Часть 1
Скучный день методиста
Глава 1
День начинался тускло, несмотря на ясную погоду. После вчерашнего силового тренинга, короткого, но изнуряющего, удовлетворенно ныли мышцы и клонило в сон — вернее, хотелось снова залечь и погрезить с полчасика на грани сознания. Организм требовал отдыха. Даже сидеть было лень, тем более что-то делать. Впрочем (я это знал), ближе к вечеру тело оправится уже настолько, что благосклонно, даже с приятностью примет каждодневную растяжку и обычный набор приемов, закрепляющих боевые навыки. Конечно, если в накатанный распорядок не вторгнется непредвиденное.
Нехотя поднявшись, я прошел к широкому окну, расцвеченному утренними лучами. Сбылась давняя мечта: выходило оно на море — теплое, яркое, живое. Сколько лет этот берег вспоминался мне, являлся во снах, прежде чем я смог поселиться тут. Дом громоздился на самом краю каменного отвеса, массивными стенами словно бы продолжая прибрежную скалу, а достался мне во время последнего передела, за смехотворную цену. Было в нем два этажа, не считая роскошной мансарды да огромного подвала, и снаружи он смахивал на крепость — как и пристало жилищу современного феодала.
Ныне прежний хозяин «канул в Лету», сохранив разве шкуру, а в его родовом гнезде воцарился я, мизантроп-одиночка. Сгинувшую охрану заменил страж-системой, исполненной по последнему слову, обзавелся радиостанцией, напрямую пускавшей в Океан. Внизу, у подножия скалы, устроил волновую мини-ГЭС, в обилии снабжавшую энергией, и подстраховал ее ветряками на крыше. А чего стоило оборудовать комнаты под свои нужды и предпочтения — отдельный разговор. Зато теперь дом стал точно с плаката: живописные уютные стены, паркетные полы с подогревом, дымчатые стекла-«хамелеоны» и лучшее из бытовой техники, что производят на сегодняшний день, — включая новейший компьютер, прозванный мною Дворецким.
Утро действительно выдалось солнечное да безветренное. Искрящаяся бирюзовая вода омывала мою скалу с трех сторон, и с четвертой вид открывался не хуже — на вздымавшиеся к небесам горы. Перед домом, на пологом отроге, каменным языком выступающим в море, расстилался тенистый парк, а вдоль него журчал ручей, впадая в прозрачное озерцо, окруженное валунами. Тут и впрямь было красиво, но главное, я жил один. Теперь мне не докучали голоса за стеной, топот над головой, ор на улице — я выбрался из общего муравейника. За окнами обрыв в сорок метров, под ним плещутся волны. И ни одна сволочь не сможет заглянуть в мои окна, разве только взобравшись на горный склон да вооружась могучей оптикой.
Со вздохом я отошел от окна. Завернув ненадолго в ванную, направился в кабинет. По пути проверил ночные звонки, связавшись с Дворецким. Он же — мой секретарь, консультант, помощник, а заодно и штат слуг, неприметный, но вездесущий. Для каждой ипостаси у него запасен подходящий голос: от интимного альта до деловитого баритона — и соответствующий лексикон. Даже на вызовы он отвечал разными голосами, чем создавал у чужаков иллюзию немалой обслуги. Дворецкий был не особенно умен и, уж конечно, не обладал свободой воли, а потому я мог доверить ему многое. Впрочем, программы в него заправлены лучшие, так что, общаясь с ним, я иногда забывал, что разговариваю с машиной.
Звонков оказалось мало, что и понятно, учитывая нынешний круг моей клиентуры. Далеко не все были интересны мне. Или полезны. Или приятны. Для экстренных вызовов служила прямая связь, но ею могли пользоваться единицы. Прочие дожидались, пока позвоню сам — если позвоню. Спрос на мои услуги прибывал, и уже можно было выбирать клиентов — повлиятельней либо посимпатичней. А вести дела с явной поганью я избегал всегда.
— Как прошла ночь? — спросил у Дворецкого. — Не было поползновений?
— Происшествия не зафиксированы, — доложил тот ворчливым басом. — В пределах территории посторонние не замечены.
«Не зафиксированы», «не замечены» — Дворецкий любил четкость в формулировках. Чем выгодно отличался от людей.
— И слава богам!.. А в окрестностях?
— Что?
— Никаких отклонений?
— Какого рода?
Пришлось уточнять:
— Движение, огни, блики?..
— Огни наблюдались. Под водой.
— Опять, да? В следующий раз сообщай о них сразу.
— Понял.
— И сразу же выводи на дисплей.
— Понял.
— Что ты понял? — сдерживаясь, спросил я. — Запись давай!
Раздражаться на комп так же глупо, как на скверную погоду. Даже глупее, потому что здесь винить следует себя: каков вопрос — таков ответ.
— Подводных огней?
— Именно.
