — то по обстоятельствам. Но помни — мне они в любом случае живыми нужны!

— Бак, слушай, — Коротков задумчиво хмыкнул, — а мне им, собственно, на каком языке рявкать-то, на интерлингве? Или на стандартном русском?

— На стандарте, — помедлив мгновение, ответил Даниил, припомнив выбитую на корпусе древнего автомата надпись. — Вроде должны понять.

— Ясно, остаюсь на связи. Слушайте, если что…»

— Ну хоть не стреляют — и на том спасибо. В любом случае должны были уже дойти, время. — Полковник перестал пожирать взглядом светящийся циферблат наручных часов и решительно поднялся на ноги, едва не врезавшись головой в низкий потолок. — Твою ж мать, понакопали тут! Все, подъем, орлы и орлицы, двинули. А то не успеем на исторические переговоры. Игоревич, ты точно уверен, что у них там никакого супер-пупер бесшумного оружия нет? Не могли наших дипкурьеров по-тихому положить?

— Не переживай, Анатоль Петрович, нет у них ничего бесшумного — ваши «глушаки» и то поэффективнее будут. Живы твои переговорщики. Можно идти.

— Тогда вперед. — Контрразведчик ненавязчиво оттер плечом и меня, и девушку, оказавшись впереди. Теперь в авангарде шли двое спецназовцев, затем Петрович — и мы с Мариной замыкающими.

— Фонари не зажигайте, — оглянувшись, предупредил полковник, — просто идите вперед, и все. Держитесь за моим рюкзаком, головы ниже. Вдруг что такое нештатное случится — падайте на пол и лежите. Игоревич, я у тебя пушку не отбираю, но умоляю, не начни сдуру палить — терпеть не могу от своих пули в спину получать, лады?

Узкий и низкий коридор, погруженный в полутьму, разрываемую приглушенным до минимума лучом одного-единственного фонаря в руках идущего первым спецназовца, неспешно проплывал мимо. Неверный, химический свет отбрасывал на стены изломанные сюрреалистические тени. Под ногами мягко пружинила вековая пыль, навевая мысли о…

«— Свои, Короткий! — рявкнули из коридора истинно командным тоном, столь хорошо знакомым и ефрейтору, и остальным десантникам. — Кончай, ну? Какого ж это ты хрена в нас стрелять будешь, а, ефрейтор? Баков с Гвоздем тоже небось там? Страхуют, десантнички крымские? Вся неразлучная троица нарушителей приказа в сборе?

Коротков медленно опустил вскинутую к плечу «вышку», убрал палец со спускового крючка. Лишенная тактильного контакта с пальцем хозяина винтовка едва слышно пискнула — умная автоматика поставила оружие на промежуточный предохранитель.

Н-да, чего-чего, а ТАКОГО ответа на свое «Стой, стрелять буду» он не ожидал. Значит, они никуда не проваливались во времени и не переносились на легендарную Землю, а по-прежнему находятся на той же самой планете?! Кстати, интересно, кто это говорит — явно ведь не комроты Марков? И произношение какое-то странное, слишком, что ли, правильное?..

— Так что, Коротков, не шмальнешь сдуру? — не давая опомниться, с нескрываемой усмешкой в голосе, вопросили из темноты. — Можем подойти?

— Назовитесь! — решился-таки слегка обнаглеть ефрейтор. В конце концов, часовой, как гласит устав, «есьмь субъект неприкасаемый».

— Ну, допустим, майор Махров и капитан Маленко, допустим, особый отдел флота, — лениво-равнодушно ответили из коридора. — Ну и? Про нарушенный приказ, снятую «скорлупу» и угнанный вездеход тоже напомнить или хватит?

Окончательно сбитый с толку ефрейтор опустил оружие: ну, ясное дело, господа «особнячки», пожаловали! Как всегда, ничего не объясняя, и в самый неожиданный и неподходящий момент!

Ни малейших сомнений относительно кастовой принадлежности нежданных гостей он более не испытывал: и общий тон разговора, и помянутые подробности недолгой планетарной эпопеи однозначно подтверждали их аутентичность. Свои, конечно… хотя, как начнут разбираться да собак вешать — так трижды и пожалеешь, что свои, а не чужие!..

— Подходите, — Коротков направил вдоль коридора луч переключенного на максимум фонаря — маленькая, но все же месть. Ага, хитрые, за поворотом спрятались.

— Блин, Короткий, свет убери, а? Сдурел? Давай зови командира, разговор говорить будем.

Послушно нажав на кнопку — хорошенького понемногу, особо перегибать палку тоже не стоит, — ефрейтор неожиданно понял, что показалось ему странным во время их короткого общения: весь разговор проходил даже не на стандартном, а на самом что ни на есть классическом русском. В принципе, конечно, одно и то же, на многих колонизированных планетах так и говорят, но…

Метнувшаяся из темноты тень зажала ему рот, заодно сорвав обруч с микрофоном и наушниками и вырвав из руки винтовку. Коротков дернулся было, пытаясь выставить противоблок, но совершенно незнакомый прием тут же отправил его на пол. Короткая боль пронзила заломленную руку, ухо обожгло чужое дыхание.

— Тихо, дурень, чуть все не напортил. Мы и вправду свои, ясно тебе? Контрразведка. Просто из другого времени…

— Короткий? Ну что там? Чего молчишь? — Под подошвами десантных ботинок Бакова заскрипела известняковая крошка, обильно устилавшая пол около проломленного в стене лаза. — Эй, что вы делае…

Все вновь изменилось в один неизмеримо короткий миг…»

— …Вот за этим поворотом, как я понимаю, — выдохнул полковник, кивая куда-то в темноту. — Приготовьтесь, что ль, на всякий случай, а то кто его знает, как оно будет.

В этот миг я неожиданно понял, что сейчас произойдет. И что означает очередная вставшая перед мысленным взором картина. Ну почему это не привиделось мне парой минут раньше?! Хотя бы минутой раньше?! Мы уже не успевали — катастрофически не успевали! — однако я должен был хотя бы попытаться что-то изменить.

— Назад!!! Идущий впереди полковник даже не вздрогнул — взвился под невысокий потолок, словно собираясь пробурить его макушкой аж до самой поверхности.

— Уходим все! Назад! Коля, Михалыч, Гвоздь, Данила, Коротков, уходите оттуда! Все уходите! — Наверное, я еще ни разу в жизни ТАК не орал. — Уходите из зала! Сюда, в коридор…

Схватив одной рукой под локоть оторопевшую Марину, а другой полковника, я рванулся по коридору в обратном направлении. Автоматный ремень соскочил с плеча, и проклятая железяка теперь болталась, отчаянно мешая бежать, где-то на уровне колен. Ненавистная «Сфера» же, как ни странно, наоборот, оказалась как нельзя кстати, поскольку не врезаться башкой в потолок при таком темпе было просто немыслимо.

— Скорее!..

Разумом я, конечно, понимал: тех жалких десятков метров, что мы успеем пробежать, все равно не хватит; что «зона действия» инопланетной штуковины простирается гораздо дальше, но и просто замереть на месте тоже было бы глупо.

Мы, конечно же, не успели.

В тот самый неизмеримо короткий миг, о котором я размышлял буквально минуту назад, все вдруг изменилось.

Вот только странно, откуда я знаю, что за поворотом, отделяющим наспех прорубленный к сферическому залу ход от основной галереи, нас ждет…

Что именно нас там ждет, я так и не успел понять…

«…— Бли-и-ин, что, снова? Опять? Командир, да когда ж вся эта хрень закончится-то?! — Голос Гвоздева мог означать только одно: они живы.

ЭТО повторилось вновь, их куда-то перенесло, но главным все же было совсем иное: десантники уцелели и на этот раз. За спиной привычно ныл Гвоздь, в стороне кряхтел, вполголоса матерясь, ефрейтор.

Вот только режущий даже сквозь плотно сомкнутые веки свет был каким-то слишком ярким. Неужели они вернулись назад?!»

15

— Бли-и-ин, что, снова? Опять? Командир, да когда ж вся эта хрень-то закончится?! — страдальчески протянул чей-то незнакомый голос в нескольких метрах от меня. Говорили, несомненно, по-русски, вот только как-то непривычно, с легким, что ли, акцентом?..

Я потряс головой, все еще не решаясь раскрыть глаза: сквозь рефлекторно зажмуренные веки пробивался яркий свет.

В следующий миг до меня, наконец, дошло, КТО это говорит, и я широко распахнул глаза, тут же за это поплатившись: после ставшей уже привычной темноты подземелья хлынувший в глаза свет и на самом деле показался излишне ярким, почти слепящим.

Выждав несколько секунд, я сделал вторую попытку, осторожно разлепив плотно сжатые веки. Успевшие привыкнуть к тьме каменоломен глаза понемногу смирились с изменившимися условиями освещения, и мне удалось осмотреться.

Свет. Равномерный, достаточно яркий, но все-таки и не слепящий, как показалось вначале. Свет, падающий из ниоткуда… и отовсюду сразу, и чем-то напоминающий излучение нескольких десятков люминесцентных ламп. И разбросанные в радиусе нескольких метров тела, к счастью, шевелящиеся.

Рядом со мной — протяни руку и достанешь — уже успевший подняться на колени полковник, очумело мотающий головой. Возле него Марина, сидящая на полу, источающем все тот же свет. Чуть поодаль, за спиной контрразведчика, — трое незнакомых парней в диковинной военной форме, наверняка тех самых индивидуальных бронекомплектах. Майор Михалыч, Коля, двое спецназовцев, чьих имен я пока так и не узнал. Вроде все живы, все в сознании. Ровным счетом ничего, конечно, не понимают, но и не дергаются попусту, что уже неплохо.

И на этот раз, похоже, обошлось без зубодробительных падений с высоты.

Рюкзаки, разбросанное оружие, разбившийся прибор ночного видения, продолжающие бессмысленно растрачивать батареи фонари, слетевший с чьей-то головы защитный шлем.

Ну вот, значиться, мы и прибыли!..

