Дальше: Часть 6 ВИРУС (из дневника Лексы)

Часть 5
МУТАНТ
(из дневника Лексы)

- А дальше? - спрашивает Аришка.

- Ну, чего дальше… Ушел оттуда.

Мы сидим у Ника, пьем кофе с Аришкой. Ника дома нет, и такое неприятное чувство - не хочется, чтобы он появился. Не знаю почему.

- А зачем ты вообще полез туда, к ним?

- Ну, я хотел поговорить с ними. Сказать, как им себя вести. Чтобы не рассказывали вообще про меня как про живого человека, потому что это статья. Наверно. А сказали бы просто, что духов вызывали. Это ж не криминал. И сказать им, что я в безопасности, обо мне волноваться не надо, надо о себе думать и самим уладить этот случай, чтобы шума по минимуму. И все. Вот это я им хотел сказать.

- Сказал?

- Сказал.

- Поняли?

- Не знаю… Габриэлыч, наверно, понял. А Амвросий, наверно, нет. Он сейчас в таком состоянии, что его в психушку могут упечь… Хотя, может, ему и полезно будет.

- Ну а сам? Сам ты чего теперь думаешь?

- По поводу?

- О себе. О том, что с тобой происходит.

- Не знаю. Но бесов надо изгнать по-настоящему. В церковь сходить надо бы. Пусть проверят там как положено…

Аришка задумчиво помешивает ложкой кофе. Черная воронка бьется в чашке и время от времени выплескивается на скатерть. Аришка этого не замечает.

- Хочешь я покажу тебе свой крестильный крестик? - вдруг говорит она.

- Да на фиг он мне? - Я поднимаю глаза и вижу вытянутое лицо Ариши. - Ой, извини, пожалуйста. Конечно, покажи…

Аришка выходит из кухни и возвращается с крестиком. Я беру его в руки и рассматриваю. Крестик маленький, серебряный. Наверху колечко, цепочки нет. Аришка внимательно смотрит на меня.

- Нравится?

- Ну… нравится, - говорю я. - Ну… аккуратненький он такой. Маленький. Серебряный, да?

- Да. Накрой его другой ладонью, подержи в руках.

- Ну… хороший крестик. А чего ты его не носишь?

- Не отвлекайся. Ты ничего не чувствуешь?

- Честно?

- Да.

- Ариш, не обижайся, пожалуйста. Это же твой крестик, не мой… В общем, ничего не чувствую. Ни тепла от него особого, ни сияния.

- Приложи его ко лбу.

- Чего?

- Приложи его ко лбу, - повторяет Ариша твердым голосом.

- Мне так идет? - Прикладываю крестик ко лбу.

- Крепче приложи. Ничего не чувствуешь?

- Ариш… - вздыхаю я и отдаю ей крестик. - Давай кофе пить?

- Давай, - вздыхает Ариша.

Я мешаю кофе ложкой, набираю, пробую - горячо.

- Обжигает? - спрашивает Ариша. - Хочешь, водички холодной добавим?

- А есть кипяченая? Давай.

Ариша открывает шкафчик, достает маленький графинчик и наливает мне в чашку прозрачной воды.

- Странная у тебя вода, - говорю.

- А ты попробуй, - говорит Ариша таким странным голосом, будто налила мне в чашку яд.

Почему? Да и что мне яд, если меня и пули не берут? Отхлебываю из чашки, вкусно. Ариша внимательно смотрит на меня. Я говорю:

- Странный у тебя вид. Мне кажется, ты меня сейчас снова спросишь - чувствую ли я что-нибудь?

- А ты чувствуешь что-нибудь?!

- Нет. А надо?

- Не знаю… - Ариша вздохнула.

- Рассказывай, - кивнул я и положил руку на ее коленку, обтянутую вельветовой джинсой.

- Не знаю… - повторила Ариша. - Но ты не одержим бесами.

- Почему-у-у? - Я продолжаю беседу, задумчиво поглаживая коленку.

- Потому что тебя не жжет серебряный крест. И не пугает святая вода.

- Это была святая вода? Вот эта, из пробирки?

- Да. Святая.

- Может, она была некачественная? Просроченная?

- Прекрати! - Ариша сердито мотнула головой и даже хотела сбросить мою руку с коленки, но в последний момент передумала и только накрыла ее своей ладошкой. - Ты не боишься креста. Ты не боишься святой воды. Ты можешь спокойно смотреть на иконы! Заходить в церковь! Читать молитвы! Ты не одержим бесами.

Я задумался и убрал руку.

- Может быть, я одержим какими-то другими бесами? Может, я одержим бесами мусульманскими или этими… как их… ну, которых шестирукий… Будда, что ли?

- Шива, - серьезно поправила Ариша.

- Во, точно, вшивый.

Ариша поморщилась. Я помолчал еще немного, затем все-таки сказал:

- В общем, мне и самому давно кажется, что не в бесах дело… Вот только если это не бесы и не болезнь, тогда я уже вообще не знаю, что это может быть.

- Все очень просто. Это мутация, - сказала Ариша. - А ты - мутант.

- Вот спасибо! - хохотнул я. - Вот не было печали! Два десятка лет был нормальным человеком, а тут вдруг мутировал. От постоянного сидения за компьютером!

- Я не говорила про компьютер!

- А чего? Скажи. Юноша мутировал в инете! Компьютерный вирус поражает людей! Прекрасный заголовок на первую полосу газеты…

- Я в этом не разбираюсь, - сказала Ариша. - Спроси у Никиты.

- Что спросить? - опешил я.

- Ну… Может ли компьютерный вирус передаваться людям…

- Ариша, ты с ума сошла? Ты всерьез считаешь, что у меня компьютерный вирус?

- Ну, я не знаю, возможно, это на самом деле или…

- Так вот я тебе говорю: невозможно.

- А откуда ты знаешь? - вскидывается Ариша.

- Я в общем-то специалист в этом деле… - скромно говорю ей, но она не обращает внимания.

- Есть очень много неизученного!

- Ну вот, начинается… Прямо как моя матушка.

- При чем тут матушка? Все явления всегда отрицались, даже учеными! А потом приходило подтверждение! Когда-то не верили, что Земля вертится! Не верили, что люди научатся переговариваться за тысячи километров и летать по воздуху! Когда-то критиковали кибернетику и генетику! А оказалось, что они есть!

- Ну, - говорю, - Ариш, не надо так волноваться. Раз на раз не приходится. Вот философский камень искали-искали, а все-таки не нашли.

- Может, еще найдут! - говорит Ариша.

- Отмазка гнилая. Пойми, есть вещи, которых реально не существует.

- Есть вещи, о которых мы пока не догадываемся. Только мудрецы знают все.

- Какие такие мудрецы?

- Настоящие. Йоги, например.

- Ариш, откуда у тебя такой бред в голове?

- Почему бред? Есть мудрецы в мире. Это даже Никита говорит всегда: настоящий мудрец по капле воды может сделать вывод о существовании океанов…

- Слышал я такую формулировку, - морщусь я. - Это не Ник первый сказал… Не верю я в существование мудрецов. И не нравится мне эта формулировка. По капле воды можно сделать вывод только о существовании воды. Это уже немало, подавляющее большинство и этого не умеет.

- Ты ничего не понимаешь.

- Ну, как тебе сказать… Жаль, что я не умею рисовать на компьютере, не знаю, как “Фотошопом” пользоваться, и все такое. А то я бы нарисовал планету с такими океанами, о которых можно сделать вывод по одной капле воды…

- Ты ничего не понимаешь. Есть такая вещь, как мудрость! Прозорливость! Логика!

- Ну да, расскажи мне про логику… Логика такого мудреца хорошо работает только на воде. Когда в следующий раз этому мудрецу подсунут каплю пива, он мигом сделает привычный вывод о существовании планеты с океанами пива…

Ариша помолчала. Я откашлялся и продолжил:

- Вообще, возвращаясь к теме, человек не может заболеть компьютерным вирусом. Устройство совсем другое. Это очень просто, и я тебе сейчас докажу. Вот эта кастрюля, - я киваю на пустую кастрюлю, стоящую на плите, - вот эта кастрюля - она может заболеть человеческим гриппом - чихать, кашлять и сморкаться?

- Неудачный пример, - говорит Ариша.

- Почему? Очень даже удачный. Скажи, может?

- Кастрюля здесь ни при чем.

- Нет, ты скажи - да или нет?

- Не знаю, - говорит Ариша.

- Погоди! - говорю я, понимаю, что начал горячиться, но сделать уже ничего не могу. - Погоди! Я задал простой вопрос, может ли кастрюля заболеть гриппом! Можешь ты на него ответить “да” или “нет”?

- Глупый вопрос, - говорит Ариша.

- Ну так да или нет?!!

- Какая разница?

- Ну что тебе, трудно, что ли! - возмущаюсь я. - Ну ответь ты - да или нет? И я закончу мысль!!!

- Чего ты ко мне пристал?

- Ну скажи “нет”!!!

- А если не скажу?

- Я очень обижусь.

- Ну, нет…

- Вот! Нет! Кастрюля не может заболеть человеческим вирусом. Вот так же и человек не может заболеть вирусом компьютерным!

- С тобой тяжело и неинтересно разговаривать, - говорит Ариша.

- Ну извини.

Некоторое время мы молчим.

- Леша… - вдруг произносит Ариша и губу кусает. - Я с тобой о другом хотела поговорить. Не знаю, как начать, но… Вот мы тогда, помнишь, вчера вечером у Габлиэловича мы остались вдвоем… Так получилось, что у меня был очень опасный день…

- А у тебя-то чего? - говорю. - Это ж из меня бесов выгоняли…

- Нет… - кусает губу Ариша. - Я не про это… Совсем в другом смысле…

- Это в каком же?

- В смысле, когда мы… одни остались… В общем… если теперь вдруг окажется, что я… У меня… То есть у нас с тобой… Если вдруг окажется, что у нас с тобой…

Так я и не понял, что она имела в виду, потому что в двери послышалось скрежетание ключа, и Ариша заметно расслабилась.

- Никита пришел! - обрадовалась она.

А мне почему-то захотелось куда-нибудь исчезнуть. Я моментально трансформировался в коврик на полу и заполз под стол. Глаза: я оставил, они моргали в дальнем углу коврика.

- Алекс! - сказала Ариша звенящим шепотом, заглядывая под стол. - Алекс! Ты с ума сошел?! Прекрати немедленно!

Я хотел ей ответить, что мне неудобно встречаться с Ником, что я не готов с ним сейчас общаться, но у меня не было рта. Я быстро вырастил рот поблизости от глаз, и у меня даже получилось пошевелить губами - правда, почему-то при этом весь коврик вокруг рта тоже изгибался, но говорить не получалось. Если я что-то понимаю в анатомии, для разговора нужна гортань и легкие. Ключ в замке все скрежетал.

- Алекс! - зашипела Ариша. - Вернись обратно немедленно! Что за глупые шутки! Ты меня подставляешь! Как я буду Никите объяснять, почему на кухне валяется твоя одежда?

Вот так. Про одежду я и забыл. Пришлось быстро прийти в свой нормальный вид. Мне даже удалось это сделать виртуозно - буквально втянувшись внутрь одежды. Правда, вышла заминка с джинсами - я заметил, что они оказались надеты задом наперед. Но я быстро перерастил ноги внутри штанин, это оказалось гораздо легче, чем переодевать джинсы. Вроде как бы скрутился вокруг позвоночника, и левая нога стала правой, и все остальное тоже стало где нужно. Очень удобно. Я решил, что теперь так и буду по утрам одеваться. Вообще я заметил, что чем дальше, тем легче мне удаются превращения.

В коридоре тем временем появился Ник.

- О, привет, Лекса! - сказал он, изогнув бровь. - Ну как ты?

- Привет, Ник, - сказал я, встал из-за кухонного стола и вышел к нему. - Ты знаешь, все прояснилось! Оказывается, это не бесы и не дьявол в меня вселился!

- А кто? - удивился Ник.

- Вот об этом надо думать, - сказал я.

- Давайте поедим и будем думать вместе, - сказала Ариша. - Никита, есть хочешь?

- Лекса, а что это у тебя такое? - подозрительно спросил Ник.

- Что? - дернулся я.

- Ну-ка повернись спиной…

Я повернулся, внутренне холодея.

- У-У-У - сказал Ник.

- О господи! - сказала Ариша.

- Что там?! - закричал я, вытянул шею как можно длиннее, повернул голову на сто восемьдесят градусов и оглядел свою спину. На спине были пуговицы.

- Ты что тут, одевался впопыхах? - спросил Ник. - Рубашка задом наперед, и кроссовки левая на правой…

- Ой, - сказал я и почувствовал, что действительно ногам неудобно, воротник рубашки жмет горло, а вдоль позвоночника гуляет прохладный ветерок. - Это я так, демонстрировал…

Я быстро обернул тело вокруг своей оси и перерастил руки ладонями в другую сторону.

- Теперь нормально? - спросил я.

- Теперь ширинка на заднице, - сказал Ник.

- Тогда так…

Я оперся рукой о край стола, втянул одну ногу внутрь туловища и повернул джинсы вокруг оставшейся ноги. Затем вырастил ногу в пустую штанину. Втянул оставшуюся и вырастил ее снова - уже как следует. Нашарил кроссовки и надел их.

- Теперь порядок? - ухмыльнулся я.

- Что-то как-то… - пробормотала Ариша.

- Пошевели плечами, - сказал Ник. - Чувствуешь?

Я пошевелил плечами. Вроде нормально.

- Грудь колесом, - сказала Ариша.

