4
— Мы потеряли почти четыре тысячи бойцов, — Зевс в своей обычной манере расхаживал по залу, с такой силой впечатывая шаги в мрамор, что, казалось, еще чуть-чуть, и во все стороны полетит каменное крошево.
За узкими стрельчатыми окнами шел дождь. Холодные тугие струи хлестали по мраморным и бронзовым статуям, наполняя воздух липкой, промозглой влажностью, недавно еще аккуратные, ухоженные цветники превратились в раскисшую смесь мятой зелени и жидкой грязи, и даже на сырых стенах цитадели вот-вот могли появиться пятна плесени. В иное время маги воздуха — обычно этим занимались Зефир или Нот — следили за тем, чтобы над столицей Гипербореи всегда было чистое небо. Кроме раннего утра, предрассветного… в это время всегда шел короткий ласковый дождик.
Но теперь Орфей, которого лекарям с трудом удалось вывести из беспамятства, не мог пошевелить и пальцем, да и остальные братья-ветры чувствовали себя лишь немногим лучше. Гиперборейцы давно уже забыли, сколько сил высасывает магия, а потому и не сумели удержаться на той грани, за которой следует почти неизбежная потеря сознания. Лишь Борей — самый сильный и, возможно, самый осторожный из детей титана Астрея, все еще был на ногах. Но лицо его осунулось, седобородый маг тяжело опирался на посох, казался усталым и меланхоличным, и все время норовил сесть.
И холодный осенний ливень, словно веками ожидавший удобного момента, спешил выплеснуть на цитадель всю накопленную ярость, обрушивая на мрамор величественных сооружений одну ледяную волну за другой. Скоро маги придут в себя, скоро к ним вернется толика сил — и тогда он, ливень, будет изгнан из этих мест. Но это будет потом…
Афина, никогда не отличавшаяся особой выдержкой, выглядела взбешенной. Сломанную кость ей зарастили, но крови она потеряла немало, а потому тоже вынуждена была искать опору для раненной, все еще ноющей ноги. Конечно, опираться на палку воительнице не привиделось бы и в страшном сне — а потому, в очередной раз проигнорировав неоднократно высказанное нежелание Зевса видеть в этом зале оружие, она явилась на совет с недлинным копьем, которое сейчас использовала как посох. Несмотря на боль, она не могла усидеть на одном месте и, прихрамывая, слонялась по залу, то слушая Громовержца, то встревая в разговоры других олимпийцев — в те редкие мгновения, когда Зевс выдыхался и подходил к столу, дабы глотнуть немного подогретого вина.
Сейчас здесь, в самом сердце Олимпийской твердыни, собрались те, кому предстояло принять решение — что делать дальше. Гефест по своей обычной манере ушел в лабораторию с явным намерением не показываться оттуда без острой необходимости. Право решать государственные проблемы он оставлял тем, кто получал от этого хотя бы тень удовольствия. Отсутствовали и многие другие. Аполлон, осунувшийся от усталости и растерявший немалую толику своей ослепительной красоты, уже несколько дней не вылезал из виманы, наблюдая за возвращением избитой, изгнанной, но все еще сохранявшей огромную мощь армады Посейдониса. Исчез куда-то Гермес… впрочем, его присутствие ни в малейшей степени не повлияло бы на принимаемые здесь решения. Персефона, ранение которой было не слишком опасным, но очень неприятным для женщины — осколок камня рассек щеку, оставив уродливый рваный разрез, — удалилась к лекарям, явно не намереваясь показываться на глаза другим олимпийцам прежде, чем от раны не останется и следа.
— Почти четыре тысячи… — повторил Зевс, и в голосе его звучала скорбь. Слишком явственная, чтобы быть неподдельной.
— Если бы до берега добралось не жалких семь десятков кораблей, а хотя бы сотня, — мрачно заметил Арес, лишенный меча, а оттого пребывавший не в настроении, — они бы смели нас.
— Не ты ли, знаток войны, говорил, что любой воин Гипербореи стоит трех варваров и четырех изнеженных теплым солнцем атлантов? — недобро прищурился Громовержец.
На грубом, словно высеченном из камня лице Ареса не дрогнул ни один мускул.
— Говорил, скажу и впредь, — пророкотал он. — Но эти твари… не уверен, что могу назвать их людьми, не боятся ни боли, ни смерти. Мои воины умеют драться с живыми.
Геракл, все еще бледный и слабый, был весьма удивлен приглашением на этот совет. Обычно ни полукровки, ни даже младшие из гиперборейцев не допускались в тронный зал — святая святых Олимпийской цитадели. Хотя причины этого неожиданного приглашения были очевидны. Магия Архонтов уже ни для кого не являлась тайной, и накануне, в ходе беседы, весьма напоминавшей допрос, Геракл вынужден был рассказать отцу правду. Он умолчал только об одном — о том, что и Хирон обладает этим же бесценным даром, защитой от поражающего разум колдовства. Зевс мог пощадить собственного сына, но вот отпрыска Кроноса он бы не пощадил.
— Твои воины показали, что Гиперборея почти беззащитна, — Громовержец некоторое время помолчал, затем мрачно продолжил: — И чтобы устранить угрозу вторжения раз и навсегда, мы… ударим первыми.
В зале повисла тяжелая, гнетущая тишина. До сих пор Олимп ни разу не начинал войн… если, конечно, не считать внутренние конфликты, которые рассматривались как внутрисемейные дела. Никому не приходило в голову бросить вызов магам, а самих их настолько мало интересовали дела смертных, что в войнах попросту не было необходимости.
Но все когда-нибудь происходит впервые.
— Атлантида все еще сильна, — с сомнением в голосе протянула Гера, одна из немногих, кто вообще осмеливался прямо перечить Зевсу. Многие гиперборейцы проявляли недовольство тем или иным решением Громовержца, но высказать свои сомнения вслух означало по меньшей мере впасть в немилость. А Зевс умел выражать свое недовольство так, что потом долго не находилось желающих снискать на свою голову его гнев.
— Атлантида сильна, — кивнул Зевс, словно ожидавший этой реплики. — Ее флот все еще способен на многое… но флот этот в море, и пройдет немало дней, прежде чем воины Посейдониса смогут ступить на землю Атлантиды. Корабли потрепаны, им нужно время на хоть какой-нибудь ремонт, наверняка нужна и провизия, а значит, они будут где-то приставать к берегу. Посейдонис остался беззащитным, хотя и чувствует себя в безопасности.
— И они не ошибаются, — прогудел Арес. — Чтобы штурмовать Посейдонис, нужны войска… хотя бы немного. Но все наши воины здесь. Допустим, Аполлон может перебросить сколько-то бойцов к стенам Посейдониса… десяток, два?
Зевс смотрел на Ареса, но, вопреки обыкновению, его лицо не искажал гнев. Напротив, сейчас в глазах Громовержца плескалась мудрость и снисходительность… так все знающий отец смотрит на дитя, терзающееся вопросами, давно отцом решенными.
— Да. Ты прав. Ты даже более прав, чем думаешь… Вчера Аполлон вновь столкнулся с виманами Архонтов, их огненные стрелы зацепили нашего Златокудрого. Вимана почти цела, но сам Аполлон еще не скоро сможет хотя бы самостоятельно ходить. Так что и вимана не поможет доставить войска в Атлантиду. И я рад, что ты сказал все это… всю эту чушь. Потому что если даже ты, посвященный во многие тайны Олимпа, веришь в то, что говоришь, то и Архонты не пойдут дальше.
— Клянусь Тартаром! — на скулах Ареса заиграли желваки. — Я не понимаю, о чем ты говоришь…
— Еще бы… — Зевс хотел было добавить, что самое большее, что удалось в своей жизни понять Аресу, это за какой конец надо держать меч. Но удержался, иначе совет неминуемо вылился бы в склоку… Арес не боялся ничего и никого, и в силу своей воинской сущности, и в силу не слишком острого ума.
Он медленно оглядел собравшихся, словно раздумывая, все ли здесь присутствующие имеют право услышать то, что он намеревался им сказать.