Ничего нового я не увидел. Что-то неясное творилось последнее время под поверхностью, какое-то загадочное шевеление. Уже третью ночь изредка и кое-где, то там, то тут, мерцали тусклые пятна, похожие на отражения дальних сполохов, — возникая, пропадая, перемещаясь. Словно бы невдалеке от моей скалы затеяли подводные работы, вынюхивая невесть что. Нешто опять кладоискатели? Как будто на здешнем мелководье еще не обследовали каждую пядь! Вот поглубже — другое дело. В Средние века эти берега слыли проклятыми, и корабли тут гробились якобы через один, взамен плодя фантастические легенды. Правда, на глубине требуется оснастка серьезней той, что имеется у местных халявщиков, а со стороны сюда побаиваются наезжать. Хотя, хотя… Все ж таки не помешает взглянуть на это ближе — но чуть погодя, не сейчас.
Я позвонил двоим, добивая старые дела и подводя там окончательный баланс. Затем занялся разбором почты. Это сделалось для меня таким же привычным, как литр дистиллированной воды по утрам или йогурт на ночь. Из всех дел, какими я мог нагрузить себя, чтоб обеспечить свои немалые потребности, глубинные погружения в Океан оказались наименее обременительными. К тому ж они удаются мне, как немногим. За считанные месяцы я стал, видимо, лучшим в губернии знатоком новейших технологий и теперь охотно делюсь знаниями — за соразмерную плату. Но, ради собственного благополучия, всегда держусь на шаг впереди своих клиентов.
От моих «далеких друзей», коих я в глаза не видел (и тем лучше с ними ладил), пришло несколько писем, вполне информативных. Хотя бы в Океане отыскались партнеры, честно обменивающие знания. Тут находились даже энтузиасты, готовые делиться бесплатно, — будто это возвышало их в собственных глазах. Впрочем, пакостники, норовившие подсунуть гадость, встречались чаще. Но на них велась охота, не уступавшая по азарту настоящей.
Поступила и пара объемистых пакетов — в ответ на мои вчерашние запросы. Содержимое порадовало — как раз то, что я хотел. Далеко не всегда натыкаешься на желаемое с первой попытки.
Наконец получил ответ от сестры, с которой не встречался года четыре. Вот там все оставалось грустным. Внешне мы были похожи — к несчастью. То, что добавило мне притягательности, ее сделало некрасивой. А хуже всего, что она сама этим прониклась. И почему одиночество не выделяется по заявкам?
— На территории посторонний, — внезапно объявил Дворецкий. — Направляется в сторону дома.
В лязгающем его голосе мне почудилось возмущение — уж чужакам вход сюда настрого воспрещен. Непроизвольно оглянувшись, я потребовал:
— Покажи!
Невдалеке от ограды действительно пробирался через кусты человек. Приземистый и не слишком ловкий, одетый точно бандит из мелкой стаи. Кроме плохонькой бронекуртки, на нем имелись коже-пластиковые брюки, металлизированные ботинки на изрядных каблуках и синяя шапочка с выступающим козырьком. Последняя, наверно, смотрелась бы неплохо — на красивой голове и при мускулистой шее. Но этому не подфартило ни с внешностью, ни с мышцами. И навыков у него оказалось негусто. Возможно, он и крался — в своем понимании. Но с равным успехом мог бы подкрадываться бегемот. Рассеянные по парку датчики с легкостью фиксировали его перемещения, а укрытые в листве «глазки» провожали взглядами, передавая от одного к другому. Идиот! Сунулся бы он сюда ночью, когда страж-система настроена всерьез, и его оцепенелое тело уже доставили бы к крыльцу — на предмет опознания.
— Кажись, знаю его, — пробормотал я, будто Дворецкому не все равно. — Ладно, нехай живет!
Встав из-за пульта, я потянулся, с удовольствием напрягая мышцы. Затем набросил на плечи просторную рубаху и без спешки прошлепал ко входу, распахнув дверь за миг до того, как в нее попытался стукнуть незваный гость.
— Здрас-сь, — промямлил он, опуская вздетую было руку. — А это я! — И расплылся в дурацкой ухмылке, вполне ему подходившей.
Радость какая: наконец и к нам пожаловал Лазер. Зацепенев, шаромыга глядел на меня, точно на гору, грозящую обвалом. К опаске примешивалась зависть, даже преобладала. Не виделись мы давно, и за этот срок я сделался одним из самых здоровенных в губернии — чего, собственно, и добивался. Если прибавить к сему обширный арсенал навыков, почерпнутый из Океана, да отменное техобеспечение, мало-помалу собранное в моем гнезде… А у Лазера ни первого, ни второго, ни третьего. Где справедливость?
— Какого черта? — проворчал я. — Почему без звонка?
— Сюрприз! — ухмыльнулся гость. — Давно хотел тебя проведать.
По его нечистому, угреватому лицу катился пот, и на меня извне дохнуло зноем. В моих-то комнатах всегда прохладно, словно в подводной глубине.
— А уж как я тебя ждал!..
Следовало бы послать этого хмыря подальше, да еще придать ускорения пинком под зад, но… требовался повод.
— Ну, входи, — уступил я, кляня себя за мягкотелость. — Если не боишься.
У Лазера хватило ума промолчать, не ерепениться на пороге, через который еще могли не пустить. Вот затеять свару в доме, наплевав на приличия… Н-да. «Невольник чести» — это и про меня.
— Двигай в комнату, — сказал я, с брезгливостью глядя на его обувь. Конечно, можно заставить гостя разуться, но не оказалось бы еще хуже.