- Согнись, - сказал Ник. - Ну, в смысле - сгорбься…

- Как? - растерялся я и пригнул подбородок к груди. - Так?

- Сильнее, - сказал Ник.

- Не могу! - Я вдруг почувствовал, что не могу сгорбиться.

- У тебя позвоночник спереди, - охнула Ариша.

- А руки и голова где надо.

- О черт… - пробормотал я. - Сейчас… Как бы это лучше… Позвоночник убрать назад, руки развернуть, а внутренние органы…

- Лекса, ты замучил всех! Хватит тут нам дурака валять. Цирк какой-то. Иди в комнату и просто переоденься.

- И правда, - сказала Ариша. - А то еще пара оборотов - и узлом завяжешь себе все внутренности.

Я кивнул и пошел в комнату, чувствуя, что меня немного пошатывает - идти было неудобно и непривычно, тело болталось, норовило согнуться назад и потерять равновесие.

Я зашел в комнату, быстро растекся ковриком по полу и почувствовал себя легко и свободно. Затем снова поднялся человеком, вручную оделся и вернулся на кухню.

Пока Ариша колдовала у плиты, я поделился с Ником своими мыслями по поводу бесов.

- Да, - сказал Ник, помолчав. - На бесов действительно не похоже. И на болезнь не похоже.

- Компьютерный вирус, - сказала Ариша. - Я думаю, он это в Интернете подхватил. Помнишь, Никита, ты рассказывал про вирусы-полиморфы…

- Не… - поморщился Ник и потер ладонями лицо. - Бред… Бред-бред-бред… Лекса, ты вот чего скажи - а в детстве ты за собой ничего странного не замечал?

- Да нет вроде…

- И еще,… - Ник помолчал, подбирая слова. - Ты меня извини, конечно… Но… Ты уверен, что ты - это ты?

- А кто же? - удивился я.

- Не возражаешь, я тебе задам пару вопросов?

- Давай.

- Как назывался сервер, на который ты пытался залезть, когда мы с тобой познакомились?

Я назвал.

- Следующий вопрос - ты у меня просил дать тебе красивый емайл на неком сайте, я сказал, что он уже занят, и ты жутко обиделся. Что это был за емайл?

Я назвал.

- Хм… - сказал Ник. - Последний вопрос. Какой пароль у твоей личной странички www.rinet.ru/leksa?

- Ага, щас, разбежался!!! - возмутился я. - Хитрый какой, да? Пароль тебе секретный скажи - так, между делом, да? Чтобы ты туда залез и там похозяйничал, да?

- Да зачем мне туда лезть? - удивился Ник. - Чего я там не видел?

- А кто тебя знает зачем? Зачем тебе мой пароль?

- А что у тебя там такого тайного сокрыто, что ты мне не хочешь показывать?

- Мало ли чего у меня там! Зачем тебе знать мой пароль?

- Да мне на фиг не нужен твой пароль! Я хочу проверить, ты это передо мной или не ты! Может, это не ты, а инопланетянин в твоем облике?

- А пароль зачем? Чего ты там хочешь залезть и поменять?

- Дурак ты, - сказал Ник. - Как ты себе это представляешь? Все дела брошу, полезу на твою страничку заставку менять? Матерные слова на титульный лист вписывать? Я, да?

- А зачем тебе тогда пароль?

- Да я-то знаю твой пароль. Я же хочу проверить, знаешь ли его ты?

- Ага, рассказывай. Знает он мой пароль!

- Представь себе.

- Откуда?

- Ну, так получилось. По своим делам. К тебе это никак не относится, и внутри твоей странички я не копался, просто пароль знаю.

- Такого не может быть! - заявил я.. - Хорошо, я тебе помогу. Первая буква “Д”.

- Ничего подобного! - сказал я, вздрогнув.

- Вторая буква “Я”… - Ник смотрел мне в глаза.

- А вот и попал пальцем в небо! На понт берешь?!

- Какой же ты еще ребенок, Лекса, - вздохнул Ник. - Какой же ты… дятел…

- Сволочь! - обиделся я. - Сегодня же сменю пароль! И откуда? Как?!! Там же все защищено!!! Там же ниоткуда не подкопаешься!!!

- Потом расскажу, если хочешь. Вернемся к вопросу. В конце три цифры. Назови их. Если ты - это ты…

Я оглянулся на Аришу - не подслушивает ли? Ариша стояла у плиты и была занята шкворчащей сковородкой. Я показал Нику один палец, затем два, затем три.

- Конспиратор… - вздохнул Ник. - Ну, вроде тест пройден.

- Мойте руки, - сказала Ариша. - Еда готова. Алекс, это к тебе особенно относится, мой руки тщательно, сколько ты сегодня по полу валялся…

- Значит, так! - сказал Ник, строго поднимая вилку. - Будем рассуждать логически. Дано: имеют место паранормальные явления организма.

- Ну, не совсем, - поправила Ариша. - Никакие они не паранормальные, а вообще ни в какие ворота. Вот если бы он умел летать, предсказывать будущее или двигать предметы - тогда это называлось бы “паранормальные”…

- A? - Ник повернулся ко мне.

- Видимо, нет, - сказал я. - Впрочем, сейчас попробую. Видишь эту солонку?

- Э! Э! Я лучше отойду. - Ник отложил вилку, встал, вытерев губы салфеткой, и отошел к холодильнику.

Я сосредоточился на солонке и стал представлять, как она медленно-медленно едет по столу… Медленно… Едет… Едет… Я напрягся. Напрягся изо всех сил.

- Ну? - спросила Ариша. - Ты весь красный уже!

- Не получается, - сказал я.

- Чудненько, - сказал Ник и вернулся за стол. - Значит, у нас имеют место только паранормальные явления внутри организма. Опыты показали, что это не бесы. Не дьявол. Не заболевание. Какие у нас есть гипотезы?

- Компьютерный вирус, - сказала Ариша.

- Не… - сказали мы с Ником одновременно.

- Тогда не знаю.

Все замолчали и некоторое время ели молча.

- Ну, остается только одно, - сказал Ник. - Ты - мутант.

- Ну, ясен болт, - сказал я. - Иначе не назовешь.

- Надо бы тебе биохимию крови сдать… - задумчиво сказал Ник. - Надо бы мне поискать своих знакомых в солидных медицинских институтах…

- А откуда вдруг мутация? - спросил я.

- Причин может быть несколько, - сказал Ник. - Например, радиация. Или врожденное что-то. Или преступные эксперименты. Кто у тебя родители?

- Мама бухгалтер. Отца нет.

- О! - сказал Ник, и они с Аришей переглянулись.

- Чего “о”? Ну, нет отца.

- А поточнее?

- Не знаю. - Я пожал плечами. - Мама никогда об этом не говорила. Я его никогда не видел.

- Так, значит, он все-таки есть? И он живой человек?

- Не знаю, живой он или уже нет. Я о нем вообще ничего не знаю. Говорю же - никогда не видел. Может быть, он погиб,

- Умер или погиб? - быстро спросила Ариша.

- Ну, может быть, умер. А может, жив.

- Нет, ты сказал “погиб”! Почему ты “так сказал?

- Да говорю же - ничего не знаю о нем!

- Но ты же сказал не “умер”, а “погиб”! Я задумался.

- Не знаю… Мне почему-то представлялось, что мой отец как бы скорее, наверно, военный…

- О! - сказал Ник. - Военный!

- Я не знаю. Мне так представлялось. Может, это мои фантазии?

- А может, мама когда-то обмолвилась?

Я снова задумался, а затем решительно отложил вилку:

- Чего мы вообще гадаем? Где телефон?

Мне вручили трубку, и я позвонил домой. Сначала долго никто не подходил, затем раздался сонный мамин голос.

- Але, мам! - закричал я. - Слушай, вопрос!

- Леша!!! - крикнула мама. - Леша!!! Где ты? Что с тобой случилось? Тебя уже столько дней нет дома! Мобильный не отвечает! Где ты?!!

- Извини, - смутился я. - Мам, со мной все в порядке, я у друзей. У Ника. Мобильник, наверно, разрядился. Со мной все в порядке!

- Леша! Когда ты вернешься домой? Я очень волнуюсь!

- Да хоть завтра. Не волнуйся, действительно все в порядке.

- Ты меня не обманываешь? - спросила мама недоверчиво.

- Все хорошо! Я тебя разбудил?

- А как ты думаешь, три часа ночи!

- Извини, - смутился я.

- Что-нибудь случилось?

- Нет, я просто хотел уточнить одну деталь. Только один вопрос. Мам, ты извини, но…

- Говори, говори!

- Мам… Кто был мой отец?

- И все?

- Да, это очень, важно!

- У тебя нет отца.

- Но что это был за человек? Он был военный? Да? Военный?

- Да, - сказала мама после долгой паузы. - Он был сволочь и обманщик.

И повесила трубку. Я еще немного постоял с пиликающей трубкой в гробовой тишине.

- Кхм… - деликатно покашлял Ник. - Ну что?

- Полная неясность, - сказал я и протянул ему трубку. - Она не хочет об этом говорить. Но, похоже, военный.

- Матвеев - это фамилия отца?

- Нет. Это фамилия матери - это точно. Бабушка у меня тоже Матвеева… Да и какое вам всем дело до моей бабушки?!

- Чего ты орешь?

- Вообще к чему мы об этом говорим?

- Есть у меня гипотеза… - сказал Ник задумчиво. - Знаешь, ты только не обижайся, но в советские времена существовали закрытые военные базы, где велись генетические эксперименты над людьми…

- У тебя есть архивы какие-нибудь? Сведения?

- Нет, - вздохнул Ник. - Это закрытые сведения. Если они и хранятся, то только в самих институтах.

- А они до сих пор хранятся?

- Не знаю.

- А как это можно узнать? Где эти институты?

- Насколько я слышал… - начал Ник задумчиво. - Их было два. Один где-то на Дальнем Востоке, а один недалеко от Москвы, в направлении Тулы.

- Моя мама родом из Тулы! - воскликнул я. - Где этот институт? Найди мне его адрес!

- Надо порыть… Надо вспомнить, где я видел данные… Есть один сервер в Интернете… - сказал Ник.

Через полчаса передо мной лежал листок с картой района. Посреди лесного массива Ник поставил крестик.

- Вообще это небольшая воинская часть, - говорил Ник. - Гарнизон человек на двести.

- Фига себе небольшая!

- Это очень небольшая. А там в глубине есть вторая территория, что-то вроде закрытого городка из трех зданий. Насколько я смог выяснить по своим каналам, если в стране еще остались военные эксперименты, то это только там…

- Я поеду туда!

- Тебя туда никто не пустит.

- Посмотрим.

- С тобой даже часовые разговаривать не захотят.

- Мне надо туда поехать. Я должен выяснить, в чем дело.

И вот, значит, иду я по лесу. Лес - мокрый, осенний. Ну, знаешь, что такое осенний лес, да? Разноцветный, тощий и прозрачный, как лысеющая голова. Пахнет солнцем и сыростью. Иду я по тропинкам, вроде направление верное выбрал. Не стал идти по шоссейке, решил зайти с тыла - сориентировался по станции, а оттуда напрямик километров пять. Думал, идти придется по лесу, а оказалось - там везде дорожки, а кое-где люди шастают. Кто-нибудь видел лес без дорожек и шастающих людей? Я не видел никогда. Может быть, очень глубоко в тайге остались еще такие леса, но между Москвой и Тулой - это фигушки. Плюсы в том, что дорожки есть, иду, гуляю. Планы строю. Честно говоря, пока совершенно не представляю, как я попаду в эту секретную зону и что я там буду делать. Как вариант - скинуть шмотки в укромном месте, переморфиться во что-нибудь неопределенное, полазить по этажам, попролезать в двери, попытаться залезть в хранилище каких-нибудь архивов - ну как я в той ментовке лазил. Но это вариант, прямо скажем не лучший. Хотя бы потому, что я очень сомневаюсь, что там лежат архивы и ждут посетителей - залезай, мол, читай. А как вариант человеческий - поговорить, представиться, пообщаться. В конце концов, если я жертва генетического эксперимента, должна же эта ученая сволота нести ответственность? Прорваться к главному, пригрозить оглаской, например. Есть наверняка и более удачные варианты, не знаю пока. Но знаю, что на месте разберусь и придумаю. Потому что мне все удается, что бы я ни начинал делать. Потому что чувствую, что смогу все.

Что плохо в лесных дорожках - они ветвятся и кривятся. Шел бы я по лесу - я бы точно соблюдал направление строго перпендикулярно железной дороге. А тут дорожка лесная заворачивает правее, правее, ну не сходить же с нее, не ломиться же через кустарник? Иду. Теперь от нее ответвляется маленькая тропа - в нужную мне сторону. Сворачиваю. Тропа ветвится на две тропинки совсем уже крохотные, иду по более солидной, она огибает здоровенную лужу - и пропадает. Нормально, да? Собственно, я с самого начала собирался идти без тропинок напрямик, но разница в том, что теперь я совсем не знаю, куда идти. Пошел наугад, брожу, брожу… Уже час прошел. Решил обратно вернуться, к большим дорогам - и еще час бродил без толку. Вышел к какому-то деревянному штакетнику через лес. Явно не воинская часть, а что-то типа бывшего огорода. Чего делать? Достаю мобильник, звоню Нику:

- Алло!!! Ник! Я не могу найти ничего по твоей карте!

- Еще бы, ты ее у меня на столе забыл! - - Я ее запомнил. И специально оставил. Что я, кретин, шататься вокруг воинских частей со спутниковыми картами?

- А чего тебе будет-то?