— В Ойкумене есть много путей… — Зевс погладил бороду, нахмурился. — Да, много. Есть путь, что позволит нашим солдатам достигнуть Посейдониса за считанные часы. Я хотел бы, чтобы это осталось тайной. Все знают, что, покидая этот мир, и люди, и бессмертные уходят навсегда во тьму Тартара, отдавая Харону последнюю монету за перевоз. Но люди умирают по всей Ойкумене… и нельзя сказать, что путь к ладье Харона для тех, кто живет возле Олимпа, короче, чем для всех других. Путь всегда одинаков.
Вниманием собравшихся в этом зале Зевс завладел целиком и полностью. Все взгляды были устремлены на него, затихли даже неизбежные при таком количестве гостей перешептывания. Каждый пытался сообразить, что прозвучит дальше — и еще у каждого было странное чувство, что тайна, которую намеревался огласить Громовержец, несет в себе нечто ужасное.
А Зевс, словно желая поддержать эти мрачные чувства, даже не говорил — вещал, тяжело роняя каждое слово.
— Тартар — вот путь, через который можно добраться до любого места Ойкумены. Но законы Тартара суровы, и даже Аид, властитель подземной тьмы, не в силах преступить им же установленные законы. Те, кто попадают в мир мертвых, не могут вернуться в мир живых.
— Это известно всем, — фыркнула Афина, уже догадавшись, о чем речь пойдет дальше. — Как известно и то, что из любого правила бывают исключения.
— Это так, — Громовержец не стал спорить, тем более что Афина была совершенно права. — Это так, когда речь идет об одном… герое. Но сейчас через чертоги Тартара предстоит провести армию… Аид готов дать каждому из тех, кто перейдет через воды Стикса, десять дней. Десять дней славы. И еще кое-что… Силу и мужество. Нечувствительность к боли.
— А потом?
— Потом Харон вновь примет их в свою ладью. И более не возьмет монеты… ему уже заплатят за перевоз.
— Значит… — медленно протянула Афина, — мы отправим людей на верную гибель?
— Смерть со славой, смерть ради жизни Гипербореи! — напыщенно произнес Зевс, грохнув кулаком по подлокотнику трона. — Разве истинный воин не должен быть готов к этому?
— Воин готов к битве, если есть шансы на победу! — отрезала Афина. — Я не…
— Те, кто пойдут, сделают это добровольно, — вдруг пробасил Арес. — И будут знать, что их ожидает. Но даст ли Тартар защиту от этой омерзительной магии Архонтов?
Зевс покачал головой.
— Нет.
— Тогда к чему все это? — передернул плечами Арес. — Пополнить армию Посейдониса еще одним отрядом? На короткий срок, правда.
— Магия Архонтов не всесильна, — Зевс сделал многозначительную паузу. — Есть те, на кого эта магия не оказывает никакого воздействия. Например, мой сын…
Все взгляды словно по команде обратились на Геракла, и тот вдруг почувствовал, как по спине пробежал холодок. Да, он не боялся ни чудовищ, ни людей. Но войти живым в Тартар, войти, зная, что с этого момента тебе остается жить всего лишь десять дней — и ни сила, ни мужество, ни удача не позволят хотя бы на мгновение отсрочить печальный конец… это было по-настоящему страшно. И все же он понимал, что без помощи хотя бы одного бойца, не боящегося магии Архонтов, вся идея штурма Посейдониса обречена на провал.
— Я готов вести войска… — он с трудом встал, но голос звучал твердо.
— Я тоже предпочел бы, чтобы войска повел ты, сын мой, — голос Зевса звучал мягко, и все же в нем, помимо доброты и понимания, звучала тщательно прикрытая, но все же заметная фальшь. — Я хотел бы этого, но сейчас ты, Геракл, не годишься для боя. И все же в Олимпийской цитадели есть еще один воин, который может взять на себя эту трудную миссию.
Вот теперь Геракл испытал даже не страх — ужас. Он понял, о ком говорит Зевс, и проклял тот час, когда рассказал Хирону о своем разговоре с тенью Кроноса. Но как мог Зевс узнать? Или здесь, в цитадели, за каждым гобеленом стоят шпионы Громовержца?
Дверь распахнулась, и в зал твердым шагом вошел Хирон. В доспехах, с оружием — небывалый случай. Печатая шаг, он подошел к трону и склонил голову перед Зевсом. Громовержец медленно поднялся и — по залу пронесся удивленный вздох — тоже склонил голову.
— Кентаврос Хирон. Мы все в долгу перед тобой за то, что ты готов пожертвовать столь многим ради Гипербореи…
Да, Зевс был мастером красивых слов — но все, и Геракл в том числе, уловили в голосе Верховного Мага и иные нотки. И каждый понимал, что сейчас этот могучего телосложения человек с седой бородой и мудрыми глазами ведет свою игру, устраняя еще одного потенциального врага — сына Кроноса, который, может, и смирился с гибелью отца, но ничего не простил и ничего не забыл. Конечно, в борьбе с Зевсом у Хирона не было никаких шансов, но все же воин и герой, пользовавшийся уважением и даже любовью большинства олимпийцев, мешал Верховному Магу. Мешал одним своим существованием.
Это понимал и Хирон — но он также осознавал, что кто-то должен принять участие в этой авантюре. Он или Геракл, искать еще кого-то не было ни времени, ни возможности. Кронос, видевший будущее из тьмы Тартара, наверняка знал, во что выльются сказанные им Гераклу слова. Знал… значит, это было необходимо. Пусть Кронос и был низвергнут в Тартар, пусть он и не испытывал ни капли теплых чувств к Зевсу, но судьба Гипербореи была ему небезразлична.
— Я готов, — коротко отчеканил он.
В это самое время за многие тысячи стадий от цитадели, среди других мраморных стен протекала другая беседа. Неспешная и не наполненная переживаниями. Архонты вообще любили обсуждать насущные проблемы без торопливости, взвешивая варианты и выбирая из них лучший. И если решение было принято, то Архонты шли к нему без сомнений и колебаний… не считая оставляемых за собой жертв и разрушений.
Если же цель оказывалась недостижимой — что ж, всегда можно вернуться на прежние позиции и попытаться отыскать новый, более перспективный путь.
Эта комната не походила на тронный зал Олимпийской цитадели ни размерами, ни убранством. Скорее, это место можно было назвать кабинетом. Мягкие удобные кресла, камин, в котором пылали дрова, распространяя приятный аромат, ковры с высоким густым ворсом, небольшие столики, уставленные напитками… Архонты любили комфорт.
Сейчас одно из кресел пустовало. Тело Архонта Биленжеса, или, вернее, то, что от него осталось, покоилось теперь на дне океана… Потеря одного из соратников огорчила Архонтов — все они были законченными индивидуалистами, не испытывали друг к другу ни любви, ни дружеских чувств, но они были соратниками, и потеря одного из десяти несколько снижала шансы на общий успех дела. Исполнив короткий ритуал в память об ушедшем, они приступили к пересмотру своих планов, делая поправку на то, что теперь их осталось только девять.
Они были похожи друг на друга — настолько, насколько люди, принадлежащие к одному роду, кажутся похожими путнику, пришедшему из неведомого далека. Высокие, серебряноволосые, в золотистой чешуе природных доспехов. Ни одна человеческая женщина не назвала бы атлантов красивыми, несмотря на то что черты их лиц были правильными. Было в этих странных созданиях что-то, сразу дающее понять — это не люди. Что-то змеиное… не злое, но преисполненное того равнодушия, которое зачастую страшнее чистого, неприкрытого зла.
Один из атлантов носил на груди массивную золотую цепь с кулоном, в центр которого был вплавлен камень небесно-синего цвета. Камень, светившийся собственным мягким светом, притягивал взгляд, завораживал и даже немного пугал. Это был знак Лорда-Протектора, одного из высших чинов на далекой, а теперь и вовсе не существующей Атлантиде, погибшей родине этих созданий. Но синий камень был не только символом — он был наполнен чистой силой магии, многократно усиливая возможности своего хозяина. Будь атланты людьми — меж ними непременно началась бы борьба за власть, за право обладать этим медальоном, за право быть первым. Но у атлантов были иные правила, иное отношение к власти. Каждый из них имел право на собственное суждение, право высказывать и отстаивать его, но если следовал приказ — он подлежал безусловному исполнению. Лорду-Протектору подчинялись беспрекословно.