Понурясь, Лазер затопал по коридору впереди меня. Его защитный жилет был усилен с тыла пластиковыми бляхами, словно бы он опасался удара в спину. Меж лопаток свисал жиденький рюкзак, в котором что-то позвякивало на самом дне. Вступив в гостиную, Лазер закрутил головой, разыскивая, откуда слышится «мой любимый старый джаз», — но не преуспел. Саму-то мелодию он вряд ли оценил. А ведь звучала «Песнь о Грузии» в исполнении Рэя Чарлза: «Georgia on my mind», — классная вещь, на самом деле.
— Выкладывай, — велел я, лишь только Лазер уселся. — Чего надо?
И покривился, увидав его во всей красе: от скверных зубов врастопырку до сальных волос, выбившихся из-под щегольской шапочки. А ногти-то, ногти!.. Землю он, что ли, рыл?
— Щас, щас… Не гони коней!
Гость еще озирался, завистливо морщась. Поглядеть было на что: стильная мебель, шикарная аппаратура, да и сама зала впечатляет. Конечно, Лазер не отказался бы от такого. Но чем обоснует свои аппетиты? В нормальную Семью его не берут: пакостен, треплив, личными дарованиями не наделен. Разве пронырлив сверх меры и нюх, как у гиены. Так ведь вкупе с дуростью это прямая тропка на тот свет.
А еще Лазер рассчитывал угоститься. На столике стояла ваза с фруктами, рядом помещалась коробка трюфелей — но что это для настоящего мужика!.. В другом месте Лазер не постеснялся бы пошуровать по укромным углам, за что и получил прозвище, — но здесь ему живо отбили бы руки.
— Выпить бы, — облизнув губы, пожелал он. — Блин, пересохло все!
— Сок.
— Ну хотя бы…
Выставив перед ним запотелую бутыль, я самолично наполнил бокалы и первым отхлебнул из своего, чтобы рассеять возможные подозрения. Конечно, Лазер и даром мне не нужен, однако он-то убежден, будто все вокруг спят и видят, как бы его, драгоценного, в могилу спровадить. Туда и дорога, если откровенно, — но чтобы я марал руки?..
Сам сел по другую сторону стола, подальше от его «ауры», уже расплывавшейся по комнате. Если уж допустил свинью в дом, приходится терпеть. Впрочем, попытку Лазера развалиться повольготней я пресек угрюмым взглядом.
— Так ни с кем и не сдружился? — хорошенько приложась к бокалу, спросил Лазер. — А, Род?
В его понимании дружить значило сотрудничать к взаимной выгоде.
— Тебе-то что?
— Вот не умеешь ты с людьми ладить! — посетовал он.
— Или не хочу?
— Да ладно, дело твое…
— Ну, слава богу.
— А вот я давеча… — И Лазер пустился в россказни про свои достижения на ниве бизнеса. Затем вполне мог переключиться на любовные подвиги — кто ж этим хвалится, если не лузеры? (Кстати, забавное созвучие.) Его речь была неряшлива, как он сам. И разжижалась таким количеством матюгов, что вполне могла быть сокращена вдвое без всякого ущерба для содержания. Лазер явно не ценил время — ни свое, ни чужое. Но у меня-то оно расписано по минутам.
— Моего терпения хватит на четверть часа, — предупредил я. — Затем вышвырну. Этого добиваешься?
— Ну ладно, блин, ты чё? — обиделся он. — Ведь столько не виделись!
— А летаем по разным орбитам — с чего пересекаться?
— Зато нынче дорожки совпали, — хихикнул Лазер. — Не веришь?
— Докажи.
— Щас. — Нагнувшись, он сунул пятерню в рюкзачок, а я, будто невзначай, направил на гостя предплечье. Конечно, он мог и не знать, что кроется в моем рукаве. Во всяком случае, не карты — хуже, много хуже. Лучше не выяснять. — Во! — Лазер вытащил на свет предмет, в котором даже я, спец по новинкам, не сразу распознал наручный диагност-аптечку, объединенный с видеофоном. — Видал такое?
— Дай сюда, — велел я.
Нехотя бандит расстался с драгоценностью. Этот самый ДАВФ и походил больше на изящный браслет, украшенный каменьями. Которые вообще-то были дисплеями да проекторами объемных картинок и оживали при нажатии скрытой кнопки. Не сразу я отыскал крышечку, под которой пряталась крохотная батарея — из разряда едва не вечных, насколько можно судить. И весь прибор скорее всего потреблял крохи. А занимал всего ничего. Большая часть объема отводилась под лекарства — конечно, самые насущные, экстренные, предназначенные поддержать жизнь, пока не подоспеет помощь, вызванная по видеофону. А до ее прихода можно глядеть программы, транслируемые со спутников.
Действительно — вещь! Техника завтрашнего дня. Если себя я воображал летящим на гребне прогресса, то ребята, которые произвели такое, мчались впереди волны.
— Где добыл? — небрежно спросил я.
Лазер осклабился, сузив глаза в щелки:
— Мое дело, да?
Эдакий упырь вполне мог снять и с трупа, предварительно укокошив владельца. Либо отобрать у больного, коему эта штуковина как воздух. Но разве докажешь сейчас?