- Ник! Возьми карту, скажи, чего там на карте вокруг?

- А ты где?

- Да здесь вот, в лесу!

- Так. Сейчас возьму… Ага. Ты шел от железной дороги, перпендикулярно в лес и никуда не сворачивал?

- Да, да!

- Что ты видишь вокруг?

- Деревья вижу, чего вижу!

- А болото?

- Нет тут никакого болота…

- Ну, значит, просто не дошел. Пройди вперед и мне перезвони, о'кей?

- Не могу я вперед, здесь забор.

- Так это и есть воинская часть.

- Нет! Тут забор из прутиков!

- Хм… Из прутиков? Ну, здания какие-нибудь за ним есть?

- Нет тут никаких зданий!

- Даже над деревьями не видны? Бр-грл…

- Чего???

- Грл… Щд… Ыгрл…

- Алло!!! Ник!!! Связь глючит!!!

- Дрл… Чбр!!!… Кррр-р…

- Мне тебя не слышно, Ник!!! Ты меня слышишь?

- Орл!… Ш-ш-ш! Гдр!… Бр!

- Я слышу! Слышу тебя!!!

- Чего орешь?

- О! Ник! Говори быстрее, в какую сторону мне теперь идти, а то у меня аккумулятор садится!

- Ну… Ну вот смотри, давай так… Тебе надо найти, например, болото… Тут обозначено… Алло, ты меня вообще слушаешь?

- Слушаю, говори!

- Лекса! Куда пропал? Алло!

- Алло!!! Алло!!! Я тебя прекрасно слышу! Ты меня слышишь? Алло!

- Хватит молчать! Отключился, что ли? Чего хрюкаешь?

- Алло! А так слышно? А так? А так?

- Чего “так”? Лекса! Попробуй его как-нибудь обойти, говорю! Забор! Стань к нему лицом! Иди прямо к нему, к забору!

- Да я перед ним стою уже пять минут!,

- Отлично! Иди налево вдоль него!

- С какой стороны?

- Влево!!!

- Влево нет забора. Он вправо и вперед.

- Как это может быть? Повернись к нему лицом!

- Ник, я говорю же - стою лицом к забору!

- Лицом? А как же он тогда вправо и вперед?

- Я на углу стою.

- Ну иди тогда вправо!

- Я оттуда и пришел.

- Тьфу. Ну прямо иди! Чего мне голову морочишь?

- Ну… иду… - Я шагаю вдоль забора, тут даже оказывается небольшая тропка. - А долго идти-то?

- Откуда ж я знаю, где ты и куда идешь?

- Ну, скажи хоть точное направление.

- Да как я тебе скажу? - возмущается Ник. - Хотя… Придумал! Солнце видишь? Щгр!!! Лр!!!

- Ник, ты опять пропал!!! Алло!

- Солнце видишь?!! Меня слышишь?!! Алло!!! Крст!!! Рш-ш!!! Рп!!! Гр!!! Бр!!!…яснить по-человечески! Солнце!

- Солнце… - Поднимаю голову вверх.

- Ну же?

- Солнце вижу. И зачем?

- Иди строго по направлению к солнцу.

- Вверх?

- Дебил! Не вверх! А в сторону солнца!

- Оно надо мной!

- Ну да, да. Чуть-чуть склонилось к горизонту, градусов на тридцать…

- Никуда не склонилось! Вертикально надо мной!

- Совсем вертикально???

- Абсолютно вертикально!

- Господи!!! В каком же ты полушарии находишься? И в этот момент заборчик кончается, деревья расступаются, и я выхожу на шоссейку. Смотрю - вдалеке шоссейка заканчивается железными воротами с выцветшими малиновыми звездами.

- Все, Ник, - говорю. - Нашел.

Оказывается, я обошел по кругу и зашел все равно со стороны шоссе. А заборчик - просто чей-то огород был. Действительно, не будешь делать огород в глухом лесу?

- Ну, удачи, - говорит Ник. - Если чего - звони, снова помогу.

- Вот уж спасибо. - И отключаю мобильник.

Пересекаю шоссейку и вхожу в кусты на противоположной стороне. Оглядываюсь. Ну, воинская часть. Чего дальше? Через забор? Забор высокий, бетонный, сверху - рогатки такие стоят разлапистые, знаешь, с колючей проволокой в три ряда. Может, она даже под током - кто ее знает? Убить, конечно, меня не убьет, но неприятно.

И вот, значит, пока я думаю, чего делать, пока прикидываю, не пора ли перестроиться на инфракрасное зрение, ну и все такое, - тем временем раздается у ворот громкое жужжание. Я выглядываю осторожно из куста - так и есть, створка ворот едет в сторону. А за ней ленивый часовой с автоматом прогуливается и стоит на выезде легковушка блестящая - черная с мигалкой. Кто в ней сидит - я разглядеть не успел, спрятался за ветками. А легковушка как рявкнет мотором! Моторчик-то у нее, видно, дай боже какой… И с места рванула, мигом скорость набрала.

Не знаю, почему я именно так поступил, но решение пришло само. В тот миг, когда легковушка, набирая скорость, проносилась мимо куста, я резко шагнул на дорогу.

Больно не было, не успел ничего почувствовать - только хруст, кувыркание в воздухе, то ли надо мной, то ли подо мной мелькнула черная блестящая крыша машины, и вот я уже лежу на асфальте. А дальше организм сам сработал - если что и было переломанным, восстановилось. Глаза тихонько приоткрываю - стоит легковушка неподалеку. А из ворот выскакивают трое автоматчиков и бегут сюда.

Я лежу, признаков жизни не подаю. Дверь машины открывается, выходит человек-шкаф. Причем шкаф - это еще мягко сказано. Может, штангист бывший? Я таких шкафов Даже по телевизору не видел. Подходит ко мне энергично, на поясе кобура расстегнута. Оглядывает внимательно лес, присаживается на корточки рядом и вдруг пальцем оттягивает мне веко. Приходится открыть глаза.

- Товарищ генерал! Жив пока! - кричит шкаф, обернувшись.

А тут уже подбегают автоматчики. Шкаф, не поворачиваясь, бросает им:

- Носилки! Двое - прочесать лее и доложить!

Автоматчики убегают. И тут из машины выходит этот дядька. Честно говоря, я думал, что там военный. А он одет в самый обычный костюм. Лет ему уже немало, роста невысокого, глаза внимательные. Подходит он и смотрит на меня задумчиво.

- Крови нет, - говорит шкаф. - Странно.

- Не трогай его, Зеф, - говорит дядька, голос у него такой необычный, с хрипотцой, но мягкий. - Там, может быть, и переломов куча и внутри все порвано.

- Клянусь, товарищ генерал, он сам под колеса кинулся!

Но дядька не отвечает, внимательно на меня смотрит. Присел вдруг рядом, положил два пальца на шею, нащупал пульс, оттянул веко, взял рукой за нижнюю челюсть, открыл рот, заглянул туда зачем-то, закрыл, похлопал рукой по груди, замер на секунду, глядя куда-то вбок, и затем произносит:

- А вообще очень странное существо…

Так прямо и сказал! Честное слово! Я прямо вздрогнул от неожиданности!

- Эй!!! - говорит вдруг шкаф и хлопает меня по щекам. - Парень! Эй! Ты в сознании? Э!!! Очнись! Я закатываю глаза.

- Отставить, Зеф, - рявкает дядька; - Тут врач нужен. Нам ехать надо. Куда эти бойцы подевались?

Тут из леса выходят автоматчики.

- Товарищ генерал, подозрительного не обнаружено! - рапортует один.

- На носилки, - командует генерал. - И в медчасть. Вашу медчасть, не нашу. И задержите его до моего возвращения. Если вдруг понадобится серьезная помощь или операция - передайте моим врачам. Я позвоню Миняжеву, пусть распорядится.

После этого дядька разворачивается и садится в машину. Шкаф садится за руль, и машина с ревом уносится - на такой же бешеной скорости.

А я остаюсь на асфальте, и что самое неприятное - по мне ползает муравей. Под рубашкой на плече. А почесаться не могу. Рядом стоит солдатик с автоматом, выволакивает сигаретку, мнет ее задумчиво и прикуривает, сплевывая на асфальт. Муравей все ползает, носилок все нет. Я быстро выращиваю на плече под рубашкой небольшое щупальце и пытаюсь поймать муравья. Но муравей не ловится, ползает. Тогда я его начинаю давить щупальцем. А он не давится, вминается в кожу, затем, видно, вскакивает, распрямляется и снова бежит.

Я замечаю, что солдатик прекратил курить и смотрит на меня удивленно. Муравей кусает меня за плечо. Я дергаюсь, мигом убираю щупальце, запускаю вторую руку под рубашку, вылавливаю муравья и выбрасываю его.

- Больно? - спрашивает солдатик.

- А ты думал! - говорю и спохватываюсь. - Ой, где я?

- Лежи, лежи, браток! - говорит солдатик. - Не шевелись. Вон уже врач идет.

И впрямь, подбегают люд и, быстро, но аккуратно кладут меня на носилки и бегом несут в открытые ворота. И через некоторое время я оказываюсь на кушетке в маленькой комнате, и меня осматривает врач. Ну, врач - так, одно название. Молодой, начинающий военный медик.

- Как зовут? - говорит он первым делом. - Шо болит?

- Как зовут - не помню. А не болит ничего. Я упал, да?

Врач меня заставляет пошевелить рукой, ногой, затем - встать, сесть, дотронуться рукой до носа… В общем, гоняет по полной программе. Я все выполняю, только продолжаю твердить, что ничего не помню и что мне дико спать хочется. Врач долго пытается выспросить почему-то, не принимал ли я наркотиков, но я продолжаю твердить - ничего не помню, хочу спать. Приходит второй врач, постарше. Внимательно осматривает мою голову - нет ли дырок в ней? Они меня обсуждают и приходят к выводу, что переломов нет, все в порядке. А сотрясение есть, и надо понаблюдать. После чего вкатывают мне гигантский шприц глюкозы, укладывают спать на кушетку, сидят некоторое время, затем уходят.

Оставшись один, я первым делом лезу в карман и достаю осколки мобильника. Мобильник вдребезги. С трудом выковыриваю из обломков сим-карточку и прячу за щеку - еще не хватало следы оставлять, чтобы они вычислили, кто я, кому звонил последнее время и все такое… После чего начинаю бродить по кабинету и в шкафу нахожу брюки и пиджак! Почти такого же цвета, как у того генерала, и по виду сильно смахивает. Хотя, если приглядеться, понятно, что у того был дорогой костюм, а это - просто пиджачок. Видимо, одежда старшего врача. Может, он бессознательно подражает местному генералу? В общем, не знаю, что бы я делал, если бы не нашел этот пиджак. Но тут решение пришло само. Мне даже напрягаться не пришлось, и никакого зеркала не потребовалось. Зеркало я уже после нашел, глянул - все в порядке. Безо всякого зеркала я просто взял и превратился в того дядьку. Организм сам принял нужную форму, я только представил, что я - это он. И все появилось - и осанка, и седые волосы, и лицо один в один. И даже голос. Я еще ничего не произнес, но уже знал, что голос у меня теперь будет такой, как надо. Вот ты же всегда знаешь, каким голосом ты сейчас начнешь говорить, когда откроешь рот?

А вот что мне жутко не понравилось - поймал себя на одной очень и очень сволочной мысли… Даже не думал, что у меня могут такие мысли появляться. Мысль не дядьки, моя мысль. Догадываешься уже? Ладно, не хочу об этом пока, потом расскажу, напомни мне, ладно?

В общем, надел я пиджак, переложил в карман карточку от мобилки, потом подумал и положил ее внутрь себя. Ну, в смысле, отрастил под кожей на боку кармашек, сунул туда карточку и зарастил, чтоб не выпала. Нашел в углу умывальник, а над ним узкую полоску зеркала - осмотрел себя, все в порядке.

Единственная проблема - оказалось, что дверь медбокса заперта. Но я ее просто плечом толкнул - замок и вывалился. Помню, я еще подумал, что дядька тот, очевидно, очень сильный по жизни, раз мое тело так с дверями обращается.

Выхожу я из домика этой медчасти - вблизи никого. Чистенькие газончики, все подметено, никаких тебе листьев осенних. И только вдалеке рота трусцой бежит, тренируется. Иду по дорожке асфальтовой, удивляюсь, что походка у меня стала такая подпрыгивающая и руки по-военному размахивают.

Иду я, значит, а вдалеке солдатик шел, остановился, честь мне отдал, пробормотал что-то вроде “здравжл” - издалека не разобрать. А я иду к высотному дому, что невдалеке. Обычная башня-новостройка, зачем в лесу башня, место, что ли, экономить? А к ней пристроена бетонная такая коробка этажа в четыре, почти без окон - ну, такие узкие, пыльные, служебные, одним словом. Подхожу ближе - ну, точно, как Ник и говорил, второй забор, внутренняя территория. Забор огромный, бетонный, там уж не просто колючка, там столько металла наверху понаворочено - как проволочная мочалка для мытья посуды. И проходная солидная, аккуратная такая будка со сквозным проходом.

Захожу в нее. Народу - трое бойцов, но не ребята армейские, а взрослые контрактники. Чего им говорить? Но они увидели меня, вскочили, один, видно, старший, в возрасте дядька, удивленно брови вскидывает:

- Вернулись, товарищ генерал?

Немного меня удивило, что с генералом он так по-свойски, но, может, у них так принято?

- Вернулся, - говорю.

И точно, голос у меня как у того генерала, и интонации такие же.

- Ну что там с ним? - спрашивает старший. - В операционную?

