Прошло четыре месяца после дядиных похорон.

Я сидел в «Драйв-клубе», пил пиво и слушал изрядно затасканную джазовую пьеску в исполнении чахлого оркестрика-комбо, не способного раскачать даже группу умственно отсталых ребятишек. Работы не было; деньги заканчивались; на горизонте маячил призрак нищеты. Друзей разнесло по миру. Выражаясь высокопарно, пепел дружбы развеялся над океанами. Одни навсегда увязли в трясине прошлого, другие отправились на поиски счастья, третьи — на тот свет.

Без друзей жизнь становится скучным затворничеством или одиноким рысканьем среди чужих в тщетных поисках зеркала. Пусть даже и кривого. Но отражение никогда не удовлетворяет. Оно кажется оригиналу более уродливым или более красивым, чем он есть на самом деле. Недовольный оригинал начинает корчиться и кривляться в тщетных потугах добиться мнимого сходства…

Я старался не впадать в грех уныния и убеждал себя в том, что живем-то мы здесь и сейчас, а значит, у меня нет причин для пессимизма. Причин, возможно, и не было, но пессимизм был. Тоска вцепилась в грудь, как выпустившая когти беременная кошка. Чертовски тяжелая кошка.

Я закурил, еще больше уплотнив висевшую вокруг дымную пелену. Ни одной знакомой физиономии. Мне хотелось поболтать с кем-нибудь. Желательно о всякой чепухе. Иногда не хватает самых простых вещей…

Музыка тоже нагоняла скуку. Джазбои играли устало; даже их усталость не казалась стильной, как это иногда бывает.

Я решил слинять и пошататься по улицам. Разменял у стойки последнюю двадцатку и выбрался на свежий воздух.

Весна — это было гораздо лучше алкоголя. Фонари расплывались во влажном тумане. Люди скользили мимо, будто сухопутные «летучие голландцы» — такие же отчужденные, такие же неуловимые… Я все еще жил надеждой. Если что-то и могло поднять меня из руин, так это вмешательство бабы. Очередной шлюхи. С тех пор, как я узнал, что Анжела «подрабатывает» в гостиничном баре, я стал смотреть на вещи гораздо проще. А после развода со своей благоверной, обожавшей деньги, отдавал предпочтение проституткам — с этими хоть знаешь, за что платишь.

Я не был ни романтиком, ни циником. Я оставался прагматиком — скучноватым из-за своего неизлечимого скептицизма. Сейчас у меня не было денег, чтобы купить дорогую женщину. И я не был уверен, что с дешевой у нас выйдет что-нибудь путное…

Я бесцельно брел по проспекту, вдыхая опоэтизированную более удачливыми охотниками за удовольствиями отраву желаний. Наступил час, когда все дома кажутся уютными, парки — таинственными, таксисты — дружелюбными. В такие вечера хорошо мчаться на машине куда глаза глядят. Дорога, музыка, темнота. Было бы неплохо, если бы существовал пресловутый «край света». Примерно там же, где и «край времени». Тогда я устремился бы туда и мог бы, как следует разогнавшись, сорваться с обрыва и падать, падать, падать… к чертовой матери. Вечно. Но, боюсь, в этом случае взбунтовавшийся мочевой пузырь рано или поздно поломал бы весь кайф.

Я приближался к окраине. Раньше тут было небезопасно. В городе полно людей, равнодушных к проблемам расслабившихся кроликов и мечтательно настроенных мизантропов. А ведь достаточно несильного удара в зубы, чтобы вернуть на землю кого угодно… Но теперь мне вряд ли что-либо угрожало. Я даже хотел бы избить парочку ублюдков — чтобы потом не мучила совесть и заодно проверить себя…

Тротуар оборвался, под ногами расползалась жидкая грязь. Я повернул обратно. Где-то за спиной лаяли собаки. Лай звенел, отражаясь от невидимых стен. Волшебный час закончился. Теперь на улицах было холодно, ветрено и сыро. Идеальное сочетание, чтобы подхватить простуду.

