Глава 17
На этот раз я ехал не в своем «болиде», за последние дни уже примелькавшемся в городе, а в боевом «ягуаре» Кири, вольготно развалясь в кресле пассажира. Несмотря на молодость, парень управлялся с машиной, как опытный водила, и по улицам катил с лихостью, даже не снижая скорости на поворотах. Конечно, форсил передо мной, но рисковал в допустимых пределах, с запасом полагаясь на свою реакцию.
Предварительное собеседование я уже провел с ним, за графином мангового сока и под фруктовую закусь. Погонял на разные темы, прощупал воззрения его и постулаты, подивился такому первозданному простодушию, даже позавидовал. Не то чтобы Киря тупой — соображает он как раз быстро, особенно в драке — но его ум не замутнен ни сторонними знаниями, ни лишними раздумьями. Зато мусора туда ссыпали изрядно, благо пустот хватало. И на мой счет Киря сильно заблуждался. Он думал, я еще верю в суровую дружбу меж крутарями… боевое братство, чувство локтя… что там еще? Но я уж переболел этой глупостью. То есть я-то не предам — больше из гордости. Но это не значит, что того же жду от других.
И к своему главарю Киря относился с немыслимым для меня пиететом. Вот по сему поводу я продолжал пытать парня даже сейчас, пока мы ехали через город к порту.
— Хорошо, даю вводную, — попробовал снова. — На твоих глазах Аскольд подминает какую-либо малышку, вопящую благим матом… Твои действия?
Громила пожал обширными плечами:
— Чтоб Аскольду, да отказали? Ни в жизнь не поверю!
Голос его еще не опустился в бас, однако был густым и сочным, насыщен обертонами, богат интонациями — не то что мой, сухой да выхолощенный. И если я обычно дрался молча, то Киря, входя в боевой раж, взревывал точно медведь. Однако Шатуном прозвали меня — потому, верно, что объявился намного раньше.
— А если он захочет тебя?
Киря покосился на меня с испугом: такой вариант в его голову не приходил.
— Или твою подружку? — упростил я задачу. — Только не ври про его «внутреннее благородство»! Были такие случаи, и я могу это доказать.
— Третий должен уйти, — пробормотал он глухо, будто цитировал песню, и даже прибавил: — Таков закон.
— Ну, старик!.. Даже самурай при таком раскладе мог возбухнуть против своего сюзерена. А ведь вы вроде братья?
— Завязывай, а? — попросил Киря, нахмурясь. — Ну чё мозги полощешь? Случится, тогда и буду думать.
— Это правильно, это по-нашему, — одобрил я. — «Задний ум», случаем, не в заднице помещен?
В этот момент мы вырвались на главную улицу, и тут Киря еще наподдал, обходя попутки так, будто те стояли на месте. Однако долго шиковать не получилось — через пару минут «ягуар» уже вкатывал в порт, встречаемый тамошними сторожевиками. А еще через три мы попали в тайный ангар, гулкий и сумеречный, где хранились обе «Малютки», оцепенев на тихой воде, и по шаткому мостику перебрались на одну из них, захватив с собой рюкзаки со снаряжением.
Один за другим протиснувшись через люк, очутились в овальной комнатке с внушительным пультом в передней части, дополненным парой эффектных кресел. Почти весь корпус лодки изготовили из прозрачного пластика. Внизу и по сторонам сновали пестрые рыбы, неспешно парили медузы, колыхая мерцающими абажурами, — это смахивало на аквариум, где экспонатами служили мы. Вся машинерия помещалась за спиной, не заслоняя обзора, а в днище встроили второй люк, с крохотным шлюзом на одну персону. Замышлялась «Малютка» для прогулок и экскурсий, однако ее борта выдерживали сотни атмосфер, обеспечивая изрядный запас прочности. И вооружили лодчонку по-военному.
— No smoking, — объявил я, запуская двигатель. — Прошу пристегнуться.
Киря не отреагировал, разве уперся ногами надежней. Но по сторонам озирался с любопытством, явно не пресыщенный подводными видами. Ну, погляди, погляди… Может, в последний раз.
Хотя программа-симулятор, освоенная загодя, не создавала полной иллюзии, этих навыков вполне хватило для управления. Мне даже показалось, будто «Малютка» лучше слушается руля, чем ее виртуальный двойник, — а глухо гудевшие моторы порадовали нежданной мощью. Осваиваясь с пультом, я уводил «Малютку» глубже, направляя к выходу из ангара, зияющему вблизи песчаного дна. Едва не чиркнув днищем по песку, лодка на скорости миновала ворота, а дальше дно обрывалось, открывая такие просторы!.. Жаль, что сейчас нам было не до них. Плавно повернув, я погнал «Малютку» вдоль берега.
— Приглядывайся к управлению, — посоветовал Кире. — Может, обратно самому придется вести.
— Дык никогда ж не делал, — озаботился он. — Не получится у меня!
— Дык, дык, — передразнил я. — Мало чего! Пока не попробуешь, не узнаешь.
Городское побережье скоро кончилось, и береговой обрыв сразу вознесся ввысь, формируя отвесную стену. Чуть погодя сбоку промелькнул фьорд, оккупированный Аскольдовой Семьей, затем лодка обогнула пустотелую скалу, выступавшую из берега на сотни метров, спустя еще немного на виду возникло плато, изъеденное норами бог знает до какой глубины.
Дно и тут круто понижалось, образуя подобие речного русла, хотя сейчас течение ощущалось едва-едва. И затягивало оно под каменный монолит, внизу которого открылась немалая щель, в прежние времена присыпанная песком.
— Ты тоже охотничек, как Аскольд? — спросил я, не глядя на Кирю. — А роль дичи не примерял на себя? Собственно, чем мы лучше?
— Человек — высшая ценность, — выдал тот фразу, подслушанную невесть где.
— Это он сам так решил, — возразил я. — По праву сильного.
— Но ведь это людей сотворили по образу Бога? Еще одна набившая оскомину глупость.
— Или наоборот, — хмыкнул я. — Ты сам-то видал его?
— Бога, что ль?
— Ну не человека ж!
Играть с этим здоровенным обалдуем было даже забавно — точно с щенком-переростком.
— Так ты считаешь, звери выше?
— А это другая крайность. Тебе известно слово «паритет»?
— Слыхал, — проворчал Киря. — Вот знает ли о нем боженька? Ты ж и его, старого, хочешь небось уравнять со всякой тварью земной?
Скорее тогда подземельной. Уже уравняли — без меня.
— Не переживай за богов, — сказал вслух. — Если они есть, вряд ли обидчивы настолько, насколько изображают люди, меряя по себе.
Не без трепета я направил лодчонку в дыру, до отвращения похожую на громадную пасть. Вокруг быстро сгущалась мгла, однако мне это не мешало. Некоторое время под самым днищем тянулся камень, отполированный до глянца, затем пропал, и мы очутились над бездной. Я впрямь не обнаружил дна у этого провала и мог лишь гадать, куда он уводит. Зато знал, что чудище, плюющееся молниями по досаждающей мелкоте, является как раз оттуда.
Подниматься к поверхности я не стал — как и всегда, время поджимало. Сейчас меня больше интересовало углубление в дальней стене, будто специально приготовленное для «Малютки». Развернув лодку, я аккуратненько вписался в дыру кормой и плавно затормозил, чтобы не врезаться в камень. Затем распахнул нижний люк, покосясь на невозмутимого Кирю, тоже давно включившего тепловидение. Но вода не поднялась и на сантиметр — настолько точно уравняли давления. А когда я опустил судно на камень и напором воздуха выдавил из лаза остатки влаги, под люком стало и вовсе сухо.