— Мы потерпели поражение, — голос Архонта Галаса был ровен. Можно было подумать, что он не испытывает никаких отрицательных эмоций, ни гнева, ни даже раздражения. Впрочем, примерно так оно и было. — Сила Гипербореи была недостаточно хорошо оценена. Их магия оказалась много сильнее, чем мы предполагали.
— На данный момент уцелело около двадцати трех процентов армии. Корабли прибудут в Посейдонис через четыре дня.
— Для повторной атаки на Олимп этих сил недостаточно, — Лорд-Протектор Биззар отпил глоток терпкой зеленоватой жидкости из своего бокала, ощущая, как приятное тепло начинает распространяться по телу. Алкоголь, содержавшийся в земных винах, нравился атлантам, но даже лучшие вина солнечного юга не шли ни в какое сравнение с напитком, который был произведен еще в благословенной Атлантиде. Его осталось совсем немного, и каждая капля была для Лорда-Протектора истинным наслаждением.
— Воины у гиперборейцев неплохи, — не согласился Властитель Берг, — но когда дело доходит до рукопашной схватки, их превосходство не столь уж и велико, и в немалой степени компенсируется лучшим оружием и доспехами наших людей. По предварительным оценкам, в бою на берегу они потеряли от трех с половиной до четырех тысяч бойцов. Наши потери лишь немногим больше.
— Но к берегу удалось подойти лишь немногим кораблям. Мы более не можем рисковать, принимая непосредственное участие в бою, а отсюда, из Посейдониса, наших сил не хватит ни на нейтрализацию магии гиперборейцев, ни даже на сколько-нибудь существенное ее ослабление.
— Вы предлагает прекратить экспансию, Лорд-Протектор?
— Нет, — качнул головой Биззар, — экспансия должна продолжаться. И я должен заметить, что потери не имеют особого значения лишь тогда, когда они способствуют достижению цели.
— Нам известна природа магии гиперборейцев, но способов эффективно ей противодействовать пока не найдено.
— Это не совсем так… — Властитель Пеллистер был занят какими-то расчетами на своем портативном компьютере, потому подал реплику даже не поднимая головы.
Все замолчали, ожидая, пока он продолжит свою мысль. Пеллистер был единственным ученым среди Архонтов, и только он в полной мере разбирался в их технике. Фактически, в иерархии Посейдониса он занимал второе место после Лорда-Протектора, его слова имели немалый вес.
Минуты тянулись томительно долго, но никто не высказывал нетерпения. Раз Пеллистер молчит, значит, он еще не готов объявить свое мнение. Прошло не менее четверти часа, и Лорд-Протектор намеревался уже спросить, что именно имел в виду ученый, когда тот наконец оторвался от экрана компьютера и обвел взглядом собравшихся.
— Мои расчеты завершены. Удалось проанализировать структуру местных магических энергопотоков. По-прежнему остается много непонятного, однако могу сказать, что причина наших неудач в попытках открытия большого портала связана именно с ними. Говоря упрощенно, происходит наложение магических энергопотоков на поле, вырабатываемое генератором портала, при этом происходит деформация структуры и поля, и…
— Безусловно, это важная информация, — голос Лорда-Протектора не выражал неудовольствия, но сейчас Архонты собрались здесь для обсуждения иной проблемы. — И все же мне хотелось бы вернуться к…
— Я еще не закончил, — прервал его Пеллистер. — Таким образом, магия этого мира не дадут открыться большому порталу. В то же время, каждый запуск генератора вызывает искажения в структуре энергопотоков планеты. Я произвел расчеты, которые убедительно доказывают, что если вывести генератор большого портала на определенную, практически запредельную мощность, а затем выпустить всю накопленную энергию в предельно короткий отрезок времени… я не имею в виду взрыв, генератор, безусловно, не пострадает, зато в этом случае возможен коллапс всех магических потоков планеты. Лишившись источника магии, гиперборейцы не смогут эффективно противодействовать нашим войскам.
Некоторое время Архонты обдумывали и взвешивали услышанное. Первым вопрос задал Властитель Берг, которому, в случае успеха, предстояло вести войска на Олимп.
— А наша техника? Виманы и оружие созданы исключительно технологическими методами, но защитное поле опирается на магию.
— Вероятно, на время степень надежности защитного поля несколько снизится, — кивнул Пеллистер, ожидавший подобного вопроса. — По моим расчетам, напряженность магического поля планеты должно упасть до четверти процента от нынешнего. Этого достаточно для функционирования защитного купола. Кстати, контроль над подчиненными аборигенами тоже сохранится, изменения в их психике необратимы.
Галас скривился — мысленно, сомнение на его лице не отразилось. Они уже столкнулись с тем, что подчинение не оказывает на чистокровных гиперборейцев того же действия, что и на местных дикарей. Несколько дней — и разум приходит в норму. Причин этого явления установить так и не удалось… хотя одним из вероятных объяснений было то, что олимпийцы в этом мире такие же гости, как и атланты. Просто они пришли сюда раньше.
— Как долго продлится снижение мощности магических потоков?
— Речь идет не о снижении, скорее, о тотальном разрушении их структуры. Временном, разумеется. Сделать достоверный прогноз сложно. Я бы сказал, что воспользоваться энергией в прежнем объеме будет невозможно минимум четыре месяца.
— А максимум? — настаивал Берг.
— Несколько лет, может быть, до десяти. Одна из вероятностных линий прогноза — коллапс станет почти необратимым. В этом случае пройдут тысячелетия, прежде чем мощность потоков поднимется хотя бы до сотой доли нынешнего уровня, но, должен отметить, для реализации этого прогноза необходимо стечение обстоятельств, вероятность которых исчезающее мала. Прошу прощения Властителей, более точный прогноз на данный момент невозможен.
— Чем коллапс может угрожать нам?
— Под защитным куполом, насколько показывают расчеты, — практически ничем. Но эксперименты такого рода никогда не производились, возможно, какие-то факторы не учтены. Поэтому я бы советовал использовать стасис-коконы. Они гарантируют необходимую степень защиты от любых внешних воздействий.
Генераторы стасис-поля были одним из наиболее важных открытий атлантов. Внутри стасис-кокона время останавливалось, тем самым защищая заключенного в кокон человека от любых опасностей. Будучи раз активированным, стасис-кокон мог существовать бесконечно долго — и отключить его можно было только своего рода ключом — сложнейшей комбинацией силовых полей. Отключающий генератор, разумеется, должен был находиться вне кокона… в этом был самый существенный недостаток стасис-обороны. Несмотря на многократное дублирование систем деактивации кокона, оставалась незначительная вероятность их отказа — и тот, кто укрылся в коконе, навеки мог стать его пленником.
— Значит, в нашем распоряжении будет не менее четырех месяцев, в течение которого гиперборейцы будут бессильны что-либо противопоставить нам, — задумчиво протянул Лорд-Протектор. — Это хорошее решение. Без магии Олимп будет практически беззащитен.
— Думаю, мы вновь, как это уже один раз случилось, недооцениваем противника! — заговорил Властитель Галас, привстав в кресле и даже чуть повысив тон, чем заслужил несколько удивленные взгляды соратников. — Гиперборея — сильный и опасный враг!
Властитель Галас вообще временами был излишне, почти по-человечески эмоционален. Может, поэтому он часто занимался контактами с аборигенами этой планеты. Ему же досталась обязанность сопровождать посла Гипербореи, этого знаменитого Геракла. И он же принес атлантам весть о том, что среди людей появились особи, иммунные к подчиняющему психовоздействию. Очень нерадостную новость. Галас выступал за то, чтобы уничтожить Геракла прямо здесь же, в Посейдонисе — но Лорд-Протектор все же принял решение отпустить посла, с тем, чтобы устроить ему несчастный случай в пути.
Галас считал это решение ошибочным… но, в силу традиций, не стал оспаривать решение Лорда-Протектора. Сейчас же он вновь не сдержался, хотя и понимал, что подобное поведение не прибавит ему уважения среди соплеменников.