- С кем? А, с этим грибником, который под машину попал? Нет, с ним все в порядке - никаких переломов, только испуг и сотрясение. Мы его спать положили в медчасть до завтра. Утром домой пойдет.

- А вот вы звонили Миняжеву…

- Да нет, - говорю, чтобы сбить с толку, - нет. Конечно, нет! Я не из-за раненого вернулся, я по своим делам. Где Миняжев… э-э-э… сейчас?

- Как где? - удивляется старший. - Не могу знать. В кабинете своем, полагаю.

- Прекрасно, - говорю. - Сейчас мы пойдем к нему, у него к тебе разговор был.

Старший очень удивляется. То ли на “ты” с ним генерал никогда не говорил, то ли в кабинет к этому Миняжеву для него ходить непривычно. Я рукой делаю неопределенный жест и пропускаю его вперед, а сам иду на шаг позади, смотрю, куда он сворачивает. Выходим мы по ту сторону проходной, заходим в бетонный бункер, мимо вахты - там все повскакивали с мест, я рукой махнул, мол, сидите, не надо почестей. Чисто по делу.

Идем дальше - там вестибюль здоровенный. Красиво так, ковры на стенах! А в глубине лифт. Чтобы не молчать, начинаю разговор, тщательно избегая личных местоимений:

- Давно хотел спросить… Вот наш Миняжев… Не замечается ли за ним чего-нибудь странного в последнее время?

- Хм… - Старший явно озадачен. - Никак нет. Не замечал, товарищ генерал!

- Да нет, конечно! Я не в том смысле, я в смысле - как… э-э-э… сотрудник? - говорю неопределенно.

- Наше дело маленькое, - пожимает плечами старший и бормочет удивленно: - Это вам уже виднее, товарищ генерал. С моей точки как бы… никаких нареканий по поводу в рамках охраны вверенной территории на своем посту… я не могу знать… как по долгу работы и строго в рамках режима… никак нет, в общем! Нет! Ничего подозрительного!

- Ну и молодца. - Я понимаю, что чин у старшего небольшой, и вообще скорее это начальник охраны территории.

Вот тут я искренне жалею, что до сих пор не выучил, какие звездочки на погонах чего означают. Открывается лифт, мы входим, старший ждет чего-то.

- Нажимай, нажимай… - говорю задумчиво. Старший давит десятый этаж и кнопку “пуск”. Лифт нехотя закрывается, и мы едем. Что бы еще такого спросить?

- А как по поводу опозданий?

- Каких опозданий? - изумляется старший. Увы, опять не попал.

- Да не в этом дело… - изображаю крайнюю степень задумчивости. - Речь-то не об этом…

- Случилось что-то, товарищ генерал? - участливо спрашивает старший. - Очень уж вид у вас… огорченный.

- Есть определенные неясности, - говорю честно. - Ну да справимся. Еще не с таким справлялись.

- Что, опять… - Старший многозначительно кивает наверх. - Сокращать хотят?

- Да уж не без этого, - говорю. - А ты сам как думаешь? Все, что здесь делалось и делается, это может кому-то там, - киваю вверх, - не понравиться?

- Ну, кто ж там у них всего знает… - говорит старший. - Неужели они узнали про…

И тут, как назло, лифт открывается и старший прерывает фразу. А мне переспрашивать неудобно. За дверью лифта - по полам ковры, прямо напротив - красивая деревянная конторка-пост, за ней дежурный. Встал, честь отдал.

Старший неуклюже останавливается, но под моим взглядом идет направо по коридору и замирает перед большой дверью. Вот черти, никаких надписей, никаких номеров. Я, решительно кладу руку на ручку двери, затем поворачиваюсь к старшему.

- Спасибо. Нам действительно нужно поговорить, но я думаю все-таки не сейчас, а на неделе. - Его лицо тревожно вытягивается, я улыбаюсь и добавляю: - По поводу повышения. Все будет хорошо.

И с этими словами шагаю в кабинет.

За столом, уставленным офисными сувенирами, сидит толстый суровый мужик с красноватым серьезным лицом и читает бумаги в папке. Перед ним - два мобильника и еще три старомодных аппарата с кнопками и дисками. Одет он в пиджак с галстуком. Галстук заколот желтой булавкой в виде самолета, и почему-то сам галстук камуфляжной расцветки. Никогда камуфляжных галстуков не видел, а ты? Миняжев вскакивает удивленно:

- Здравия желаю, товарищ генерал!

- Сиди, сиди, - говорю. - Ты уже меры принял какие-нибудь по моему звонку?

- Виноват? По поводу цистерны? Или по поводу раненного машиной?

- По поводу раненого.

- Я сейчас выясню. - И кладет руку на трубку.

- Не надо, - говорю. - Я уже выяснил. Когда я тебе звонил?

- Пятнадцать минут назад из города… - В его голосе растерянность.

- Я вернулся. С тем парнем все в порядке, легкое сотрясение. Не входите к нему и не трогайте до утра, пусть отоспится. А вот что у нас по поводу цистерны? Цистерна меня волнует.

- Не пропускают, товарищ генерал. Так и не удалось выбить разрешение?

- Как видишь, - отвечаю.

И чувствую, что уже дико устал беседовать, не зная, о чем и с кем, и боясь проговориться. Но надо. И надо бы в кабинет попасть свой, генеральский. Я уже было рот открыл, собрался повторить штуку, пригласить Миняжева к себе, да чтоб впереди шел, дорогу показывал. Но хорошо, вовремя спохватился! Это что получится, подойдем мы к закрытой двери, генерал же запер наверняка дверь, а ключ с собой увез. И как это будет выглядеть? Поэтому я оглядываюсь и сажусь в кресло перед столом Миняжева.

- Цистерна… - говорю задумчиво. - Из головы у меня не выходит эта цистерна! - И смотрю на Миняжева внимательно.

- Действительно идиотизм, - говорит Миняжев. - Пока был Союз, все было отлично. Вези куда хочешь чего хочешь. А теперь эти таможни украинские… Можно подумать, не бульон, а жидкий тротил едет…

- Н-да… - тихо обалдеваю я. - Бульон…

- А я предупреждал, - говорит Миняжев. - Я предупреждал. Надо было оформлять на частное лицо, а не на военную организацию.

- И как ты это себе представляешь?

- Так и представляю - коммерсант Вася купил в Украине цистерну хорошего свиного бульона и везет его в Россию. Чего тут странного? Для сети ресторанов.

И я понимаю, что ничего не понимаю.

- А может, и пес с ним, как думаешь, с бульоном? - говорю. - Переведем гарнизон на паек?

- Сохнут они без бульона, товарищ генерал, - серьезно и печально говорит Миняжев.

- Обойдутся - говорю. - На хлеб и воду!

- Нельзя так… - печально качает головой Миняжев. - Сохнут!

- Почему нельзя? Они люди военные, бойцы. Должны понимать, черт побери!

- Виноват? - поднимает на меня абсолютно круглые глаза Миняжев. - Кто?

- Шутка, - говорю поспешно.

А у самого так сердце и подскочило - опять что-то совсем не то ляпнул. Исправляться надо. И хватит уже окольных путей, надо тянуть информацию.

- Сохнут… - говорю задумчиво. - А когда ты их последний раз видел?

- Ну… Сегодня утром, вместе же ходили.

- Давай-ка с тобой еще раз сходим, поглядим.

- Как угодно, товарищ генерал… - Миняжев берет ключи и встает.

Я иду за ним, мы выходим из кабинета и идем к лифту. Я рассеянно продолжаю:

- Ну а с остальными делами как?

- Без изменений, - пожимает плечами Миняжев.

Мы входим в лифт, Миняжев нажимает почему-то кнопку “пуск” и, не отпуская ее, жмет тройку. И лифт едет вниз… Едет, едет, и я уже понимаю, что едет он в подвалы. Мы выходим - еще один пост, трое дежурных. Зачем в далеком лесном гарнизоне столько постов? Разве только чтоб местные повара не шастали на секретные объекты? Идем по коридорам. Суровые такие коридоры, заходим в небольшую комнату - явно санпропускник. Дежурный вскакивает, открывает шкафчик и выносит нам два… я бы назвал это скафандрами. Точно скафандры. Миняжев быстро натягивает скафандр, а у меня все не получается - сложный он. Хорошо хоть дежурный бросается мне помогать, надевает как надо и все застегивает там, что нужно. Затем нам на спину вешают натурально по маленькому аквалангу - видно, чтобы дышать там. И в противоположной стенке отъезжает в сторону дверь. Только я этого не слышу, потому что в скафандре все глухо, как в танке.

Ну, думаю, попал ты, Лекса. Сейчас тебе крышка. Потому что как себя вести не знаешь, а спросить - связи нет. На корм акулам пойдешь. Или еще каким тварям пострашнее. Которые бульоном питаются… Одно радует - если они питаются бульоном, не значит ли это, что у них проблемы с зубами?

И тут меня страх такой берет, которого я не испытывал уже давно, со времен канатной дороги. Поверил - я в свою бессмертность, что на мне все заживает моментом, хоть под машину, хоть с балкона… Хоть колом осиновым в сердце, хоть в петлю. В петлю не пробовал, но уверен, что особых проблем не было бы. Но вот вода… Понимаю я вдруг, что дико боюсь воды.

И точно - дверь за нами задраивается, и сверху начинает литься вода. С шумом льется, текут потоки по стеклу скафандра. Миняжев стоит рядом спокойно, переминается с ноги на ногу. А я просто в панике. Так и хочется убежать! Из последних сил сдерживаюсь, трясет меня, озноб колотит. Как представлю, что сейчас войду в морскую глубину и вокруг будет вода - дико хочется бежать. Причем я понимаю прекрасно, что это все глупости, что сейчас я в скафандре и захлебнуться мне не грозит и до этого мой организм спокойно переносил и дождь, и душ, да чего там - вот на море ездили, казалось, еще совсем недавно с головой нырял!

Но тут ничего не могу с собой поделать, будто организм сам говорит - ничего в мире не бойся, Лекса, все человеческие опасности тебе как с гуся вода. И море тебе по колено. Но если вдруг не по колено, а по самую макушку на глубине окажешься - знай, тут уж я, организм твой, ничего поделать не смогу. Берегись!

А вода все льется и льется, и тут у меня в ухе раздается громовое рычание…

Я резко оборачиваюсь - никого. А в ухе снова - хрюк! И голос:

- Что-то не так, товарищ генерал? И я понимаю, что это внутренняя связь, чихнул Миняжев просто или кашлянул.

- Ухо зачесалось. - говорю я.

- А… - неопределенно хмыкает Миняжев. - Есть такая проблема.

И тут вода прекращает литься, и отъезжает в сторону следующая дверь. И за ней никакой воды - оказывается, это был просто душ такой… И действительно, ну подумай, с какой стати посреди пригородного леса и воинской части будет море подземное?

Входим мы в освещенной зал… Такого наворочено! Как гигантская библиотека, стеллажи до потолка, только скорее заводской цех напоминает, потому что вместо книг - все трубочками обвязано, и лотки стеклянные одинаковые. И у каждого номер. И тянутся эти номера - кажется, до самого горизонта. Миняжев подходит к ближайшему лотку, откидывает защелки, отбрасывает стеклянную крышку и вынимает лунку. Несет ее к столу, и тут я замечаю этот стол. И понимаю, что не стол это, а прибор здоровенный. Миняжев пинцетом в лунке копошится, и тут сбоку подбегают к нам еще люди в скафандрах с аквалангами, толпа человек шесть - видно, работали неподалеку. Вежливо отбирают у Миняжева лунку, возятся у стола, а я на стеллажи смотрю. Огромные стеллажи, наверное даже дополнительные проходы и лестницы.

Тем временем люди в скафандрах начинают пальцами тыкать в экран - экранчик там небольшой над столом, недра аппаратуры встроен. На экранчике - бациллы. Натурально, фиготки такие типа амеб. Нерезкие сначала, потому вдруг хлоп - и резкость появилась, вижу в них, в амеба этих, внутри всякое устройство хитрое, вакуоли там, или не знаю что, но красиво. Особенно мне там понравились у ни в клетках пилюли такие плавающие и фиговина с лепестка ми. Красивая штука, цветная. Не знаю, как это по-научному, плохо я биологию учил в школе, а в институте у нас ее не было - черчение одно да физика. Даже жаль.

Ко мне поворачивается один из местных и начинает что-то говорить, но я его не слышу, только под стеклом губы шевелятся. Понимаю, что надо канал связи переключить, но не знаю как. Поэтому делаю умный вид и хмурю брови. Ну чем я не генерал? А сам внимательно рассматриваю бацилл этих.

- На двадцать суток осталось питательного бульона, - говорит Миняжев вдруг над ухом. - Не на месяц, как думал!

- Ага! - говорю. - Конечно! Питательный бульон! А что ж мы его с Украины возим, неужели у нас в России нельзя сварить хорошего, наваристого свиного бульончика? А?

Остальные, видимо, не слышат на нашем канале. Но зато Миняжев поворачивается ко мне, и лицо у него совсем удивленное. Будто не знает, как реагировать - то ли засмеяться генеральской шутке, то ли генерал из ума выжил, очевидные вещи вдруг перестал понимать. И тут я нахожу верную стратегию.