— Ладно, что дальше?
— Эй, эй! — заволновался он. — А цацку?
Подавив вздох, я вернул браслет, хотя вряд ли тот принадлежал Лазеру. Но ведь и не мне? Увы, увы… Редкостным своим чутьем Лазер ощутил во мне интерес и тут же попытался протиснуться дальше:
— Слыхал, у тебя погребок классный? Угостил бы.
Можно подумать, он разбирается в винах! Лишь бы глаза залить.
— Ты по делу или как? — спросил я.
— Ну?
— А дела ведутся на трезвую голову.
— Ну да, у тебя ж правила! — огорчился Лазер. — Бляха-муха, ну хоть попробовать?
— Молока хочешь? Или кефира?
Если бы гость не знал, что я и сам это пью, счел бы оскорблением, — а так сошло за подколку. Впрочем, от меня Лазер стерпит любую обиду.
— Или кумыса, — буркнул он уныло и скорчил брезгливую гримасу.
С горя Лазер плеснул себе еще соку, щедро разбрызгав по столу, сделал пару гулких глотков, закусил трюфелями. Затем сообщил:
— Проследил я, откуда это выскочило. Цепочка еще та!
— И что на конце? — спросил я.
— Головка! — прыснул Лазер, но тут же потух, убоявшись возмездия, и зачастил: — Есть на речной набережной дом — голубенький такой, в три этажа… Ну, знаешь, где растет старый дубище?
— А на дубе том цепь, — перебил я, симулируя закипающий гнев. — Ты что, байку сказываешь?
— Не-е, кроме шуток! — и вовсе перетрухал Лазер, наслышанный про мои приступы ярости. — Шатун, ты чё? Я же гость!
— Кость ты в горле, а не гость, — проворчал я, словно бы с трудом сдерживаясь. — Не тяни мякину!
— Так я ж говорю: дом, дуб…
— И «три колодца». Ты издеваешься?
Не перегнуть бы — сдуру схватится за огнестрел.
— Бляха-муха, не дави! — взмолился Лазер. — Собьюсь ведь, а ты раздухаришься. Так вот, в доме том…
На сей раз я лишь хмыкнул.
— …обитают несколько типчиков. Двое-трое — вряд ли больше. Хотя и здоровы, кого разглядел. Каждый за центнер, а движутся, будто не весят ни хрена, — бойцы, уж я понимаю в этом!
И Лазер выразительно поглядел на меня: мол, и ты такой же. Большой, страшный, море по колено… Ну спасибо, родной!
— Предлагаешь взять их в оборот? — спросил я. — Прижать в темном месте, попытать, откуда цацка да есть ли еще такие или получше. И почему не делятся с достойными, а разбрасывают кому попало… Так?
— Ну, — согласился он, недолго подумав.
— И в помощь никого привлекать не будем?
— Да зачем нам лишние? Ты один стоишь…
— Целого взвода? — подхватил я. — А то и роты.
Но гость не оценил цитаты. Или не вспомнил.
— А если попросят защиты у Двора? — спросил я. — Или обратятся за помощью к какой-нибудь Семье?
— Эти хмыри не любят высвечиваться. Контачат с немногими, остальных сторонятся, будто спидоносцев. Гордые!
«Хмыри», надо же. Уж кто бы говорил.
— На чем навариваются — не понять, но живут кудряво.
— За это и невзлюбил их?
— Ну дык — завидки ж берут! — подтвердил он. — А как выряжены, ты б видел!.. И тёлки по высшему разряду.
Распробовав трюфели, Лазер принялся за них всерьез, обильно запивая соком. Эдак ему и коробки не хватит.
— Много тёлок-то? — поинтересовался я.
— Да парочку высмотрел — им бы в кино сниматься, сукам продажным.
— Чтоб и ты мог пользоваться?
— Я и в натуре не прочь, — осклабился Лазер, а я опять гадливо поморщился. Чем грязней лапы, тем шибче желание залапать. Закон природы?
— Уже пробовал?
Я оглядел гостя внимательней, отыскивая свежие синяки. Вроде за последние дни по морде не били. Может, восполнить пробел?
— Так ведь не подобраться!.. Чего б тогда я приперся к тебе?
— Подручный понадобился? — осведомился я. — Придержать тёлку за плечи, пока будешь в нее внедряться?
Лазер разом поблек, вспомнив, видно, как я разбирался с насильниками, если меня привлекали. К слову, рисковал я не слишком: среди насильников редко встречаются настоящие бойцы.
— Ладно, — сказал я. — Что еще имеешь добавить?
— Ну, следил я за ними с пяток дней.
— Сам, что ли?
— Зачем? Есть у меня пара пацанов… Так вот, домик все ж посещают — разные. Но что чудно: заходит-то к ним народу больше, чем выходит. Некоторые не возвращаются — ни через день, ни через два.
— И что надумал?
— А?
— Объясняешь как?
— Не похоже на фирму, вот что! — выпалил Лазер. — Скорее секта.
— Тогда при чем тут мы?
— А будто не знаешь, как умеют навариваться пророки! Если каждый сектант отстегнет по чуть…
— Богачи редко впадают в религию. А из лузеров много не вытянешь — разве их будет тысячи.
