23. ДИНА
Она не могла понять, что разбудило ее, если это вообще было настоящим пробуждением, — но точно не ровный лиловый свет, который заливал гостиную, потому что свет не имел источника. Он был изнанкой темноты. Дина «видела» его, даже если бы опустила веки. Но ее глаза были широко открыты.
За минуту до того, как появился лиловый свет, она почувствовала кожей лица чье-то дыхание. Потом ноздри уловили неприятный запах. А уже затем она рассмотрела старуху со сморщенным желтым лицом, которая склонялась над ней и протягивала костлявую руку. Рука тоже была желтой, а из ладони росли длинные черные волоски, которые шевелились, как черви.
Белки старушечьих глаз напоминали по цвету шляпки бледных поганок.
Дину передернуло. Волна омерзения прокатилась по телу. В голове промелькнула столь же мерзкая мысль: «И ты когда-нибудь станешь такой! Если доживешь…» Она не смогла закричать — в этом странном полусне у нее был зашит рот. Она промычала что-то невнятное и в ужасе нащупала пальцами стежки, сделанные грубой ниткой.
Старуха прикоснулась к камню, и кожаный шнурок натянулся. В желтой маске образовалась черная трещина, через которую старуха вдыхала и выдыхала маленьких белесых мух. И все же жуткая гримаса означала не что иное, как улыбку.
«Если это страшилище и есть бабушка Нина, то я в полном дерьме», — подумала Дина, морщась и испытывая нарастающую боль в проколотых губах. Ей казалось, что чужая рука медленно сжимает сердце…
«Но где я ее видела?!»
Внезапно она вспомнила. Игрушка, висевшая на елке, была точной копией этой жуткой старухи, только увеличенной во много раз. Кукла ведьмы из неизвестной сказки… «Где ты, Ян? Где ты, сынок? Почему тебя нет рядом, когда ты так нужен?! И кто дал тебе эти чертовы игрушки?..»
— Не снимай это, — то ли попросила, то ли приказала старуха.
Она подержала черный камень еще немного и отпустила с явным сожалением.
* * *
…Пролился лиловый свет и смыл видение. Старуха исчезла. Но и Яна не было рядом.
Дина села, опираясь на спинку дивана. Она чувствовала себя ужасно скованной из-за повязок и в то же время достаточно отдохнувшей, чтобы мысль о побеге полностью завладела ею.
Но сначала надо найти сына. Где он? Пошел в туалет? Вполне вероятно.
Она сама ощутила резь в низу живота. Истинной причиной пробуждения был переполненный мочевой пузырь.
Она не сразу сориентировалась; дом был слишком велик. Пока она брела по коридору, ей пригрезился маленький мальчик, запертый в тайной комнате. Навсегда. Готическая, безысходная пытка…
Пробуждались забытые детские страхи, рудиментарные и как бы заимствованные из сказок, легенд, историй. Ничего подобного не случается в жизни, но раз это пугает, значит, существует иное, психическое измерение, над которым не властно обыденное сознание, законы «единственной реальности» и собственный здравый смысл. Эти страхи, на первый взгляд, нелепы, как плач ребенка, потерявшегося в универмаге. Что может быть банальнее универмага? Что грозит ребенку? Абсолютно ничего. Но некоторым явно не везет, и время от времени они оказываются в положении потерявшихся детей. Дине, например, не повезло.
Еще в гостиной она бросила взгляд на часы. Было далеко за полночь. Снаружи, похоже, испортилась погода. Глухо завывал ветер, что-то назойливо дребезжало под крышей. И вряд ли это прекратится в ближайшее время — прислуга-то глухая. Дина проверила окна. Металлические ставни были закрыты. А на двери — кодовый замок, услужливо подсказала память. Дом превращен в крепость.
И все-таки ее беспокойство нарастало с каждой секундой. Не только из-за погоды. Она подозревала, что настоящая угроза притаилась в маленьких клеточках ее мозга. «Что ты сделала с НИМ, сука? — раздался у нее в ушах голос Марка. — Найди его. Найди нашего сына!»