— Без магической защиты Гиперборея не устоит перед нашей армией, — заметил Лорд-Протектор, ставя точку в обсуждении. — И хватит об этом. Я принимаю решение использовать генератор для ликвидации магической угрозы. В зависимости от результатов его применения мы решим вопрос о времени второй волны вторжения на территорию Гипербореи. Теперь надо обсудить сроки подготовки генератора. Властитель Пеллистер, как скоро мы сможем приступить к операции?
Властитель Галас тяжело опустился в кресло. Традиции призывали его молчать — приказ Лорда-Протектора, пусть и выраженный в мягкой форме, не допускал двоякого толкования. И все же в душе он понимал, что от его слов просто отмахнулись. Да, Гиперборея понесла немалые потери — но ведь и Посейдонис сейчас остался практически без защиты, если не считать синего купола. Армия в пути и прибудет нескоро. Конечно, у Олимпа нет возможности спешно перебросить сколько-нибудь существенные войска к берегам Атлантиды, но маги Гипербореи доказали, что с ними стоит считаться. Кто знает… может, они найдут какой-то способ.
Он уже открыл рот, намереваясь сказать все это, потребовать дополнительных мер безопасности — и тут же напоролся на тяжелый, ничего хорошего не обещающий взгляд Лорда-Протектора. Этот немигающий взгляд снова напомнил Галасу о том, что обсуждение темы завершено и ничто не способно изменить принятого решения.
И Галас проглотил вертевшиеся на языке слова. Второй раз он, переступая через себя, смирился с мнением Лорда-Протектора. Второй раз интуиция подсказывала ему, что это решение ошибочно и что последствия этого решения могут быть катастрофическими. Сам Галас не мог бы толком объяснить, почему в этом простом, обещающем быстрый эффект плане он видит угрозу… Он просто чувствовал это.
И предчувствия его не обманывали.
Путь через тьму Тартара запомнился Хирону, как сплошная череда ночных кошмаров. Кошмаров, от которых просыпаешься в холодном поту, с бешено бьющимся сердцем и предательски дрожащими руками, но потом никакие усилия не помогут собрать воедино ускользающие от разума туманные картины. И остается только ощущение, что картины эти были ужасны.
Он задавал вопросы — но никто из воинов не мог толком рассказать, что именно они видели там, в царстве Аида. Бессвязная череда воспоминаний, с каждым мгновением становящаяся все более тусклой. Но воинов это и не волновало — каждый из них знал, на что идет. Кто-то польстился на невероятно щедрую награду, предложенную Зевсом семьям, которым предстояло потерять кормильца. Кто-то, увидев силу атлантов, увидев гибель друзей и соратников, вознамерился отомстить любой ценой. А кто-то верил в свою счастливую звезду и был убежден, что никакие силы Тартара не способны справиться с мужеством и силой.
Немногим более четырех сотен человек. Серьезная сила — если вести речь о незащищенном городе, все воины которого находятся далеко и не успеют защитить свои жилища. Приказ был прост — уничтожить Архонтов. Если для этого придется вырезать мирных жителей, сжечь прекрасный город, обрушить колонны великолепных храмов — пусть. Пусть будет так. Но если для достижения цели надо отказаться от убийств и грабежа — они найдут в себе силы и на это.
Огромная пещера — и из ее темного зева открывался великолепный вид на Посейдонис. Окажись неподалеку кто-то из местных жителей, он был бы весьма удивлен — в этих местах никогда не было пещер. Впрочем, даже если бы кто-то и прошел сейчас мимо, ему не суждено было увидеть вход в темные недра земли. Тартар не любил отпускать свои жертвы под свет солнца — но если все же делал это, то делал по-своему. Пещера могла вместить в себя даже не несколько сотен — тысячу воинов. Но когда последний из гиперборейцев покинет ее сырое, холодное нутро, пещера исчезнет. Хирон знал это — хотя не мог бы сказать, откуда пришло это знание. Как и знание того, что первый же шаг на солнечный свет положит начало отсчету десятидневной отсрочки — времени, после которого придется заплатить Тартару страшную плату.
И вдруг, неожиданно для самого себя, Хирон понял, что предстоящий уход в царство теней не заботит его. Сейчас ему казалось, что предстоящие десять дней — срок немыслимо долгий. Кто из его четырех сотен воинов доживет хотя бы до завтра? Кто сможет продержаться половину отведенного срока? Скольким предстоит встретить последний, десятый день? Скольким доведется увидеть последний закат? Никому не интересные, бессмысленные и нелепые вопросы. Воины негромко беседовали о вещах обыденных и простых. О своих победах — и истинных, и выдуманных. Об оставленных дома женщинах — и о других, незнакомых женщинах, нежные тела которых ждут их совсем рядом, всего в нескольких стадиях. О вине, которое наверняка найдется в ухоженных домиках.
Хирон стоял у самой кромки пещеры. Один шаг — и где-то в темных глубинах Тартара упадет первая капля времени. За его спиной толпились тавросы — среди добровольцев их оказалось семеро. Все — ветераны, испещренные шрамами, умеющие не только владеть оружием, но и преподавать эту науку молодым воинам. Будь воля Хирона, он отказал бы этим бойцам, которые очень нужны были там, в далекой теперь Гиперборее. Но они шагнули вперед первыми — и он уважал их выбор.
Хирон снял с плеча мешок, и принялся выкладывать из него одежду, сделанную по описаниям Геракла. Быть может, Архонты и не ждут нападения — но стоит хотя бы одному из них оказаться в той самой башне, о которой рассказывал Геракл, и любая, самая яростная атака будет обречена на провал. А потому ему придется проникнуть в город и сделать так, чтобы защитное небо не опустилось на Посейдонис… хотя пока что не имел ни малейшего представления, что будет делать.
Прошло совсем немного времени, и на дорогу к вратам Посейдониса вышел человек. Высокий, мощного телосложения, он неизбежно привлекал к себе взгляды людей. Но мало у кого возникли подозрения насчет этого мужчины, одетого неброско, немного бедно — но вполне пристойно. Аккуратно подстриженная бородка и ухоженные, тщательно расчесанные волосы не имели ничего общего с обликом северян-гиперборейцев. К тому же мужчина что-то весело насвистывал, поглядывая на великолепие городских стен с каким-то детским изумлением. Не иначе, зажиточный фермер из мест, от столицы Атлантиды далеких, впервые решил посетить Посейдонис…
На плече мужчина нес сверток — судя по тому, что его шаг был легок, сверток не содержал в себе ничего тяжелого. Может, что-то на продажу? Или дар Властителям от дальних селений? Властители были неравнодушны к дарам, принимая их как должное — особенно произведения искусства, драгоценные камни, иные редкости…
Хирон шагал, глупо улыбаясь и откровенно глазея по сторонам, одновременно высматривая башню, о которой рассказывал Геракл. Если она пуста — что ж, он войдет в башню и разрушит в ней все, до чего сможет дотянуться. Если же нет… тогда останется только уповать на удачу.
Башню он увидел довольно скоро — описание старого друга было совершенно точным, и Хирон сразу узнал ее. И тут же понял, что опоздал. К башне шли двое — высокие, в золотой чешуе доспехов, с волосами, сверкающими серебром. Почти одновременно из врат верхнего города, где располагались самые прекрасные дворцы Посейдониса, вышла странная процессия — три Архонта в сопровождении двух десятков воинов, также затянутых в золотистую чешую. Воины несли короткие копья с льдисто мерцающими наконечниками — их действия Хирон так и не знал, там, на смертном берегу Гипербореи, бой шел лишь обычным оружием. Но он, как и ранее Геракл, понимал, что вряд ли Архонты вооружили свою элитную стражу обычным оружием.
В самой середине процессии двигалась странная повозка — она плыла над мощеной дорогой, не касаясь камней. Несмотря на то что повозка двигалась легко, чувствовалось, что груз, который она несла, был невероятно тяжел. Странная конструкция из стекла и сверкающего серебром металла — Хирон не имел ни малейшего представления, что видят его глаза, зато вдруг всем своим существом почувствовал иное — что бы ни намеревались сделать Архонты, им необходимо было помешать.