— Не скажи. Счастье-то не в одном богатстве.
— Надо же, — поразился я. — И от кого слышу?
Хотя Лазер прав: достаток — еще не все. И за примером далеко ходить не надо. Но меня-то религия не спасет. Не верую, Господи!.. Уж извини.
— И знаешь, кто исчезает? — продолжал гость, подмигивая. — Кто моложе да посмазливей. В большинстве — девахи.
И когда успел набрать статистику? Хотя Лазер из тех, кто строит теории на хилом фундаменте.
— По-твоему, их приносят в жертву?
— Это ж сатанисты, гадом буду!
— Ты и есть гад, — проворчал я. — Сознайся: приплел секту, чтобы меня зацепить?
Выходит, уже и до шаромыг дошло, как не люблю я «божьих людей». А Лазер обрадованно закудахтал, будто я удачно сострил. Кажется, даже вознамерился хлопнуть меня по колену, но вовремя одумался.
— Все путем, — заверил он. — Мы ж партнеры, Род!
— Еще нет.
И вряд ли станем. Не хватало, чтобы я затевал с Лазером совместные шашни. Он даже на комический персонаж не тянул — слишком отвратен.
— Ну хочешь, дневник выдам? Мои орёлики там всё пометили: кто внутрь, кто наружу…
— Кто в лес, кто по дрова… У вас что, паршивого «глаза» не нашлось?
— Это ж ты технарь, — возразил он. — Тут и нужен подкованный кадр, чтоб припереть к стене.
— Ишь, грозный!.. И как ты собираешься «припереть»?
— Пригрозим рассказать про их делишки кому следует. А станут возбухать, захватим одну из сучек… даже обеих.
Лазер облизнулся в предвкушении, будто эта часть плана его особенно грела.
— Ага, — понимающе сказал я. — Обеих… Чтоб, значит, каждому по штуке. А по по не по?
— Чё?
— По портрету не получишь? — перевел я. — Эти парни, как ты их обрисовал, не походят на лохов. А если в отместку за тонкий ход тебе натянут глаза на задницу?
— А мне плевать! — заявил Лазер. — Подумаешь!
Ну да, «потом мне будет плохо — но это уж потом». Или он настолько меня зауважал? Такие шавки горазды лаять из-за чужих спин.
— Ты что, очень озабочен? — спросил я. — Так купи пылесос.
— Зачем? — удивился он.
— За тем самым.
— Шуточки у тебя!
— Ну, я-то отмахаюсь, — повел я плечами. — А тебе не завидую. За такие шалости вполне могут кастрировать. И откроется тебе вокруг огромный мир!.. Давно ты был, скажем, в театре? Или музее?
Почему-то Лазера это не обрадовало — он и слова такие едва помнил. А ведь недурное средство. Сразу успокоится, перестанет доказывать, какой крутой. А живут кастраты, говорят, дольше.
Впрочем, Лазер уже нашел другое решение.
— Поделился бы секретами, — снова закинул он удочку. — Ну хоть парочку? Тоже хочу быть сильным.
Ишь, будто стихи цитирует. А продолжение знает?
— Силу — тебе? — Я покачал головой. — Довольно и того, что ты мордуешь своих шлюшек.
— Так ведь мои же? — вывернулся поганец. — Имею право!
— Ты пакостишь, где только можно, — сказал я. — И где нельзя — тоже, ибо дурак. А потому регулярно ходишь с набитой мордой. Разве нет?
«Легко и сладостно говорить правду…» Наверняка Лазер при случае попомнит мне обиду, но не стеречься ж еще и этого слизняка?
— Работа такая, — хмуро поведал он. — Если б повезло, как другим, я бы тоже на собственной фазенде баклуши бил, а не шастал по улицам.
Я смотрел на гостя в задумчивости. А ведь Лазер не угомонится, пока не испоганит тем ребятам жизнь. Слишком она хороша, на его взгляд. А попадись в его ручонки одна из «телок»… Может, удавить гаденыша, чтоб не пахнул? Конечно, не здесь: все же гость… Нет, и на стороне нельзя — табу! Если стану нарушать собственные запреты… Куда это меня заведет?
А Лазер даже не заподозрил, что решалась его судьба, поскольку завел речь о другом:
— Слыхал, у тебя голышка мелькает. Фигуристая!..
— И?..
— Ты ж не пользуешься. — Он снова облизнул губы и подмигнул, не без опаски. — Потешил бы гостя? Целыми ж днями, стервь, без дела шлындрает!
— По-твоему, тут бордель? — спросил я вкрадчиво. — Ты чем думаешь, а?
Действительно, кретин. За такое даже не бьют — убивают. И как еще не нарвался!.. А за мной, выходит, тоже приглядывают. Интересно, кто?
— Жалко тебе? — заныл Лазер больше по инерции. — Она ж бесхозная! Ни дома, грят, ни семьи.
Стало быть, вроде рабыни: никто не вступится. До законов сейчас как до неба, а потому хозяин — бог. И если нет собственных тормозов…
— Ты перепутал эпохи, — сказал я. — Тут даже не крепостное право. А моего гостеприимства хватает лишь, чтобы не вышвырнуть тебя в окно.