Когда она наконец отыскала туалет, в нем никого не оказалось. Дина задержалась внутри не дольше, чем на полминуты. За это время ей удалось взять себя в руки. Она надеялась, что глухонемая не сможет ей помешать. А если вооружиться? Пробраться на кухню и завладеть ножом? Может быть — когда она найдет сына.
Вероятно, туалетов было несколько. Но вряд ли Ян отправился на второй этаж. Дина помнила его явный страх, который он испытывал вечером. Она до сих пор не верила, что он мог пойти куда-то сам, не разбудив ее. Или, например, в то, что его вдруг одолело любопытство и он бродит по темному дому. В любом случае ей смертельно надоела вся эта непонятная возня вокруг ее мальчика.
Она вспомнила, что так и не спросила у него, где он взял фигурки, которые были развешены на елке. В той же лавке, где купил камень? Мерзкая старуха посоветовала не снимать его, но чего стоили советчики, приходящие в кошмарных снах? И не проще ли было наглотаться транквилизаторов и ждать, пока химия одолеет кошмары?..
Ее сомнения улетучились, как только она открыла дверь, ведущую к главному входу. По коридору бесшумно удалялся мужчина, которого Дина видела со спины, но мгновенно узнала его походку, фигуру, прическу. Это был Марк, и она сумела сдержать крик, хотя ей очень хотелось закричать. В глубине души она не верила в его смерть. Ни секунды.
Он все-таки нашел ее. Не важно — как; главное, он пришел за нею. Что еще он мог делать здесь? На мгновение закралось ужасное подозрение, что он — один из ЭТИХ, и тогда объяснялись многие загадочные вещи, но… Лучше не думать о таком.
Еще шаг — и он скроется за поворотом. Она бросилась вслед за ним. Он обернулся и, казалось, совершенно не удивился ее появлению. Он лишь слабо улыбнулся и приложил палец к губам. Дина молча кивнула, хотя не понимала, для чего нужно соблюдать тишину. Девка-то глухая… Но ему видней. Может быть, в доме скрывается еще кто-то. «Только выведи меня отсюда, — попросила она мысленно. — Верни мне мою прежнюю жизнь». Сейчас прошлое, наполненное тревогой, действительно казалось ей потерянным раем…
На Марке был клубный пиджак, отлично сидевшие брюки и чистая обувь. Не похоже, что он побывал под снегом. Значит, приехал на машине. Тем лучше. Он увезет ее куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Ее и Яна. Семья наконец воссоединится…
Он привел ее к открытой наружной двери. В прихожую задувал ветер, неся с собою колючий снег. Дина поежилась, и Марк набросил ей на плечи полушубок, который достал из ниши.
— Ян, — прошептала она одними губами. — Где-то в доме…
Он кивнул и обнял ее. У него был незнакомый запах. Не то чтобы неприятный, но чужой. А может быть, она просто отвыкла и стала забывать…
— Иди в гараж, — прошептал он ей в самое ухо. — Сядь в машину и жди.
Он достал связку ключей с брелоком в виде раскрытой ладони и легонько потряс ими в воздухе.
— Смотри не потеряй!
Ну нет, она не настолько глупа, чтобы упустить свой последний шанс. Дина взяла ключи и вышла наружу.
* * *
В темноте роились белые осы. Фонарь на веранде освещал только маленький пятачок перед домом и заметенные снегом ступени. Сквозь вой ветра донеслось лошадиное ржание.
Дина оглянулась. Дом был погружен во мрак, и только из открытой входной двери просачивался слабый свет. Как будто стены коридора, между которыми она недавно прошла, таяли, истончались, рассеивались, превращаясь в холодное, тусклое, мертвенное сияние.