Процессия уже миновала цепь шпилей, поддерживающих магическое небо атлантов — но до пещеры, где притаились гиперборейские бойцы, было слишком далеко. Начнись штурм сейчас — и атланты успеют вернуться, укрыться за несокрушимым куполом.
Значит, план остается прежним — купол должен прекратить свое существование.
Хирон неспешно свернул на боковую улицу, подобно остальным жителям города, уступавшим дорогу блистательной процессии. Затем свернул еще раз, еще — с каждым шагом приближаясь к башне. Двое Архонтов давно скрылись внутри, не подозревая, что чужак уже рядом. Скинув с плеча сверток, кентаврос одним движением развернул плотную ткань, открывая блеск оружия. Меч, пояс с метательными ножами, составной лук — не такой сильный, как тот, к которому Хирон привык, но все же неплохой. Но главное — два десятка стрел. Необычных — Геракл сделал другу прощальный подарок, бритвенно-острые наконечники стрел были смазаны самым страшным из известных ядов — кровью Лернейской гидры. Даже бессмертные олимпийцы были бы вынуждены встретиться с вечной мглой Тартара, получи они хотя бы легчайшую царапину.
Позади раздался испуганный возглас. Рука Хирона метнула нож прежде, чем он сам осознал опасность. Горожанин, которого нелегкая занесла в этот переулок, захрипел и рухнул на камни — бронзовое лезвие пробило горло. В руках его не было оружия… впрочем, это кентавроса волновало мало. Закинув меч за плечи и схватив лук, он бегом бросился к близкой уже башне.
Неизвестно, было ли это упущением или забывчивостью, но дверь, ведущая в башню, была не заперта. Двое Архонтов удивленно обернулись на шум — и тут же их руки потянулись к оружию. Кентаврос выпустил стрелу в упор, он не промахнулся бы и с сотни шагов, а тут расстояние было мало. И все же Архонт увернулся от стрелы… почти. Наконечник царапнул щеку, и стрела унеслась дальше, врезавшись в прозрачную пластину стены… Этот выстрел пробил бы бронзовые доспехи, и Хирон ожидал, что стена разлетится веером сверкающих осколков, но стрела отскочила, не оставив и царапины. Почти сразу вслед за первой, с тетивы сорвалась вторая стрела — но этот выстрел уже не достиг цели. Второй Архонт закрылся рукой, и острое жало соскользнуло со сверкающей чешуи.
Из изогнутого предмета, который Архонт сжимал в руке, вырвалась молния. Хирон покатился по полу, чувствуя, как онемела левая рука — а правая, словно живя своей, самостоятельной жизнью, метнула нож.
И все закончилось… Хирон сел, застонав. Перевел взгляд на свою левую руку и застонал снова — от локтя и ниже руки просто не было. А было что-то черное, обугленное, и на мраморный пол сыпался жирный липкий пепел. Его губы прошептали заклинание, убирающее боль… несколько мгновений, и его лицо чуть расслабилось. Рвущие тело спазмы ушли.
— Кажется, Аид, мы встретимся раньше, чем я думал, — прошептал Хирон.
Один из Архонтов сидел, привалившись к стене. Из его глаза торчала рукоять ножа, глубоко проникшего в мозг. Второй, оцарапанный ядовитой стрелой, бился в конвульсиях. Раненый не интересовал Хирона — Архонту уже ничто не могло помочь, а подарить ему милость быстрой и легкой смерти… Хирон не был уверен в том, что ему хочется преподнести Архонту этот щедрый дар.
Кентаврос поднялся на ноги, чувствуя, как все плывет вокруг. Магия, отнимающая боль, отнимала и многое другое — сейчас его тело охватывала предательская слабость, лоб заливал пот, колени дрожали, а перед глазами плыли черные пятна. Стиснув зубы, Хирон поднял меч и с силой обрушил его на постамент, украшенный — и в этом подтвердился рассказ Геракла — разноцветными пластинками. Взвизгнул металл, брызнули искры… пара полупрозрачных пластинок надкололись — но этим успех и ограничился. Еще удар, еще… на остром лезвии появились глубокие щербины.
Слова, которыми Хирон помянул Аида и его Тартар, наверняка вызвали бы жестокую месть властителя подземного мира теней, услышь он их. Но Аида не было здесь…
Наклонившись, Хирон поднял оружие Архонта, выпавшее из его мертвой руки. Опытному воину не составило труда догадаться, куда именно надо нажать для того, чтобы оружие исторгло из себя голубоватый луч, пробивший в мраморном полу каверну, размером с голову человека. Криво усмехнувшись, он нацелил оружие на постамент… Вспышка, еще одна, еще… Постамент развалился, испуская едкий дым и снопы искр. Хирон не успокоился, пока не превратил странное сооружение в обгорелую груду хлама.
Передатчик в ухе Галаса вдруг издал вой — так не могло кричать разумное существо, так мог взвыть смертельно раненый зверь. Архонт резко обернулся, ища источник этого вопля боли и страдания — и успел заметить голубую вспышку, на мгновение осветившую прозрачный купол башни контроля защитного экрана.
— Там! — крикнул он, вытягивая руку. — В башню, быстро!
Стражники, не говоря ни слова, рванулись к башне. В замешательстве Архонт отдал приказ на своем родном языке, но повелительный жест и тон приказа не оставлял сомнений в его содержании. Воины с энергетическими копьями были уже у самой башни, когда купол вновь озарился светом, затем опять и опять… Кто-то непрерывно стрелял из излучателя, наверняка в контрольном центре сейчас стояла невероятная жара. Удивительно, как стрелявший еще не потерял сознания. Затем — и это можно было ожидать, голубой луч ударил снова, на этот раз в сторону стремительно взбегающих по лестнице воинов. Архонт вздрогнул, увидев, как сразу трое стражей рухнули, обугленные. Остальные вскинули копья, с белых наконечников сорвались крошечные, не более ореха, мерцающие шарики…
— Галас, Берг, у меня плохие новости!
Архонты дружно обернулись. Пеллистер, склонившийся над генератором, лихорадочно вертел верньеры настройки.
— Что случилось? — голос Берга был напряжен.
— Прибор выходит из-под контроля, — сухо ответил ученый, и Галас увидел на висках Пеллистера капли пота. — Вышел из строя блок защиты от перегрузки.
— Ты же должен был вывести генератор на запредельную мощность…
— Да, просто перенастроив систему защиты на большую погрешность. Где-то я ошибся, теперь ограничитель вообще не работает.
Голос ученого немного дрожал. Галас почувствовал, как по спине пробежал холодок страха.
— И что теперь?
— Подождите… — пальцы ученого летали над панелью управления, перебирая возможные варианты возвращения ополоумевшего прибора под контроль своих создателей. Судя по все более мрачнеющему лицу Пеллистера, эффект от его усилий был нулевым.
Генератор начал мелко дрожать, над ним появилось дрожащее марево — металл стремительно нагревался.
— Уходим под защиту купола, — одними губами прошептал Пеллистер. — И уходим быстро. Скоро генератор взорвется.
— У меня тоже плохие новости, — негромко ответил Галас.
Два десятка стражей продолжали штурмовать контрольную башню. Вернее, теперь их осталось куда меньше — тот, кто захватил зал управления защитным полем, умело пользовался оружием.
— Похоже, мы лишились защитного экрана.
— И это не последняя плохая новость на сегодняшний день, — Галас с удивлением услышал в голосе Властителя Берга нотки паники. — Здесь гиперборейцы.
Галас бросил короткий взгляд туда, куда указывал Берг. К городу бежали воины — сейчас они казались крошечными, но расстояние было не так уж и велико, и не было ни малейшего сомнения, что скоро, очень скоро гиперборейцы будут здесь. Берг привычно включил имплантированный в левый глаз компьютер, изображение послушно увеличилось. Огромная толпа, несколько сот человек — бородатые, в легких, не мешающих сражаться доспехах, с оружием наперевес.
— Сейчас в Посейдонисе примерно пять сотен воинов, — сказал Властитель уже более спокойным тоном. — И тридцать стражей. У гиперборейцев нет ни единого шанса.