- Не скрою, - говорю серьезным тоном, - буду краток. К нам вскоре приедет очень, - делаю многозначительную паузу, - очень важный человек. Ему надо показать все наше хозяйство. - Меня вдруг озаряет, и я обвожу рукой зал. - Не только это, вообще все наше хозяйство. Ему надо объяснить все как есть, ничего не скрывая, потому что от него целиком и полностью зависит наше финансирование на будущий год! - Во загнул, да? - Он будет задавать глупые вопросы, потому что в этом ничего не понимает. Будет спрашивать, что мы делаем сейчас и для чего. И - внимание! - он будет спрашивать о том, что делали здесь раньше. И мы должны быть готовы ответить на все вопросы. Ясно?

- Так точно! Сам - приедет?

- Именно. Поэтому сейчас мы проводим репетицию. Я задаю вопрос - получаю четкий научный ответ. Ясно?

- С ним разговаривать буду я? - пугается Миняжев.

- Не исключено, - говорю веско.

- Но я же не в курсе научных… э-э-э… я по организационной, так сказать…

Я понимаю, что немножко промахнулся, но ничего уже не поделаешь. Все равно он знает тут все. Раз он знает, что бациллы сохнут без бульона…

- А нам и не надо углубляться в термины. В том все и дело, чтобы объяснить четко, популярно, простым языком. Начинаем. - Я тычу пальцем в экран. - Это у вас что?

Миняжев делает машинальное движение - поправляет галстук у горла. Но поскольку пиджака и галстука нет, получается смешно, руки повисают у скафандра, и он их смущенно опускает. Хорошее, видать, у мужика воображение - представил себя и впрямь беседующим с важной шишкой. Президента он имеет в виду или кого-нибудь поменьше?

- Мы находимся в подземном лабораторном зале номер три, - бойко начинает Миняжев. - Здесь налажено производство штамма Р-15, Р-18 и КТС.

- Что это?

- Штаммы класса Р - острая вирусная инфекция, рассчитанная на вывод из строя живой силы противника. Вирус поражает клетки печени, заставляя их вырабатывать галлюциноген ЛСД, который затем попадает в мозг и вызывает сильное расстройство психики.

- Это и есть те самые вирусы? - Я киваю на монитор с разноцветными картинками.

- Никак нет. Это культура клеток-доноров, с помощью которых мы получаем вирусы.

- Как давно это делается?

- Разработка начата пятнадцати лет назад, штамм выведен пять лет назад, запущен в серийное производство. Может быть, здесь следует рассказать также, что…

- Не сбиваем эксперимент, Миняжев! Меня здесь нет! Вопросы задает Сам. Вопрос - в чем различие этих двух, ну, по номерам которые?

- В избирательности. Штамм Р-15 действует на все мужское население и блокируется специальным антидотом.

- Что это значит? И почему только на мужчин?

- Катализатором является тестостерон, поэтому действует на всех мужчин. Но к нему есть противоядие, которое в военное время должен принимать личный состав. А штамм Р-18 - последняя разработка, он избирательный - полностью блокируется ацетальдегидом, но резко активизируется д-глутаматом.

- А это что значит?

- Адаптирован для войск Российской Федерации. На случай войны с потенциальным западным агрессором.

- Это как?

- Ацетальдегид - продукт расщепления алкоголя, он появляется в крови человека, пьющего в неумеренных количествах. И он, кстати, является причиной похмелья. А д-глутамат, усилитель вкуса, содержится во всех гамбургерах и фастфудах.

- То есть…

- Штамм Р-18 избирательно выводит из строя личный состав армии противника, но никак не действует на наших ребят и наше мирное население. Ну, по стране, имеется в виду. Мы не берем в расчет крупные города, полные трезвенников и точек быстрого питания…

- Н-да… - удивляюсь я искренне и обвожу взглядом цех. - И куда девается все это?

- Очищенная культура закатывается в баллоны и отправляется на склады. Производительность цеха - триста килограмм в месяц. Такое количество выводит из строя трехмиллионную армию.

- Отлично, - говорю Миняжеву. - Что в остальных цехах?

- Второй цех сорок лет как захоронен - после аварии.

- А что случилось?

- Опыты с отравляющими веществами, произошел неконтролируемый выброс бутулотоксина. Самый сильный яд на земле

- Выброс… наружу?

- Нет, внутри цеха. Полной информацией не обладаю.

- Жертвы были?

- Двадцать три человека. Сработала система защиты, все вентиляционные ходы были заблокированы, цех аварийно запечатан. Большинство на момент взрыва были живы… Они остались там.

- Почему не открыть? Убрать? Подмести? Обеззаразить?

- Двести грамм достаточно, чтобы уничтожить все живое на Земле. А там получалось рассеяно по цеху пятнадцать килограмм… Все подходы и выходы были залиты бетоном.

- Ясно. А первый цех?

- Первый цех не лабораторный. Там промышленные линии по выпуску снаряжения для спецгрупп и разведки.

- А этот… четвертый?

- У нас три цеха.

- Ага. Понятно. В принципе скажу честно - меня интересует совсем не это, а старые, закрытые проекты. Опыты на людях?

- Товарищ генерал! - говорит Миняжев. - Ведь на эти вопросы гораздо лучше ответит любой из…

- Отставить, Миняжев! - перебиваю его. - Мы проводим эксперимент, извольте рапортовать по существу! Отвечать придется тебе… вам!

- Какие именно проекты?

- Архив двадцатилетней давности!

- Весь архив за двадцать лет? - изумляется он.

- Нет. Только то, что проводилось ровно двадцать два года назад. Точнее, даже двадцать три. Плюс-минус девять месяцев…

Миняжев задумывается и хочет почесать затылок, но останавливает вовремя руку. Нечасто он надевает скафандр и спускается в цех, видимо, и впрямь администратор.

- Двадцать три года назад… - говорит он неуверенно. - Это ж я только в гарнизон пришел на срочную… Откуда ж я знаю, что было в лабораторном корпусе… Муравейник?

Я молчу. Миняжев думает.

- Хотя муравейник на людях провалился… На крысах пошел…

- Что такое муравейник? - Мне становится любопытно. - Пройдемте посмотрим?

- Да его уже разобрали давно, осталась только мемориальная доска в пресс-комнате.

- У вас есть что-то типа музея? Пройдемте!

Миняжев поворачивается и идет к выходу из цеха. Мне даже показалось, что он пожал плечами под скафандром. Я его понимаю - странно ведет себя нынче его прямой начальник. Но, видимо, он привык, генерал здесь и впрямь чудной.

Мы снова проходим душевой бокс, и опять сверху льются потоки воды - на этот раз с клубами белой пены. Она пузырится перед моими глазами на стекле скафандра, словно пытается забраться внутрь, растет и. разбухает, как на дрожжах, а затем новый поток воды смывает ее и уносит прочь. Мы выходим в раздевалку, и мне помогают снять скафандр.

Миняжев ничего не говорит, молчит. Мне это не нравится, я так и чувствую, как изнутри бьются в его красноватый лоб разные мысли. Интересно, думается мне вдруг, а внешность моя не сползает? В смысле, не теряются ли черты генерала? Вспоминаю, как мне первый раз было трудно надеть и держать маску Ленина… В зеркало бы глянуть. Но зеркала нет. И ладно - все равно сегодня у меня внутренняя уверенность - все идет как надо.

- Ведите! - командую Миняжеву, замешкавшемуся было на пороге.

И мы снова идем по коридорам, поднимаемся на шестой этаж, за нами бежит вахтенный, поспешно отпирает дверь, хлопает рукой по стене - и начинают под потолком разгораться лампы дневного света. Мы в большой комнате. Что-то среднее между музеем и офисной комнатой для переговоров. Отделана комната великолепно, почти евроремонт. Посередине стоит большой овальный стол - дорогой, полированного красного дерева, на нем видеопроектор. Всю ближнюю стену занимает гигантское зеркало. А у дальней стены - конструкции, напоминающие прилавки из мутноватого оргстекла и алюминиевых реек, нехитро скрепленные винтиками и грубо покрашенные зеленой краской. Ну точь-в-точь стенды в кабинете гражданской обороны. Странно смотрится это сочетание дорогого офиса и школьного кабинета.

Я подхожу ближе и как бы рассеянно смотрю на стенды, стараясь не показать, что я тут впервые. Под стеклом лежит невразумительная всячина - то мусор, а то вдруг зачем-то оптический прицел в разрезе… Надо этим всем на стене красуется офисная доска из тонкой пробки, а к ней пришпилен большой лист ватмана, оформленный как стенгазета. Стенгазета довольно пыльная, видно, давно здесь висит. Сверху плакатным пером большая надпись “Дорогие наши женщины! С праздником 8 Марта!”. Это в разгар осени-то! Ниже - вырезанные овалом фотографии теток в военных кителях. Тетки то старые и рыхлые, а то совсем молоденькие, почти симпатичные. Под каждой - надписи, нарисованные фломастерами цветочки, кажется, даже эпиграммы, поэма. “Человек-невидимка”.

Опускаю взгляд, смотрю на кучу мусора под самым большим стеклом. Вот честно, не соврать - просто куча опилок! Показываю пальцем:

- Что это?

- Муравейник, - говорит за спиной Миняжев. - Бывшая колония уральских черных муравьев. Метили муравьев краской с допингом, у них изменялись социальные функции…

- Как это? - удивляюсь я.

- У муравьев очень строгое социальное деление. С самого рождения организм отдельного муравья предназначен для своего дела. Есть одна матка, есть при ней трутни, а все остальные - муравьи-строители и муравьи-воины. Наши ученые экспериментировали сначала с красками и ферментами. Оказалось, что социальный статус муравья во многом определяется его внешним видом и запахом. Если поставить на спину рабочему муравью точку определенного состава - воины у входа в муравейник его воспринимали как чужого, набрасывались и уничтожали. А муравья, отмеченного другим ферментом, наоборот, везде воспринимали как своего и даже беспрепятственно пускали к матке, если бы он вдруг пожелал. Но он не желал подобного. Тогда начались эксперименты с изменением психики муравья. Муравей получал дозу допинга, который активизировал его нервную систему настолько, что инстинкты теряли над ним контроль. И тогда муравей-строитель начинал вести себя как воин, как трутень - в общем, демонстрировать любое поведение.

- А что за допинг?

- Муравьиный стимулятор, не могу знать точную формулу, - говорит Миняжев. - Товарищ генерал, но…

- Без “но”, продолжаем.

- Слушаюсь. Ученые научились менять врожденные роли муравья. В институте до сих пор ходят легенды и анекдоты про Кузьму - мелкого муравья-строителя, который после инициации стал вести себя как хозяин муравейника, и все его слушались.

- Инициации?

- Инициация. Рабочий термин.

- А смысл эксперимента?

- Муравейник - примитивная модель общества. - Миняжев снова пожимает плечами. - Конечная цель эксперимента - изменение социальной роли человека в человеческом обществе.

- Но ведь люди не муравьи?

- Об этом вам, господин… э… инспектор, лучше всего поговорить с нынешним руководителем института, генера…

- Его, к сожалению, нет здесь, - строго перебиваю Миняжева. - Поэтому ответьте за него.

- Во всех учебниках написано, что все люди изначально равны. Так нам внушают с детства. Хотя эта теория не выдерживает критики. Все исследования в этом направлении тщательно скрываются, а результаты, отличные от общепринятых, получают ярлык фашистских теорий.

- Вот как?

- Люди не равны от рождения. Они рождаются с социальными функциями трех типов - труженики, воины и руководители.

- А разве это не зависит от воспитания? - удивляюсь я.

- Воспитание может помочь изменить роль в обществе. Но не всегда. Обычно роль заложена изначально.

- Всего три типа?

- Совершенно верно.

- Строители, воины и руководители? Так?

- Так точно.

- А доказательства?

- Например, Александр Македонский, когда отбирал воинов в свое войско, для проверки бил новобранца по щеке, Если новобранец краснел - значит, удар вызвал гнев и ярость, он станет хорошим воином. А если бледнел - значит, удар вызвал страх.

- Но это же все зависит от воспитания?

- Нет. Покраснение лица, гнев, ярость, стремление броситься на обидчика - это значит, что нервная система в ответ на стресс реагирует выбросом в кровь адреналина. А побледнение лица, шок, ступор, робость, желание убежать - значит, нервная система реагирует на шок выбросом не адреналина, а норадреналина. Предопределение такого человека - быть работником, бояться хозяина. Разная организация нервной системы, совсем разный химизм процессов.

- Это неправда!!! - кричу я до неприличия эмоционально.

- Это правда, господин… инспектор, - кивает Миняжев. - Такова человеческая природа. Есть и третий тип психики - вожак. Это довольно редкий тип людей - как раз тот, кто бьет по щеке.

- А если его бьют?

- Обычно будущие вожаки неохотно нанимаются исполнителями на работу или на службу. Они стараются руководить и всегда поднимаются вверх. Такой человек, куда бы ни попал, зарабатывает авторитет и становится вожаком. Попал в дворовую компанию - стал заводилой. Попал на подводную лодку - стал авторитетом среди экипажа. Попал, на зону - стал паханом.

- То есть пробьет себе дорогу кулаками?

- Нет, не кулаками, - говорит Миняжев задумчиво, словно сам с собой. - Не кулаками. Вожаки редко бывают сильны физически, им это не нужно. Кулаками будут поддерживать его авторитет слуги-воины. Вожак сильнее их духовно, он знает, чего хочет, идет вперед и добивается цели. Попал в зону - заработает авторитет, а попал в научный институт или на завод - выбьется в руководители. Как муравей Кузьма.

- Значит, если человек родился слугой-строителем, то слугой-воином в армии ему быть нельзя?

- Никак нет, господин инспектор, - кивает Миняжев, он уже свыкся со своей ролью экскурсовода. - В современной армии редко нужны вспыльчивые и гневливые пехотинцы, гораздо больше нужны холодные и трусливые снайперы или ракетчики. Времена поменялись.