— Приплыли, — сказал, выключая моторы. — Ну, моли Бога, чтобы Дворецкий не ошибся.
— Чего? — удивился Киря. — При чем тут слуги?
Не ответив, я спрыгнул на камень, где скоренько подготовил всё ко взрыву, после чего накрыл заряд стальной плитой и убрался, задраив люк на обе крышки. Спустя секунды под днищем «Малютки» коротко полыхнуло, и вся она содрогнулась, стоном отозвавшись на удар плиты. Но тут же утихла, закупорив образовавшийся пролом. А я уж снова отодвигал крышки, чтобы спуститься в аккуратно проделанную дыру, благо в потолке кабины, прямо над люком, была устроена лебедка. Следом за мной по тросу соскользнул Киря.
И очутились мы в пещерке, откуда началось мое первое восхождение к поверхности. Ныне тут не пылал костер и не громоздился скошенный крест, украшенный вопящей красоткой, и не поджидали крыски, скаля акульи пасти. Но взамен с потолка свисали, вразнобой покачиваясь, прозрачные пузыри, и в каждом скрючилась человечья фигура, погруженная то ли в сон, то ли в смерть. Некоторые из отправленных в резерв персонажей оказались знакомы мне. К примеру, Эдвин — дородный, голый, с багровой полосой на шее, едва втиснутый в стандартный пузырь. Кажется, старина глашатай если и помер, то не вовсе, — в том смысле, что еще воспрянет к новым свершениям. И случится это, наверно, когда Калида продвинется по здешней лестнице еще на ступень.
Торопясь, я обошел странное захоронение, узнав либо угадав почти всех. Будущие Всадники, надо полагать? Чтоб из этих разжиревших трусливых гусениц сотворить убийственных «богомолов», впрямь не обойтись без стадии куколок. Это ж какое пополнение грядет! Действительно, серийная работа с населением упорядочится, станет напоминать конвейер на бойне.
Из пещерки уводили две двери. Через одну я заскочил сюда в прошлый раз, вторую использовал для побега. Для нынешних дел первая, конечно, годилась больше. Снова зацепясь за трос, свисающий с потолка, я выдвинулся в шахту, по-прежнему пустую, темную, далеко разносящую звуки, и побежал по стене, этаж за этажом, пока не достиг самого дна.
Подождал, пока спустится Киря, на удивление ловкий для его габаритов, затем вступил в тоннель, до колен затянутый белесой дымкой, знаками велев напарнику следовать точно за мной, как по минному полю. Освещали тоннель странные лампы, скудно разбросанные по нижним углам. Однако меня больше заботили завесы из крупноячеистых сетей, сплошь затянувшие здешние стены, а кое-где и потолок. Хотя время для большой охоты еще не пришло.
Под пеленой могли таиться ловушки, и приходилось проверять дорожку телескопическим щупом, но пока обходилось без сюрпризов. Черт знает зачем напустили сюда туману, — может, для колорита? Уж этот Калида — ему бы в режиссеры! Наверно, и мой выход на эту сцену спланирован им.
Я не настолько слеп, чтобы безоглядно доверять Лане. То есть уверен, она питает ко мне теплые чувства, но слишком чудного Бога тут почитают и живут по диковинным правилам. По-моему, даже в лучшую нашу пору Лане нравилось меня терзать — она будто купалась в отраженной боли. И слишком волнует Лану такая смешная штука, как престиж, слишком нравится ей играть с власть имущими, словно бы результат этих игр впрямь что-то определяет. Видно, в детстве Лане настолько заморочили голову, что она по сию пору не знает себе правильную цену, вот и мечется от самоуничижения до возведения себя на пьедестал. Увы, моей любви не хватило, чтобы снять заклятие: или оно слишком крепко, или я любил не в полную силу.
Можно лишь гадать, куда качнулись весы на сей раз и в каком качестве я потребовался Лане теперь: как спаситель, как фигура для новой ее интриги или как искупительная жертва. Последняя роль мне особенно к лицу — даже лестно, что меня сочли самым дорогим, от чего следует отречься во имя Бога. Отринем человеческое, да? И начнем с тех, кого больше любим. Веселенькая перспектива!.. Занятнее второй вариант: заговор в сплоченной этой семье, по ночам и вовсе смыкающейся в организм. Правда, Лана тут слегка на отшибе… что обидно ей. Зато оставляет малость простора для маневра. Все-таки она знает меня лучше, чем Калида, и даже действуя по его указке, не обязана выдавать с потрохами. Приди туда, сделай то-то… но, если не полный идиот, найдешь обходные пути. Думай, голова, думай! Если не хочешь лишиться хозяина, любимого и любящего.
Хорошо, а чего добивается сама Лана? Ну, спасения — это понятно. Жить хочется даже мазохистам, если еще не напуганы жизнью насмерть. Вдобавок справедливости — конечно, в собственной ее трактовке. Как у многих обиженных дам, у Ланы накопился немалый счет к мужикам, так что ее не устроит даже паритет — требуется обратный перекос, возвращение матриархата. И на этот лозунг в обширном гареме Калиды может купиться не одна. А у матерей на своих деток тоже имеется влияние. Конечно, не как у Калиды… Но стоит смахнуть с игральной доски короля, и на престол тотчас возведут королеву — сбудется потаенная мечта Ланы.
А Киря пока что помалкивал и с предписанной ему тропки не отклонялся ни на шаг, выказывая редкую в его возрасте дисциплинированность. Только настороженно зыркал по сторонам, приглядываясь к паутине. Почти все местные прелести он уже наблюдал в записи, а ныне осваивал вживую — без лишних шараханий, надо признать. Чуждая атмосфера, чужая живность — здесь и скафандр вполне уместен, как на другой планете. Но Киря усматривал тут не фантастику, а лишь некие странности, над которыми ломать голову не ему. Здравый смысл в чистом виде. Я начинал склоняться к мысли, что с напарником мне повезло, хотя не ожидал наткнуться в этой куче мусора даже на полудрагоценный камень.
Затем тоннель кончился, так и не исполнив зловещих своих угроз, а впереди открылся лабиринт — ясное дело, как же без него! Тотчас я запустил «стрекоз», и те принялись накручивать петли по здешним норам, помогая моему компу дорисовывать карту подземелья и отмечая на ней места, где могла ждать опасность. Вот тут Калида разочаровал меня: на этом этапе, можно сказать, в финале, я ждал от него большей фантазии. Он даже не был по-настоящему велик, этот лабиринт, тем более не мог считаться величественным. И не очень сложен. По-моему, я уже раскусил его алгоритм — даже без помощи компа. И все равно соваться внутрь не хотелось.
Зацепенев рядом, Киря по-прежнему отмалчивался, как партизан на популярной картине, хотя напуганным не выглядел. А вот меня, кажись, опять одолевало недержание речи — эдакая разновидность медвежьей болезни. И трясти начинало все сильней. Уж скорее бы действие!
— Киря, ты давно не проигрывал? — негромко спросил я.
— С детства, — ответил парень, тоже умеряя свой голос, и покосился на меня: — И некому тут.
— Это плохо, — сказал я. — Как же без иммунитета? Сегодня-то нас наверняка поколотят.
— Ну уж!..
— Хорошо, если не насмерть. Ты уж припомни детство, чтоб не сломаться.
— А скафандры? — спросил Киря.