Кстати, лететь ему пришлось бы долго. А потом еще не один километр грести вдоль обрыва — не всякий сдюжит. Но это уж не моя вина.
Однако Лазер подозрительно хорошо осведомлен о моих повадках. А попросить лишний раз ему не в тягость, даже когда шансы близки к нулю.
— Чё-то не врубаюсь, — признался он. — От нее убудет, что ль?
Все ж несло от Лазера!.. По-моему, даже мысли его протухли.
— Ты по субботам моешься или еще чаще? — спросил я. — О дезодорантах-то хоть слыхал? Она ж в этом такая привереда! Не ровен час и стошнить может.
На сей раз Лазер обиделся: не на меня ведь, другое дело. Разом помрачнел, точно грозовая туча перед дождем. И чем разразится?
— Одна курва тож из себя строила, — скосив рот набок, прогундел он. — Так ее, вишь, водярой умыли — царской. Теперь больше раза никто не глянет, и то, грят, много!
Еще промах. Кто же, пребывая в гостях, посягает на хозяйское добро?
А тот случай я помнил: жуткое дело. Была б уверенность, что это работа Лазера, сделал бы для него исключение и даже шанса бы не оставил. То есть в море бы он попал, но вот плыть смог бы разве что вниз, как топор.
— Это ты мне говоришь? — спросил я, точно завзятый гангстер.
Фраза ли подействовала, интонация ли, но Лазер тотчас втянул голову в плечи, забегал глазками по сторонам. А я уже выбирался из-за стола, распрямляясь во весь рост.
— Ну чё ты, чё ты? — заскулил Лазер, вжимаясь в кресло. — Не понял что ль: шутка это!.. Разве ж не знаю я, кто в доме хозяин? Все путём, расслабься! Что твое — свято. Кто ж спорит?
Со страху или случайно, но гаденыш нашел слова, позволявшие выйти из ситуации без потерь. Покачавшись, будто в раздумье, я опустился обратно.
Лазер выдохнул с облегчением, но тут глянул мимо меня, и на его лице вновь проступил страх. И было от чего: в гостиную вступал Хан, помесь ирландского волкодава и кавказца (овчарки, разумеется), «с загадочной и дикою душой». Размерами пес превзошел гигантов-родителей и, как положено полукровке, был поумней любого аристократа. К тому ж я поднимал Хана по особым методикам, способным даже из недомерка сотворить исполина. А затем не столько дрессировал, сколько тренировал, наращивая на громадный костяк пласты массивных мышц, совершенствуя врожденные рефлексы и формируя новые, удивительные в нормальном звере. Пожалуй, Хан вырос слишком смекалистым для собаки. Это не сделало его менее преданным, но перевело скорее в разряд друга, нежели слуги, — слишком он стал самостоятельным. И сейчас Хан глядел на чужака пристально, точно на будущую добычу. Даже не стал подходить, чтобы обнюхать, — издалека все учуял, распознал.
— Чё это он? — шепотом спросил Лазер. — Смотрит!..
Разглядев гостя в подробностях, Хан перевел взор на меня.
— За ошейником пришел? — спросил я. — Ну, неси.
Как и я, пес не терпел на себе лишнего. Но при посторонних скандалить не стал, покладисто сгонял за удавкой, изображая из себя вышколенную собачку. Ошейник я у Хана принял, однако надевать на него не стал, небрежно бросил рядом с трюфельной коробкой.
— Потом, — сказал псу. — Гуляй!
Вот теперь ему впору было недоуменно пожать плечами. Но Хан лишь глянул на меня с укоризной и убрался, мерно клацая по паркету. Эта вещица ему и даром не нужна.
Зато у Лазера разгорелись глаза. Сейчас же он подхватил ее со стола, принялся вертеть перед собой, ухая, точно уэллсовский марсианин. Почему-то здешние бандюганы с ума сходили по ошейникам. А мой на самом деле хорош: составлен из бронепластиковых сегментов, изнутри подбит мягкой кожей, снаружи усыпан разноцветными шипастыми кристаллами.
— Нравится? — нехотя сказал я.
— А то!
— Ну, возьми.
Лучше бы, конечно, махнуть на его браслетик.
— Закон гостеприимства, да? — ухмыльнулся Лазер, поспешно напяливая ошейник на себя. — Классная штука!
— Для гостей, — буркнул я.
А про себя добавил: «Бойся данайцев». Хотя кто их сейчас боится? Во всяком случае, не Лазер. Правда, он и дареному коню смотрит в зубы, но вовсе не потому, что тот — троянский. Продешевить боится.
— Небось у самого и получше есть? — завистливо предположил он.
— А ты хотел, чтоб я оставил себе поплоше?
— Будто от меня что зависит!
— Кто желает слишком многого, — изрек я, — часто остается ни с чем.
— Это ты к чему? — удивился Лазер.
— К тому, что больше ничем порадовать не могу — хватит с тебя ошейника. А дело свое разгребай сам.
— Это окончательно? — спросил он упавшим голосом. Ведь так хорошо начиналось!
— Ты же знаешь: я не торгуюсь.