— Ты, видимо, недостаточно внимательно слушал меня, — Пеллистер отдернул руку, теперь жар раскаленного генератора стал совершенно невыносим, и кожа на не защищенных чешуей пальцах ученого покрылась волдырями. — У них нет шансов, но и у горожан их не больше. Взрыв генератора, видимо, неизбежен, и вряд ли… вряд ли здесь, без защиты купола, выживут хотя бы бактерии. Надо уходить, немедленно. В бункер. Хорошо, что остальные уже там.
Галас сорвал с пояса излучатель.
— Может, разрушить его?
— Невозможно, — дернул головой ученый. — Раньше надо было… Но можешь попробовать.
Галас нажал на спуск, ожидая яркой голубой вспышки, но вместо этого излучатель издал свистящий звук, а затем вдруг стремительно раскалился. Архонт отбросил оружие, стремительно превращающееся в комок оплывшего металла.
— Генератор вступил во взаимодействие с магическим полем планеты, — сообщил Пеллистер спокойно, как будто бы к городу не приближались с каждым мгновением гиперборейские воины. — Нарушаются законы физики и магии. Пока это заметно только вблизи генератора, но скоро…
— Пеллистер, бункер в безопасности? — прервал ученого Галас, увидев, что первые варвары достигли внешних ворот города, и теперь режут стражников. Те отчаянно сопротивлялись, но видно было, что долго им не продержаться.
— Да, он глубоко под землей.
— Тогда нам пора бежать.
Хирон выругался и застонал от боли. Заклинания почему-то больше не помогали, чудесное оружие Архонтов уже давно перестало выплевывать голубые молнии. Но и копья воинов, что пытались проникнуть в башню, более не выбрасывали из себя жгучие шары. Оказалось, что эти воины, сильные и умелые, слишком полагались на силу своих магических копий. К тому же без магии эти копья оказались на удивление плохим оружием.
Оглядевшись по сторонам, кентаврос усмехнулся — что ж, это была славная битва. Правда, и ему досталось — рука, сожженная лучом, пульсировала болью. В боку зияла обугленная рана — один из ярких шариков, выпущенных магическим копьем, все же достал его. Зато все, кто пытался проникнуть в башню, теперь мертвы. Половину он сжег, а остальных достал меч. Он снова прошептал заклинание — боль на мгновение утихла, а потом словно в качестве мести ударила с новой силой.
Вокруг все носило следы разрушений. Пол был залит кровью, повсюду лежали тела. Хирон бросил взгляд на улицу — отсюда, с высоты башни, хорошо было видно как там, у ворот, идет отчаянный бой. Сложно было определить, кто победит в этой резне, но защитники Посейдониса явно сумеют если не остановить, то надолго задержать гиперборейцев. А по мощеной улице вверх, не оглядываясь, бежали трое Архонтов. Странная повозка, которую они сопровождали, осталась стоять без присмотра. Возможно, в повозке было нечто ценное, но сейчас груз был брошен на произвол судьбы.
Покрепче перехватив рукоять меча, Хирон, скрипя зубами от боли, вышел из башни. Сначала он шагал медленно, затем побежал.
— Аид! — орал он на бегу. — Аид! Ты же обещал! Ты обещал!
Может быть, всесильный властитель подземного царства услышал этот призыв. Говорили, что Аид, при желании, способен услышать зов любого смертного. А может, просто магия Тартара, магия последнего предсмертного дара вдруг сработала — и боль стала уходить. Его бег вновь стал стремительным и ровным, легкие мерно втягивали воздух, из-под обугленных корок на ранах перестала идти кровь.
Впереди маячили спины Архонтов… несмотря на то что Хирон был одним из лучших атлетов Гипербореи, ему никак не удавалось сократить расстояние — напротив, трое в золотой чешуе двигались явно быстрее. Более всего кентаврос боялся потерять их из виду — если Властители найдут убежище, в котором смогут дождаться идущего к берегам Атлантиды флота, все жертвы будут напрасны.
Центральная часть Посейдониса была сосредоточением великолепных храмов. Уходящие вверх белоснежные колонны, кажущиеся невесомыми купола, строгие изящные пирамиды, многочисленные фонтаны и цветники… Казалось невероятным, что вся эта красота создана за немыслимо короткий срок. Олимп строился долгими веками… Хирон не был ни знатоком, ни ценителем архитектуры, но и не требовалось навыков архитектора, чтобы понять — сердце Гипербореи сочетает в себе новизну и древность. Здания, сияющие белоснежным мрамором, соседствовали с другими — попроще. Некоторым из храмов порядком досталось от времени, безжалостного ко всему в Ойкумене, кроме, разве что, бессмертных олимпийцев. Некоторые, самые старые, здания больше походили на крепости, чем на жилища величайших магов мира. А здесь… здесь весь город казался — и наверняка так оно и было — спроектированным одним человеком, продуманным и потом воплощенном в камне.
В другое время Хирон не удержался бы от соблазна неспешно пройтись по широким улицам, посмотреть на людей, на здания… Но сейчас на все это не было времени — и он бежал, бежал что есть сил. И успел в самый последний момент увидеть, как золотистая чешуя мелькнула у огромных — впору проехать всаднику, не нагибаясь, — врат одного из храмов.
До него донесся вой сигнальной трубы. Атланты наконец опомнились и стягивали к воротам города подкрепления. Не прекращая бега, Хирон усмехнулся — поздно, поздно спохватились. Его воины уже внутри, и теперь их можно остановить, лишь забросав телами. К тому же если они сейчас чувствуют то же, что и он… защитникам Посейдониса придется несладко. Мышцы кентавроса наливались силой, боль исчезла, и даже культя сгоревшей руки не беспокоила его. Уцелевшая кисть крепко сжимала меч. Сейчас бы пригодился лук и знаменитые на половину Ойкумекны стрелы Геракла… но, видать, воспользоваться подарком друга ему уже не суждено. И все же колчан, плотно притянутый ремнями, покоился на спине Хирона. В умелых руках… в умелой руке отравленная стрела даже без лука может быть страшным оружием.
Вот и нужные врата. Кентаврос на мгновение замер у высокой, украшенной мозаикой из полупрозрачных камней двери. Осторожно заглянул внутрь.
Двое Архонтов стояли на небольшой круглой площадке из серебристого металла, еще один в стороне. Они о чем-то говорили — слов Хирон, разумеется, не понял, язык атлантов не знал никто, кроме них самих. Его больше обеспокоило другое — сейчас, после длительного бега, его грудь вздымалось заметно чаще, чем обычно. А Архонты казались свежими и ничуть не уставшими, словно и не было этой стремительной пробежки. Тех двоих, в башне, он застал врасплох — просто повезло. С этой тройкой справиться будет сложнее, если вообще возможно. Они настороже, видели бой у ворот города, понимают, что враг близко.
Тем временем Архонты разделились. Круглый диск дрогнул, негромко зажужжал и вдруг стал опускаться в круглый колодец, унося с собой две фигуры, укрытые золотой чешуей. Третий Архонт легко взбежал по узкой лестнице и скрылся на верхнем этаже храма.
Хирон задумался. Двое ускользнули, но третьего еще можно попытаться перехватить. Лучше, чем ничего, но хуже, чем хотелось бы. Он сунул меч в ножны, извлек последний метательный нож и медленно вошел в храм… Внезапно послышалось знакомое уже жужжание. Хирон метнулся за ближайшую колонну, рука напряглась, готовясь к броску.
Жужжание усилилось. Серебристый диск вынырнул из колодца и замер на том же уровне, где находился и ранее. Он был пуст — Архонты исчезли.
Хирон смотрел на металлический диск, и безумная идея забрезжила в его мозгу. Там, в неведомых глубинах этого колодца, притаились Архонты. Двое… а может, и больше. Они не ждут вторжения. Может ли представиться более подходящий шанс. А тот, третий — он наверняка придет туда. И Хирон будет ждать его.