«Домой, домой», — нашептывал внутренний надзиратель, лучше меня знающий расписание каждого моего дня на много лет вперед. Домой, в мою холодную берлогу, к дивану, телевизору, книге — к вещам, спасающим от других предметов — веревки, бритвы, включенной лампы, «случайно» упавшей в ванну, наполненную водой. Я не фетишист, но посудите сами: противостояние вещей сопровождает нас на протяжении всей жизни. Одни приближают наш конец, другие поддерживают шаткое существование и придают некоторую устойчивость на узкой извилистой дороге. Телефон, фотография матери, водка, лазерный диск, шприц, деньги, вырезка из газеты, билет в один конец, пузырек со снотворным… Знаю, знаю все, что вы скажете о придании ложного смысла. Мне было плевать на умозрительные рассуждения. Я пытался поймать за хвост ускользающую жизнь, этого хищного зверька, игривого и ласкового, пока он сыт…

Клин клином вышибают. Я попробовал лечиться музыкой от нахлынувшей тоски. Зашел в один из клубов, открывшийся недавно и обещавший блюз «олл найт лонг». Послушал пару номеров, в продолжение которых юное дарование с бородкой под молодого Джона Мэйолла упражняло пальцы, не оставляя пустот в пространстве и ни малейшего шанса тишине. Понял, что попал вместо ресторана для гурманов в «Макдоналдс», и поспешно свалил оттуда.

У меня был выбор — топать пешком до станции метро или ждать автобуса на ближайшей остановке. Я решил пройтись, тем более что по дороге был открытый до полуночи винный магазинчик. Я прикидывал, стоит ли экономить на выпивке. Иногда от плохого пойла трещала голова. В конце концов я решил взять бутылку «Кагора», который в подогретом виде мог снести крышу на пару часов. Я не возражал бы — сегодня сухой чердак мне уже не понадобится.

По кабельному ТВ крутили допотопные клипы педиков из зоомагазина. Потом я переключился на новости. Первым делом сообщили об очередной жертве серийного убийцы, которого репортеры окрестили Черным Хирургом. Труп показали только издали. Все равно чувствительных баб наверняка потянуло блевать, хоть сработано было сравнительно чисто…

Законопослушным гражданам полагалось прийти в ужас и священный трепет, но лично я втайне восхищался этим парнем. Думаю, не я один. Его не могли вычислить третий год! Он продержался намного дольше других. И, похоже, продержится еще долго. Сверхэффективные спецкоманды облажались. Какой болезненный и смачный плевок в харю нашей непогрешимой системе, уравнивающей всех, как штамповочный пресс!

Завидовал ли я Хирургу? Вряд ли. У меня не было ни силы, ни решимости, ни необходимой жестокости, и я слишком уж любил комфорт, баб и выпивку. Той ночью комфорт и выпивка были в наличии.

Я изрядно набрался, прежде чем вспомнил, что могу устроить себе именины души. Покопавшись в беспорядочной груде компактов, я отверг все отвратительно-прогрессивное, помпезно-навороченное, фальшиво-отчаянное, тошнотворно-высокое, приторно-аккуратное, жалобно-любовное и слезно-ностальгическое. Все эмоции перегорели, превратившись в поганый шлак.

В результате я неплохо провел время, слушая «Сектор газа» — жлобскую музыку из сердцевины жлобского быта. (Откуда взялся компакт, до сих пор не пойму.) Я был в том настроении, когда тараканы становятся культовыми насекомыми, а вой бродячей собаки кажется единственной до конца честной песней. Но кто сказал, что собаки не умеют притворяться? В то же время я был далек от нытья и того, чтобы обвинять кого-либо, кроме самого себя. Но и самообвинения — это довольно безболезненная штука, если знаешь, что ничего не хотел бы менять. Во всяком случае, в прошлом. А будущее — вот оно! Хватай, беги, лови! Корабли в Новый Свет отчаливают непрерывно — настолько часто, насколько ты сам можешь дробить свое время. Однако мы предпочитаем оставаться на безжизненном берегу и дуреем от голода и жажды. Строим лачуги, прячемся от ветра, плодим и калечим детенышей, обучая их искусству медленной смерти и долгой тоски. Кто-то сказал нам, что корабли иногда тонут; впрочем, мы сами видели обломки и трупы, выброшенные на песок. Эти мертвецы почему-то всегда улыбаются; они не принадлежат нам. Кто хоронит их — загадка; скорее всего они лежат, неустроенные, в назидание следующим поколениям.

