Устроившись на прекрасном ковре полукругом, мы продолжили нашу беседу, с единственным отличием — на этот раз инициативу разговора взяла на себя я.

— Итак, мои дорогие, давайте не будем высказывать друг другу претензий, а лучше во всем разберемся спокойно.

Все утвердительно закивали головой, даже мои ученики.

— Вот ты, Алладина, скажи честно, не кривя душой и интеллектом, ты любишь Ронша?

— Конечно, больше всего на свете!

— А ты, Ронш, прости за нескромный вопрос, ты любишь АйБабу?

— Если честно, то безумно.

— Правда?! — радостно подскочила Алладина.

— Раз наблюдается такое тотальное взаимопонимание, то почему бы нам не разобраться теперь в таких пустяках, как оговорки Ронша?

Ронш слегка занервничал, но держался молодцом.

— Скажи нам, Ронш, что ты имел в виду, когда сказал: «Так ты знаешь?!»

— Мне стыдно и неловко говорить об этом.

— Почему?

— Алладина тогда меня разлюбит.

— Это не беда, авось не разлюбит.

— Ладно, я попробую, но предупреждаю, это очень печальная и страшная история.

— Мы все во внимании.

— Ладно, слушайте.

Мои ученики от удовольствия аж светились — я им редко рассказывала сказки на ночь, а тут как раз сказка за сказкой, да еще детективы, да еще про любовь, да еще у детей переходный возраст, да еще — ой, а Ронш уже рассказывал.

… Несколько лет назад, когда я был еще совсем юношей и мое пламенное сердце искало тепла и любви, нежности и понимания, я отправился на вечеринку в соседний город Голыйврут, что на западе отсюда. Там есть клуб, где собираются волшебная элита и обычные люди. Клуб назывался «До упада!». И вот там, среди мелькания лиц, рук, юбок, плащей, меню, серпантина, среди шума музыки и звона бокалов, грохота барабанов и падающих вилок я заметил одну красивую девушку. Она была обворожительна и так разительно выделялась на общем фоне, что не заметить ее было сложно. В красном облегающем платье с широким декольте, на шее ожерелье из черепков крабов. Ее пышные волосы струились по плечам, словно живые, а губы так и жаждали поцелуев. Я решил познакомиться. Купил два бокала красного вина и подошел к ее столику, где она, как ни странно, сидела в одиночестве.

— Добрый день, — поздоровался я.

— Добрый, — ответила она и посмотрела на меня изучающим взглядом, словно орнитолог на небывалую птицу.

— Вы одеты в красное платье, а у меня два бокала с красным вином, вот я и подошел к вам, как говорится, подобное притягивается подобным.

— Что ж, раз подошли, садитесь. А раз сядете, то наливайте, а как нальете, предложите перейти на «ты», а перейдя на «ты», перейдете все границы.

Но для начала я выполнил только первое — сел напротив.

— Скажите, юноша, как зовут вас?

— Ронш. А вас?

— Меня? Вы не знаете моего имени?

— Простите, нет.

— Меня зовут Филонила Фьютьилья.

— Какое красивое и многообещающее имя.

— Вы находите?

— Да.

Я просто был вне себя от радости и счастья, впервые в жизни у меня получался интересный и содержательный разговор с девушкой.

— Скажите, Филонила, почему я должен был знать ваше имя?

— Давайте уж я сама предложу перейти на «ты», а то автор уже устал писать слова Вы, Вам, Ваше.

— Хорошо. Любой ваш… ой, прости, любой твой каприз.

— Имя мое ты должен был знать, если бы знал, кто я такая.

— И кто же?

— Я писательница.

— И что из этого?

— Так все дело в том, какая писательница.

— И какая?

— Известная!

— Правда?

— Да.

— Прости, но я в последнее время не читаю книг.

— Так… тогда понятно… Такие произведения, как «Занесенные снегом», «Эй, Джейн!» или «Конус Эрля», ты не читал?

— Нет.

— Это хорошо, со мной обычно знакомятся только потому, что я известная писательница, а не просто хороший человек.

— А ты хороший человек?

— Ну-у, это, наверно, на любителя.

— Может, все-таки выпьем, а то вино в бокалах скоро из красного станет белым.

— Выпьем.

Мы чокнулись бокалами, после чего беседа пошла оживленней. Мы болтали о жизни, я рассказывал о себе, она о себе, и к концу вечера, когда луна уже была, что называется, в самом соку, я знал о ней достаточно много.

Филонила Фьютьилья — известная писательница, которую уже целый год заедают одиночество и тоска, а также финансовый кризис. Дело в том, что ее произведения, как оказалось со временем, обладают весьма странным феноменом — они вызывают полный шок от откровенности, с которой в книгах изображены самые интимные мысли человека. Из-за этого к ней стали приезжать, прилетать, приползать и приходить толпы мужчин, предлагающих выйти за них замуж. Им казалось, что Фьютьилья такая же, как и героини ее романов, но это было не так. В жизни Филонила была другой — она была тонко чувствующей, сверхэстетичной личностью. Под самый конец разговора она мне призналась, что бабушка ее, Пренкта Фьютьилья, была колдуньей, и от бабушки у нее остался дар страстной любви и магического владения словом. То есть все, что Филонила пишет, как правило, сбывается. Поэтому, кроме мужчин, ее донимает огромное количество женщин, набивающихся к ней в подружки, для того чтобы стать прототипами героинь ее романов. Всем хочется большой и светлой любви.

— Представляешь, Ронш, я не знаю, где мне укрыться от всей этой суеты! Что я только ни пробовала — алкоголь, путешествия, ох, лучше и не вспоминать. Но, где бы я ни появлялась, все начиналось заново — мужчины, женщины… и так до бесконечности или постели…

— Да-а, я так хотел бы тебе помочь.

— Спасибо, конечно, но чем ты можешь помочь?

— Я могу увести тебя туда, где никто не найдет. Никогда.

— Уведи, уведи меня, пожалуйста! Я так хочу наконец-то поработать в тишине, у меня в голове созрел один интересный сюжет новой книги. Представляешь, живет человек, обычный человек, обычно живет. И вдруг в одно прекрасное утро он просыпается в хорошем настроении и идет в трактир, чтобы отметить это самое хорошее настроение, и тут с ним начинают происходить самые невероятные события…