- А женщины тоже делятся на эти три типа?

- Да, только у них это выражено меньше.

- Очень странная теория, - говорю я ошарашенно. - Ну а если рождается ребенок у человека-строителя… у отца-строителя и матери-строителя, он не может стать человеком-воином?

- Чаще всего - он и родится строителем. Но он может родиться кем угодно, это лотерея. Предопределение человека не наследуется прямо. Природа предусмотрела, чтобы люди не делились на три породы, иначе в первой же войне погибла бы порода мирных строителей, а затем размножившиеся вожаки уничтожили бы воинов и остались одни. Поэтому дети сильных мира сего так часто оказываются инфантильными и не способны продолжать дело отцов. И наоборот - прирожденные вожаки из простых семей так часто выбиваются в люди и делают головокружительную карьеру.

Я некоторое время молчу, чтобы осознать эту информацию. Прямо скажем, полный шок. И ведь, похоже, он прав на все сто, вот что самое обидное…

- Так, - говорю. - Значит, вы тут занимаетесь фашистскими теориями?

- Никак нет, господин инспектор, - спокойно отвечает Миняжев. - Проект “Муравейник” как раз и должен был доказать, что генетическое предназначение можно изменить. Основное положение теории “Муравейника” гласит, что и в муравье, и тем более в человеке заложена возможность изменить свою роль.

- Да? Это после всего сказанного?

- Существуют доказательства. Тот же муравей Кузьма.

- Ну… допустим. - А зачем это делать? “Вакцина успеха” для генеральских сынков, да?

- Конечная цель проекта, - спокойно отвечает Миняжев, - разработать способы, позволяющие из людей-воинов и людей-строителей делать людей-вожаков для выполнения сложных боевых задач. Предполагалось, что при этом мы получим наилучший вид бойца - инициативного, толкового, бесстрашного и расчетливого. А неизбежные для вожака эгоистические мотивы мы сможем подавить системой воспитания.

- И как это сделать? - говорю. - Муравью ставим - точку на спине, а человеку - звезду на погоне, да?

- Никак нет, господин инспектор. Исследование шло по трем направлениям - фармакологическое, хирургическое и психологическое. Вначале опыты шли на муравьях, мы научились с помощью ароматических ферментов выдавать муравья за существо высшего типа в глазах всего муравейника. А с помощью активации нервной системы мы получили муравья-сумасшедшего, который пользовался своим правом, ходил всюду и отдавал команды. Затем шли опыты на крысах.

- На крысах?

- На обычных серых крысах. С ними оказалось намного сложнее. Внешний облик вожака не имеет такого решающего значения. Мы пробовали накачивать крысят силиконом для увеличения туловища, но к значимым результатам это не привело. Хотя крысы и предпочитают видеть в роли вожака самого крупного самца, но они охотно подчиняются я слабому, но энергичному самцу, если он докажет свое право быть вожаком. Тогда мы стали использовать растормаживающий допинг, усиливающий подвижность, активность и напористость крысенка в драках. Вопреки ожиданиям такой крысенок все равно не занимал место вожака, а становило одним из бойцов стаи. Были перепробованы разные комбинации стимуляторов - усиливающие мозговую активность, подвижность, выносливость, нечувствительность к боли, - но хорошего результата добиться не удалось, инициированный всегда подчинялся вожаку.

- А изменить его поведение?

- Так точно. Появился вот он. - Миняжев взмахнул рукой.

Я заметил на втором стенде небольшую стеклянную колбу, в которой плавал крысенок. Половина черепа его была срезана, в глубине мозга торчала иголка. Как я раньше не заметил этой колбы? Зрелище было неприятное.

- Что это? - спросил я.

- Первая удача. Когда опыты с допингами ничего не дали, было решено вести хирургические исследования. Попытки инициации проводились в лабораториях первого госпиталя В К.

Я кивнул, хотя очень хотелось уточнить, что такое ВК и где находится этот первый госпиталь.

- В смысле, бывшего ВК, - поправился Миняжев, - сейчас лаборатория расформирована из-за отсутствия финансирования. Крысятам выжигали электротоком, иссекали скальпелем или, наоборот, активизировали микроразрядами те области мозга, которые отвечают за поведенческие рамки. Наконец удалось найти нужные нервные центры, снять инстинкт подчинения и все сдерживающие механизмы.

- А как у такого крысенка с головой? - интересуюсь я.

- Нет. - Миняжев кивает на колбу. - При жизни черепная коробка оставалась целой…

- Я не об этом. Как у него с психикой? Это получается сумасшедший крысенок?

- Совершенно верно. Точнее - неконтролируемый. А когда крысенку вводили еще и стимуляторы, он начинал вести себя агрессивно и вызывающе. Было проведено пятнадцать серий опытов, из них в четырех сериях крысята, получившие инициацию, стали новыми вожаками стаи.

- Хм… - сказал я. - Значит, действительно не в кулаках дело, а в уверенности и вседозволенности?

- В какой-то мере.

- Но это были сумасшедшие вожаки?

- Так точно, - задумчиво кивнул Миняжев. - Своего рода безумные деспоты и тираны. Знакомая картина?

- Да уж, - сказал я и пожалел, что так мало интересовался историей. - А как они это… между собой? Если их в одну стаю?

- Борьба лидеров - это тема отдельного исследования. Два лидера не могут жить вместе, обязательно начнется борьба и окончится смертью слабого или расколом стаи. Но это как раз нас не интересует.

- Ладно, допустим. Четыре на пятнадцать… Четыре на пятнадцать - это же очень мало? А в остальных случаях?

- В остальных случаях крысенок становился зверем-одиночкой, хотя имел свой беспрепятственный доступ к кормушке.

- Вожак не возражал?

- Не всегда. У них же там роли расписаны, допустимы и одиночки. Но если инициированный крысенок начинал вести себя слишком вызывающе, вожак давал команду - крысы набрасывались на него и сообща уничтожали.

- В общем, вполне разумно, - соглашаюсь я. - Наглость - не самый лучший путь для достижения успеха. Ну и что дальше?

- Дальше была еще одна стадия экспериментов. Крысенка, инициированного операцией на мозге и допингами, специально обучали.

- Обучали на вожака?.

- Так точно. Крысенка помещали в клетку с двумя-тремя самыми мирными и послушными особями, и он становился местным вожаком. Постепенно количество крысят в клетке прибавлялось, но уже не самых мирных. Несколько недель крысенок осваивался с ролью вожака - понимал, что ему все можно и его все слушаются, учился отдавать приказы, наказывать, принимать знаки внимания. Затем для него уже не составляло труда попасть в любую незнакомую группу из нескольких десятков и даже сотен крыс, потеснить там местного вожака и стать королем. Эти эксперименты удались полностью.

- И что получается, - задумался я, глядя на мутный раствор желтого спирта, в котором плавала крысиная тушка. - Значит, мало иметь физическую силу, мало иметь душевную энергию, мало не подчиняться местным правилам и законам - надо еще уметь быть лидером?

- Так точно. Мы называем это харизмой.

Я подхожу задумчиво к столу. Стол обалденный, я уже говорил, да? Полированное ореховое дерево. Дорогущий. Хочется верить, что куплен он на средства военного бюджета, а не посторонними спонсорами. Страшно подумать, за какие услуги могут давать деньги частные лица такому институту…

- А на людях? - говорю. - На людях были такие опыты?

- На людях проводилось сорок три серии экспериментов, но все они закончились неудачно. Ни хирургическое иссечение зон мозга, ни электростимулирование мозговых центров, ни допинги, ни психологическое обучение - ничто не смогло сделать из обычного человека лидера, даже в среде заключенных.

- Опыты проводились только на заключенных?

- Да.

- Может, в этом дело?

- Не могу знать, - сказал Миняжев. - Но ученые пришли к выводу, что дело не в этом.

- Почему? - удивляюсь я.

- Очень сложная психика, - кивает Миняжев. - У муравья психика элементарная - значение имеет внешний вид и психическая энергия. У крыс, помимо психической энергии и растормаживания поведения, необходимо еще и дополнительное обучение на роль вожака. А у людей все еще сложнее. Очень сложная социальная культура, не имеет значения ни внешний вид, ни сила, ни активность, ни умения.

- Значит, эксперимент провалился?

- М-м-м… - говорит Миняжев. - Эксперимент дал свои результаты…

- Но он показал, что обычный человек не может стать вожаком?

- Не совсем так. Человек не может гарантированно выйти в статус вожака с помощью фармакологии, хирургии и обучения - это да.

- А как тогда?

- Обычный человек может стать лидером, лишь получив духовную инициацию.

- В смысле - от Бога?

- Нет, это внутреннее состояние. Когда человек вдруг ощущает в себе силу…

- Не очень-то научные термины, - удивляюсь я.

- Силу - решимость, призвание, предназначение. В дискуссиях звучал такой образ - зрячий в толпе слепых. Человек, который видит, что делать, знает, куда вести и осознает свою роль лидера.

- Хм… - говорю. - Ну так это каждый надоедливый проповедник считает, что видит свет!

- Есть разница, - говорит Миняжев. - Проповедник не осознает себя лидером. И люди относятся к нему не как к лидеру.

- Так, значит, важнее отношение людей? Получается замкнутый круг?

- Видимо, я не смогу вполне толково объяснить, - смущается Миняжев. - Ведь есть лидеры-одиночки, особенно идеологические лидеры. Учителя-отшельники. А есть лидеры-гуру, окруженные учениками. А есть лидеры толпы, которые ведут за собой целые государства. Но ученые считают, что лидер - это внутреннее состояние. Он не будет мелочиться, ходить по улице, приставать к прохожим и объяснять, что видит свет. Он просто видит свет и знает об этом. Его нервная система работает иначе, он трудится дни и ночи, мало спит, он в постоянном поиске. И готов вести за собой, а люди готовы идти за ним. Ломоносов. Гитлер. Папа Римский.

- Опять непонятно, - говорю. - Ну ладно, допустим. Есть прирожденные лидеры. А как становится лидером обычный человек?

- Вот это как раз очень просто, - говорит Миняжев. - Это природный механизм животной стаи. Как только стая остается без вожака - кто-то другой занимает его место и осознает себя вожаком. И тогда у него включается состояние вожака.

- Как у Жюля Верна, - вспоминаю я. - “Пятнадцатилетний капитан”?

- Виноват, не помню, - говорит Миняжев. - У людей это может быть не только вожак стаи, в смысле шеф и подчиненные, но и символический вожак, возглавляющий идеологическую линию.

- Ну и что, удались эксперименты?

- Никак нет, я уже доложил. Методов вызвать состояние вожака не найдено.

- Значит, программа экспериментов свернута? - спрашиваю я.

- Так точно.

- А какие еще эксперименты на людях были?

- М-м-м… - глубоко задумывается Миняжев. - Ну, боевая подготовка… Рукопашный бой на тренажерах…

- Это не то. Хирургические?

- Вживление датчиков радиации. Вживление… м-м-м… А, ну да. Вживление ампул для самоуничтожения разведчиков. Вживление… Кажется, все.

- А генетические?

- В каком смысле? - настораживается Миняжев.

- Генетические эксперименты над людьми были? В этом институте?

- Никак нет, - говорит Миняжев искренне. - У нас и базы нет для этого никакой. У нас же институт разведки. В основном-то…

- Так-так, - говорю я задумчиво и сам смотрю на Миняжева - вроде не врет.

- Нет! - спохватывается Миняжев и успокоенно тычет пальцем в стенгазету. - Если про это, то это же шутка! Мы ее снимем к приезду проверяющих, давно пора снять!

Он порывается снять газету, но я его останавливаю.

Оглядываю газету и вижу:

ПРАВДА О ЧЕЛОВЕКЕ-НЕВИДИМКЕ

В сверхсекретном институте для разведки и войны

Невидимки-суперлюди были изобретены.

Невидимка в штабе НАТО, всем дающий пендаля, -

Это было то, что надо генералам из Кремля.

Но случилась перестройка, и взорвался натрий хлор.

Инкубаторную стойку отнесли на задний двор.

Там, под действием рентгенов, децибелов и дождей,

Колбу семь пробил коленом человек, рожденный в ней.

„ Крах Советского Союза подорвал его мораль.

Незаметный, как медуза, он ушел куда-то вдаль.

И с тех пор в газеты пишут сотни удивленных дам,

Чувство секса ощутивших в людном месте тут и там.

И тревожит наше сердце феномен последних лет -

Появление младенцев, мутноватых на просвет.

Господи! Вздымаем руки, о прощении моля

За преступные науки и агрессию Кремля!

Слишком тяжела расплата…

Больно за судьбу детей…

Но больней всего, что НАТО не дождалось пендалей!!!

- Хм… - говорю я и смотрю на Миняжева. - Так все-таки проводились опыты на людях?

- Это шутка! - говорит Миняжев, отцепляет газету и сворачивает в рулон. - КВН гарнизона.

- Ага, понятно, - говорю, хотя сосредоточиться на важном разговоре уже сложно после такого. - Но все-таки, значит, вы, Миняжев, не знаете ни о каких экспериментах с генами человека?

- Никак нет, - отвечает Миняжев.

- То есть ни генной инженерии, ни этого… выращивания клонов?

- Виноват, - говорит Миняжев. - Клонов? Не слышал про клонов.

И тут у него звонит мобильник. Ты уже догадываешься, да? Я - так поначалу и не подумал, ну мало ли, звонит мобильник и звонит. Мой бы тоже звонил, если б я его не разгрохал в лепешку.