И подбородком указал на дверь. Угощение выставил, подарком наделил — чего еще? Дожевывая конфету, Лазер поднялся, забросил рюкзачок за плечи.
— Гляди не пожалей! — оставил он за собой последнюю фразу, прежде чем потопать к выходу. — Потом поздно будет.
Почему-то для таких шибздиков очень важно уйти красиво. А я смотрел на оставляемые Лазером следы едва не с болью. «На пыльных тропинках», да? Уж мы везде сумеем наследить. Дезинфекция, дезинфекция!..
Нетрудно угадать, куда Лазер двинется дальше, — точнее, к кому. Собственно, вариантов у него оставалось мало. Проводив гостя камерами до самой ограды, я снова поручил страж-систему Дворецкому и направился во внутренний двор, отделенный от комнат прозрачной стеной.
С этой стороны дома вполне хватило места для бассейна с трамплином и небольшого солярия. От чужих взглядов и прицельной стрельбы дворик заслоняло здание, от ненастья спасала раздвижная крыша. А взобраться сюда по каменному отвесу сумел бы разве альпинист.
Иногда, если жизнь становилась совсем уж пресной, я сигал с обрыва ласточкой, чтобы на секунды ощутить себя Ариэлем. И врезался в прозрачную воду, с восторгом ощущая удар. После такой встряски снова хотелось жить, а раздражение будто смывалось тугими струями. Затем из Ариэля я обращался в Ихтиандра (уж воздадим должное Беляеву), для чего в укромной, заросшей водорослями нише были припасены ласты, шлем-маска и, увы, акваланг.
Сегодня я не стал бросаться со скалы, однако в море искупался, решив совместить удовольствие с делами. Погрузился на пару десятков метров, куда едва достают солнечные лучи, где тишина и покой, лишь бесшумно снуют пестрые рыбины да шелестят крабы по песку. Здесь кипела другая жизнь, точно на иной планете. Придонные скалы, заросшие пышными водорослями, стояли так густо, что я будто парил по ущелью, почти касаясь плечами стен, и были изъедены таким количеством гротов, пещерок, нор, что на их обследование ушли бы годы. Самые живописные я, конечно, не оставлял без внимания, забираясь иной раз в такие теснины, что баллон приходилось толкать перед собой. Сокровищ, правда, не находил, зато под берегом обнаружил места, вполне пригодные для убежищ. А пару пещерок даже обустроил — «на случай войны». Тем более что войны нынче затеваются без объявления.
Вообще, мои изыскания чреваты. Конечно, тут не тропики, и прежде под водой можно было нарваться лишь на ската-хвостокола, зарывшегося в песок, или на скорпену, то бишь банального морского ерша с ядовитыми колючками. Или на морского дракончика, самую опасную из местных тварей. А здешняя акула, катран, — и вовсе смех. Но иной раз за камнями, на грани видимости, мне чудилось странное: то ли мерцание, то ли мелькание — и сердце сжимало холодом. Однако сколько я ни пробовал подобраться ближе, явление (или существо?) уклонялось от встречи. А может, я сам не слишком спешил. Во всяком случае, с недавних пор я добавил к своему подводному снаряжению гарпунное ружье, вполне пригодное для охоты на манту, а также разрядник, способный и тигровую акулу пустить кверху брюхом — правда, ненадолго. Не говоря о двух ножах, больше похожих на мачете, пристегнутых к голеням.
Сегодня тоже не обошлось без сюрпризов. Может, я не обратил бы на них внимания, если бы не настроил себя на поиск, озадаченный ночными огнями. Сперва заметил на дне несколько рыб, по виду целехоньких, но явно не живых. При этом они не всплывали пузом кверху, как полагалось бы, и даже крабы будто брезговали ими. Спикировав вниз, я понял, в чем дело: это были уже не трупы — пустышки. Чешуя и костяк, ничего больше. Будто они померли своей смертью и спокойно истлели в скелеты, ухитрившись не приманить ни одного падальщика.
Оглядевшись, я увидел в отдалении еще рыбину. Перебравшись к ней, узрел следующую. Затем еще. Это уже смахивало на дорогу в пустыне, где вехами служили остовы лошадей и лузеров. Озадаченный, я плыл по диковинному следу, лавируя меж скалами, пока не уткнулся в серовато-белый предмет длиной чуть более метра, в котором не сразу признал останки дельфина-азовки, морской свиньи. А узнав, содрогнулся. Ибо от него тоже остались кожа да кости — в буквальном смысле. То есть под вполне целой кожей не было ни жира, ни мускулов — ничего, кроме скелета. Но сама кожа не выглядела древней, хотя истончилась и сморщилась. Возможно, еще вчера этот кабанчик резвился на здешнем мелководье, не подозревая о близкой кончине. И дорезвился, сделавшись вехой на чьем-то пути. А тому что рыбешка, что дельфин… что человек. И кто ж это был, а? Убивать таких… охотничков!
Я в самом деле разозлился — еще пуще, чем испугался. Охота на дельфинов сродни детоубийству, а в свои «территориальные воды» я и обычных рыбарей-то не пускал. Вся живность в радиусе километра находилась под моей опекой, я один имел право вмешиваться тут в естественные процессы. Кстати, как это возможно: схрумкать плоть, не повредив шкуры?