Снова она усомнилась в реальности происходящего, но в одном была уверена твердо: наваждения и грезы — плен, даже если плен этот сладок и удобен. Она не хотела поддаваться силе, навевавшей их, тем более что образовавшиеся пустоты мгновенно заполнялись призраками…
Дина завернула за угол, и здесь ее встретил гораздо более яростный напор. Ветер, ветер — ее извечный враг. Ее стихией был огонь, и когда-нибудь сквозняк задует ее слабеющее пламя…
Сейчас она вдруг ощутила предопределенность конца. Но будет ли это темный и теплый ветер легкой смерти, приходящей наяву, будто во сне, чтобы избавить от всех неудобств старости, — тихий поток, подгоняющий усталую душу, — или неожиданный удар, нанесенный из тьмы, опрокидывающий в пропасть, которая все время рядом, — злой леденящий порыв, пронизывающий, как стальной клинок, причина нелепой гибели, делающей бессмысленным все предыдущее существование? Но Дина уже была большой девочкой и знала, что единственный доступный смысл — это жить здесь и сейчас. Она хотела уцелеть среди миражей. А что еще есть, кроме них? Если вдуматься, то ничего…
Где находится гараж, она помнила весьма приблизительно. Ее тревожило, что за вечер намело много снега и роскошный труповоз может застрять. Да и куда ехать — ни одного огня в округе. Впрочем, Марк выглядел вполне уверенно.
Она всегда интуитивно чувствовала, что ее муж не обладает достаточной внутренней силой, которая нужна для преодоления настоящих трудностей. Она готова была помочь ему выдержать что угодно.
Раньше он был типичным городским паразитом — слегка расслабленным и взращенным в тепличных условиях. Однако тот Марк, который вручил ей ключи, вселял уверенность и надежду увидеть сына. Она легко смирилась с тем, что его образ раздвоился в ее сознании — Марк «до» и Марк «после», — но разве испытания подчас не изменяют людей до неузнаваемости?
Створка гаражных ворот была приоткрыта и, судя по всему — давно. На цементном полу лежал тонкий слой снега. Поблизости от гаража не было видно ничьих следов, кроме ее собственных. Внутри поблескивала радиаторная решетка катафалка.
Дина вошла в гараж и перевела дух. Потом дотронулась до заиндевевшей крышки капота. Ей пришло в голову, что нужно прогреть двигатель. Она подобрала нужный ключ и села на место водителя.
Двигатель завелся сразу же. Когда засветилась передняя панель, Дина решила, что справилась со своей частью работы. Теперь оставалось дожидаться Марка и Яна.
Потянулись едва ли не самые долгие секунды в ее жизни. Она хотела включить фары, но побоялась выдать себя раньше времени…
Кто-то поскребся в стекло. Она вздрогнула и невольно отшатнулась. Снаружи шевелилась чья-то неясная тень. Потом тень метнулась вверх, и на капоте появился четвероногий силуэт.
Дина разглядела клыки и красноватые точки глаз. Собака. Хорошо, если Ванда. Во всяком случае, псина была достаточно тяжелой, чтобы катафалк покачнулся на рессорах. Когти заскрежетали по металлу; собака прыгнула на крышу и затихла.
Дине казалось, что та легла прямо у нее над головой. Разве это не странно? Позвать ее? Нет, лучше не рисковать. Не похоже на добрейшую Ванду.
Пес не издавал ни звука. Самые опасные атакуют бесшумно… Значит, Марка ожидает очередной неприятный сюрприз. Надо предупредить его. Но как?
Свет. Марк должен увидеть собаку раньше, чем та набросится на него.
Дина включила свет в салоне, чтобы осветить гараж. Она увидела гроб в зеркале заднего вида. На этот раз крышка гроба была поднята, и мысль о собаке сразу отодвинулась на второй план.
Не все ли равно, как и на чем бежать? Оказалось, не все равно. У Дины появилось предчувствие, что прямо сейчас она может прикоснуться к тайне, которая порождала долгое ожидание зла, готового обрушиться на нее и ее семью. Она устала ждать. Неизвестность невыносима…
Куда же запропастился Марк? С ним ей было бы намного легче… Но ничего, она справится с этим, как справлялась до сих пор. Держись, мамаша вундеркинда! За все надо платить.
Дина повернулась, чтобы заглянуть в гроб. Это было сильнее ее. Она поступила бы точно так же, даже если бы знала, ЧТО увидит внутри гроба. Или КОГО.
Полушубок мешал ей двигаться. Ей пришлось встать на колени и перегнуться через спинку водительского кресла.