- Разрешите ответить? - спрашивает меня Миняжев. Я киваю. Миняжев вытаскивает крохотный аппаратик - а я почему-то думал, что военные носят большие мобильники камуфляжной расцветки. Вытаскивает его, подносит к уху:

- Слушаю?

И тут его лицо вытягивается. А я все еще не понимаю, тупо смотрю на стеллажи, на рулон стенгазеты в его руке.

- Пострадавший? - говорит Миняжев хриплым голосом, поднимает на меня взгляд, смотрит прямо в рот, а глаза у него круглые и испуганные. - Так точно… Никак нет…

И вот только тут до меня доходит. И снова мысль очень неприятная в голову идет, но я гоню ее решительно. Что делать теперь? Смотрю на него сурово.

- Так точно. К вашему приезду, - говорит Миняжев и выключает аппарат.

- Так, значит, - говорю, ехидно прищурившись, - нет экспериментов по клонированию?

- Никак нет, - говорит Миняжев растерянно, а затем постепенно приходит в себя. - Разрешите, товарищ генерал, показать вам наши секретные документы?

И словно бы упор делает на слове “наши”. Значит, не раскусил пока? Все, думаю, пора сматываться.

- А то я секретных документов наших не видел, - говорю аккуратно. - Извольте, покажите.

- Пройдемте за мной к сейфу, - говорит Миняжев и выходит из кабинета.

Я иду за ним. Идем мы коридорами, ведет он меня по дальней лестнице к лифту, нажимает на десятый, и мы поднимаемся снова мимо конторки, мимо вахтенного, к нему в кабинет. Миняжев открывает дверь ключом, входит первым и показывает мне стену. На стене - я только сейчас заметил - висит ковер громадный.

- Обратите внимание на узор, - говорит Миняжев, - а я сейчас достану документы.

А сам уходит в дальний конец кабинета за свой стол - и лезет в сейф. Я машинально поворачиваюсь к ковру и глажу его рукой. Хороший ковер, настоящий. Узор, конечно, глуповат, но вот эта багровая пушистая масса - это, конечно, пять баллов.

- Хороший ковер, - говорю. - Да только не первый же раз я его тут вижу, верно?

Миняжев молчит. Ладно, думаю, покажи свои документы - и я по-тихому прощаюсь и сваливаю отсюда. Понятно, что ничего уже здесь толком не добиться. Мыши, муравьи да плантация отравляющих веществ. И тут я слышу щелчок.

- Замереть! Стреляю! - рявкает Миняжев оглушительно, Я бы и не подумал, что он так может. Вот так история.

Раскусил, значит. За шпиона принял. Дошло. В кабинет, значит, специально меня привел, чтобы до пистолета своего дотянуться… Боится. А то как дурак мне выбалтывал секреты два часа - это нормально? Медленно-медленно поворачиваюсь, становлюсь спиной вплотную к ковру. Вижу лицо Миняжева - белое, трясущееся. Глаза навыкате.

- Ну что, - говорю, - стрелять будем в генерала? Вот набрал я психопатов на работу…

- Ты не генерал!!! - кричит Миняжев.

Наверно, специально кричит, чтобы дежурный услышал. Ну да, так и есть - еще и кнопку жмет на столе побелевшими, словно насквозь костлявыми пальцами. Пора уходить. Откуда я только не уходил - и отсюда уйду.

- Я не генерал, - говорю Миняжеву, а сам аккуратно выращиваю из шеи сзади тоненкое щупальце и запускаю в ковер. - Не генерал я совсем. Я знаешь кто?

Миняжев молчит, сверлит меня глазами, палец на спусковом крючке. Да вот только стрелять он не будет. А я выращиваю из шеи еще несколько щупалец, и они медленно протекают в фактуру ковра, вытекают с внутренней стороны и текут по стене. Медленно это происходит, хотелось бы побыстрее, но что поделать. Приходится отвлекать разговором.

- Знаешь, я кто? - говорю.

- Тревога!!! - вдруг как завизжит Миняжев, - Тревога! Товарища генерала подменили!!!

- Я твоя галлюцинация, - говорю. - Ты сегодня в цехе хватанул дозу, и вот тебе результат, верно? То ли еще будет!

Миняжев в лице немного меняется, замолкает. Но пистолет не кладет. Тут открывается дверь, и входит дежурный. Без оружия, естественно, а чего Миняжев ожидал? А я уже на четверть свою массу тела за ковер перекачал и по стене растек. Или растекся? Как правильно? Растекаю себя, в общем, по изнанке ковра эдаким пятном. А в помощь из поясницы выпустил ленту из плоти - и тоже туда, в ковер утекаю, как только могу.

- Отставить! - говорю дежурному. - Почему без стука?! Выйти и не мешать! У нас важный разговор!

Дежурный испуганно козыряет, ловко выходит за дверь и закрывает ее за собой.

- Назад! - кричит Миняжев. - Сюда!!!

Дежурный кратко стучит с той стороны и мигом заглядывает в кабинет. И тут только замечает Миняжева, который стоит за столом с пистолетом в руке.

- Врача сюда, - говорю. - Быстро! Миняжев дозу хватанул.

А сам из носка, из-под штанины, выпускаю еще щупальце. Дежурный переводит взгляд на меня, кивает и закрывает дверь. По коридору слышны его удаляющиеся шаги. Рука Миняжева с пистолетом трясется. А я-то уже почти весь за ковром! Тоненькая оболочка осталась, как скорлупа какая-нибудь надувная, - еле держит костюм. Я все щупальца убираю, одно лишь из носка тянется, тянется, тянет мою тушку сквозь ковер.

- Смотри, - говорю, - Миняжев, лечись. Береги печень. Ну и ты тоже извини меня, если что. Обидеть не хотел. - Чувствую, что слова мне произносить все труднее, последнее совсем уже шепотом. - И вообще я не со зла. Вот такая я… галлюцинация…

И тут костюм на мне рушится, все рушится, и я быстро - хлюп - и втягиваю под ковер остатки тела. И темнота. И тишина.

Не знаю, что там происходило в кабинете, что Миняжев делал - я просто отдыхал некоторое время, распластавшие тонким слоем за ковром, огромное квадратное пятно. Ковер с изнанки шершавый, висеть на нем одно удовольствие. Про шло минут, наверно, десять, я отдохнул и вырастил в самом верхнем углу ковра маленькое ухо. С изнанки, конечно.

Слышу - суета в комнате, сапоги топают, отрывистые фразы бросают. Убрал я ухо и еще немного поотдыхал. мысль у меня одна - тоскливая. Опять домой придется тащиться не по-человечески, как собака…

Но надо ж выбираться отсюда, черт побери. Поэтому я отращиваю маленькую ложноножку - так это называется? - в общем, щупальце, и на ощупь веду его под самым потолком - там короб с электропроводкой. Вот ты спросишь - а чего на ощупь-то? Чего бы глаз на конце щупальца не вырастить какой-никакой?

Объясняю. Щупальце - с нитку толщиной. Ну никак иначе нельзя, заметят. Глаз вырастить на таком щупальце - выйдет крохотный, подслеповатый, толком им ничего не разглядишь - только свет и темноту. Не знаю, может, всякие мухи и кузнечики носят крохотные фасетки и все прекрасно видят, а у меня такое не получается. У меня либо там зрачок с сетчаткой - и все дела, и получай картинку в высоком разрешении, либо просто свет-тьму отличать. Но дело даже не в этом, допустим, вырастил бы я глаз на щупальце. Но вот натыкаться потом глазом на все по пути - это, знаешь, развлечение так себе. На любителя. поэтому я глаз-то маленький, конечно, вырастил, но в другом месте, на стебельке над ковром. И тихонько, вдоль короба, тяну щупальце к окну. Не к двери же! Пылища у них там на коробе - просто клубы. Посыпалась несколько раз оттуда, я замираю - заметят! Да нет, не заметили. В комнате человек семь, осматривают мою одежду. Ну да ладно, сейчас смотаться бы отсюда живым.

Довел я щупальце до окна, а там жалюзи, и наверху форточка приоткрыта. Ну, я в форточку и двинул.

Сначала все шло нормально, я по стене тянусь щупальцем, меня ветром качает немного, но, в общем, путь один - вертикально вниз. Идея простая - дотянуться до земли и выкачать себя туда из-под ковра полностью. Ну, я и двигаюсь. И вдруг ветер налетел, и меня как ударит!!!

Не знаю, как это объяснить, вот прикинь, я под ковром ровным пятном лежу, и вдруг меня как будто гигантским молотком по этому ковру долбанули. Наверно, даже сознание потерял на минуту. Дернулся, и, видно, ковер колыхнулся, потому что, когда я пришел в себя, чувствую - в комнате тишина. Высовываю глаз на стебельке сверху - а они все на ковер смотрят.

А щупальца своего я не чувствую. Ну совсем не чувствую, как нет его. До окна есть, а дальше - нет. И в общем-то до меня в этот момент доходит, что случилось, - просто я щупальцем оголенного провода коснулся, вот меня током и шандарахнуло. А щупальце до окна выгорело - рама-то алюминиевая, заземленная небось кое-где, И что-то так плохо мне после этого удара, жрать хочется - ну просто не могу. Слона бы сожрал! Вырастил бы одну только челюсть до неба - и хрясь! С косточками! Я уже немного привык к метаморфозам, в обморок не падаю, как сначала, но все равно жрать хочется дико.

Тут подходит к ковру один из местных дежурных. И резко поднимает нижний край! Ну меня-то он не приметил, я по всей поверхности ковра распластался. Посмотрел он за ковер - ничего не сказал, отпустил.

Я еще подождал немного и снова тяну щупальце в окошко. Только теперь стараюсь, чтоб его ветром не качало. Очень долго я его тянул, уже и в комнату мужик пришел с фотоаппаратом, заснял одежду на полу, потом и ее вынесли куда-то - на экспертизу, что ли? Миняжева увели давно - то ли разбираться, то ли водкой отпаивать. А я все щупальце тяну вниз. И чувствую вдруг - уперся во что-то. Но не земля и не бетон. Я туда-сюда - получается щупальце в какой-то трубе. И труба изгибается. Ну, не лезть же обратно? Я туда, по изгибам.

Пылищи на ощупь - море. Значит, не на улице я, а в помещении, что-то типа вентиляции. Везет мне с вентиляциями! Труба раз повернула, два - и закончилась, снова в воздухе вишу. Делать нечего, тянусь дальше. Причем у окна кабинета щупальце уже пришлось сильно утолщить, чтобы не оборвалось под своей же тяжестью. Тянусь вниз - и вдруг опять поверхность. На ощупь - хотя какая ощупь может быть таким тонким щупальцем? - на ощупь типа железа. Ну все, думаю, приехали. Надо останавливаться и растить глаз.

Выращиваю глаз маленький, оглядываюсь - полумрак. Чего делать? Начинаю перекачивать массу туда, чтобы вырастить глаз побольше, но это удается не сразу. Поэтому я для начала выращиваю маленькое ухо. Вокруг тишина. Переделываю ухо в глаз, но по ошибке выращиваю нос - и вдруг чую запах бульона! Если бы у меня там, под ковром, в этот момент кишки были - наверно, так и свело бы их от голода. Выращиваю быстренько глаз, смотрю - а это комната с здоровенным агрегатом типа холодильника. Но чую - бульон где-то рядом.

В общем, не буду описывать долго, как там и чего я творил, но факт тот, что щупальцем я обматывался вокруг предметов для опоры, выращивал мышцы посередине и в итоге открыл дверь холодильника! Если это вообще дверь была, потому что агрегат гигантский. И попал наконец к чану, отвинтил кран - и оттуда полился прохладный бульон! Чистый и вкусный! Жирный! Это вам не на кухне кубик кипят ком развести! Настоящий промышленный бульончик!

И вот я уже собрался весь туда перекачаться, из-под ковра на десятом этаже - в это бульонное хранилище, да что-то мне подсказало - не стоит пока этого делать. Может, потому, что там холодно было? И тогда я щупальце превратил в соломинку, внутри себя сделал что-то вроде желудка - и стал тянуть бульон снизу. Чувство потрясающее. Висишь ты за ковром, соломинка на улице, и тянешь бульончик с десятого этажа.

Я уже понял, что это такое было - это я щупальцем в вентиляцию пристройки попал и оттуда в хранилище бульонное. И вот тяну я этот бульон, набираюсь сил, если бы не холодный - совсем хорошо. Но и так тоже неплохо.

Ты спросишь - а как я все эти носы, трубочки, желудки выращивал? Вот в том-то все и дело, что не знаю! Я-то приноровился, мысленно отдаю команды, чего и как, - и тело трансформируется. Как постановщик задач: вызвал программистов, задание поставил, а уж как они выполнят его - это их трудности. Тут, конечно, возникает резонный вопрос: кто же эти внутренние программисты там у меня? Вот этого я не знал тогда.

И вот, значит, набираюсь я бульоном по всей поверхности своего пятна, и оно, видно, начинает в толщину пухнуть. Мне бы прекратить бульон жрать, но вкусно же. Халява же. И я жру. И тут мне - хлоп! И водопровод прикрывают. В смысле - соломинки своей я уже не чувствую больше. Как ножом резанули.