Кстати, насчет шлема!.. Расстегнув ремешок под подбородком, я с превеликим удовольствием стянул с головы тяжеленную каску. Титановая «Сфера» в изодранном о каменный свод чехле глухо стукнула об пол, смешно крутнулась на месте и замерла: наклонным, как в том зале, пол не был. Что ж, свою роль она выполнила честно, защитила мою фонтанирующую странными видениями голову, особенно во время последнего и, увы, бессмысленного драпа. За что ей большой и искренний писательский респект… Наше вам, стало быть, с кисточкой!

Помедлив секунду, я с не меньшим удовлетворением избавился и от бронежилета, на удивление лихо совладав со всеми его ремешками и пряжками и отправив пятикилограммовую одежку вслед за шлемом на пол. Сразу полегчало. Теперь можно и повнимательнее оглядеться…

А вообще, странное место. Нечто вроде зала, вот только ни стен, ни потолка, ни даже пола толком не разглядеть — все тонет в молочно-белом сиянии, напоминая не то какой-то хорошо знакомый старый советский фантастический фильм, не то западный видеоклип. Даже контуры тел людей вокруг тоже какие-то размытые… На месте неведомых хозяев я бы малость поубавил освещение! Хотя бы из элементарной экономии — электроэнергия нынче, знаете ли, не дешева! Или у них тут проводка «левая», электричество напрямик из ближайшей «черной дыры» тянут?

Хм, а отчего это я, кстати, с такой уверенностью о хозяевах рассуждаю? Неужели снова что-то знаю?..

— Ну и как это все, — утвердившийся в вертикальном положении Анатолий Петрович покрутил головой, — понимать? Игоревич, ты не в курсе… — Он осекся, наткнувшись взглядом на незнакомцев: до этого полковник сидел к ним спиной. — Ага, ну, понятно…

Увидев, как обернувшийся вслед за ним майор вроде бы незаметно подтянул поближе «Грозу», я понял, что во избежание нежелательных осложнений мне пора вмешаться. Миротворец и дипломат из меня, конечно, аховый, но уж какой есть, не обессудьте.

— Привет, Гвоздь. — Ошибиться я не боялся: никем другим этот высокий, жилистый парень быть не мог. — А это, я так понимаю, сержант Баков и ефрейтор Коротков. — Я поочередно кивнул каждому из десантников, чем-то неуловимо схожих между собой — оба невысокие, коренастые, с коротким ежиком темных волос над загорелыми лбами.

— Баков — это я, — угрюмо буркнул сидящий справа, — а Коротков — он. — Кивок указал на второго парня.

— Ага, ошибочка, значит. — Я постарался изобразить на лице свою самую располагающую улыбку. — Не напрягайтесь, мужики, все нормально. Можно подумать, вас до меня никогда не путали! Тем более я-то вас вообще впервые в жизни вижу.

— А они близнецы, — неожиданно подал голос Гвоздев, — однояйцевые. С одним яйцом на двоих. Попросите — покажут…

— Вы кто? — Сержант с видимым усилием удержался от привычного «заткнись, Гвоздь» и недвусмысленно положил на колени штурмовую винтовку — я ведь предупреждал, что дипломат из меня никакой. — И где мы находимся?

— Ну, на первый вопрос я, допустим, еще смогу ответить, хотя и не в двух словах, а вот насчет второго… — Не сводя взгляда с напряженного сержанта, нервно оглаживающего кончиками пальцев корпус винтовки, я повернул голову в сторону полковника: — Петрович, давай уже ты, что ли, а? Данила вон пальцами уже почти до спускового крючка добрался, еще звезданет сдуру, а твои орлы ответят… Оно нам нужно? У них, конечно, бронекомплекты, а у вас «броники», но иди знай, где мы находимся и чем все это закончится?

Контрразведчик, смерив меня сумрачным взором, посмотрел на Бакова. Поединок взглядов длился секунды полторы, затем Анатолий Петрович неожиданно (по крайней мере, для меня) рявкнул:

— Встать, сержант!

Баков замер. И — нет, плохой из меня все-таки психолог! — вдруг рывком поднялся, слегка обалдело глядя на контрразведчика.

— Я — полковник государственной безопасности России Анатолий Петрович Сажнев. Хоть вы и не в моем прямом подчинении, но потрудитесь все же доложить, как положено!

— Сержант Даниил Баков, — едва ли не против воли, заученно выпалил тот. — Космодесант, рота «Каппа», комроты капитан Марков, пункт постоянной дислокации большой десантный корабль «Крым».

— Вольно, сержант, — в лице контрразведчика явно погиб, не родившись, великий актер, — знаю я про ваш бэдэка, знаю. Нынче он, как я понимаю, висит на орбите планетки «А два нуля один двадцать семь — двадцать четыре», да?

— Так точно, — ошалело кивнул сержант, — но откуда…

— Оттуда. Просто знаю. Или вам все еще недостаточно, сержант? Рассказать, как вы, нарушив прямой приказ, покинули подконтрольный район, угнали вездеход и отправились искать пропавших людей? Как обнаружили их тела, два других вездехода, один из которых сгорел, и странный шар, впаянный в скалу?

— Достаточно, господин полковник, — услышав обращение, контрразведчик едва заметно дернул щекой, — просто я хотел бы понять, что тут происходит.

— Не поверишь, я тоже, — мрачно подвел итог короткого разговора Анатолий Петрович, по-свойски махнув рукой, — вольно, сказал! Падай назад и давай говорить, пока нам не помешали. Игоревич, ты казенный ноутбук еще не расквасил?

— Да вроде нет, — я подтянул свой рюкзак и, зажав его между коленями, вжикнул молнией клапана, — а что?

— А то. Давай доставай и врубай, что именно — сам знаешь, не маленький. Просвети людей насчет происходящего. А заодно покажи таймер: пусть увидят, какой нынче год.

— Думаешь, у нас есть время?

— Думаю, ответить на этот вопрос должен как раз ты. Ну так что, есть у нас время?

— Наверное, есть. — Я вытащил ноут, утвердил на полу, включил. — Почему-то мне кажется, за нами пока просто наблюдают. Ну, ты в курсе, кто…

Дождавшись, пока система загрузится, раскрыл нужный документ и пододвинул компьютер к Даниле:

— Читай, сержант, и не говори потом, что тебе чего-то недосказали. Мы не твое скрытное командование. Кстати, видал такую машинку?

— Видал, — угрюмо кивнул Баков, — в политехническом музее инженерной службы. А как он работает без роум-кристалла-то?

— Нормально работает, на электричестве, — хмыкнул я, доставая сигарету. Пальцы предательски дрожали. — Ты давай читай, времени у нас очень даже, может быть, совсем не так уж и много.

Пожав плечами в ответ на вопросительный взгляд контрразведчика, я вперился взглядом в залитую молочным сиянием — или я просто привык, или свет и на самом деле стал чуть менее ярким? — стену. Нет уж, Петрович, извини, конечно, но пусть ребятки сначала въедут в тему, а после уж и я свои догадки выскажу. Только так — и никак иначе.

А пока стоит все-таки хотя бы попытаться понять, куда это нас занесло.

Пока гости из будущего знакомились с творчеством одного из писателей прошлого, оный писатель тоже времени зря не терял, вместе с остальными пытаясь разузнать, «куда это нас занесло».

Не понял, конечно: уже шагах в двадцати от приютившего нас пятачка человек просто-напросто упирался в некую источающую свет преграду, гладкую, как стекло, и прочную, будто сталь. То же самое было с полом и почти наверняка с потолком. Эдакий односторонне прозрачный, светящийся куб примерно тридцать на тридцать метров.

Правда, внутри было чем дышать, и даже дым сигареты, которой я пытался прогнать щемящее чувство категорического непонимания происходящего, куда-то бесследно исчезал, словно втягиваемый невидимой вентиляцией.

Еще одним (впрочем, последним) открытием стало понимание того, что сила тяготения здесь явно не превышает стандартного земного «g»: кто-то (ох догадываюсь, кто!) постарался поместить нас в наиболее комфортные условия. Ассоциацию с подготовленными к вивисекции лабораторными крысами, которых поначалу тоже добросовестно кормят-поят и которым меняют опилки, я еще в самом начале постарался загнать как можно глубже: уж больно она была какой-то… неприглядной!

И только в голове отчего-то все громче и громче звучала знакомая с юности песня. Точнее, всего один ее куплет, возможно, самый известный. Даже не куплет, всего лишь одна строка, с завидным постоянством прокручиваемая раз за разом на неведомом проигрывателе. Но зато какая строка! Помните?

…в комнате с белым потолком, с правом на надежду…

Ну и где мое право на надежду, а, господин Бутусов? Не разъясните, часом? На правах давнего поклонника советского рок-н-ролла вообще и вашей группы — в частности?

…в комнате с видом на огни, с верою в любовь… — словно издеваясь, подсказало явно сговорившееся с солистом «Наутилуса» подсознание. Тьфу ты, блин!..

Убедившись, что большего нам узнать не позволят, все и успокоились. И даже бессмертный хит перестроечных восьмидесятых как-то разом поутих в голове.

Спецназовцы во главе с майором уселись обратно на пол; успевшая поучаствовать в «исследовании» и оттого окончательно впавшая в меланхолию, Марина замерла, обхватив руками колени и уткнувшись в них лицом, а контрразведчик, сделав Коле приглашающий знак, присоединился ко мне, дымящему уже второй сигаретой. Несколько секунд мы наблюдали за заканчивающими чтение десантниками — Баков с ефрейтором читали молча, Гвоздь шевелил от усердия губами, — затем полковник не выдержал:

— Ну все, хватит, пожалуй. Сержант, скоро вы там?

— Я все, — отрапортовал Баков, — Короткий, Гвоздь?

— Тоже, — ответил за двоих ефрейтор. — Правда, Владик?

— В отличие от некоторых, я университетов не кончал, — с готовностью буркнул словоохотливый Гвоздев, — а с моими тремя классами общеобразоваловки быстро читать вредно для глаз. Да все, Данила, все, прочитал я! И пораньше некоторых. Просто пытался ради интереса с этим старьем сконнектиться…

— И как?

— Каменный век, — радостно осклабился парень. — Хотя вообще-то, у меня все равно чип дохлый. В принципе как и у вас. Так что один хрен бы не смог.