* * *
Он лежал там. Он был одет в строгий черный костюм. Его умиротворенное лицо было покрыто слишком толстым и явным слоем грима. На щеках лежал дешевый кукольный румянец. Волосы на голове тщательно расчесаны и смазаны чем-то блестящим. Руки аккуратно сложены на груди, а между пальцами вместо креста воткнута игрушка — фламинго с оторванной головой. Челюсть подвязана; в щелях под веками тускло блестело что-то, похожее на воск.
Это не ее сын. Ей подсунули какую-то куклу и думали, что она испугается. Черта с два! Вот только она почему-то не могла сдвинуться с места.
В течение десятка секунд Дина смотрела в гроб широко открытыми, немигающими глазами. Казалось, за эти секунды из нее выдавили всю кровь. Ее ноги смерзлись, и она ничего не чувствовала в груди. Совсем ничего. Черный камень.
Отвратительный загримированный карлик. «Отпусти меня, проклятый уродец!» — «Нет, ты еще не все видела, детка! Ты еще не все разглядела как следует!..»
Нет, он не кукла. В нем было что-то… настоящее. То, что хотели замаскировать гримом. И сделать это почти удалось. Должно быть, он пережил что-то ужасное перед смертью. Но теперь для него все было кончено.
Она не хлопнулась в обморок. Какое-то едва уловимое движение крючком подцепило ускользавшее сознание и вытащило Дину из темного омута. Она балансировала на краю темноты, но осталась по эту сторону. О Марке она уже не вспоминала и не ждала его возвращения. Он был просто оживленной деталью ловушки, человекоподобной формой, одной из силовых линий, затянувших ее сюда, к месту, где глупцам открывается истина, а слепцы прозревают. Но так ли это? Разве она может отличить правду от лжи в зыбком кошмаре? И почему труп погружается, тонет в матово-черной трясине, не отражающей ни единого луча света?
Преодолевая окаменелость мышц, Дина подвинулась еще ближе, чтобы заглянуть в ГЛУБИНУ. Какой-то рычаг впился ей в живот, но она не обратила на это внимания.
Она не ошиблась, и ей не почудилось: у гроба действительно не было внутреннего дна, по крайней мере видимого. Было нечто, напоминавшее густой кисель цвета ночного неба, и только шестое чувство подсказывало ей, что не стоит доверять глазам. ТАМ было некое пространство…
До нее дошло — это проход. Что-то вроде двери в потустороннее. Пересадочная станция в промежутке миров — потайная щель между агонией и явью. Есть и капсула для отправки «клиента» на «тот» свет. А что? Гробы, катафалки — действительно отличное прикрытие. Идеальное. Только пункт назначения совсем другой… В общем, адская почта. Но не для всех. Далеко не для всех… Как просто, правда? И главное, страшно облегчает жизнь…
Она криво улыбалась. Кто и зачем подложил сюда эту куклу? Или Ян послал двойника? Или… Подобные мысли могли завести ее очень далеко.
Теперь, когда она не верила в его смерть, ей стало чуть легче. Любая новая нелепость уводила от того варианта реальности, которого она боялась больше всего… Гроб был просторный, и в нем оставалось достаточно места, чтобы просунуть руку между телом покойного и обитой бархатом стенкой.
Тем временем ноги трупа полностью скрылись из виду. Без всплеска, волны или замутнения. Это было просто исчезновение за некоей границей, будто ластик стирал изображение.
У Дины вдруг возникло безумное желание схватить мертвеца за руку и вытащить его ОТТУДА. Может быть, она так и поступила бы, но тут он сделал попытку заговорить с нею.
Женщину прошиб липкий пот. Она снова превратилась в изваяние.
Платок, которым была подвязана челюсть (Яна?) карлика, мешал ему, и он выдавливал из себя звуки, почти не двигая ею.
Поначалу Дина ничего не могла разобрать. Оцепенело не только ее тело, но и сознание… Потом хриплый шепот вполз в уши, нервные импульсы достигли мозга и разогрели застывшую кашу. Невнятное шипение рассыпалось на отдельные слова:
— В дом! Беги в дом! Скорее!..
Исчезли восковые кисти рук, торчавшие из накрахмаленных рукавов ослепительно-белой сорочки. Исчез безголовый фламинго.
— В дом! Мама, беги в дом!..