— Ох, не уверен! Если б на нас спустили Хищников, мы бы прорвались. Но тут придется иметь дело со Всадниками.
— Ты ж говорил: храмовники?
— Это все равно, мой суслик. Каждого из них Калида произвел во Всадники, и под каждым, полагаю, до дюжины психов — отсюда их сила. А Калида тут первый среди равных, поскольку все излишки стекают к нему, и на что способен он на пике ночи, представления не имею.
Собственно, кому я объясняю? Больше себе, наверно, чтобы лучше уяснить эту конструкцию. «Мысль изреченную» все же легче переварить.
— Жаль, что ты Киря, а не Кузя, — вздохнул я.
— Почему это?
— Ты б показал им свою мать. А то всё Отец, Отец!..
— Я инкубаторский, — пробурчал парень, не приняв шутки.
— Кстати, насчет матерей, — продолжил я. — Чтобы продвинуть такую ораву на новый уровень, одной Ланы вряд ли хватит. Уж не вздумал ли Калида скормить Богу еще пяток-другой своих дамочек? Эдакий массовый сброс дочек-матерей. А заодно и меня приберег на последний день.
Одна из «стрекоз» вдруг замолчала, будто вляпалась в беду, — хотя ей настрого было велено держаться подальше от живности.
— Ну, кажись, началось, — пробормотал я. — Теперь не отставай. И тихо, понял? Связь только по рации.
Опустив на лицо забрало, сорвался в бег. Тут требовался иной ритм действий, много выше обычного. А Киря, помню по турнирам, не из тех, кто быстро выдыхается. Вот теперь ему понадобится вся выносливость.
По сторонам мелькали стены, провалы, другие ходы, изредка завешенные той же паутиной, на каждом шаге из-под ног взмывало облачко древней пыли, сверху на скафандр сыпалась какая-то труха — я несся через лабиринт, словно гонщик по сложной трассе, а взамен штурмана за моей спиной трясся комп. Отозванная из поиска «стрекоза» летела впереди, проверяя путь. Киря не отставал — я видел его затылочным «глазом». И не только видел, к сожалению.
— Чего топочешь, аки слон? — не выдержав, прошипел в микрофон. — Тебя за километр слышно!
Конечно, я утрировал — для дилетанта Киря ступал неплохо. Но, когда слухач на пределе, каждый шорох ударяет по ушам. Да и не в Кире скорее всего дело — во мне. Чем дальше мы погружались в лабиринт, тем неуютней я себя чувствовал. Во-первых, он странным образом трансформировался, то есть не становился сложнее, однако норы постепенно разрастались в тоннели, будто мы сами делались меньше. Во-вторых, пресловутый алгоритм, если верить карте, уводил нас под землю с немалым наклоном, хотя я его не ощущал. В-третьих, на пути все прибавлялось туману, только тут он не стлался под ноги, а плавал рваными клочьями по всей пещере, напоминая скопище медуз, пригнанных штормом к берегу. Но хуже всего было нарастающее ощущение стороннего присутствия, при том что вокруг не обнаруживалось ни души.
Затем в лабиринте возник гул и нарастал с каждой минутой, пока в нем не стали проступать вскрики, вопли, хрип, рычание. Даже будто различались слова. А один раз прозвучало отчетливо и словно бы рядом, с обжигающей страстью: «Ну не надо… нет… Господи, да отпусти же меня!»
Тогда я понял. Похоже, сюда, в Подземелье, стекалось столько боли, что излишки выплескивались наружу, метаясь странным эхом по этим пещерам. И даже такая ее доля превышала порог сознания, воспринималась явственно. Для проверки я на пару секунд отключил слухач, но голоса не сделались тише. А наверху как раз наступила ночь — самое время для кровавых игр!
Через затылочный «глаз» я поглядывал на Кирю, но тот, похоже, ничего не слышал: то ли шкура у него оказалась толще, то ли порог слишком высок.
Потом к псевдослуховым сигналам добавились псевдозрительные, сперва похожие на прозрачные, слабо мерцающие облачка, но мало-помалу заслонявшие обзор, соперничая плотностью с кружащими обрывками тумана, пугая внезапными картинками, нередко даже озвученными. Словно бы вокруг, сразу на многих экранах, крутили отборные куски из ужастиков. И лучше на них не сосредоточиваться сейчас… Легко сказать — ведь и закрывая глаза, я продолжал видеть эти сценки.
Выходит, информация, в отличие от энергии, начинает поступать к Всадникам после заката, когда уровень помех резко снижается? И тогда же Калида обретает способность скакать по сознаниям внучков, отбирая у них излишки, концентрируя в одном месте. Да и на что Всадникам лишнее? Они и в своих рамках натешатся от души. Это ведь не кастраты-работники, смирные да покладистые, у этих напора, как у быков-производителей. К тому же Всадники не довольствуются подношениями Хищников и сами не прочь окунуться в кровь.
Пристроясь вплотную, Киря топал в унисон со мной, двигаясь экономно и мощно, точно и не волок на себе пару пудов, — но в лидеры не напрашивался. То ли его вполне устраивала роль ведомого, то ли берег силы на будущее. Или здравый смысл подсказывал Кире, что тут лучше не высовываться, пока не прикажут. Меня это устраивало. Сейчас и нужен был такой: подпирающий, — а инициативы хватит собственной.
Постепенно мы замедляли бег, затем и вовсе вернулись к ходьбе. Воздух загустел уже настолько, что даже неспешный ход делался проблемой. Зато мыслекартинки достигли такой плотности, что воспринимались сплошной средой, мерцающей и гудящей. От такого фона, постоянно нагнетаемого, меня сотрясала крупная дрожь, будто рвался наружу, почуяв свежую кровь, мой персональный Зверь. И даже Кире, видимо, стало не по себе. А ну как озвереем раньше времени?
Наконец из тоннелей, уже сделавшихся великанскими, мы вырвались в громадную каверну, из центра которой вздымался ввысь широкий столб света, пронзительный и четкий, будто луч лазера. Странный то был свет — от него не прибавлялось видимости за границей столба, зато внутри все сияло, как на подиуме. С особой наглядностью это демонстрировала массивная рама-колесо, подвешенная к далекому потолку и курсирующая через световой столб, словно гигантский маятник. Хотя взгляд сразу притягивала не рама, а пристегнутая к ней снизу за конечности нагая девица, то исчезающая в непроглядной темени, то вспыхивающая с потрясающей яркостью, когда пролетала задом вперед над шершавым полом, едва его не задевая провисшей поясницей.
Сперва, задохнувшись от внезапности, я увидел в ней то, о чем грезил: припухлый вишневый рот, глубокие темные глаза, окаймленные пушистыми опахалами, мерцающие желтые пряди, спадающие по плечам. И бронзовое упругое тело, безупречное до кончиков ногтей. Ника!.. Затем видение рассеялось. Вернее, трансформировалось в иной облик, хотя тоже знакомый. Вдобавок, как выяснилось, уши сейчас забивал уже другой шум, составленный из звуков, которые и сравнить-то не с чем. Может, одно тут связано с другим? То есть слуховое воздействие рождало зрительные галлюцинации.
— Ты тоже слышишь? — шепнул я, не оборачиваясь.
— А то! — откликнулся Киря.
— А видишь что?
— Девчуху на колесе. Мотается, как…
Самое забавное, сей экземпляр и я прозвал так же: «девчуха». Не девочка, не девица.
— Опиши.
— Симпотная, тощая, в одних тату и кольцах.