— Вопросы, сержант?

Баков чуть помедлил с ответом, глядя куда-то мимо полковника.

— Да, так все и было, даже мои… э… мысли, — сказанное далось ему нелегко — даже человеку из будущего наверняка не просто принять такое, — но ОТКУДА все это взялось-то, откуда?!

— От него, — кивнул в мою сторону контрразведчик. — Абсолютно все, о чем ты прочитал, написал этот человек. Написал, будучи совершенно уверен, что пишет очередную фантастическую книгу. Все остальное — тоже сущая правда. Вон ту девушку зовут Мариной, а обнаруженный вами в подземном зале погибший спецназовец — мой бывший подчиненный, капитан Векторов. В тексте он, правда, фигурирует, как Викторов. Согласись, просто взять и угадать подобное невозможно?

— Согласен, — совсем уж кисло сообщил сержант, опуская голову. С ума сойти… Что вообще происходит, а? Объясните!

— Объясню, — полковник вопросительно взглянул на меня, — наверное. Ты, главное, слушай повнимательней, сержант, авось что и поймешь. Вместе со всеми нами. Ну так что, Игоревич, просветишь? Народ жаждет знаний. Хлеб и зрелища пока откладываются.

— Петрович, — в тон ему ответил я, — да насчет чего? Насчет чего просвещать-то?! Ведь и сам все прекрасно понимаешь! Мы У НИХ дома. И, боюсь, отнюдь не как гости, а в качестве самых, что ни на есть настоящих подопытных кроликов… ну или там крысок. Белых таких безобидных крысок. Вроде и зубки, и коготочки, — я кивнул на свой «Бизон», — имеются, а кусать-то, блин, некого. Да и хрен ведь укусишь…

— Это только твои предположения или…

— Или, Петрович, конечно же, или! Нет здесь больше никаких шариков, некому и нечего передавать. Так что никаких озарений и пророчеств, боюсь, больше не предвидится. И до всего остального нам уж самим доходить придется, своим умом. Зачем мы им понадобились, сам догадаешься? Или все-таки подсказать?

Несколько секунд царило молчание. Молчал контрразведчик, молчали его подчиненные, и уж, конечно, молчали десантники. Затем Анатолий Петрович нехотя сообщил:

— ОНИ поняли, что человеческий разум неподвластен их технологиям. И решили заполучить для изучения образец — хоть бы и с помощью тех же временных каналов, о которых ты недавно говорил. Решили, да не смогли: люди успевали перебить друг друга раньше, а мертвые тела их, видимо, не интересовали. И тут появились мы, — он обвел взглядом всех — и нас, и десантников. — С глушилками над головой или поставленной с борта корабля техноблокадой. Живые. Способные мыслить. Не сошедшие с ума и не перестрелявшие один другого. И вот мы здесь…

— …в жопе, — на удивление точно попав в тон, делано-равнодушным голосом докончил Гвоздев, глядя в противоположную сторону. — В большой, жирной, давно не мытой з-з-заднице…

— Заткнись, Гвоздь, — не сговариваясь, в унисон рявкнули сержант с полковником. И столь же одновременно рассмеялись.

— Верно, Петрович. Именно это я и предположил. Мы в ИХ мире. Точнее — в их собственном пространстве или континууме. Ну а чтобы мы не склеили ласты раньше времени, нам созданы наиболее подходящие условия. Привычная сила тяготения, парциальное давление и содержание кислорода, влажность и все такое прочее. Вот, собственно, и все…

— Погодите, — не выдержал Баков, — я согласен: все то, что мы прочитали, полностью убеждает, что вы не врете и мы на самом деле провалились в далекое прошлое. Ну а вы, соответственно, встретились с людьми из не менее далекого будущего. Но вот остальное… кто такие эти самые «они»? Ушедшие? При чем тут человеческий разум, какие-то глушилки и наша техноблокада? Что вообще происходит?! Господин полковник, наверное, мы тоже имеем право знать?

— Имеете, — серьезно кивнул контрразведчик, — очень даже имеете. Виталий Игоревич, я знаю, как тебе не хочется этого делать, но я прошу — расскажи им, ладно? Очень тебя прошу…

Тяжело вздохнув — как известно, бывают предложения, от которых невозможно отказаться («Вы водку-с будете?» — «Ах, оставьте-с…»), — я уселся поудобнее и принялся рассказывать. Майор со своими спецназовцами тоже подобрался поближе, с интересом слушая незнакомый им рассказ. Как и Коля с малость ожившей Мариной, для которых многое из случившегося до сих пор оставалось тайной.

Анатолий Петрович же, наоборот, перехватив поудобнее автомат, отсел в сторонку, настороженно вертя головой, аки заправский вертухай на вышке в ненастную «беговую» ночь. Ну прям живая иллюстрация к одной старой песне: «И на вышке маячит ненавистный чекист». Будто мог, случись что, этому самому «чему-то» всерьез воспрепятствовать! Глупо, конечно: по моему скромному разумению, с которым в последнее время стали вдруг все чаще и чаще считаться (сбылась мечта идиота, блин!), мы с нашим неведомым противником находились в несколько разных весовых категориях.

В совершенно разных весовых категориях!..

…в комнате с белым потолком, с правом на надежду,
в комнате с видом на огни, с верою в любовь…

16

Лес. Весенний или летний, пронизанный процеженными сквозь лиственное сито золотистыми солнечными лучами лес. Устеленный перепревшей за зиму листвой, плавно взбирающийся вверх склон. Здоровенный гнилой выворотень в нескольких метрах поодаль. Заросли густого колючего кустарника, огромный замшелый валун со сколотым боком в стороне, звенящая, но готовая взорваться многократно повторяющимся эхом, гулкая тишина.

Алый, чуть размазанный с одного бока кругляш туристического маркера на стволе высокого бука, корявые цифры «38» под ним.

Южный берег Крыма, тропа «Тридцать семь — тридцать восемь». Впереди — сорокоградусный кулуар, пещера Данильча-Коба с ледяной водой и сталактитами под сводом и, финал ходового дня, стоянка «Барская Поляна» почти на самой вершине горы Седам-Кая. По крайней мере, очень похоже, процентов девяносто, что я угадал. Да и номер маршрута совпадает…

Стоп! — возопило возмущенное сознание. Какой лес, какой Крым, какие горы и пещеры со сталактитами?! Где комната, где только что внимавшие моему рассказу люди — майорские спецназовцы, Марина, космодесантники, Анатолий Петрович, наконец? Почему я вообще об этом думаю? Ведь здесь нет, не должно быть, никаких шаров-передатчиков, чье излучение я столь лихо ухитрялся ловить раньше! Так откуда все это?!

Протянув руку, я осторожно коснулся ветви ближайшего куста и сжал кулак, позволяя острым шипам вонзиться в ладонь. Боль, короткая резкая боль. И крохотная капелька крови, выступившая на коже там, где колючки вонзились наиболее глубоко.

Значит, не сон…

За спиной негромко треснула-выстрелила под ногой сухая ветка. Я медленно повернул голову, догадываясь, кого увижу. В нескольких метрах от меня стояла Марина, без бронежилета и рюкзака довольно нелепо выглядящая в армейском камуфляже, на несколько размеров большем, чем нужно.

— Где мы? — отчего-то шепотом спросила девушка, подходя ближе. Она находилась не то чтобы в прострации, но что в шоке — точно. Ага, значит, тоже все это видит. Что ж, по крайней мере с ума я пока не сошел — уже хорошо. Как говаривал герой любимого детского мультфильма: «С ума поодиночке сходят, это гриппом все вместе болеют». Учтем.

— Ты будешь смеяться, но, похоже, где-то на южном берегу Крыма, на одной из туристических троп.

— А остальные? Их-то почему нет? Почему только мы с вами?

— Знаешь, честно говоря, я у тебя то же самое могу…

— …спросить, — последнее слово я произнес, уже глядя в прищуренные полковничьи глаза. Однако! Быстро тут у нас кадрики-то меняются. Ну все, сейчас форменный допрос начнется: Анатолий Петрович вон аж побелел от напряжения. Ни дать ни взять борзая, дичь почуявшая! И ведь не отвертишься теперь, все равно объяснять придется. Вот только ЧТО, простите, объяснять? Что ничего не понимаю?

— Что… что случилось?

— Это ты меня спрашиваешь?! — искренне возмутился контрразведчик. — Сидел себе, рассказывал — и вдруг замолчал, на ноги поднялся, ме-едленно так. Встал, головой вертишь, руку зачем-то в сторону отвел, в кулак сжал, потом разжал и на ладонь вылупился. Потом Маринка к тебе подошла, где находитесь, спросила… Вот, собственно, и все. Видения, да? Снова что-то почувствовал?

— Угу. — В голове билась какая-то чрезвычайно важная мысль, вот только понять бы какая? — Еще как почувствовал…

— Я так и понял. А каким образом, не объяснишь? Сам же говорил, что здесь больше никаких шариков нет. И пророчеств, соответственно, не будет?

— Говорил, — спорить было бы глупо. — Может, ошибся, может, нет. Откуда мне знать? Да и не слишком это, знаешь ли, похоже на пророчества. — Я неожиданно понял, какая именно мысль не дает мне покоя. — Значит, говоришь, руками махал и кулаки показывал?

Медленно, будто скорость, с которой я это проделаю, имела хоть какое-то значение, взглянул на собственную ладонь. Выступившая на месте крохотного прокола капля крови, конечно, уже размазалась, превратившись в буровато-алое пятнышко, но это было и не важно. Важно было совсем другое: она существовала!..

Как и весь остальной лес, и замшелый валун с отколотым боком, и сгнивший ствол-выворотень, и поранивший руку куст. Кажется, время пророчеств действительно закончилось, и теперь я стал полноправным участником событий… Знать бы еще, каких именно?

— Что это? — по-прежнему обжигая меня взглядом, осведомился Анатолий Петрович. От шутливого тона не осталось и следа, теперь голос полковника едва не звенел от напряжения. Остальные — и майорские спецназовцы, и «гости из будущего» — столпились вокруг, с интересом вслушиваясь в разговор. — Объяснишь?