Выставив перед собой ружье, я двинулся по следу дальше, распаляя свой гнев, чтобы не отступить… на заготовленные позиции. Проще говоря, не сбежать. Жутковатый трупик азовки, смахивающий на заготовку для чучела, впечатался в память накрепко. Впрочем, след скоро оборвался. Всплывя к поверхности, я примерно оценил направление: от берега в глубь моря. Или наоборот.
Большие глубины меня не особо влекут — там темно и зябко. С каждым десятком метров температура понижается градуса на полтора, а на полусотне уже не обойтись без утепляющего костюма. Тем более подниматься оттуда приходится едва не час, чтобы не взыграла кровь. Но если в этих водах впрямь завелись чудища, по ночам резвящиеся у поверхности, то приходить они могли снизу, где вечная тьма. Уж там им хватит соразмерных просторов. Сотни кубокилометров сплошной воды — это ж чокнуться можно!.. Хотя и под обрывом хватало пустот, где вполне могла обосноваться такая вот тварь, любительница ночных охот. И соваться в ее логово не хотелось, тем более что отыскать его не просто.
Все же одну пещеру я решился посетить. Единственный вход в нее скрывался под водой, однако был он широк и не слишком темен, а сама пещера напоминала крытый бассейн, даже с изрядной площадкой у дальней стены. Сквозь высокий ее свод, усеянный многими трещинами, проникал рассеянный свет, и шум прибоя сюда едва доносился. Сумрак, тишина, прохлада. Как раз тут я устроил одну из своих запасных берлог и делить ее не собирался ни с кем.
Но здешний водоемчик, к счастью, оказался пуст. Вдоль покатой стены я всплыл к площадке, выступавшей из воды как раз настолько, чтобы ее не затопляло приливом, и, подтянувшись, присел на краю, избавляясь от снаряжения. Затем прогулялся по длинному уступу, проверяя свои припасы. По первому впечатлению тут тоже все было в порядке. То есть ничего не пропало, а скудная мебель не сдвинута и на сантиметр.
Я уже успокоился, когда добрался до широкого углубления в сплошном камне, специально засыпанного отборным песком, чтоб было где поваляться после купаний. И вот тут затормозил, вздрогнув от неожиданности. На ровном, гладком, ни разу не пользованном мною персональном пляжике возникли отчетливые вмятины. Вот вам и здрасьте!.. Ну, кто лежал на моей постели?
Не отрывая от вмятин взгляда, я приблизился, опустился на корточки. Меньше всего это походило на следы чудища. На моем лежбище явно побывала девица, ухитрившись впечатать свое тело во всех деталях, причем с обеих сторон. И как это удалось ей: водой, что ли, полила, затем еще и разрыла под свои формы? А чуть в стороне оставила оттиск изящной подошвы — дескать, ищи меня по следу. Хороши шуточки!.. А башмачка здесь не припасли? Или хотя бы ласта?
Честно сказать, я испугался. И если б не был уже мокрым, наверно, покрылся бы холодным потом. Собственно, с чего? Странная гостья показала себя шалуньей, но не нахалкой — судя по тому, что не притронулась к чужому. А сюда приплыла, видимо, под водой, обследуя, как и я, береговые пещеры… Ага, с таким достоянием только и мотаться по здешним местам! Как раз на охотничка угодишь. И хорошо, если не обглодает сразу до костей, а растянет удовольствие на год-другой… может, даже приспособит для улучшения породы. Не-ет, не верю я в купальщиц, прекрасных и одиноких, — прошли те времена, если и были. И на розыгрыш это не похоже — слишком уж сложно. Да и кто знает, чем можно меня уесть? Что я, голых женщин не видал!.. Да каждый день.
Усевшись на камень, я задумался. Не многовато ли странностей на квадратный километр и в такой короткий отрезок времени? Ночные огни под водой, загадочные останки, образующие путеводную тропу, теперь еще эти отпечатки… И как увязать всё в систему? Ну, допустим, из морских глубин действительно приплыло нечто. Тогда при чем здесь красотка?
Я представил себе фантастическое существо, хищное, смертельно опасное, неимоверно сильное и тяжелое, слепленное едва не из камня, но внешне похожее на прелестную девицу с плавниками по бокам ног, расходящимися вокруг ступней в роскошный хвост… Еще бы позу покрасивше, и готова картинка в духе Валеджо. Эдакая русалочка-людоедка. И что же светилось в ней: глаза-фары, габаритные фонари на пятках? И как умяла она за один присест целого дельфина? Не говоря о паре дюжин рыб.
Мне вдруг послышался за спиной хрустальный смех. Круто обернувшись, успел заметить радужное сияние, затухающее в дальнем углу над самой водой. Или тоже глюки? Дьявольщина!.. Здесь только сирен не хватало.
Мне не пришлось заливать песочные формы гипсом, чтобы воссоздать затем чудесную фигуру в своей мастерской. (Можно и в мраморе, почему нет?) Хватило провести над ними сканером, припасенным в секретной нише. А уж как возникли они тут, будем разбираться после. В конце концов, некоторые тайны и сами рассеиваются с течением времени.