Выходит, недалеко улетела наша Мальва. Или ее, точно бабочку, всё манит и манит на здешний огонь? Или она впрямь из местного резерва? По крайней мере сейчас она не вопила. То ли выдохлась уже, то ли и на ее ощеренный ротик наложили печать молчания.
— Снять бы, — буркнул Киря, нацеливаясь в обход меня. И уткнулся в мою руку.
— Нашел, где снимать девиц! — сказал я, рыская глазами по пещере. — Не переживай, уж ей не впервой подвешиваться.
— Знакомы, что ль?
— Да лучше б не знал! Пусть повисит пока, ей полезно.
Несмотря на световой столб, в этой пещере оказалось еще темней, чем в лабиринте, — даже тепловидение плохо помогало, не говоря о «кошачьем глазе». И от слухача мало проку: все забивает шум-галлюциноген. Зато нежданным подспорьем в ориентации стали ощущения, прежде не покидавшие подсознания. Правда, с их помощью различить стены и маятниковую раму было сложно, но курсирующую через зал деваху я «видел» отчетливо — как некий сгусток, излучающий боль и страх. А «стрекоза» уже порхала вдоль стен, приглядываясь к закуткам, расщелинам, входам в другие тоннели.
Я вдруг вспомнил, на что похож этот столб: на светящийся воздух в громадной Раковине. Только пылает ярче и не растекается по всему объему, словно его притягивает к центру неведомым полем. Ну кто же тут ловит на живца? И кого: нас ли, других пришельцев?
Или это игра такая, из самых свежих? В самом деле, ягодицы Мальвы даже сквозь загар пылали румянцем, а меж раздвинутых бедер и вовсе пламенело багровое пятно, начиная уже вспухать, — будто девчуха не единожды со всего маху налетала на древесный ствол. И я знаю, где растут такие дубки! Уж не за эту ли свою муку Мальва мстила недотрогам? Стало быть, с ней не в первый раз так озоруют. Не исключено и самой уже нравится. Не сразу, но ведь вошла во вкус — судя по тому, что ощущаю в ней сейчас. Это страдание словно бы с привкусом наслаждения. Боль дергающая, сладостная. И предвкушение нового приступа, пронзительного, едва не раскалывающего пополам… Черт, и как выдерживает? Наверно, втягивалась постепенно, по мере подрастания игроков. Хотя те выросли слишком быстро — на нашу голову.
— Вон твой окоп, — кивнул я на неглубокую нишу в стене, вдобавок задвинутую валуном. — Будешь меня прикрывать. Если успеешь, конечно.
Перемахнув камень, Киря осел на колени, ловко извлек из-за спины двуствольный убойник, выложил перед собой.
— По кому пулять-то? — справился деловито. — Или глушить подряд?
— Что неясного? Вырядился в черное — значит, плохой парень.
— Так ведь и мы не в светлом?
— А кто сказал, что мы хорошие?
Впрочем, как раз это принимается за аксиому едва не всеми.
— Вот женщины под расстрел не подпадают, — прибавил на всякий случай. — Безусловный запрет, понял?
Он кивнул.
— И голышей лучше не замай — обычно они смирные. Только ежели сами сунутся.
— Усек, ага.
Устраивался Киря основательно, даже извлек из кармана пачку сигар, рассчитывая перекурить.
— Не вздумай! — Я втянул носом воздух. — От тебя и так… Давно мылся-то?
— Так душно же!
Все-таки пожмотился Аскольд на доспехи — выдал поплоше, без кондиционера. А эти гады «русский дух» за версту чуют. Для уверенности я отобрал у Кири сигары и забросил подальше, не обращая внимания на его жалостливый вздох.
— Слухач у тебя хоть приличный? — спросил я. — Включай, как отойду.
Ну да, в лучший мир!
— Не боишься, что принесу тебя в жертву? — сказал напоследок. — Хотя у нас предают, кого любят. Такая странная, понимаешь, любовь.
Не спеша двинулся вкруговую зала, пока не стремясь перехватить Мальву. Я уже оценил, насколько она взмывает вблизи стен, и смог прикинуть длину маятника — цифра получилась внушительная. Вдобавок неясно, что поддерживает его колебания в такой среде. Конечно, можно с каждой стороны поставить по Всаднику, но этих я пока не видел, даже не ощущал. Кстати, пора бы им появиться. Точнее, проявиться, ибо играть в такие игры больше некому. На тепловидение я не надеялся, помня свою первую встречу с храмовником. Но почему незаметно иных излучателей эмоций, помимо Мальвы да Кири?
И тут меня как обожгло: а с чего, собственно, я решил, будто Всадники должны излучать? Они ведь поглощают энергию — этакие «черные дыры». Черт, я не то искал!
И одну дырищу, отчетливую прореху в сплошном мерцании чувств, я обнаружил совсем близко. Она наплывала стремительно, беззвучно рассекая воздух, и явно не собиралась орать: «Иду на вы». Да и зачем? Храмовник спешил ко мне не для разговоров, даже не для драки — он шел убивать. Но я не собирался ждать, пока враг ударит первый, — не настолько я глуп. Хотя… был бы умен, не ввязался бы в такое.
Из-под левой моей руки, озарив тьму, вырвался шипящий разряд, слишком быстрый даже для этого шустрика, и Всадник вспыхнул с треском и искрами, точно смоляной факел. Заскакал из стороны в сторону обезумевшей шутихой, хрипя, воя, рыча, и с каждым разом прыжки делались короче.
— Surprise! — объявил я злорадно. — Ты энергии хотел? Вот и переваривай.
Я прямо кожей ощущал, как корчится сейчас дюжина Хищников, снедаемых невидимым пламенем, спасая попавшего в переплет господина, против воли делясь запасами Силы. Но это лишь первая голова Горыныча.
Обнаружившись на свету, ко мне метнулся второй Всадник, выхватывая меч, — будто знал, что новая молния поспеет не скоро. Со всей силой, подключив к движению усилитель, я швырнул навстречу связку шкурников, свое биологическое оружие. Не знаю, что смог он разглядеть в такой спешке, однако одну тварь все же развалил свистящим взмахом. Зато остальные три благополучно ввинтились в складчатый балахон и заструились по привычным тропкам, через долю секунды окольцевав его руки и ногу. А тут и я атаковал, не давая Всаднику времени осмыслить ситуацию. Парируя выпад, он другой рукой попробовал сорвать браслет с щиколотки и — попался! Не вставая, сиганул прочь, уже в воздухе подключив к капкану вторую руку, и на пол обрушился готовым кулем — впрочем, сразу взмыв на одну ногу. И запрыгал на ней лучше, чем большинство двуногих… но все ж не резвее пули.
Достав «гюрзу», я хладнокровно застрелил его, чтобы не гоняться по всему залу. Затем, ухватив за капюшон, поволок чудище к маятнику, решив прикрутить к раме взамен Мальвы, — почему-то это показалось неплохой идеей. И тут сам едва не вляпался, все-таки утратив бдительность. Когда я уже вскинул руку, готовясь тормозить проносящуюся мимо раму, над ней взметнулась черная тень, и мое запястье будто угодило в тиски. Тотчас над головой сверкнуло лезвие, вполне способное проломить забрало, — а я не успевал ни заслониться, ни садануть в упор молнией. Хотя мгновение, пока на меня рушился клинок, словно бы растянулось на минуты.
Но тут мы со Всадником, только что сцепленные намертво, вдруг разлетелись по сторонам. И только в следующий миг до меня донесся гулкий удар сдвоенного выстрела, сбросившего зверюгу с рамы.