Диск упорно не желал опускаться. Хирон пару раз подпрыгнул — тщетно. Площадка чуть качнулась под его немалым весом — и не более того. Он огляделся — ушедший наверх Архонт мог появиться в любой миг, и тогда его, Хирона, нож вряд ли будет надежным подспорьем против испускающего смертельные лучи оружия атлантов. Взгляд кентавроса упал на невысокий столб, украшенный… он вполголоса выругался. Ну конечно, как он мог забыть про эти прозрачные пластинки. И Аполлон, и Геракл рассказывали, что нужно правильно прикоснуться к этим пластинкам, чтобы магия Архонтов заработала.
Он вгляделся в рисунки на прозрачных пластинках. Некоторые были непонятны, смысл других был очевиден. Рисунок стрелы — простой, без оперения, так рисуют дети, — направленной вниз, наверняка заставит упрямую площадку сдвинуться с места. Хирон осторожно ткнул в пластинку кончиком ножа — и чуть не упал, лишь чудом сумев сохранить равновесие. Диск двинулся вниз, все ускоряя и ускоряя ход. Мимо проплывали стены, гладкие, словно тщательно отполированные. Спуск длился невыносимо долго, несколько раз кентаврос задирал голову — отверстия уже не было видно, и все равно он ожидал, что вот-вот что-то тяжелое может свалиться ему прямо на голову.
Наконец скорость спуска замедлилась. Хирон снова изготовил нож к броску — и напрасно. Открывшийся его взгляду небольшой зал был пуст. Догадаться, куда исчезли Архонты, было несложно — в стене виднелись двери. Закрытые. И ни у одной двери не было даже намека на ручку или замок.
Ни на мгновение не утрачивая бдительности, Хирон шагнул с магической площадки на пол, тоже сделанный из сплошного металла. Диск, словно ожидавший этого, дрогнул и плавно устремился вверх. Если Архонт уже там, наверху — ждать его осталось не так уж и долго.
Осмотрев двери, Хирон с сожалением убедился, что открыть их он не сумеет. В тонкую щель не вставить даже кончик ножа — попытка едва не стоила ему сломанного клинка. Нашлись и прозрачные пластинки, испещренные рисунками, — множество, и возле дверей, и на высоких, по грудь кентавросу, постаментах. Некоторые светились разными цветами, перемигиваясь словно живые — другие казались мертвыми. Но сколько ни тыкал в них Хирон сначала ножом, а затем и пальцем, ни одна дверь не шелохнулась. Рисунки были непонятными… правда, от его прикосновений некоторые пластинки сменили цвет, затем в помещении зазвучал какой-то голос — как показалось Хирону, женский… Слова были непонятными, но интонации показались воину встревоженными, а затем и угрожающими. Он ожидал нападения — но его не происходило. Зато послышалось жужжание — сверху спускался диск, наверняка неся на себе Архонта. Следовало готовиться к бою.
Подумав, Хирон сменил нож на одну из отравленных стрел. Один укол — и схватка будет завершена. Он прижался к стене так, чтобы Архонт, шагнув с диска в зал, заметил его не сразу…
Берг услышал голос компьютера задолго до того, как подъемник стал замедлять ход — сигнал пришел через имплантированный передатчик. Бархатный голос робота доложил о многочисленных попытках неавторизированного доступа. Охранная система, проанализировав обращение к контрольным устройствам бункера, выдала заключение о проникновении чужака и подняла тревогу, одновременно активизируя защитные контуры.
Потратив мгновение, чтобы бережно опустить на пол нежное оборудование — приборы опасно было оставлять там, наверху, где в любой момент могла разыграться буря, вызванная неумолимо приближающимся взрывом генератора, — Берг схватился за оружие. И тут же отпустил рукоять излучателя — пара выстрелов в контрольном блоке бункера, и последствия могут быть похуже, чем от неуклюжих действий злоумышленника. Кто бы ни проник в шахту, пока что он не сумел причинить вреда. Охранные контуры заблокировали управление стасис-коконами, но вернуть их в исходное состояние несложно, достаточно подтвердить свое право отдавать приказы. Берг сейчас проклинал леность Пеллистера, не озаботившегося вмонтировать в пульт управления подъемником хотя бы элементарную систему безопасности. Простейший сканер сетчатки глаза — такой же, как тот, что контролировал доступ во внутреннее пространство убежища — надежно защитил бы бункер от любых посягательств извне. В этом мире пройдут долгие века и тысячелетия, прежде чем появятся специалисты, способные обмануть системы безопасности.
Использовать оружие нельзя… но любой истинный атлант, закованный в несокрушимую чешую, был убийственным оружием сам по себе. Скорость его реакции была много выше, чем у обитателей этого мира, дополнительные преимущества давало вживленное оборудование — правда, оно не было предназначено для использования в бою. Имплантированные датчики послушно усилили звуки — стрекот подъемника стал почти оглушающим, но сквозь этот звук и сквозь панические вопли системы безопасности пробивались и другие звуки. Шаги… там, внизу, был враг. Он двигался почти беззвучно, но Бергу удалось уловить, что шаги замолкли слева от шахты. Дикарь приготовился к броску… что ж, ему предстоит испытать немалое удивление.
Сейчас Берг жалел, что Архонты, привыкнув к своим излучателям, так и не изучили весьма распространенное и уважаемое в этом мире искусство фехтования. Имей он сейчас меч или хотя бы нож… Что ж, придется обойтись голыми руками.
Одним стремительным прыжком Берг покинул платформу еще до того, как она коснулась пола, и почувствовал порыв ветра — над его головой промелькнула чья-то рука, раздался звон и короткий хруст, словно что-то сломалось, ударившись о стену. Берг перекатился, уходя от следующего удара, — проклятый варвар был быстр, невероятно быстр. А затем атаковал сам, с наслаждением ощутив под пальцами пусть и жесткую, мускулистую, но вполне живую плоть. Пока живую.
Варвар отпрыгнул к стене, зажимая рану — пальцы Берга практически вырвали из его бока кусок мяса. Только вот из-под ладони этого северянина не сочилась кровь, словно рана была нанесена уже мертвому телу.
Несколько мгновений оба стояли, разглядывая и оценивая друг друга. С точки зрения Берга, варвар не представлял особой угрозы, несмотря на его невероятную быстроту и странность в полученной ране. Перед Архонтом стоял грязный, покрытый кровью и копотью человек. Его рука была страшно изуродована — несложно было догадаться, что рана нанесена энергоразрядом. Остальному телу чужака тоже порядком досталось, и можно было счесть чудом, что он не только жив, но и может стоять на ногах.
Лицо варвара исказилось, губы растянулись в улыбке, обнажая ряд желтоватых, но крупных и крепких на вид зубов. Оскал хищника.
— Я убью тебя, Архонт, — голос северянина был хриплым и грубым.
Берг знал язык гиперборейцев — не так хорошо, как Властитель Галас, но достаточно, чтобы понять фразу и сформулировать достойный ответ.
— Это ты был в… башне?
— Где? Ну да, я. Твоим приятелям не повезло, Архонт. А теперь не повезло тебе.
— Много мнишь о себе, дикарь, — усмехнулся Берг.
Все это время он отчаянно пытался подавить разум дикаря — но каждый раз словно наталкивался на глухую стену, испытывая от этого столкновения почти физическую боль. Наконец он смирился с мыслью, что рукопашной схватки не избежать. Впрочем, это его не обеспокоило. У гиперборейца всего лишь одна рука. Меч — опасное оружие, но он слишком длинен, в небольшом помещении орудовать им непросто. Тут бы лучше подошел нож, но нож на поясе, и чтобы однорукому достать его, придется или бросить меч, или попытаться засунуть его в ножны. А это — потеря пары мгновений. Вполне достаточно.
Берг медленно двинулся вбок, намереваясь занять более выгодное положение. Меча он не особо опасался, но лицо, кисти рук и частично шея были не защищены чешуей, а значит — уязвимы. Он уже знал, какие нанесет удары. В кадык. И в сердце. У дикаря мощный мышечный каркас, но пальцы Архонта сумеют пробить его… или сломают ребра, что тоже неплохо.
Они прыгнули одновременно. И уже вложив всю силу в удар, который должен был стать для варвара смертельным, Властитель Берг вдруг понял, что противник вовсе не атакует. Окровавленный, искалеченный гипербореец устремился не навстречу врагу, а в сторону, в угол… И в одно страшное мгновение Берг понял, куда устремился дикарь.