Уже одна голова плавала на поверхности черного «киселя», заполнявшего прямоугольную ванну. Веки беспорядочно дергались, губы извивались, как придавленные черви, и искаженный до неузнаваемости голос шептал, шептал, шептал:
— В дом! Скорее! В дом!!!
Осталось лицо. Маска японского актера. Гипсовый слепок. Содранная плоть. Между губами и между веками — чернота. Уже нет глотки, а губы все еще шевелятся…
Дина слышала отдельные слова, но пока не понимала, что они означают. Предупреждение (если это было предупреждение) приняло слишком дикую форму. А потом будто перерубили пуповину, питавшую ее невнятной надеждой. Ужас одиночества снова затопил ее.
Исчез кончик белого носа…
Дина медленно протянула руку. Время перестало иметь какое-либо значение. Куда ей теперь спешить? Куда бежать? Кажется, она уже опоздала…
Ей казалось, что рука погрузится в липкую густую жидкость, но она не ощутила вообще ничего. Ни тепла, ни холода, ни боли, ни сопротивления.
Она завороженно следила за тем, как укорачиваются ее пальцы. В конце концов осталась культя с идеально ровным «срезом» в области запястья.
И в этот момент что-то коснулось ее пальцев с ТОЙ стороны. Что-то скользкое и прохладное. Оно щекотало кожу, будто ощупывало незнакомый объект частыми движениями усиков или пробежалось по ней, перебирая множеством мохнатых лапок.
Дина взвизгнула от внезапно охватившего ее омерзения и отдернула руку. Поднесла ее к глазам. Повязка была чистой и целой, только на кончиках пальцев появились какие-то едва заметные розовые пятнышки.
Когда в гараже стихло краткое эхо, она услышала отдаленный хруст. В этом новом звуке было что-то невыразимо зловещее. Казалось, само небо трещит, будто гигантская яичная скорлупа…
Дина поняла, что никуда не уедет сегодня. А может быть, не уедет никогда — если не успеет спрятаться от того страшного, что надвигалось из темноты.
* * *
Скованность исчезла. Дина выскочила из машины и побежала к дому. Но успела сделать всего несколько шагов. Что-то тяжелое ударило ее в спину, и она повалилась лицом в снег. Боль, пронзившая руки, показалась ничтожной по сравнению с более чем реальной угрозой.
Проклятая собака! Дина услышала глухое рычание где-то за правым ухом, и втянула голову в плечи.
Воротник полушубка спас ее. Пес (конечно, не Ванда!) вцепился в него, и почти вытащил женщину из сугроба. Дина воспользовалась случаем и перекатилась набок. Потом она рванулась, отведя руки назад, и ей удалось освободиться от тяжести собачьего тела. Поскольку челюсти пса намертво сомкнулись на воротнике полушубка, Дина осталась в просторных брюках и свитере, не стесняющем движений. Но и не греющем, если на то пошло.
А холод нахлынул жуткий. Идти становилось труднее с каждым шагом. Оглядываться не было сил; в любое мгновение собачьи клыки могли впиться в ее, теперь уже ничем не защищенную, шею…
Температура понижалась стремительно, будто Дина попала внутрь холодильной камеры или оказалась на темной стороне планеты, почти лишенной атмосферы. И дышать стало пыткой; иглы вонзались в носоглотку и трахею, а затем и в легкие…
Она поняла, что ее настигает волна немыслимого, невероятного холода. А хруст… Хруст объяснялся просто. По мере приближения «волны» деревья и кусты превращались в ледяные изваяния и разбивались, как хрусталь, от малейшего колебания. Этот нарастающий неописуемый звук — почти нежный стеклянный звон — Дина слышала за спиной все время, пока продиралась сквозь застывающее, как цемент, пространство.
Ей никогда не пришло бы в голову, что при запредельном морозе воздух тоже может оказывать сопротивление, словно корка из прозрачного льда. И она, конечно, не знала пока о том, чем закончится для нее эта короткая прогулка до двери (каких-нибудь тридцать-сорок метров) — если она вообще сумеет добежать!