Впрочем, он уже поднимался, упираясь в меня цепенящим взглядом. А я навел на Всадника бластер, успевший наконец зарядиться.
— Ну попробуй, заставь меня опустить дуло! — сказал с ненавистью. — Я ведь тоже хищник, только специализация иная.
И он ринулся ко мне, нарвавшись на новую молнию. То ли все ж надеялся задавить мою волю, то ли не умел отступать. Теперь и этот заскакал по залу пылающим факелом. А первый Всадник уже затих, сложившись неподалеку от Кири в уютный костерик.
Но от соседнего тоннеля ко мне спешил четвертый Всадник, приготовив стандартную пару: китайский меч да малайский крис. Сюрпризы у меня кончились, а сражаться с монстром на равных я не собирался — сразу же включил усилители, наконец почувствовав себя в здешнем киселе, как в нормальной атмосфере. Вот эти уроды выведены, наверно, именно под такую среду. А кто был у них учителем, я уж догадался. За науку гаденыши и отплатили Мастеру — напрасно, напрасно поторопились! Кое-что он еще не успел передать им, узнав от меня.
Достав мечи, я двинулся навстречу Всаднику, набирая такую же инерцию, и мы столкнулись, точно два стальных вала, с ходу накатив друг на друга лавины полновесных ударов. Честно сказать, этой драки хотелось и мне. Более того, я нуждался в ней, чтоб вымыть из души осадок от того поражения, когда меня вышибли в окно, точно кутенка… Экое ребячество!
Конечно, досталось мне изрядно, и новых синяков наставили вдосталь, не раз и не два саданув по доспехам, — зато кончилось, к моему удовлетворению. Я подловил Всадника на тот же прием, что и малыша-рубаку, причем дважды подряд. А лишив мечей, не дал ему шанса отступить, с разворота снеся оскаленную голову — как это делал их учитель. Слетев с плеч, она покатилась в сторону, а остальное, покачавшись с пару секунд, вразвалку затопало следом, словно бы решив воссоединиться. Пришлось и на этого потратить молнию, запалив третий костер.
— Он не хотел учиться, — сказал вместо эпитафии. — Потому и помер рано.
И тут в стороне опять жахнуло. Обернувшись, я успел увидеть, как из догорающего возле Кири костра выбросило Всадника, уже начавшего было подниматься. Он больше не выглядел обгоревшим, хотя из одежды на нем остались только черненые латы, будто вживленные в кожу, да шлем, обтекавший голову вторым черепом. А вот лица не было — месиво. На сей раз Киря всадил пули как раз туда.
— Эх, ни фига себе! — выдохнул он, поднимая взгляд на меня. — Они что, несгораемые?
На свое счастье, Киря напрочь лишен фантазии, а напугать по-настоящему его не успели. Такой мне и нужен сейчас — бесстрашный. А что это дефект психики, так и бог с ним — «у каждого свои недостатки». Перескочив валун, парень подошел к поверженному наново чудищу, ткнул сапогом в бок.
— Назад! — рявкнул я, и Киря послушно отпрыгнул. — Никогда не приближайся к подбитым. И не подставляй им спину. Вообще не расслабляйся, пока не спеленаешь вражину или не получишь справку из морга.
И даже тогда не стоит, прибавил мысленно. Ибо сейчас мертвецы восстают. Причем дважды… как минимум.
— Лучше девчухой займись, пока передышка. А этих предоставь мне.
Пока Киря ловил да останавливал маятник, да снимал с рамы Мальву, да относил ее к обжитой нише, рядом с которой еще тлели храмовные одежки, я скрепя сердце подтаскивал трупы к центру зала, укладывая поверх той же рамы и надежно привязывая за все конечности. Затем туда же приспособил «ошкуренного», порывавшегося снова скакать на одной ноге, — пришлось застрелить его вторично. Весил каждый Всадник едва не вдвое меньше меня или Кири, но, судя по тому, что проступило из-под сгоревших покровов, злосчастную девчуху спасла от разрывов только потрясающая эластичность тканей. Но теперь-то, полагаю, игра кончена? Ведь стоит мне нажать кнопку…
Закончив с рамой, с силой качнул ее и не удивился, когда маятник принялся сам набирать амплитуду, с каждым циклом возвращаясь к прежнему размаху. Непонятно — ну и черт с ним. Мало здесь непонятного?
Кстати! Я вдруг заметил, что мою душу больше не корежит чужая боль. Эта пакость наконец схлынула отсюда, лишь витали по воздуху прозрачные дымки, видимо, навеянные издалека. Похоже, я был не прав. При экстренной надобности Хищники делятся со Всадником не четвертью своей жизни, а половиной, — просто не всё доходит по назначению. (Это ж скольких мы сейчас положили?) И если рубить, не дожидаясь, пока отрастет новая башка, то хватает Хищников всего на пару раз. А последняя голова у Горынычей собственная, так что в третий раз Всадники помирают уже своей смертью. Сейчас-то они не выглядели грозными, смахивая на горстку недочищенных раков.
— А чего не распылить их сразу? — спросил Киря, когда я вернулся к нему, брезгливо отряхивая ладони. — Вот пусть собирают себя по шматкам!
При этом покосился на Мальву, обессиленно присевшую спиной к стене.
— Я не убиваю из мести, — ответил я, глядя на ту сторону зала, где «стрекоза» уже разыскала для нас следующую тропку. — Табу, понял?
Хорошо, сам еще не позабыл. Мудрено ли в таком азарте? И все ж четырех зверенышей мы положили — даже без особых потерь, что удивительно. Пора и Калиде на сцену, а? Самое время для развязки! Конечно, это традиционный финал, но ведь и Калида не из модернистов?
Хотя запаленные мной костерки догорели, в зале определенно сделалось светлее. И центровой столб больше не резал глаза пронзительным контрастом. Границы его размылись, а крупицы света будто растекались по всей пещере, формой напоминающей исполинскую бутыль.
— А с ней чего делать? — Киря кивнул на кралю, обмякшую в странной позе. — С собой возьмем?
— Конечно, это мудро: прикрыть себя девицей, — фыркнул я. — Ты и на минном поле пускаешь их вперед?
— Так ведь пропадет!
Кажется, парень уже вошел в роль спасителя — бедняга. «Принцесса была ужасной». И оно надо ему?
— Давай-давай, герой, к новым победам! — подхлестнул я. — Без нас Мальве будет спокойней. Только запрячь ее глубже в расщелину. Будем живы, прихватим на пути назад.
Вздохнув, парень перебазировал Мальву за камень и безропотно затопотал следом за мной, формируя привычную связку. Оставив игровой зал, мы миновали простенький коридор, вполне годящийся для финишной прямой, и через небольшие двери, с готовностью разъехавшиеся по сторонам, вступили в новую залу. И очутились будто в ином мире, притормозив сразу за порогом.
Если ту каверну считать приемной, то эта, получается, кабинет. Формой он напоминал колокол, и как раз колокол — массивный, покрытый выпуклыми узорами — свисал на плетеном канате со свода. В белых стенах, между тремя похожими дверьми, распахивались широченные… даже не окна — проемы… через которые вливался слепящий дневной свет, какой бывает лишь высоко над землей. А внизу, за рваной сияющей пеленой, открывались такие виды!