— Да так, о куст один поранился, в лесу, на тридцать восьмой туристической тропе. Когда руками махал и кулаки вам показывал. Вечно со мной в походах всякие мелкие пакости происходят — то ногу натру, то поцарапаюсь…

— Рассказывай, — безапелляционно потребовал фээсбэшник, — быстро! Что на этот раз произошло? Где вы были?

— Думаешь, я хоть что-то смогу объяснить? Ага, хренушки! И даже наоборот: теперь уже как раз я не знаю, что происходит. Ладно, не психуй, Петрович, слушай…

Я вкратце — «тезисно», как обозвал бы это сам полковник — ознакомил коллег по несчастью с произошедшим. Естественно, ни к чему, кроме новой порции вопросов, это не привело.

— Значит, знакомые места? Ты там бывал?

— Да, знакомые. Бывал, года три назад.

— Но объяснить, как…

— Не смогу, — в тон ему согласился я. — Время объяснений закончилось. Теперь уж как-нибудь сами.

— Сами, как же! А знаешь, я вот никак в толк не возьму — почему только вы вдвоем? — В голосе Анатолия Петровича снова скользнуло нечто такое… едва заметное. Как и тогда, когда мы обсуждали вопрос, стоит ли брать девушку под землю. Не-ет, что бы там ни говорил наш милейший друг чекист, но с Маринкой все не так просто! По крайней мере по его представлениям. А теперь, возможно, и не только по его… — Ну и?

— Не знаю, — едва ли не по слогам ответил я. — А насчет остального, о чем хочешь спросить? Знаешь, несколько лет назад я для рецензии читал небольшой рассказик одного писателя-фантаста. Подробностей уже не помню, но сюжет в целом такой: человек техногенной цивилизации встречается с чужим разумом в неком не существующем в реальности месте, дабы выяснить, кто круче. И хотя никого из них там на самом деле и близко не было, все их, гм, противоборство проистекало вполне реально — с ранами, кровью и окончательной победой «нашего» над «ихним». Примерно понимаешь, о чем я?

— В целом. Считаешь, мы тоже?

— Ну, если я не ошибся насчет пришельцев из антагонистического континуума, то — да. Мы ведь не можем оказаться в их мире? Как и они в нашем? Причем не можем с чисто физической точки зрения, как я понимаю — не зря ж все эти свистопляски с шариками и подсаживанием матриц? Выводы делай сам.

— Полигон?

— Скорее нейтральная территория, где мы сможем с ними, гм, пообщаться. Или место, где они смогут нас…

— …не спеша исследовать, — кивнул ухвативший мысль полковник, — такая вот своеобразная лаборатория… Стоп, но почему, если всего этого на самом деле не существует, ты ухитрился поранить руку? Ведь все это, я так понял, происходит лишь в твоем, — он бросил в Маринину сторону быстрый взгляд, — и ее разуме, а?

— Не знаю, Петрович, правда, не знаю. Может, мы вообще лежим сейчас в катакомбах, раздавленные обвалом или перестрелявшие друг друга, а вся эта белая комната нам просто чудится? Как и лес, как и еще хрен знает какие места, куда нас может забросить память или подсознание? Игры — или как там ты недавно говорил — «сны»? — разума, все дела…

— Ну и что нам, — деятельно настроенный полковник передернул плечами: похоже, он попросту никак не мог просчитать возникшую ситуацию, что его здорово нервировало, — теперь делать?

— Петрович, ты чего, в шахматы никогда не играл? — делано усмехнулся я. — Правил не помнишь? Мы свой ход сделали, а сейчас ИХ ход. Поэтому нам остается только ждать. Но ты особенно не волнуйся, наверняка недолго осталось.

Естественно, я угадал…

— А знаете, Виталий Игоревич, я ведь тоже здесь была. — Отошедшая от первого шока и чуть попривыкшая к нашим перманентным «перемещениям» Марина заинтересованно вертела головой. — Когда мы с ребятами из института на майские в Крым ездили, как раз по этому маршруту шли. Первый и последний мой поход, может, потому так хорошо и запомнила. Там дальше подъем по ущелью будет и грот с подземным озером, верно?

— Да, — я замер, вперившись взглядом в ее лицо, — точно.

— Меня ребята наверх чуть не на веревке тащили, я сама, дурочка, идти не могла, боялась, — не замечая моего взгляда, продолжала девушка. — Зато наверху, на вершине горы, такая красотища! Словно половину Крыма видишь. Орлиный… как же там дальше?

— Орлиный Залет… — автоматически сообщил я, витая мыслями где-то очень далеко отсюда. — Гора Седам-Кая, если по-правильному. Стоянка «Барская Поляна». Мариш, значит, ты помнишь это место?

— Ну да, — искренне удивилась девушка, — конечно, помню, разве такое забудешь? А что? Отчего вы так удивились-то?

— Да нет, ничего, это я так, — все еще пытаясь понять, что именно меня встревожило, пробормотал я, — вот Петрович наш куда больше бы удивился…

— Да уж, Петрович ваш куда как больше бы удивился. — Раздавшийся над ухом голос полковника едва не заставил меня подпрыгнуть на месте. Марина испуганно завертела головой, пытаясь понять, откуда он идет — рядом по-прежнему никого не было. Говорил контрразведчик негромко, явно обращаясь не к нам, а к самому себе. — Н-не понял?! — бесплотный голос заметно дрогнул. — Вы что, меня СЛЫШИТЕ?! Но… как?!

— Надо вернуться, Марина, назад вернуться, хорошо? — неожиданно произнес я, глядя девушке прямо в глаза. Я наконец понял, вспомнил, что именно было не так. И, если я не ошибся, значит… — Нам надо вернуться и погово…

— …рить.

Мы снова были в знакомой комнате с «белым потолком». Правда, вот насчет «права на надежду» — не уверен. Зато под прицелами исполненных искреннего непонимания взглядов. Впрочем, взгляд полковника был исполнен скорее не непонимания, а едва сдерживаемого… ну, торжества, что ли? Знаете, как у человека, которому так и хочется воскликнуть: «А ведь я знал, я ведь давно подозревал!»

— Марина, — игнорируя торжествующего полковника, продолжил я, будто ничего особенного не произошло, — назрел вопрос. Ты сказала, что узнала это место, так? А почему? Ты ведь, насколько я понял, всего один раз была в крымском лесу? И что, сразу вот взяла и узнала маршрут?

— Ну-у… не знаю. — Девушка удивленно взмахнула ресницами. — Понимаете, там на дереве маркер был, кругленький такой, со смазанным боком, и номер тропы под ним. И валун расколотый в сторонке. Валька, однокурсник мой, тогда еще сказал: глянь, типа, какой лесник пьяный был — и маркер размазал, и каменюку, ну, валун этот, бутылкой расколотил. Глупость, конечно, но всем жутко смешной показалась, вот потому, наверное, и запомнила. Да и привал у нас там был, перед тем как в гору идти… А что?

Я промолчал, задумчиво глядя поверх ее плеча. Ну что ж, чего-то подобного и следовало ожидать. Слишком уж хороший ориентир эта каменюка, чтобы ее не запомнить. И тропа как раз рядом проложена. Острые на язык туристы этому валуну даже собственное имя дали — «Раненый колобок». Так что никакой ошибки нет и быть не может. Это именно то самое место.

Вот только одно маленькое «но»: когда я три года назад шел этим маршрутом, мы немного сбились с тропы, обойдя «колобка» далеко стороной. Так что видел я его исключительно на парочке фотографий — ребята с турфорума потом просветили, в чем наша ошибка была. Вот и получается, что я — в отличие от Марины — это место узнал исключительно по фотографиям, а вовсе не руководствуясь собственными воспоминаниями…

— Да так, ничего… — Я отрицательно покачал головой, прекрасно понимая, что на самом деле, все как раз «чего», и вопрос уже готов сорваться с языка полковника. Так и оказалось.

— Так что, Игоревич, похоже, кое-что понял? Просветишь неразумных?

— Да, — ни малейшего желания запираться я не испытывал. — Короче, это не я, а она узнала место. А я здесь не был. Мимо проходил — да, проходил, но именно здесь не был, понимаешь? Получается, это ее мир, ожившая картинка ее памяти, а не моей!

— Ну и…

— Не знаю, Петрович, понятия не имею, мы, по-моему, договорились, что с аналитикой у меня не очень. Просто констатация факта, не более… Извини, Мариш, — я улыбнулся ощутимо напрягшейся девушке, — что в третьем лице о тебе рассуждаю. Просто так оно и есть: не был я там. А ты, получается, была. Вот и запомнила.

— И что из этого… — Контрразведчик не договорил, ошарашенно глядя поверх моего плеча. Дернувшись, словно от зубной боли («Нет, Марина, нет, не надо, я не хочу!» — мелькнула и исчезла полуосознанная, не успевшая даже толком отложиться в памяти мысль), я обернулся, однако стоящий ближе всех Михалыч успел среагировать быстрее, подхватив лишившуюся чувств Марину и мягко опустив ее на пол. Прежде чем я успел бухнуться на колени рядом, майор уже подложил под голову девушки рюкзак и вполне профессионально пощупал пульс:

— Обморок. Впечатлительная у нас мадам… Капитан, дай водички, надо ее в чувство привести. Правильно, доктор?

Я кивнул, в свою очередь, обхватывая пальцами хрупкое девичье запястье. Пульс был слабеньким, как раз таким, каким ему и долженствует быть в подобном случае. А вот с рюкзаком — явный перебор, рюкзак надо убрать. При обмороках кровь от мозга как раз отливает, вызывая преходящую гипоксию, так что поднимать голову потерявшего сознание вовсе не следует. Не инсульт, чай…

— Виталий Игоревич, вот вода, — сообщил Коля, демонстрируя открытую фляжку. — Побрызгать ей на голову?