Обморожение лица и конечностей? Мелочь по сравнению с тем, что она вообразила себе очень ясно: ледяную статую, застигнутую в движении; самое ужасное, что внутри — еще кто-то живой, успевающий осознать постепенную смерть, которая наступает с поверхности; лопнувшие глаза, чернота, сжимающееся пятно сознания; вокруг — нечто худшее, чем зыбучий песок; окаменелые внутренности (затем промелькнул образ ископаемого животного, полностью сохранившегося в вечной мерзлоте); в довершение всего легкое касание ветра — и она рассыпается на тысячу осколков, а на их сверкающих гранях — идеальные срезы ее сосудов, кишок, извилин, кожи, волос, ногтей…
Позади нее что-то зазвенело, а через мгновение мимо пролетела какая-то красно-черная шрапнель, изрешетившая снег. Кажется, псу не повезло.
Но и ее ждала та же участь.
Однако где-то поблизости все же оставался призрачный источник тепла. Рядом с нею или даже ВНУТРИ нее. Эта вещь, болтавшаяся на шее… Разве вещь не была горячей, словно уголек, но при этом не обжигала кожу, а излучала нечто, пронизывавшее тело насквозь и достигавшее самого сердца?..
Черный камень. Черный осьминог, запустивший в нее свои щупальца…
Нечто, ставшее сутью замерзающей женщины; кусок мертвой субстанции, в который на минуту переселилась (спряталась?!) ее душа… Внутри камня тлело какое-то совсем иное существование, и злобные ветры этого мира были не властны над ним.
«НИКОГДА НЕ СНИМАЙ ЭТО…»
Хорошо, что она забыла о предупреждении страшной старухи, явившейся в бреду или во сне, а то сняла бы обязательно. Теперь талисман стал ненадолго ее вторым, безотказным сердцем, и в нем пульсировала не кровь, а жизненная сила, похищенная из неизвестного источника. Эта сила не позволяла сдаться и прекратить сопротивление… Дина продолжала двигаться, несмотря ни на что.
Хруст раздавался уже очень близко, будто великанские челюсти крошили айсберг. Следующую порцию воздуха она уже не смогла вдохнуть — колючие сгустки застряли в ноздрях и глотке; захотелось безжалостно выдрать их одеревеневшими пальцами, но это было невозможно, и пришлось закрыть лицо руками, чтобы «ежи» не пролезли дальше, не порвали все внутри, однако любое лишнее движение казалось чересчур большой роскошью…
Лед на лице, лед во рту, черная летящая стена льда за спиной… Небо превратилось в ледяной купол, а звезды стали жалкими крупинками инея. Они никогда и не были раскаленными сгустками плазмы. В мире не было вообще ничего, кроме льда…
Эта чернота, подступающая отовсюду, слишком непроницаема даже для мыслей… Мыслей больше нет; остается только инерция…
Ступени. Порог. Дверь. Глаза…
Дина больше не видит. Что случилось с ее глазами? Теперь они — всего лишь стеклянные шарики с запаянными внутри зрачками. Сверху примерзла тонкая кожица век. Ресницы обламываются и осыпаются, как кусочки тонкой проволоки…
Последний звук в наступившей темноте… Кучки, оставшиеся от звенящих деревьев и разбитых столбов…
Вокруг дома — ледяная пустыня, усыпанная обломками, и почти космический холод. Антарктический пейзаж, в котором по нелепому стечению обстоятельств сохранилась декорация вымершей станции. Приют с автономным энергоснабжением. Последнее пристанище беглецов.
Но еще была полумертвая женщина, ползущая вслепую…
* * *
Она перевалилась через порог, будто мешок со смерзшимся углем, брошенный в темный чулан. Дверь автоматически захлопнулась за нею. Умный дом. Или умный хозяин. Кто-то принял и отразил внезапный удар, и волна холода была остановлена на неразличимой отсюда границе. Почти сразу же поток воздуха со сверхнизкой температурой начал рассеиваться.
Дина ничего не знала об этом. От слепоты и ампутации пальцев ее спасла только кратковременность воздействия. Вокруг нее начала вращаться черная спираль обморока. Обессиленная женщина недолго держалась на внешнем витке этой спирали, а затем стремительно понеслась к ее недостижимому центру.