Иллюзия была полной, я даже осязал ветерок, свободно гулявший по комнате, запросто прорывающийся сквозь проемы. Хотя знал, что вокруг на сотни метров сплошной камень, перемежаемый лишь этими норами, и чувствовал вязкий воздух подземелья, и помнил, что наверху глубокая ночь. Здесь тоже звучал галлюциногенный шум, маскируясь под гул ветра в колоколе, а к нему прилагались отличные экраны, чтобы достроить возвышающий обман до вещественной убедительности. Уж в этом Калида преуспел — еще бы, столько лет практики!
Сам он восседал на мраморном подоконнике, поджав под себя коротенькие ноги, облаченный в тот же царственно-домашний наряд, и задумчиво поглядывал то на нас, то наружу, где меж облаками виднелась цветущая долина, усыпанная блестками многих озер, рассекаемая извилистыми потоками, а за ней, до самого горизонта, сверкало море. Похоже, теперь Калида изображал из себя не правителя, не земного владыку — Демиурга. А потому сделался прост и доступен, больше не нуждаясь в раболепии подданных, отринув чванство. При этом сам же подсмеивался над собой — этак по-доброму.
— А, Шатун! — приветствовал он, налюбовавшись на нашу парочку. — И Шатуненка с собой приволок, надо же! Один добрый молодец на ужин, другой, видимо, на завтрак… И тропку-то какую выбрал! Легких путей не ищем, да?
Говорил он бархатным баритоном, хотя наверняка мог переключиться на любой тон в обширном своем диапазоне. Молча я покосился на другие двери. Конечно, мы уложили лишь треть… жрецов, апостолов?.. а ведь остались еще восемь. Включая тех недозрелых, что припустили за мной, точно шавки за удирающим котярой. Может, я и впрямь перемудрил. С другой стороны, уж лучше долбать взрослых, чем мальцов.
— И потом, ты поторопился, — заметил хозяин. — Нормальный герой должен возникать в последний момент, in the very nick of time! А до полуночи еще сколько? И спасаемая еще не готова. Ну как теперь нагнетать драматизм?
— Ну, извини, — ответил я, слегка растерявшись. — Кто же знал, что твои Горынычи так лопухнутся? Я отводил на них больше времени.
Калида вздохнул, будто подыгрывая мне, и посетовал:
— Всё, буквально всё приходится делать самому!.. А ты, Родик, не слишком с ними церемонился. И на кодекс наплевал, да?
— Какой кодекс, Игорек, о чем ты? — Я даже рукой на него махнул. — Да разве это люди? Всё, что было в них человеческого, ты же к себе перетянул, так?
— Уже заминировал их? — Он покачал головой, то ли укоряя, то ли одобряя. — И не дрогнет рука?
— А как думаешь?
— По-твоему, они для меня такая ценность?
— Не абсолютная, но для торга сгодятся. Пока еще подрастут новые!.. Какая ж ты гнида, Игорек, — прибавил я. — Сам-то не желаешь пачкаться в мерзости, потребляешь рафинированный продукт.
— Н-да, массовки тут не хватает, — вдруг сказал Калида, — пустоты нечем заполнять. И своих клуш я разогнал, — прибавил, будто жалуясь. — Пусть уж сидят в своем курятнике, исполняют доступную функцию. А я — здесь, — огляделся с удовлетворением. — Где храм, там и звонница, верно? Вот угляжу, где неладно, да как вдарю в набат!
Скосив глаза на колокол, я разобрал в рельефе, покрывавшем его сплошь, замысловатые сплетения девчоночьих тел, меж которых, впрочем, мелькали мальчишеские. (Вот как, у нас новые мотивы?) А колокольному языку придали вид гигантского детородника. Пожалуй, таким набатом достучишься… до самого святого.
— Знаешь, Род, каково это, — опять сменил тему Калида, — каждый день умирать с рассветом, а воскресать после заката? Конечно, впечатления копятся, копятся… да что толку, что может этот дурак? Потому и движется мой сюжетец через пень-колоду. Еженощно приходится плести его наново, а персонажи расползаются, вытворяют чего хотят. А ведь какой коллектив меня составляет, сколько народу уже влилось!..
— А ноль сколько ни складывай, на единицу не наскребешь, — сказал я. — Ну не дал Бог таланта!
— Лучше быть дураком, а? — усмехнулся Калида. — И заблуждаться на свой счет. Беда с этим умом!.. По-твоему, что тут? — спросил он, показывая пакетик с плотно уложенными плодами, сморщенными и темными. — Думаешь, сушеные бананы? — И захихикал ликующе: — Точно, они и есть! — Затем посуровел. — Странно, что я не заделался серийщиком. В детстве меня столько изводили насмешками — такие, как ты: поджарые, спортивные, рослые, — что вполне мог начать убивать.
— Не проще было похудеть?
— Проще-то как раз крушить зеркала! — хмыкнул он.
— Вот так, да? — спросил я, стреляя из «гюрзы» сперва в один экран, затем во второй. Третий, перед которым расселся хозяин, пока оставил — для освещения. А на месте первых двух взамен ошеломляющих просторов проступили глухие ниши, сгустилась уродливая тень.
Калида не дрогнул, лишь вздохнул:
— Какие декорации порушил!
— «Какой великий артист погибает!» — в тон ему сказал я.
— Скорее режиссер, — поправил он. — И почему погибает? Вот уж дудки! Ну, что у нас по сценарию?
— Yes, yes, — сказал я. — He has one more shot!
— Ну не в меня же? Мне-то еще в человечности не отказываешь?
— Пока ты следуешь кодексу. Но можешь и преступить.
— Зачем? Поиграем, раз положено.
С внезапной легкостью, будто не замечая здешнего киселя, Калида слетел на пол, оказавшись вплотную к нам, и в руках его проросли два меча, коротких и широких, извлеченные невесть откуда. Маленький, босой, в одном тряпье, он смотрелся потешно на фоне верзил, закованных в броневые скафандры, и сам откровенно радовался этому, точно режиссерской находке. Но техника его оказалось безупречной. Из киношных драчунов с ним мог сравниться разве Джет Ли — ошеломляющая стремительность ударов, филигранная отточенность каждого движения. Даже изобретательному и по-обезьяньи ловкому Чану было далеко до такого. А если сложить искусство Калиды с его силой, превосходящей даже силу храмовников…
От тяжеленных ударов, изредка прорывавшихся через мою оборону, сотрясалось все тело, немели мускулы, пылала кожа. Мы не могли накинуться на него вдвоем: это противно кодексу, — и вряд ли Калида позволил бы нам, если б захотели. Пока он расправлялся с одним, второй только и успевал, что подняться, сменяя напарника. Надо отдать Кире должное: он не дрогнул, не потерялся. Меня-то больше поддерживала гордость, а парень действительно оказался бойцом — неукротимым, упорным. Враг налетал точно смерч, и как ни старались то я, то Киря противостоять лавине ударов, каждый такой наскок отбрасывал, будто столкновение с малолитражкой. Возвращаться в драку становилось все трудней, а вот наш противник не делался слабей. И когда меня очередной раз отшвырнуло каскадом направленных взрывов, а Киря, несмотря на свое упрямство, больше не смог встать, я решился взойти на новый уровень, наконец включив усилители. И только поэтому успел вмешаться, когда враг ринулся добивать Кирю, уже едва ворочающего мечами.
Мы снова сцепились, но теперь Калиде, сколь бы могуч и грозен он ни был сейчас, противостоял симбиоз человека и машины, почти киборг. Каждый мой удар подхватывался и ускорялся пластиковыми мускулами, а каждый блок превращал меня в монолит. И все равно это лишь сблизило силы. Черт, я не верил своим ощущениям! До сих пор сознавал лишь, что Калида намного меня сильней, — но ведь не на порядок?