— Угу, и льдом обложить, чтоб сохранилась лучше, а уж после и формалинчиком можно, — мрачно буркнул я, с удивлением ощущая в собственной голове какую-то непривычную, прямо-таки звенящую пустоту. Интересно, это еще что такое? Тоже давление упало? С чего бы вдруг? Вот только двоих в бессознательном состоянии нам сейчас и не хватает, ага!.. — Нашатырь есть у кого? Нет? Ясно. Ладно, не надо. — Я легонько похлопал девушку по щекам. Терпеть не могу народные средства, но, как известно, за неимением гербовой. — Мариша! Мариш…

— А можно я? — Баков держал в руке небольшую, сантиметров десять длиной, зеленую коробочку с ничуть не изменившимся за сотни лет медицинским логотипом на крышке. — Так проще будет… и лучше, я думаю.

— Это что? — Мигом позабыв про собственные ощущения, я с интересом разглядывал странную штуковину. Впрочем, разглядывать-то там особенно и нечего было: просто небольшой пенал с красным крестом на крышке — и все.

— Автоматический медикит со встроенным диагностом. — Сержант привычно сдвинул крышку в сторону, обнажив небольшую притопленную в корпус панельку, состоящую всего из двух кнопок, зеленой и белой. На зеленой была изображена единица, на белой — двойка. — Десантная аптечка экстренной помощи, проще говоря. Проводит экспресс-диагностику состояния раненого и при необходимости вводит нужные лекарства или антидоты. Вы не поможете немного закатать ей рукав? Нужен контакт с кожей, лучше с тыльной стороной предплечья или плечом.

— Конечно. — Я закатал рукав камуфляжа и отстранился, позволяя Данилу склониться над девушкой.

Сержант приложил аптечку к ее руке и нажал зеленую кнопку, тут же засветившуюся неярким светом. Верно истолковав мой взгляд, сержант с улыбкой пояснил:

— Да я понятия не имею, как она действует! Вы ведь врач, да? Ну вот, а я всего лишь солдат, нас учат только пользоваться ею, не более. Зеленая клавиша — диагностика, когда она потухнет, надо нажать белую. Если нужно ввести медикаменты, аптечка сама их и введет, если нет — индикатор сразу потухнет. Просто до идиотизма, зато, когда действуешь на автомате, ничего и не перепутаешь.

— А уж похмелье как снимает, м-м-м, сказка, — откуда-то из-за спины подал голос Гвоздев, но на него даже не обратили внимания.

— Вот видите? Уже потухла. — Баков коснулся пальцем второй кнопки. — Раз так быстро, значит, состояние не тяжелое. Даже при легком ранении и то дольше горит. Сейчас очнется, обычно около минуты…

Однако сержант ошибся. То ли технология будущего подвела, то ли еще что, но заметно порозовевшая и куда ровнее задышавшая Марина не очнулась ни через минуту, ни через пять. Удары по щекам и все-таки использованное народное средство — вода — тоже не помогли. На обморок это уже как-то совсем не походило, даже на затянувшийся. Если бы она, падая, головой ударилась, тогда понятно, а так? Я же сам видел, как майор ее подхватил!

Честно говоря (и позор мне, как врачу), я просто не понимал, что с ней такое. Пульс, рефлексы, дыхание — все полностью восстановилось, видимо, в результате действия введенных чудо-аптечкой стимуляторов и тонизирующих препаратов, но в сознание девушка так и не пришла. Ну не в коме же она в конце-то концов?! Откуда бы ей, коме этой, взяться?..

Я медленно распрямился, пожав плечами в ответ на полковничий взгляд. Анатолий Петрович кивнул, негромко спросив:

— Если физически с ней все в порядке, значит, она сейчас… там? В лесу?

— Возможно. — Я поднялся на ноги, разминая затекшую спину — все-таки не мальчик уже.

— Тогда почему ТЫ здесь? — чуть повысил голос контрразведчик. — Снова нестыковка?

— Стыковка, Петрович, очень даже стыковка, — припомнив кое-что, устало ответил я. — «Союз» — «Аполлон», мир-дружба-жвачка, все дела. Ты знаешь, похоже, я тебя все-таки обманул. Ну и себя тоже, ясное дело. Как говорится, одна голова хорошо, а двум дураками быть не так стыдно. Я ведь не тогда наши шарики слышать перестал, когда нас из катакомб сюда забросило, а только сейчас, когда она… гм… ушла. Просто сразу этого не понял. Ну как бы тебе объяснить-то? Мне сейчас словно не хватает чего-то, в голове как-то пусто, что ли? Вот ведь какая фигня… — Я внимательно взглянул в хитро прищуренные глаза полковника, одновременно и внимательно-холодные, и обманчиво-дружелюбные. — Ты ведь что-то подобное давно подозревал, верно? Не зря на Маринку косился, не зря ее с собой потащил? Угадал?

— Не зря, — не стал спорить фээсбэшник, — подозревал, конечно. Но ты-то здесь, а не там? А значит, все равно ничего не вяжется, значит, грош цена всем моим подозрениям!

— Вяжется, Петрович, уж поверь мне, вяжется. Просто мне, наверное, нужно было раньше это понять, без твоей — или ее — помощи. А я? Я здесь потому, что в этот раз просто не захотел с ней уйти!..

От така фигня, малята, от така фигня…

17

— То есть? — Чекист был слегка ошарашен услышанным. — Это ты что имеешь в виду?

— А ты? — парировал я. И с усмешкой в голосе пояснил: — Кажется, мы уже почти начали друг другу доверять, и тут вдруг р-раз! Петрович, может, хватит секретов?

— Может, и хватит, — на удивление легко согласился контрразведчик. — Эх, нам бы с тобой… — Он оглядел обступивших нас людей, в среде которых, похоже, уже началось братание. Один из майорских парней держал в руках десантную штурмовую винтовку, Коротков с Гвоздем с интересом рассматривали, попутно получая негромкие комментарии, чью-то «Грозу», а стоящий рядом с сержантом Коля с интересом ощупывал его бронекомплект.

Лицо полковника неожиданно скривилось в иронической гримасе.

— Эх, да действительно, какого хрена? И так уже досекретничались по самые помидоры… Ладно, слушайте все. А ты, Виталий свет Игоревич, в первую очередь — и внимательнее остальных.

Да, я подозревал ее с самого начала, просто не мог не подозревать, не имел права! Ну а как иначе, сам посуди: из всей группы спустившихся под землю ребят выживает и находит выход наружу самый неподготовленный. И ведь не просто выживает, а проводит рядом с неким инопланетным артефактом, способным ковыряться в мозгах, почти целые сутки! Нет, я все понимаю: алкогольная интоксикация, пьяный отрубон и сон без сновидений, но… — Полковник дернул плечами. — Но факт остается фактом: именно так все и было. Это раз. Теперь второе: знаешь, что мне больше всего не давало покоя? Связь «сбываемости» твоих предсказаний с нахождением неподалеку Марины! Ну никак я не мог понять, с чем это может быть связано! А сегодня под утро вдруг взял и понял. Сложилось, видимо. Срослось.

Маринкины подземные приключения и главу про рейдер ты, когда написал, помнишь? Когда девушка была здесь, в катакомбах под твоим городом. А Векторова когда? Позавчера, то есть в ту самую ночь, когда мы с Мариной сюда прилетели. Потом и в санатории, и в гостях у Фархата тебя вдруг снова поперло на предсказания, которые сбывались буквально в течение нескольких ближайших часов. И девушка все это время находилась рядом, буквально в считаных метрах! Предсказанная встреча с нашими союзниками, опять же. — Анатолий Петрович кивнул в сторону космодесантников. — Ну понял наконец?

Ощутив, как разом пересохло горло и по спине скользнул предательский холодок, я молча кивнул.

— Вот и хорошо, что понял, тогда поехали дальше. Конечно, этому можно придумать кучу совершенно фантастических объяснений, но все равно первой в ряду стояла бы девушка по имени Марина. Хотя бы потому — и это будет уже в-третьих, что пока ее не было в городе, ты ничего не писал. Эй, что с тобой? — полковник с искренней тревогой смотрел в мое лицо. — Ты это чего?

— Блин, Петрович, только сейчас и вспомнил! Мне ведь там, в санатории, когда я тебе под утро позвонил, штурм бункера снился! Ну, когда Коля с заставы с боем прорывался. Все один к одному, как он рассказывал!..

Контрразведчик к моим воспоминаниям, против ожидания, отнесся вполне спокойно, как к чему-то само собой разумеющемуся:

— Ага, даже так? Ну вот видишь, еще одно подтверждение моей правоты. Недаром, значит, я на твою фразу, что Маринка только в половине четвертого уснула, внимание обратил! Ну согласись, я не мог считать это простым совпадением. Ты ведь теперь и сам так считаешь, да?

— Согласен, — едва слышно прошептал я. — Не мог. Считаю. И что?

— Да то, что ты получаешь информацию ВОВСЕ НЕ ОТ ШАРИКА, вот что! Дальше понятно?

— Марина?

— Думаю, да. Знаешь, что меня окончательно в этом подозрении утвердило? То, что наши оппоненты сумели подсадить свое сознание тому сумасшедшему пареньку. А раз сумели, значит, в человеческом разуме все-таки существует некая лазейка, щель в непробиваемой ментальной броне.

— То есть ты окончательно считаешь, что ей подсадили матрицу?

— А хрен его знает… Все свои умозаключения я в принципе изложил, а вот дальше? Да суть-то даже не столько в этом, сколько в том, что ты читал именно ее разум, а вовсе не ловил некую «эфирную волну» шара-передатчика! Или как там ты его называл — «ретранслятор»? Впрочем, сейчас это тоже не настолько важно. А важно то, что мы ее, так уж выходит, вроде как спугнули. Согласен?

— Не совсем. — Я помолчал, собирая в кучу рассыпавшиеся карточным домиком мысли. — Понимаешь, я за ней тоже немного, — я замялся, подбирая подходящее слово, — наблюдал. Если все так, как ты сказал, то… Короче говоря, мне кажется, что она совершенно не осознает этого своего «второго я». И понятия не имеет о том, кто она на самом деле.

— Ну допустим. И что? — наморщил лоб полковник.

— А то, что все вышло абсолютно неосознанно. Вряд ли она успела понять, о чем мы с тобой начали говорить. Просто заволновалась — и подсознательно сработал некий защитный механизм. И сейчас она может, если, конечно, захочет, вернуться. Б!!! — Я столь эмоционально выматерился, что стоящий рядом Коля вздрогнул, едва не выронив десантную «вышку», с которой его вполголоса знакомил сержант.