Когда в мыслях появляется подобный гнилой пафос, это верный признак того, что мальчику нужна девочка. Я решил позвонить Линде. Раньше она мне никогда не отказывала — при условии, что была свободна, конечно. Если не застану ее дома, значит, судьба такая же сука, как моя бывшая жена. Я накрутил номер, стараясь для разминки с первого раза попадать пальцем в нужные отверстия…

Линда — потаскуха по призванию, но, несмотря на это, у нее огромный КОП. А может быть, как раз благодаря этому. Серьезно. Она помогает снять стресс еще более полезным членам общества. Гасит напряженность. Они «открыли», что кастрация — не выход. Они хотят жить полноценно — за чей-нибудь счет. Я их хорошо понимаю. Они мудры, ибо пороки обращают в достоинства.

Линда, скажу я вам, это уникальный экземпляр. Секс — ее религия. Всякий раз, когда она приносит себя в жертву на уютном алтаре кровати (или в заброшенной церкви, в тесной кабинке гостиничного душа, в лимузине, в туалете во время какой-нибудь шикарной вечеринки), она требует того же и от партнера. Она трахается самозабвенно и неистово и знает об этом серьезном деле все. Полная самоотдача. Огромное количество мужских голов украшает ее личный зал славы. Кое-кто из «великих» мужей нашей эпохи расписался в собственной несостоятельности, лежа на Линде или под ней. Эх вы, властолюбцы, — потерянные для природы самцы с дезориентированным инстинктом!..

Линда, Линда, тантрическая стерва… Мужчины для нее — одушевленные инструменты. Олухи со своими ритуальными крис-ножами, терзающими плоть во имя насыщения прожорливых божков наслаждения и тщеславия! Вряд ли мне удавалось достичь большего — например, благодарности. Следовало бы благодарить безликое нечто, породившее нескончаемую головокружительную возню, на которую можно смотреть без смеха только изнутри.

Однако в любом случае то были сладостные жертвоприношения. Не знаю, как другие, но лично я, оказавшись в постели с Линдой, на несколько секунд, минут или часов забывал своих богов — дутых, конечно. Нынешние боги — что-то вроде фантастического покет-бука, который берешь в очередную дальнюю поездку, чтобы не сдохнуть от скуки. Или, не приведи господи, не остаться наедине с самим собой! Наши придуманные ложные боги — гораздо более приятные собеседники, не так ли? И они всегда чуть-чуть великодушнее нас.

Конечно, я сделал глупость, позвонив по обычной линии. Какой-нибудь вшивый анализатор на автоматической станции мог зарегистрировать сверхвысокий уровень стресса — и, как говорится, попрошу к стеночке! Но я надеялся, что пронесет.

Эта шлюха заставила себя ждать. Она сняла трубку после восьмого гудка (я считал). Может быть, Линда уже стала девушкой по вызову? Во всяком случае, она усвоила этот дурацкий жеманный тон, от которого, по идее, мужик должен сразу возбудиться, а его убогая фантазия отправиться в полет. Но меня ее томно-игривое «аллоу» только раздражало.

— Привет, — буркнул я, уже почти жалея о том, что позвонил.

— А-а, это ты, — протянула она. Мне показалось — разочарованно. По крайней мере она сразу перестала ломать комедию. — Ну, в чем дело?

— Соскучился. — Я впрыснул в это слово весь скопившийся яд.

— Который час, черт бы тебя подрал?

Я не знал, но теперь, когда она спросила, посмотрел на часы. Стрелки показывали что-то около четырех. Наверное, было утро — судя по темноте за окнами.

— Длинная стрелка на одиннадцати… — забубнил я голосом дебила.

— Хватит дурака валять! Откуда звонишь?

— Какая разница?

— Пошел ты!..

— Эй, тише, тише… Ты одна или как?

— Или как.

— Бери тачку и приезжай.

— Хер тебе! Много хочешь…

— Я заплачу.

Она соображала. Я поймал себя на нехорошем: я пялился на трубку в надежде увидеть ползущий оттуда фарш из мозга моей бывшей подружки.

— Ты что, разбогател? — спросила она с ироническим смешком, но не без надежды. Всякое случается — а вдруг я и вправду при деньгах?.. Вот за эту гибкость мышления я ее и любил.

— Хватит на дешевую потаскуху.

— Ублюдок! — рявкнула она и бросила трубку.

Я не гордый. Если бы я был гордый, я остался бы дома и предался бы безудержному мазохизму. Вместо этого я натянул пальто, взял в ящике стола пару завалявшихся презервативов и поддал ногой пустую винную бутылку.