По крайней мере теперь я мог отдышаться, уйдя в оборону, а большую часть работы спихнув на скафандр. Игра вроде затягивалась. Вот и Киря уже поднялся, готовясь подхватить эстафету.
— Ах, вы так! — азартно вскричал Калида, отскакивая метров на пять. — Мало вам прежней форы, презренные людишки!
И он вдруг принялся расти, на глазах вытягивая конечности, будто они были складными, далеко раздаваясь в плечах, — пока не вымахал в костлявого исполина, намного обставив ростом нас с Кирей. Еще и это, дьявольщина!
— Ну, каково? — вопросил Калида громыхающим басом. — Довольно с вас или добавить?
Теперь бывший толстячок действительно смахивал на Кощея. Уж и не знаю, того ли рисовали с подобных типов или сам Калида решил воссоздать древний персонаж. Такая конструкция оптимальна для драки, если достанет силы ворочать эти мослы с приличной скоростью. А сил у Калиды хватало. В отличие, кажется, от желания.
— Впрочем, меня опять заносит, — объявил он обычным голосом. — Мы ж не в сказке, верно?
— Ты драться-то собираешься? — напомнил я, неспешно надвигаясь.
По всему телу ныли болячки, полученные от Всадника, и уже пылало немало новых, схлопоченных только что. Но вводить последние резервы я не спешил. Калида осторожен, чуток — нельзя его спугнуть. Где искать потом?
— Ой, да будет вам! — сказал он, поморщась. — Все эти мечи, поединки… Когда вы повзрослеете?
В его руке возник, будто по волшебству, мощный убойник, уже направленный на цель, и тотчас грянул дублетом. К счастью, Киря меня послушал и забрало таки опустил, иначе бы схлопотал в лицо. А тут его ударило в грудь, как раз против сердца. Всплеснув руками, он шатнулся к стене, с лязгом обрушился. Шок от такого удара вполне может привести к смерти, но я не стал красиво склоняться над поверженным, чтоб услышать последние слова. Тем более следующий снарядец Калида пустил уже в меня, так что я едва успел включить Защиту. И теперь он вынужден был метнуться в сторону, уворачиваясь от собственного подарка. Зато я даже не вздрогнул, разве внутренне. Удара-то я не ощутил, но как эта разрывная хреновина шурует ко мне, представил очень наглядно.
Изумленно вскинув бровь, Калида расстрелял в меня половину обоймы, но я по-прежнему стоял памятником, а вот ему пришлось покрутиться, спасаясь от рикошета.
— Ну-ка, ну-ка, — сказал он, приглядываясь к моим доспехам. — Чего это, а? С тобой не соскучишься, гостюшка!
— Уж это точно, — ответил я, наводя на него бластер, и объявил: — Ты первый нарушил правила.
— А вот это вряд ли, — предупредил Калида со смешком. И прибавил, явно передразнивая меня: — Surprise!
Но я уже сам видел, что индикатор на бластере не горит. Все ж даванул на крючок. Эффекта — ноль.
— Не старайся, — снова хохотнул Калида. — Тут один громовержец — я. А что дозволено Юпитеру…
— Ты — урод, — возразил я. — Был им и остался.
— Думаешь, трудно сделаться красавцем? — пророкотал он. Костлявый исполин тотчас ужался, переплавляясь в форму рослого молодца с русыми кудряшками и румянцем во всю щеку. Этакий славянский богатырь, кровь с молоком. Может, даже царевич.
— И что хорошего? — сказал он, поведя могучими плечами. — Ведь это не я! Разве важна внешность, когда волен принять любую?
Это все больше смахивало на бред — я даже головой потряс, пытаясь прогнать наваждение.
— А ведь можно и так…
Из его лопаток проросли кожистые крылья, развернувшись на полкомнаты, и сам Калида покрылся зеленоватой чешуей. А с сумрачного лика, будто выточенного из дерева, светили глаза, окаймленные черными веками. Демона заказывали? Вот и он!
Осторожно я посмотрел в сторону. Бедняга Киря лежал неподвижно, осунувшееся его лицо застыло. Но глазастый Калида перехватил взгляд.
— Да забудь о нем — он лишний в этой сцене! — Навскидку он выстрелил в парня снова, на сей раз угодив в ногу. — Что за глупости, а?
— Об этом тебе лучше потолковать с Аскольдом, — сказал я, вскипая уже всерьез. — Найдете общий язык.
«Демон» снова перетек в «молодца» — видно, такая форма нравилась Калиде больше других. Хотя и ругал ее.
— Не вытанцовывается финал, — сообщил он озабоченно. — Разве так должна протекать последняя схватка? Куда тебе в соавторы, Род! Вместо того чтобы помогать мне, вносишь сумятицу. Где чистота и цельность чувств, где накал страстей? И о чем мы базланим сейчас? Бред!
— Заигрался ты, Игорек. Действительно, такое несешь!
— А хуже всего, что нет саспенса, — качая головой, прибавил Калида. — Ты ведь рассчитывал на честный бой? Но, как злодей, я обязан поступать подло — правда образа, ничего не попишешь. И вот сейчас лишу тебя всех резервов… ну, может, кроме Защиты. По-твоему, в байках про НЛО сплошное вранье? А помнишь об отключении приборов? И чего стоишь ты без своей техники? На корм, на корм!..
В тот же миг экран перед моими глазами потух, и умолк комп, и тяжесть снаряжения снова навалилась на тело, ибо вырубились усилители. Вот этого я и боялся: оказаться наедине с драконом едва не голым… в одних лишь доспехах, с мечами и «гюрзой». А что ему булавочные уколы! Обычных-то средств уже не хватает, чтоб противостоять монстрам.
— Вообще, ты меня разочаровал, — объявил Калида, по всей видимости, готовясь меня убивать. — Ожидал от тебя большей выдумки.
— Погоди, — призвал я. — Это еще не гвоздь программы.
Злоупотребляя его любопытством, достал из рюкзачка трофейный шлем, быстренько напялил взамен своего. Покосясь снова на Кирю, колебался целую минуту, будто решался бухнуться в ледяную воду. «Удержаться на инерции, на памяти», — вспомнилось вдруг. А рядом еще якорь — Киря. Увесистый такой якорек.
— Прежний был солидней, — заметил Калида. — Этот какой-то легонький, бутафорский… Внешность обманчива, да?
Я молчал, собираясь с силами. Затем, глубоко вздохнув, включил Защиту на полную.
Щелк!.. Вот теперь я стал Зверь. Ни колебаний, ни сомнений — все просто, понятно. Кто враг, кто союзник, и чем товарищ отличается от друга… тем более у Зверя не бывает друзей. Неизвестно, сколько оперативки Калида надергал по своим внучатам, формируя нынешнее сознание, но такому холодному, прозрачному рассудку мог бы позавидовать даже он.
— И что? — спросил хозяин, с интересом разглядывая мои доспехи, вдруг обратившиеся в зеркало.
— И все, — ответил я-Зверь. — Каюк тебе.
— Серьезно? — не поверил он. — Я буду возражать!
Как ни странно, снова ожил комп — будто и частичного покрытия хватило, чтобы оградить его от здешних сюрпризов. И мой Зверь сомкнулся с компом, как по заказу, — идеальная пара, загляденье! Никогда прежде я не ощущал такого слияния с машиной.
— Так возражай, — сказал я, снова доставая мечи.