— Твою же ж мать!!!

— Ты чего? — подозрительно осведомился Анатолий Петрович. И, мигом сложив дважды два, вопросительно кивнул: — Тэ-эк, ну и что мы на этот раз упустили?

— Она ведь все слышит, Петрович! Как ты слышал нас, так и она…

— Ага, точно… — Голос контрразведчика зазвучал совсем уж вкрадчиво. — Ай да мы, ай да молодцы, Штирлицы х…вы! Ну все, вот теперь мы ее гарантированно и окончательно спугнули…

— Да нет, ты не совсем понял. Не в том дело, спугнули мы ее или не спугнули. Понимаешь, зачастую человек гораздо лучше делает что-то именно подсознательно, «на автомате», чем по собственному желанию. Напугав Марину рассказом о ее же собственных возможностях, мы, возможно, лишили ее возможности вернуться!..

— Это ты как врач говоришь или как писатель? — хмыкнул Анатолий Петрович.

— Скорее как врач. И не столько для тебя, сколько для нее. Мариш, если ты слышишь, то успокойся, все нормально, давай мы спокойно все обсудим…

— Ложись!!!

— Ложись!!! — Полковник вполне профессионально уронил меня на землю, основательно врезав под колени. Впрочем, я вовсе не думал обижаться; что-то сухо прошлепало, разбрасывая в стороны отколотые щепки, по стволу поваленного дерева — того самого, что я уже недавно видел, и противно визгнуло над головой. Это что, и есть звук пролетевшей мимо пули?! Ох ты, мать моя женщина!..

Стреляли, видимо, из оружия с глушителем, поскольку звука самих выстрелов я не слышал. Рядом, укрываясь за тем же выворотнем, шлепнулся Коля, чуть поодаль — Баков. Большего я разглядеть не успел: ладонь контрразведчика легла на затылок, с силой пригнув голову к земле. Ощутив, как в щеку больно врезались перемешанные с сухими ветками и прошлогодней листвой камушки, я недовольно дернулся.

— Лежи! — страшным голосом прошипел Анатолий Петрович, пихая меня в направлении ямы, оставленной корнем упавшего дерева. — Давай туда, быстро!

Спорить мне отчего-то совершенно не хотелось, тем более что сверху снова посыпались отколотые пулями щепки, и я ежом скользнул в указанном направлении, с похвальной быстротой ссыпавшись вниз. Следом съехал по склону полковник, тоже совершенно обалдевший от происходящего — по крайней мере, внешне. Потратив секунду на обмен непонимающими взглядами, мы, не сговариваясь, высунулись наружу, укрываясь за вывороченными из земли переплетениями древесных корней.

И тут же, будто дождавшись этого момента, загрохотало со всех сторон. Майорские спецназовцы вместе с космодесантниками залегли, укрываясь за стволами деревьев, и открыли ответный огонь. С кем они воюют, нам с полковником видно не было — противник маскировался не менее умело. Да и особо высовываться из нашего не слишком надежного укрытия вовсе не хотелось — чревато, знаете ли: вокруг уже шел самый настоящий, отнюдь не «книжный», бой…

Первые, скраденные глушителями очереди «Кипарисов» мгновенно потонули в басовитом гудении девятимиллиметровых «Гроз», вслед за хлопком подствольника где-то впереди треснул взрыв, заставив сумасшедшее эхо испуганно заметаться меж стволов высоченных буков. Втянув голову в плечи, я пригнулся, как оказалось, вовремя: в метре от укрытия ударила, взбивая султанчики земли, не то прицельная, не то шальная очередь. Одна из пуль с противным взвизгом ушла рикошетом от невидимого в траве камня, ударив в корень над моей головой. На голову и за шиворот посыпалась земля. Однако!..

Перенатянутой струной задрожал, неприятно раздражая барабанные перепонки, воздух, и я неожиданно понял, что это стреляет кто-то из космодесантников — в положении профессионального «угадывателя» будущего есть свои неоспоримые преимущества. Воздух всегда дрожит перед тем, как над целью окончательно сформируется плазменный контур… Сформируется над целью?! ЧТО?!

Схватив полковника за удачно подвернувшуюся лямку бронежилета, я рывком стянул его на дно ямы и скрючился рядом, изо всех сил зажмуриваясь. Последнее, на что мне еще хватило времени, — прикрыть ладонью его непонимающие глаза: крикнуть, чтобы зажмурился, я не успевал.

Над головой оглушительно грохнуло, заливая все ослепляющим даже сквозь плотно сжатые веки светом, и волна нестерпимого, ощутимого каждым квадратным сантиметром кожи жара буквально впечатала нас обоих в рыхлую землю. Казалось, меня окунули в кипяток или ошпарили кипящим маслом. Или в небе над нами весело бабахнула крошечная атомная бомбочка. Сверху щедро сыпануло землей и какой-то трухой, и я наконец потерял сознание.

Последней мыслью, посетившей меня в радостный миг избавления от мучений, была мысль о снятом и брошенном в комнате бронежилете. Который, наверное, мог бы защитить мою многострадальную спину от этого жара.

О чем думал в тот момент полковник, я не знал…

— Очнулся? — Голос полковника был, как обычно (а что, разве кто-то сомневался?), слегка ироничным. — Уже неплохо. Место узнаешь?

Я повертел головой, явно ошибочно прикрученной к какой-то чужой, вовсе не моей, шее — деревянной, шершавой, не способной к резким движениям. Ну узнаю, конечно, трудно не узнать, знаете ли! Люблю я лес, и благословенный Крым люблю, и тихий прохладный шелест листвы над головой… Стоп, стоп, стоп, какой еще «тихий прохладный шелест»?! Последнее, что я помнил, был как раз оглушительный удар над головой и обжигающий даже сквозь плотную ткань камуфляжной куртки жар. Наведенный при помощи штурмовой винтовки двойного действия «ВШ-9М» плазменный контур, взорвавшийся в аккурат над нашим укрытием. Поток все сжигающего пламени, мгновенно выгоревший в эпицентре кислород, эффект небольшого «вакуумного» взрыва. «Вышка-эм», «девятка», самое мощное индивидуальное оружие космического десанта двадцать второго века… Так какой такой, на хрен, «тихий прохладный шелест»?! И почему так воняет паленым волосом?

— Кстати, спасибо, — не замечая моего душевного смущения, продолжил контрразведчик, — если б не ты… короче, просто спасибо!

— А Коля? Сержант Баков? — связав наконец одно с другим, осведомился я, припомнив последовательность событий. — Живы? Они ведь где-то рядом с нами были?

— Да живы, живы, — довольно осклабился Анатолий Петрович, — сержант-то человек привычный, вовремя среагировал, да и бронекомплект помог. А Клауса наше дерево спасло… перед тем, как испариться. Приняло на себя основной удар, а его в сторону отбросило, «за пределы контура», как Даниил объяснил. Обожгло, конечно, так ведь и мы с тобой тоже… — Сидящий рядом со мной на корточках полковник передернул плечами под обгорелым «броником». Обгорел, конечно, не сам бронежилет, а матерчатый чехол на нем.

— А я? — не в силах отвести взгляда от его попорченной амуниции, задал я самый идиотский из возможных вопросов.

— Ну и ты жив, ясное дело, — хмыкнул Анатолий Петрович, — спину только немного обожгло, волосы опалило, ну и руку, которой ты мне глаза прикрыл… Кстати, еще раз спасибо! Всегда боялся ослепнуть. Честно. И откуда узнал?

— Оттуда, — мрачно буркнул я, садясь с помощью полковника. Куртки на мне отчего-то не было, только вытянутая из-под ремня футболка. Осторожно пошевелив лопатками, я попытался оценить степень собственных повреждений, но спина, как ни странно, практически не болела, лишь кожа немного пекла и чесалась, словно у дозагоравшегося до ожогов неосторожного пляжника.

Потрогав непривычно жесткий волосяной «ежик» на затылке (пустяки, отрастет… если выживу, конечно!), осмотрелся, насколько позволяла одеревеневшая шея. На месте поваленного дерева красовалась овальная выжженная проплешина, обрамленная раскиданными взрывом дымящимися обломками и щепой. Комель же вовсе исчез — «испарился», как выразился полковник, — вместе с корнем, некогда нависавшим над спасшей нас ямой. Чуть в стороне на земле виднелось еще одно угольно-черное пятно выгоревшей травы. Большего я рассмотреть не мог, а мысль о том, чтобы встать, меня отчего-то совсем не радовала.

Сидящий рядом Коля, чумазый, будто всю ночь разгружал уголь, с готовностью протянул мне фляжку, предупредив:

— Только осторожно, Виталий Игоревич, спирт это. Но тащ полковник разрешил, говорит, при ожогах полезно!

— Угу, ясное дело, полезно, — саркастически хмыкнул я, тем не менее принимая емкость. — Ожоговую поверхность, блин, обрабатывать.

Глотнул, сдавленно хекнул и, выждав пару секунд, запил водой из второй протянутой фляги. Классический врачебный напиток — спирт — я пить не любил. Уметь умел, но не любил. Тем не менее скользнувший по пищеводу огненный комок привычно взорвался в желудке океаном блаженного тепла. Ну, пожалуй, ради снятия стресса…

Возвращая капитану фляжку, я удивленно замер, глядя на собственную кисть — ту самую, которая по идее должна была обгореть сильнее всего. Кожа, конечно, покраснела и приобрела какой-то нездоровый малиновый оттенок, но ни ожоговых волдырей, ни чего-нибудь еще более неприятного не было.

Заметивший мое удивление полковник пояснил:

— И со спиной у тебя тоже ничего страшного, спасибо нашему космическому сержанту. — Контрразведчик кивнул в сторону Бакова, с задумчивым видом стоявшего в нескольких метрах. — Сначала он нас обоих своей супераптечкой попользовал, потом тебе спину и руку какой-то противоожоговой гадостью из баллончика обрызгал. У них, оказывается, в десантный комплект первой помощи не только аптечка входит, но и еще куча всего… интересного. — По тому, как он произнес последнее слово, я понял, что полковник уже прикинул, в какую именно закрытую лабораторию ФСБ это самое «интересное» поступит для изучения.