К его, Берга, излучателю, выпавшему во время первого прыжка.
Он еще пытался извернуться, пытался дотянуться до дикаря — но ослепительно-яркая голубая вспышка ударила в лицо. В последний миг своей жизни Берг очень огорчился, что гипербореец выстрелил ему в лицо, а не в грудь. Чешуя выдержала бы и не такое.
А потом свет для Берга померк. Навсегда.
Он уже не видел, что большая часть разряда, оказавшегося странно мощным, пришлась в пульт. Не слышал, как взвыли охранные системы, переквалифицировав попытку несанкционированного доступа в прямое нападение. Как уже умирающие контрольные цепи отдали приказ об изоляции злоумышленника — тяжелая стальная плита перекрыла лифтовую шахту, а из узких щелей у самого потолка поползли струйки токсичного газа.
Он был уже мертв, когда Хирон, выронив излучатель и разрывая пальцами уцелевшей руки отказывающееся дышать горло, бессильно сполз по стене. Газ разрушал дыхательные пути и кожные покровы, тело кентавроса стремительно покрывалось красными пятнами.
Кентаврос умер всего лишь за пятнадцать минут до того, как пал последний из защитников Посейдониса. Остальные горожане — и мужчины, и женщины — уже не представляли никакой угрозы для опьяненных кровью гиперборейцев. Но не было обычного в таких случаях грабежа, не было насилия и многочисленных бессмысленных убийств. Ничего этого не было. Потому что оставленный без присмотра генератор все же взорвался.
Взрыв… нет, это вряд ли можно было назвать взрывом.
Пеллистер был почти прав в своих расчетах. Активация генератора, предназначенного для прорыва пространства и построения портала в параллельную вселенную, стягивала к нему магические потоки мира, разрушая их — но, одновременно, разрушались и формируемые генератором поля, воздействующие на невидимые и неощутимые границы, разделяющие миры. В отсутствии дестабилизирующего действия магической энергии, рано или поздно граница не выдержала бы, лопнула — и открылся бы портал, ведущий в один из параллельных континуумов. Здесь, на Земле, магия не давала порталу раскрыться — но строго контролируемый взрыв генератора создал бы поля такой мощности, что они полностью разрушили бы всю магию мира. Если бы все пошло так, как было запланировано.
Но контрольные цепи генератора вышли из строя. Началось лавинообразное нарастание мощности полей, воздействующих на границы миров, одновременно вся магическая энергия планеты устремилась к Атлантиде — сейчас над Посейдонисом бушевал настоящий шторм чистой магии. Любой, кто обладал хотя бы ничтожной долей магических способностей, мог бы творить невероятные чудеса, сумей он прикоснуться к этой силе. Но таковых не нашлось. К моменту, непосредственно предшествующему взрыву, живых в Посейдонисе — и в сотне стадий от него — не осталось. Ни людей, ни животных, ни птиц. Ни один биологический организм не мог вынести чудовищную пульсацию вышедшей из-под контроля энергии.
В какой-то момент мощность полей преодолела возмущения, вносимые магическими вихрями, — и граница миров не выдержала. Произошло локальное слияние пространств…
Планета содрогнулась. В мгновение ока исчез Посейдонис, и не только он — на многие сотни стадий от города исчезло все — дома, деревья, холмы… образовалась чудовищная впадина, в которую с ревом устремились морские воды. Небо над материком затянули черные тучи, смерчи шарили по земле, чудовищные удары молнии поджигали все, что могли, — и пожары тут же гасли под потоками низвергающейся с небес воды. По всей планете прокатились чудовищные волны, у берегов достигавшие высоты в сотни, в тысячи локтей. Под ударами стихии ничто не могло устоять… Просыпались вулканы, извергая из своих жерл потоки раскаленной лавы. Сотрясалась земля, расходясь трещинами, в глубине которых бился живой огонь…
Прошло не менее десяти дней, прежде чем унялось буйство стихии.
Бункер Архонтов уцелел. Глубоко под землей, изолированный от бушующей воды толстыми броневыми плитами, он почти не пострадал — во всяком случае, стихия не нанесла убежищу разрушений. Но контрольный пульт, разрушенный неточным выстрелом Хирона, вызвал цепную реакцию, погубившую большую часть компьютерного оборудования бункера.
Атланты давно не вели войн с себе подобными. Во всех мирах, куда вторгались их экспедиционные корпуса, высокотехнологической… техномагической цивилизации атлантов противостояли народы, находившиеся на куда более низком уровне развития. Техника атлантов была надежна — и компьютерная система легко защитила бы себя и от холодного оружия, и от чего-нибудь более действенного. Но выстрел из боевого излучателя… такого никто не мог предусмотреть.
Большая часть систем прекратила свое существование. Действовало лишь кое-какое оборудование, обладавшее высокой степенью автономии. И тускло сияли в нишах Убежища — самого защищенного помещения бункера — коконы стасис-поля. Для них с гибелью контрольных цепей компьютерной системы началась вечность. Генераторы, которые, по сигналу таймера, должны были погасить стасис, вышли из строя. Остался лишь один — резервный, полностью автономный, который должен был активироваться в одном-единственном случае. При вторжении в Убежище чужака, которого не смогут остановить защитные системы.
Но у этого автономного генератора-ключа был один маленький недостаток.
У него не было таймера.
Сейчас над бункером бурлила мутная, грязная вода. Тонна за тонной оседали на дно песок и напитавшееся водой дерево, мертвые животные и рыбы, камни, снесенные бушующими потоками со своих привычных мест… Все это укрывало последний приют атлантов, обломков древней цивилизации, прочным и толстым саваном забвения.
И все же пройдут тысячи лет, прежде чем от великой Атлантиды останутся лишь обрывочные, неясные воспоминания. Зато останется кое-что другое. Некоторые из слуг атлантов уцелели — те, что в момент катастрофы находились на дальних форпостах. Их было несколько — этих станций, разбросанных по планете, имеющей связь с Посейдонисом посредством технологий, вновь открыть которые людям доведется еще очень не скоро. Полуостров, который в будущем назовут Испанским. Жаркая, пустынная земля, которой суждено породить правителей-фараонов. Земля иная, наполненная жизнью — и людьми с чуть красноватой кожей, чьих далеких потомков уничтожат жестокие конкистадоры.
Уцелевшие не были ни учеными, ни даже учениками. Они были не более чем слугами — и все же донесли до потомков крохи, жалкие крохи наследия атлантов. Пиктографическое письмо, оказавшееся удобным и на удивление понятным даже совсем разным народам. Преклонение перед Пирамидой — именно такую форму имел центральный дворец Посейдониса. Некоторые зачатки знаний о земледелии, ирригации… обо всем том, чему не успели толком научить своих слуг атланты, решившие поставить на первое место войну. Где-то воспоминания об атлантах скоро ушли в забвение, а в иных местах тысячелетиями из уст в уста передавались легенды о мудрых сильных светловолосых богах, которые ушли, но обещали вернуться.
Но не только гибелью Посейдониса окончилась катастрофа, вызванная прорывом границ меж мирами. Магические потоки, пронизывающие и атмосферу, и воду, и каменную толщу земли, почти погасли. Магия умерла… олимпийцы, некогда повелевавшие стихиями, сохранили лишь крошечные частички былого могущества. Великолепная цитадель, оплот силы и величия Гипербореи, скоро пала под ударами… нет, не варваров, а силы куда более опасной, хотя и лишенной злобы, жестокости или жажды наживы. Холод — именно холод заставил всесильных магов искать путь в более теплые края. Теперь их сил не хватало на то, чтобы обеспечить вечное лето на Олимпе. Они ушли на юг, отыскав себе новый дом — много позже эта земля породит одну из высочайших культур человечества, культур, у истоков которой стояли гиперборейские маги, снискавшие славу богов. Но и от них, от гиперборейских богов, вскоре останутся лишь легенды, при пересказе приобретающие все новые и новые оттенки и уходящие при этом все дальше и дальше от реальности.
Все это будет. А пока…