— По-твоему, меня можно убить? — звучным баритоном спросил молодец. — А мое сердце ты уже нашел? Не говоря о прочем ливере. Как считаешь, сколько у меня в резерве?
— Да хоть тысяча, — проворчал я. — Голова-то одна.
И «кащея» это будто смутило. Однако ненадолго. Тоже схватившись за рукояти, Калида обрушился на меня, прозорливо метя по стыкам волшебного покрытия, где еще можно было прорваться. Но и мой Зверь уже покатил встречную волну, вовсе не желая играть в поддавки: свою шкуру он оберегал ревностно. Новая Защита делала Зверя почти неуязвимым, а быстрота его и хладнокровие, подкрепленные резервами компа, позволяли работать на опережение, с лихвой возмещая разницу в силе. Выдержав начальный штурм, Зверь сам перешел в наступление, с каждой минутой наращивая преимущество, подпитываясь нестихающей яростью.
Финал схватки был предрешен, Калида мог лишь потянуть время. И сейчас усиленно этим занимался, словно понимал, как быстро тают мои шансы обуздать выпущенного Зверя. И тогда все мои принципы, предпочтения, привязанности останутся в прошлом. Я получу новые ориентиры и потеряю последние тормоза, принявшись шагать по головам. И стану злобствовать от одиночества, срывая раздражение на слабых. И угождать сильным, выгадывая момент, чтобы ударить им в спину. «Скотский двор», как же иначе?
А Зверь уже предвкушал скорую победу — над Калидой, надо мной, слабым человечишкой, раздираемым полярными сутями. Победа, победа, победа — стучало в крови… Ника, господи! Зачем ей Зверь? Кровожадным хищникам в тот светлый домик путь уж точно закрыт. Разве что ворваться туда силой, сметая преграды, калеча и убивая… насилуя… Нет!
Прервав атаку, я отпрянул от противника. Сорвав с головы шлем, с рычанием отшвырнул прочь — к самым ногам Калиды, с натугой переводившего дух.
— И глупо, — бросил он, сейчас же поднимая шлем. — Ты лишился своего последнего шанса. А ради чего?
Не утерпев, напялил себе на голову. Как и я сутки назад. Всегда мы чуть-чуть торопимся. Нет бы сперва подумать!
И разом Калида остался без подпитки, перекрыв все внешние каналы, — абсолютная Защита, знаете ли. То, что давало мне силу, для Калиды имело обратный эффект, потому как я все-таки делился с другими, а он лишь отбирал. И прежде, чем Калида успел расчухать ситуацию, я метнулся к нему и даванул ту заветную кнопочку, на которую наткнулся вчера. И тотчас сработал ошейник-капкан, закрывающий шлем еще и снизу. Ловушка захлопнулась. Примерно так же Кот в сапогах подловил людоеда — главное, загнать в уязвимость.
— Ап! — сказал я, обеими руками снимая голову с оцепеневшего тела.
Выпучив глаза, Калида ошалело вращал зрачками, словно пытался разглядеть, что с ним сотворили, и беззвучно разевал рот, в ужасе искажая лицо. Секунда проходила за секундой, а он все не желал угомониться, будто пытался зацепиться за жизнь даже сейчас.
Так и не дождавшись, пока враг отдаст швартовы, я сунул потяжелевший шлем обратно в рюкзак и наконец склонился над Кирей. Как и надеялся, обе злосчастные пули застряли в панцире. Но будь Киря постарше либо похилей… А вот ногу ему таки прострелили, хотя латная подкладка сразу прижала рану, остановив кровь. И все ж лучше бы побыстрей доставить парня к врачу. А меня — к Инессе. Расползтись бы по койкам, а? И покой!
Замычав, Киря вдруг открыл запавшие глаза, вопросительно уставился на меня. Счет ему, видишь, объяви. Ну, кто тут выиграл?
— Мы чемпионы, мой друг, — сказал я. — Мы идем до конца.
— На кладбище? — выдавил Киря, перхая. — Так туда можно не спешить.
Действительно, до чемпионов мы как-то не дотягивали. За предыдущие двадцать лет меня столько не дубасили, сколько за последнюю неделю.
С трудом повернув голову, парень увидел, что осталось от Калиды. Под застывшим, точно памятник, телом уже растекалась лужа, и само оно было густо окрашено алым.
— Что ж ты врал, будто не мстишь! — прохрипел Киря. — А с этим как?
— Это не месть — профилактика. Изолировать нельзя, пришлось казнить.
Я не стал уточнять, что казнь привела к странному исходу.
— Ты вот что, партнер… — Парень замялся. — Оставь меня, что ли, тут. Двоим-то отседа… Лучше сгоняй за подмогой, а?
— Может, тебя и пристрелить вдобавок? — поинтересовался я. — Расслабься, малыш, план по героизму мы уже выполнили!
Но возвращаться через лабиринт, волоча на себе Кирю, и самому хотелось не шибко. Вообще, игры эти начинали приедаться. Резвиться в своем подвале, отстреливая виртуальных монстров, мне нравилось куда больше.
— Думаешь, это впрямь колокол? — спросил я с усмешкой, кивая наверх. — Не настолько Калида ополоумел, чтобы звонить под землей.
Отыскав под нишей пультик, я опустил «колокол» на пол, открыл в нем дверцу. Внутри оказалось светло, по кругу кабинку обегало бордовое сиденье, стены покрывал зеленый бархат, вперемежку с зеркалами. И симпатичный столик по центру, отменно сервированный. Этакий ресторанный закуток.
— А где ж языкочлен? — удивился Киря.
— Экран, — коротко пояснил я. — Ты что, объемного кино не видел?
— А Мальва? — спохватился парень. — С нею-то как?
— Да помню я, помню!
Хотя лучше бы забыл. Впрочем, его дело.
Как и рассчитывал, в игровом зале девчухи не оказалось. А вязанка храмовников все так же моталась через зал, зацепенев, как жуки по осени. Взрывать их не стал — презумпция безобидности как-никак. То есть оставалась надежда, что теперь они поутихнут, если их все-таки снимут с маятника.
Для очистки совести прошел по следам Мальвы до входа в тоннель, даже запустил внутрь «стрекозу», но девчуха, видно, драпанула от души, и гоняться за ней не было ни времени, не желания. К тому ж я подозревал, что убегала Мальва как раз от нас.
Все мои изыскания Киря наблюдал на своем дисплее, так что, когда я вернулся, обошлось без вопросов. Установив парня на ноги, в обнимку с ним протиснулся в лифт, подождал, пока туда же влетит «стрекоза», и отправил кабинку на самый верх. Кирю усадил рядом с дверцей, а сам встал по другую ее сторону, приготовив сразу бластер и «гюрзу», — ведь черт знает, чего ждать на выходе. Или кто там ждет нас.
Но открылась кабинка уже на поверхности, из невзрачного округлого валуна выпустив в прохладную ночь, наполненную ошеломляющей свежестью и родными запахами. Вокруг расстилался пустырь, рассеченный многими трещинами, усеянный каменьями, придавленный черными тучами, — а через него уже катил к нам «болид», все эти часы дожидавшийся тут. Не без труда я загрузил Кирю в машину. Черт знает что: брал у Аскольда целехоньким, а возвращаю едва живым. Хорошо, напрочь парня не заломали.
Усевшись за пульт, отправил команду «Малютке»: дескать, возвращайся, подруга, в родимый ангар, — дождался подтверждения и аккуратненько порулил к магистрали, стараясь поменьше трясти Кирю.