Аккуратно выращиваю глаз - сбоку над ковром. Смотрю - матерь Божья… Зажрался. Задумался. Ковер оттопырился от стены заметно, и всем вокруг уже ясно, что под ним что-то лежит. Типа грелки с бульоном. А вот эта соломинка, которой я бульон тянул, - это такой шланг вымахал незаметно для меня! Толщиной… Если из приличных аналогий - толщиной в шланг пылесоса. И вот этот хобот через всю комнату тянется к окну и там болтается. Потому что какая-то сволочь окно это мерзкое захлопнула и алюминиевой рамой хобот мне перерубила. И вот эта сволочь стоит рядом - дежурный по этажу. Глаза - квадратные, на лице ужас крупными буквами написан. И судорожно рукой нашаривает кобуру. А рядом еще трое вояк, хорошо хоть Миняжева нет.

А у меня ощущение такое - как приболел немного, плоховато мне. Не потому что бульоном объелся, а потому что кусок тела мне отрубили. И я даже не знаю толком, что это был за кусок, может, спины кусок, а может, и мозжечок какой-нибудь. И чего я теперь, парализованным буду, когда в свой облик вернусь? Понимаю, что надо срочно делать ноги. Потому что кто мне вообще сказал, что я бессмертный? Сейчас изрешетят, прибьют - и все, оппаньки. Хорошее выражение, кстати, - делать ноги. Такой, как я, придумывал, наверно.

И вот только я собрался делать себе ноги, так эти трое словно по команде вынимают свои пушки и начинают палить в ковер. То есть прямо в меня. Грохот! Дым на всю комнатушку! И брызги бульона во все стороны!

Я в первую секунду просто оцепенел, не знал, чего делать. Потом тело само сработало - и в собаку меня, в собаку превратило. В ковре поначалу запутался, но ничего, выполз - и на них рыкнул. И хорошо так сразу - все - органы чувств на месте, хоть и собачьи. И видеть могу, и слышать. Вот только размерами я стал не с собаку, а скорее с медведя - из-за бульона масса увеличилась. И вот на них как рыкну! Они, конечно, назад подались и даже меня не выстрелили. И я тогда хлоп - и в дверь. Сбил коридоре двух автоматчиков, просто массой тела. Иш думаю, автоматчики уже сбежались, значит, серьезну подмогу вызвали. Как выбираться-то?

Подбегаю к лестнице - а там снизу толпа бежит, гремит железом. Не иначе гарнизон по тревоге подняли. Из так смекаю, что с автоматом я еще не сталкивался. Пар пулек мне уже привычна, но вот чтоб очередями из десятка стволов…

И бегу наверх. Наверху - решетка железная, ну точь-в-точь как в жилых дома на последнем этаже ставят, чтобы трудные подростки не лазили на крышу курить. Ну, с решеткой я церемониться не стал и просачиваться тоже не стал. Я уже как пару секунд назад понял, что я собака с медведя размером, так, видимо, у меня в мозгу засел образ, и тело подкорректировало форму. И когда я поднял лапы и увидел на них здоровенные медвежьи когти - то даже не удивился особенно.

Просто напрягся - да и порвал прутья железные ко всем чертям. Кинулся вперед - там железная дверь. Ну, я ее всей массой вышиб, кубарем выкатываюсь, бегу изо всех сил - потому что чую, сзади сейчас очередью полосанут!

И чувствую, что бежать трудно, когти застревают, прилипают. Смотрю - да это ж смола черная, гудрон, кажется, называется, по крыше толстым слоем. И по нему, конечно, с такой массой и с такими когтями бежать нелегко. Я бросаюсь вбок и заныриваю за постройку. Почему на всех крышах строят будки какие-то, надстройки? Но тут это мне очень на руку. На лапу, точнее. Потому что я за будку забегаю - и замираю. Только сердце бьется в груди, тяжело так ухает, мощно. И справа почему-то сердце. Но тут я уже разбираться не стал - пусть организм сам решает, чего и как. Прислушался - тишина. То ли автоматчики боятся на крышу соваться пока, то ли думают, что мне никуда не деться, а то ли готовят что-то.

Ну и куда мне деться в самом-то деле? Осторожно подхожу к краю крыши и смотрю вниз. Ну, вот она, сторона моя та самая, куда окошко выходило. И вот он мой хобот - далеко внизу болтается, кстати. Зацепился за провода.

И вот тут - внимание! Стоило мне на него посмотреть, как почувствовал я родство с ним необъяснимое. Ну, конечно, объяснимое, потому что мой же кусок тушки. Но необъяснимо как почувствовал. И хобот тоже почувствовал, задергался - и вверх пополз. Тянется, как щупальце, утоньшается, но лезет. Смотрится очень противно, как червяк здоровенный. Желтого цвета - от бульона, наверно. Но родство с ним чувствую, зову его мысленно. Свесился, лапу протягиваю, тянусь навстречу. Он моей лапы коснулся и - раз! - втянулся в нее. Быстро так смотался снизу, как канат, - и ко мне. Все. По груди, по животу прошуршало внутри, повернулось что-то, иголочками изнутри кольнуло, как бывает, когда ногу отсидишь, - и чувствую, что выздоровел. Все в порядке, весь в сборе. И мысли сразу яснее побежали. И первая мысль - назад от края!

Я дергаюсь назад - и меня окатывает бетонной крошкой, свистом бьет по ушам. Понимаю, что это в меня стреляли снизу. И чувствую - гудрон вибрирует мелко подо мной. Это в ботинках такое не прочувствуешь, а голыми лапами - замечательно ощущается. Бегут. Короткими перебежками в сапогах по крыше - бегут в мою сторону. Тра-та-та - топот с одной стороны. И тра-та-та - дробный топот с другой. Со всех сторон обходят.

Ну все, думаю. Чего делать? В гудрон просачиваться? Нереально. Вниз бросаться? Изрешетят в лоскутки еще в полете, соберут по пробиркам, расставят по холодильникам - и гейм овер.

Смотрю я тоскливо на небо и вижу - чайка пролетела. Бог ее знает, откуда в Подмосковье чайки, не первый раз вижу. Летит такая белая, крыльями почти не машет…

А что делать? Тоже выход, если получится. Сфотографировал я ее глазами мысленно, поднял вверх лапы - и стал превращаться. Не знаю, в кого, но верю, что организм сам рассудит. Он и рассудил.

Смотрю на себя - голова вроде вертится, зрение нормальное, человеческое. Не одним глазом приходится оглядываться вокруг, как голубю, а вполне качественная стерео-картинка. Перьев нет. Туловище крохотное, по крайней мере по сравнению с тем, что было. Была медвежья туша, стала - ну, спаниельчик небольшой. А вот вместо рук - крылья. Здоровеннейшие! Непропорциональные. Но я нутром понимаю, что организм правильно все рассчитал: такую тушу держать в, воздухе - нужны крылья, как у самолета.

И я, не мешкая, бросаюсь вниз. То есть враскорячку, короткими лапками подсеменил по гудрону к краю - и вниз головой. Тут все надо мной кувыркнулось, раз, другой, земля, небо… Я взмахнул руками, еще раз - и поймал воздух!

Сложное ощущение, как на воде - чувствуешь опору, держишь воздух. Только очень плечи болят. Но организм уже сам все наладил, мышцы на плечи быстро подтянул - стало легко взмахивать. Я взмахиваю, взмахиваю - и поднимаюсь выше и выше. А они - не стреляют! Замерли, головы задрали - и глядят, открыв рты.

Я так понимаю, что больше всего по комплекции я напоминаю не чайку, а летучую мышь. Или эту, как ее… Есть в легендах, я слышал, упоминаются птицы с человеческими лицами и почему-то до одури нечеловеческими именами - сирин, гамаюн, алконост. Только размах крыльев у них, насколько я помню, был сильно скромнее. Не знаю уж, как они летали с такими куцыми закрылками, мне и с моими мачтами держаться на лету не так-то просто. Наверно, они по земле бегали, как куры. И еще, конечно, у меня с перьями проблема. Перьев нет, просто кожа желтоватая. Все-таки, наверно, я летучая мышь, а не птица.

И тут раздается очередь. Не знаешь, какая дальность прицельной стрельбы у автомата? Я тебе так скажу - хватит, чтобы низко летящий самолет сбить, не то что птичку. Хорошо что мимо прошла, прицеливаются, наверно. Я складываю крылья и камнем падаю вниз. А чего еще делать? Боюсь я автоматных очередей, тем более в воздухе. Упал я немножко, спланировал - и я уже не над секретной зоной. То есть забор перелетел и лечу над воинской частью. Смотрю вниз - люди бегают, прячутся, вверх глядят, ужас на лицах. Они-то небось думают, что это монстр вырвался из секретного института! Никто не стреляет, все стрелки остались в секретной части. Смотрю - машина у проходной стоит, двери нараспашку - генерал вернулся, вверх смотрит, подняв руку ко лбу от солнца. Но вид такой, будто честь мне отдает. Приятно, черт побери! Рядом с ним амбал его, шофер. А около другой дверцы стоит парень в штатском, вверх смотрит неприятным взглядом. Не знаю, может, мне показалось, но вот клянусь - видел я этого человека. И вспомнил где - это Клим, которого спецназовцы расстреляли в том бандитском коттедже. Но, может, показалось?

И больше разглядеть ничего не получается - уносит меня уже далеко потоками воздуха. Снова ложусь на крыло, взмахиваю пару раз, набираю высоту, выше, выше. Издалека опять очередь, и не одна - в несколько стволов бьют. Но меня уже отнесло далеко от здания, от бараков, и я стараюсь, машу крыльями, тяну к лесу. А затем еще раз складываю их над головой - и пикирую. И вовремя - прямо над моей головой свистят очереди, а кто-то даже одиночными палит. А я падаю почти камнем, подо мной деревья мелькают, и над самыми верхушками снова распахиваю крылья и на бреющем полете ухожу над лесом вдаль. Вырвался!

Я еще немного лечу над лесом, все дальше и дальше от злополучной военной базы. А потом набираю высоту - выше, выше, - вхожу в ритм и спокойно, размеренно взмахиваю крыльями. Без спешки, без судорог, как в тренажерном зале. Чем выше я поднимаюсь - тем холоднее становится, и в какой-то момент я не выдерживаю и обрастаю густой шерстью - даже лицо. Лететь так становится тяжелее, аэродинамика не та, я ж понимаю. Но зато приятнее.

До облаков я, конечно, не добрался. Хотя собирался поначалу. Но очень тяжело, в ушах звенит, дыхания не хватает. Но все равно высоту набрал приличную. Лечу, вниз смотрю - внизу интересно, мелко. Лес, поля квадратами, поселки дачные - далеко внизу. И я так думаю, если люди меня в небе видят, то тоже разглядеть толком не могут, кто это летит - большая птица или вот такой оборотень.

Внизу железная дорога ниточкой. Беру ее как ориентир, прикидываю, в какую сторону, - и стараюсь над ней лететь, к Москве. Система простая; глубокий вдох, на выдохе три мощных взмаха крыльями, набираешь высоту, потом снова вдох - и летишь, замерев. Крылья держать! Не сгибать! Вдох-выдох, вдох-выдох. Затем снова - три взмаха и планируешь. Так и не утомительно получается, и отдыхаешь.

Я думал, ну полчаса, ну час - и дома буду. Но летел часов пять, наверно. Устал дико, похудел за это время чуть ли не вдвое. До Москвы часа три, и там еще кружил в вышине бог знает сколько - уже стемнело полностью, фонари горят, а где какой район - не разберешь. Наконец вернулся к центру, сделал вокруг Кремля несколько кругов, особо не приближаясь - там тоже люди нервные в охране, откроют пальбу. Наконец понял я что к чему, где какое направление, добрался до своего района, нашел свой дом, покружился немного. Смотрю - окно мамино горит, там телевизор мелькает. А мое темное, и форточка открыта, только маленькая она. Ну, я к форточке подлетаю, хотел быстро прикинуться шлангом и туда просочиться. То есть подлетаю, хватаюсь за раму, превращаюсь - и внутрь.

Но не учел, что хвататься за раму надо будет руками, а руки у меня в крыльях. А руки крохотные, что под брюхом висят всю дорогу, - так это ноги бывшие, хвататься ими неудобно. В общем, я как долбанусь со всей дури в раму! Стекла посыпались, шуму! Но я все равно успел ухватиться и в комнату влез. И в свой облик пришел. Быстро к кровати кинулся, одеяло схватил и завернулся. И тут мама вбегает, хлопает рукой по стене, ищет веревку-дергалку, чтобы свет зажечь. Зажигает - и столбенеет.

- Кхм… - говорю. - Какая-то сволочь окно разбила. То есть ветер сильный, наверно.

- Леша?!! - вскрикивает мама.

- Угу, - говорю. - Пришел уставший, лег спать, а тут - вон какой ветер.

- Давно ты дома? - изумляется мама.

- Да не очень… - говорю и сразу перевожу тему: - Что с окном-то теперь делать?

- Я заходила полчаса назад, - говорит мама. - Тебя не, было. Да и дверь на цепочке…

- Ну, что уж теперь,… - неопределенно отмахиваюсь я. - Давай я посплю, до утра не будем ничего убирать, а утром я подмету и стекольщика вызову. А то очень спать хочется, лады?

- Ну ладно, спи, хорошо хоть вернулся, я тут так волновалась! Тебя столько дней нет! Никаких вестей! Люди звонят незнакомые, тебя спрашивают…

- А кто спрашивал?

- Клим какой-то… Девушка какая-то…

- Ладно, - говорю, - давай до завтра отложим.

- Спокойной ночи, Лешенька! - говорит мама, выключает свет и тихо выходит.

Классная у меня мама все-таки!

Назад: Часть 4 БЕСЫ (из дневника Лексы)

Дальше: Часть 6 ВИРУС (из дневника Лексы)

Часть 5 МУТАНТ (из дневника Лексы)

Часть 5
МУТАНТ
(из дневника Лексы)