— Постой, это сколько ж я так… валялся?!

— Немало, полчаса почти. Ну, это, считая с того момента, когда по нам вжарили — не мог же я тебя сразу наружу вытащить, пришлось ждать, пока наши ребятки ихних победят…

Баков, услышав, о чем мы говорим, чуть прихрамывая, подошел к нам:

— Спина не болит? Первое время немного кожу будет стягивать, это из-за пленки геля. У меня два раза сильные ожоги были, потому и знаю.

— Да нет, нормально все… — Я еще раз передернул плечами. — Спасибо, Даниил. Чем это нас так?

— Да не за что. А вот чем? — Десантник хмыкнул. — В том-то и дело, что плазменным импульсом из точно такой же штуковины. — Он подкинул свою «вышку», уложенную цевьем на локтевой сгиб левой руки. Правая рука плетью свисала вдоль туловища: похоже, всерьез пострадали не только мы с полковником. — Широкофокусным и на максимуме мощности, — счел нужным пояснить сержант, — от узкого контура такого взрыва и ожогов бы не было. Плюс дерево помогло, большая часть импульса ушла как раз на его деструкцию. А вообще, хорошо, что он из динамики не засадил, там гранаты с кумулятивным эффектом и внутренним осколочным блоком, от них даже наши бронекомплекты не всегда спасают. А вам с господином полковником и пары осколков бы хватило…

— Даниил, — оборвал объяснения Бакова полковник, — не торопись. Виталий Игоревич ведь еще ничего не знает.

— А, ну да, — смутился сержант, — вы расскажете?

— Лучше уж покажу, — криво и как-то не слишком весело усмехнулся полковник. — Игоревич, встать сможешь?

— Смогу, — без особой уверенности кивнул я, цепляясь за протянутую фээсбэшником руку. Коля подхватил меня с другой стороны, помогая подняться. Немного кружилась голова, но в остальном ощущения были вполне сносными. По крайней мере, для впервые в жизни контуженного человека, еще позавчера искренне считавшего подобные развлечения чем-то нереально далеким, из области кинобоевиков или выпусков вечерних новостей.

Убедившись, что я твердо стою на ногах и валиться в обморок не собираюсь, капитан убрал руку. Сделав пару шагов, я не спеша огляделся. В принципе никаких особых изменений на превратившейся в поле боя тропе не произошло. К замеченным ранее ожогам-проплешинам прибавилась еще парочка, а в одном месте земля была разворочена взрывом гранаты. Гладкие серо-коричневые стволы буков кое-где белели свежими пулевыми сколами, под ногами жизнерадостно поблескивали латунные цилиндрики стреляных гильз. Больше всего — кроме нашего разнесенного в щепу выворотня, естественно — не повезло тому самому приметному валуну. Раненый колобок больше раненым, собственно, не был, скорее уж «убитым». Огромная каменюка, пролежавшая здесь сотни тысяч лет, ныне была расколота плазменным ударом на три неравные, оплавленные части. На самом крупном обломке почившего «колобка» сидел майор с наспех замотанной бинтом головой, меланхолично набивая патронами запасной магазин. Стоящий в метре Гвоздь что-то негромко рассказывал, эмоционально жестикулируя кистями рук, возложенных на висящую на груди винтовку.

Ни ефрейтора Короткова, ни обоих махровских спецназовцев видно не было, что наводило на некие не слишком хорошие мысли.

— Так что ты мне покажешь? — не оборачиваясь, спросил я у оставшегося где-то за спиной полковника. — Эх, колобка жаль, хороший ориентир был… — Прежде чем Анатолий Петрович успел ответить, до меня наконец дошло: — Блин, Петрович, что же получается, это ПО НАМ из штурмовых винтовок стреляли?! Это… как?!

За спиной раздалось сдавленное фырканье.

— Ну вот, не прошло и часа, как до нашего гениального провидца и дошло! — Полковник встал рядом со мной. — А я все думаю, когда ж ты наконец спросишь-то? Ладно, не надувай щеки, в твоем состоянии думать вообще противопоказано. Ну так что, догадаешься, с кем тут наши парни воевали?

— Не догадаюсь. — Пожав плечами, я поморщился: болеть спина не болела, но и приятными я бы свои ощущения все-таки не назвал. — Хотя здесь, как я понимаю, все, что хочешь, может быть… Что, снова какие-нибудь гости из будущего?

— Почти, — уклончиво ответил собеседник. — Пошли, сам увидишь. Трупами тебя, надеюсь, не испугаешь? Кстати, глянь-ка вон туда для начала…

— Не испугаешь. — Взглянув в указанном направлении, я присвистнул от удивления и торопливо подошел поближе. — Слушай, Петрович, а это-то здесь откуда?!

Под раскидистым колючим кустом лежали мой рюкзак и чуть припорошенный землей ноутбук, по-прежнему раскрытый. Ровно посередине навеки погасшего монитора зияло издевательски аккуратное пулевое отверстие. Неподалеку обнаружились и столь неосмотрительно сброшенный бронежилет, и титановый шлем в изорванном об каменный свод чехле. В стороне валялась оранжевая Маринина каска.

— И автомат твой тоже в наличии, — предвосхитив следующий вопрос, сообщил полковник. — Как и наши рюкзаки; как и вообще все оставленные в той комнате вещи. Если поискать, наверняка и окурки где-нибудь в траве найдутся. Вот такие дела. Эх, а ноут жаль, между прочим, казенное имущество, да и тексты там твои были. Хотя жесткий диск-то, наверное, уцелел…

— А… Марина?

— Марина — нет, — непритворно вздохнул контрразведчик, — понятия не имею почему, но ее… гм… тела здесь нет. Или там, в комнате, осталось — или мы еще чего-то сильно не знаем. Каска вон есть, а ее самой…

— Ясно… — буркнул я, хотя, конечно, ясности-то во всем происходящем как раз и не было. — Ладно, давай удивляй дальше.

— Пошли, — полковник с готовностью кивнул в ту сторону, откуда по нам и начали стрелять каких-то полчаса назад, — там и продолжим удивляться на пару. Сейчас, только автомат прихвачу на всякий случай.

…В принципе ничего такого уж экстраординарного в произошедшем не было: рядовое боестолкновение, ради этого их и включили в состав полковничьей группы. Майор Махров, уйдя перекатом с простреливаемого места, привычно распластался на земле, укрывшись за комлем ближайшего дерева. Секунда ушла на то, чтобы выцелить среди листвы затянутого в такой же, как и у них, камуфляж противника, еще одна — на прицеливание… Охнув про себя, майор дернул пальцем, упирая его в предохранительную скобу. Видимое в окуляре коллиматора лицо было ему более чем знакомо. Но ведь он сейчас… Скосив взгляд, майор убедился в собственной правоте: Сашка Савченко лежал в трех метрах от него, сосредоточенно водя увенчанным цилиндром пэбээса стволом. ЧТО?! КАК ЭТО МОЖЕТ БЫТЬ?!

Указательный палец рывком вернулся назад, выжимая до упора спусковой крючок, и автомат послушно отозвался привычной дрожью отдачи. До боли знакомое лицо с наведенной на переносицу алой прицельной маркой исчезло из поля зрения, вынесенное куда-то за рамки реальности короткой очередью. В том, что он попал, майор нисколько не сомневался. С тридцати метров профессионалы его уровня не промахиваются.

В этот миг задрожал, заставляя неприятно вибрировать барабанные перепонки, воздух и в стороне полыхнула слепяще-белая вспышка неведомого боеприпаса, оставившая после себя сочащийся жаром след на земле. Обломки разнесенного в щепки дерева, за которым, как успел заметить майор, укрылись Коля с сержантом Баковым, веером разметало в стороны. И почти сразу же полыхнула еще одна вспышка, но уже гораздо дальше, в зарослях, скрывавших неведомого (или как раз очень даже ведомого?) противника.

С секундным замешательством майор понял, что это вступили в бой штурмовые винтовки десантников. Причем сразу с обеих сторон! Что тоже наводило на некие мысли. Вот только размышлять-то как раз было и некогда. Как и бессильно скрежетать зубами по поводу наверняка погибших товарищей: несколько пуль сочно шлепнули в ствол над самой головой, и Махров очередным перекатом сменил позицию. Внезапно «удвоившийся» Савченко огрызнулся негромким «пах-пах-пах» и кувыркнулся следом, стараясь не слишком отстать от командира.

В глазах после двух вспышек все еще плясали разноцветные круги и всполохи, так что о прицельной стрельбе пока не могло быть и речи. И привалившийся к толстенному буку майор не придумал ничего лучшего, как, не целясь, выпустить оставшиеся патроны, описывая стволом плавную дугу. Расстреляв магазин, он перебросил рычажок переключателя на гранатомет и выпалил из подствольника, благо гранату в казенник загнал еще перед спуском в катакомбы.

Махнув Сашке, Махров вскочил и, на ходу меняя отстрелянный магазин, рванул вперед, понемногу забирая в сторону. Если он правильно просчитал диспозицию, так им удастся обойти противника с фланга. Вот по этому густо заросшему кустарником распадочку и удастся…

…Едва ударили первые очереди, второй из майорских спецназовцев, Вадим Карев, укрывшийся вместе с ефрейтором Коротковым за огромным замшелым валуном, заметил командирский маневр и коротко свистнул, привлекая внимание десантника. Обменявшись серией знаков (как выяснилось, совершенно не изменившихся за два прошедших века), бойцы рванули в противоположную сторону, обходя врага слева. На разлетевшийся от плазменного удара камень за спиной никто из них даже не обратил внимания, хотя случись это мгновением раньше…

Впрочем, дело-то привычное: когда-то ведь должен прийти и твой час.

Что предстояло сделать, было ясно и без дополнительных пояснений: постараться незамеченными обойти противника с левого фланга. Обойти и атаковать, в идеале — одновременно с майором и его напарником.

Бегущий первым Коротков вдруг резко остановился, припадая на колено и вскидывая штурмовую винтовку. Встроенный в спусковой крючок тактильный сенсор ощущал палец стрелка, не позволяя оружию встать на промежуточный предохранитель, однако «умная» винтовка, конечно же, не «знала», что ее хозяин просто не может выстрелить. Точнее — не может заставить себя выстрелить…

Впереди, ожившим отражением невидимого зеркала, стоял он сам, ефрейтор космического десанта роты «Каппа» Владислав Коротков. Стоял и, точно так же вскинув к плечу готовую к бою «вышку», целился в самого себя.

Наваждение длилось не больше секунды, которая тем не менее показалась ефрейтору настоящей вечностью. Палец Короткова, едва ли не против его воли, ослабил нажим, и верная «вышка» едва слышно пискнула, подтверждая активацию предохранителя. В тот же миг губы двойника дрогнули в злорадной ухмылке, и Влад понял, что сейчас умрет.

Его час, о котором он столь равнодушно рассуждал всего лишь минуту назад, пришел…

— …м-мать! — разрушая странное оцепенение, ворвался в сознание голос выскочившего следом спецназовца. И тут же, ставя последнюю точку в короткой фразе, приглушенно хлопнул одиночный выстрел. Ефрейтор заученно ушел в сторону, все же успев услышать тонкий визг пролетевшей над плечом пули. Голова «двойника» резко дернулась, позади затылка на миг вспухло и опало, рассыпаясь зловещими брызгами, розовое облачко, и он грузно, будто не в силах больше выносить тяжести бронекомплекта, осел на землю. Выпущенная из рук «вышка» шлепнулась рядом.

Но бой, все больше и больше становящийся похожим на театр абсурда, еще не окончился. Откуда-то из-за спины убитого ударила, поднимая фонтанчики земли и прелой листвы, автоматная очередь, однако на этот раз ефрейтор был готов. «ВШ-9» негромко тявкнула, прошивая заросли, серией узкосфокусированных импульсов плюющиеся пулями, и короткий полувскрик-полустон показал, что и он тоже не промазал.

Убедившись, что больше никто не стремится напичкать их свинцом или распылить расширяющимся плазменным контуром, бойцы осторожно двинулись вперед, лишь на мгновение задержавшись, чтобы осмотреть тело второго поверженного противника.

Как ни дико это звучало, менее чем за минуту боя они успели убить друг друга…

— Блин, как ребят жалко, — едва слышно шепнул я, поспешно отводя взгляд от лежащих на земле тел. Ефрейтора Короткова и одного из майорских бойцов не спасли ни бронежилет, ни защитный десантный комплект: пули — наши пули! — попали в ничем не защищенные головы. Зрелище, конечно, малоприятное, но все-таки более-менее терпимое, особенно если не видеть выходных отверстий, по счастью, пришедшихся на затылки.

Зато на другого «альфовца» и кого-то из космодесантников смотреть было не в пример тяжелее. Первому выстрел импульсной винтовки (видимо, «узкофокусный», как назвал бы это Даниил) разворотил грудь и живот, от второго и вовсе осталась лишь нижняя часть тела, так что определить, к какому из отрядов он принадлежал, можно было только по оплавленным остаткам бронекомплекта да валявшейся рядом искореженной «вышке».

— Игоревич, ты снова не понял… — так же тихо ответил полковник, протягивая мне прикуренную сигарету. — Не переживай, после контузии это простительно. Когда меня в восемьдесят седьмом в Афгане впервые в жизни по голове бахнуло, я тоже ничего не соображал, только в госпитале в себя пришел. Так что ты еще молодец!

— Ты чего, Петрович? — отходя в сторонку и прислоняясь к посеченному пулями дереву, спросил я. Курить рядом с трупами как-то не хотелось. После первой же затяжки немного закружилась голова. — О чем ты?

— О том, что и Сашку с Вадиком, и Даниилиного ефрейтора я десять минут назад окрестности прочесать отправил. — Увидев в моих глазах непонимание, контрразведчик на удивление мягко пояснил: — Там, на тропе, ты скольких людей видел? Без нас четверо, а здесь, — он кивнул на убитых, — тоже четверо. А всего нас… Ну, сосчитал?

Несколько мгновений я глядел в его глаза, с трудом шевеля мозгами, затем ощутил, как вместе с ними (с мозгами в смысле) шевельнулись и волосы на голове: я понял.

— А… остальные тогда где? Из этих остальные?

— Понятия не имею. — Полковник даже не стал переспрашивать, кого я имею в виду. — То ли отступили, то ли вообще исчезли, когда наши ребятки их с флангов зажали. Вот такие пироги, герр фантаст. Ладно, пошли назад, все равно тебя сейчас спрашивать, что об этом думаешь, бессмысленно, вижу!..

Я молча кивнул.

18

С «покойниками» Сашей и Вадимом мы встретились на подходе к импровизированному лагерю. Вот уж точно, нет худа без добра: хоть имена наконец узнал! «Павший в бою» ефрейтор Коротков вернулся чуть раньше и сейчас о чем-то негромко рассказывал Бакову с майором. Коля, привалившись спиной к дереву, курил в сторонке, не забывая внимательно поглядывать за своим сектором. Тем же занимался и непривычно кислый Гвоздев, явно не пребывающий от роли боевого охранения в диком восторге.

— Ну и как оно вам? — вопросом поприветствовал наше возвращение Михалыч, прерывая разговор. — Ничего так картинка, правда? Я, когда Сашкино лицо в прицеле увидел, думал, выстрелить не смогу. Хорошо, он рядом лежал, так что я быстро смекнул, что тут дело нечисто. Кстати, Петрович, ефрейтор пятого нашел, — Махров кивнул в сторону Короткова, — метров сто еще пройти сумел, сука, прежде чем кончился.

— Кто на этот раз? — без особого интереса осведомился полковник.

— Дык, — Михалыч смущенно замялся, — типа я. Верно, Влад? Ты не ошибся?

— Да нет, точно вы, — утвердительно кивнул ефрейтор. — Лицо-то у вас… э… не пострадало. А вот бронекомплект в трех местах навылет пробило.

— Во! — непонятно что имея в виду, торжественно заключил майор. — Вот так я, Петрович, и пал смертью храбрых в безвестном крымском лесу! Теперь или орден дадут, или жить долго буду. Ну, в идеале, конечно, квартиру бы от щедрот начальственных… Кстати, узнаю, какая падла любимого командира грохнула. — Он полушутливо погрозил неведомой падле кулаком: — Не могли, что ли, сразу в голову, чтоб без страданий, ироды?! Сто метров еще, понимаешь, мучился, кровью исходил! Вернемся — всех заставлю зачет по стрельбе пересдавать! В подземном тире! И вентиляцию на хрен отключу! Будут у меня порохом дышать, пока десять из десяти не выбьют! Салабоны, млин!..

— Хорошие у нас «броники», — хмыкнул я задумчиво, — зачем они тогда вообще нужны, если их обычной пулей навылет пробивает?

— Обычной-то как раз и не пробивает, — убрав с лица улыбку, совершенно серьезно пояснил майор, — а вот пабом запросто. — Он продемонстрировал мне необычный патрон — длинненький, с окрашенной в черный цвет вершинкой пули. — Это бронебойный «ПАБ-9», с сотни метров восьмимиллиметровый стальной лист пробивает, а тут от силы метров двадцать-тридцать было. Уж не знаю, что это нашему предводителю в голову взбрело, но он приказал перед выходом наши трещотки именно такими снарядить. «Грозы» в смысле. Выходит, угадал, а, Петрович?

— Выходит, угадал, — равнодушно пожал плечами полковник, — ладно, мужики, хорош языками молоть. Давайте думать, что дальше делаем. Эй, орлы, — он призывно махнул обоим вернувшимся вместе с нами спецназовцам, — идите-ка сюда. Ну, нашли чего интересного?

— Следы, тащ полковник, — с готовностью ответил один из «орлов», — мы нашли, куда ушла девушка.

— Наверх? — искоса взглянув на меня, спросил контрразведчик.

— Да, через ущелье наверх, — кивнул спецназовец, — рисунок подошв тот же, что и в катакомбах. Это точно она. Стопудово.

— Уже что-то. Ну, а… остальные?

— Нет, больше никого. Или они хорошо знают, как ходить по лесу, или их здесь не было, только те… пятеро.

— Ясно. Хорошо, собирайте вещи, скоро выходим. Там под кустом ноутбук валяется — снимите с него хард и отдайте мне. Лично! Идем следом, — Анатолий Петрович смерил меня еще одним быстрым и не слишком понятным взглядом, — за девушкой и действуем по обстоятельствам. Что ж, давайте, на все про все вам — пять минут. Согласен, Игоревич?

— Да мне-то чего спорить? Раз нас в этот раз, гм, возвращать не собираются, значит, можем и прогуляться. Найдем Маринку — в любом случае будет неплохо.

— Вот и я так думаю, — кивнул полковник. — Михалыч, согласен?

— Нашел крайнего! — фыркнул майор. — Меня вообще тебе в усиление придали, так что не мне и решать. Но ты в любом случае прав. Раз уж на нашей красавице столько всего завязано, значит, с нее нужно и начинать. Как найдем, так, глядишь, чего и узнаем.

— Точно ничего не хочешь сказать? — снова повернулся ко мне полковник.

— Кончай, Петрович, — поморщился я, — мы не в Европарламенте! Сейчас ты командир, я подчиненный, так что игры в демократию давай оставим до лучших времен. Если интересует мое мнение — ничего умнее, чем найти Маринку и больше ее от себя не отпускать, мне в голову не приходит. Тем более и сам чувствую — туда она пошла, больше некуда. Идем?

— Идем, — согласился полковник. — И, чуть помедлив, ехидно добавил: — Игоревич, только автомат свой сам таскай, раз уж захотел! Кстати, можешь снять с предохранителя, — насколько серьезно это было сказано, я так и не понял.

— Даже так? А что, что-то изменилось?

— Все изменилось, — отрезал полковник, смерив меня мигом ставшим мрачным взглядом. Таким, что и переспрашивать сразу расхотелось, — если ты еще не заметил. Только я тебя очень попрошу, пожалуйста, держись рядом со мной!..

Назад: «Глава…

Дальше: ЭПИЛОГ