Ирина Юрьева
Магия взгляда. Часть 2: Ливтрасир
Глава 1
Фастэ, особенный день, когда светлая часть равна темной, пришел, пробудив ото сна старый Лес. Набухают округлые почки… Уже показались кончики листьев на хрупких ветвях, одевая деревья в зеленую дымку…
В оврагах еще лежит снег, а пригорки, лишившись своих белых шапок, уже поросли бледно-желтой травой-Самоцветом. Ее хрупкий стебель не виден под россыпью мелких цветов, что проклюнулись раньше других. Самоцвет не боится последних морозов, он знает: в назначенный час налетят и холодные ветры, студя воду лужиц до тонкого льда, и дожди вперемешку со снежной крупой. Но все это будет потом, а пока Самоцвет устремляет к блестящему солнцу полупрозрачные венчики.
Бледно-желтая россыпь его лепестков может вылечить кашель, прогнать боль в суставах, а семя — остановить очень сильную кровь. Пока рано его собирать, хотя Норт и просил заготовить побольше целебных трав. Альвенн знала, что это не прихоть.
— Придет день, когда будет нужно все бросить и скрыться в Лесу, — сказал он ей однажды. — Не как беглецам, а как воинам, что, отступив, заставляют противника верить, что он победил, чтобы позже сразиться с ним.
Альвенн не раз размышляла, каков он, их враг.
— Говорят, что Хранитель увидел во сне, как в Леса Гальдорхейма явились войска из-за Моря!
— Да нет! Духи Чащи опять начинают шалить!
— Ерунда! Просто этот Властитель из Лонгрофта хочет заставить нас жить по-другому!
— Не Лонгрофт, а Скерлинг!
— Спасибо, пока обойдемся без них!
Таких сплетен хватало, но Альвенн могла бы поклясться, что Норта тревожит другое. Ей очень хотелось хоть чем-то помочь мужу. Больше двух лет прошло с того дня, когда Альвенн, увидев чудовищный взрыв, потеряла веру в людей. Теперь ей было стыдно тех мыслей, которые раньше терзали ее, убивая способность любить.
— Да, малыш, — прошептала она, прислонившись к высокому дромму и осторожно погладив живот. — Твоя мама была такой глупой! Не нужно ничего сочинять и придумывать, нужно просто видеть и чувствовать. И дорожить каждым днем своей жизни, как этот лесной Самоцвет. Будет холод и снег, будет ветер, который захочет оборвать лепестки у цветка, но он просто не может ждать дольше, он хочет цвести! Так и мы! Мы не станем ждать лучших времен, мы придем в этот мир, не боясь ничего! И мы будем счастливыми! Правда, малыш?
Поначалу, оставшись у Норта, Альвенн не могла и подумать, чем все обернется. Любовь — это вспышка безумия, страсти, лишающей сна и покоя, слуха и зрения, разума. Тот, кто влюблен, не способен ни думать, ни верно оценивать. В это верили все. Альвенн тоже привыкла так думать, ее увлечение Ормом лишь подтверждало расхожее мнение.
С Нортом все было иначе. Теперь, вспоминая, Альвенн могла честно признаться, что чувство ее породил страх за друга. В тот вечер, когда Норт сумел потушить пламя Руни, она в первый раз поняла, что Хранитель способен страдать и болеть, как простой человек.
Его силы еще не вернулись, а Норт снова взялся за свитки. Он явно спешил, словно бы опасаясь чего-то, и Альвенн старалась хоть как-то помочь. Ненавязчиво, просто, с веселой улыбкой… Случалось, что Норт, оторвавшись от свитков, просил ее спеть часть старинного текста на странный, непривычный мотив.
Это было совсем не легко, после первых попыток Альвенн часто лишалась сознания. Это были скорее заклятья, чем песни, но девушка верила: Норт не может ей навредить.
Вскоре Альвенн заметила, что ее память усилилась, чувства стали острее, прибавилось веры в себя. Как-то раз она вдруг ощутила, что может общаться с ним даже без слов. Это не был особый посыл, при котором Норт смог бы пробиться к сознанию каждого, чтобы узнать о нем все, или жуткий беззвучный крик Руни, однажды услышанный ею помимо собственной воли. Между ней и Хранителем словно возникла особая связь, позволявшая им понимать с полувзгляда, что нужно другому.
— Ты словно живой огонек в моем доме, — сказал он однажды Альвенн. — Согреваешь и душу, и сердце.
Альвенн нравилось, как вечерами, на время оставив пергамент, Хранитель беседовал с ней, обсуждая отдельные мысли. Простой человек, отдыхающий после обычного дня… Удивительно мягкий, спокойный, внимательный. Как он умел слушать! И как интересно, доступно мог рассказать о совсем необычных вещах! Мог утешить, понять, показать, как он ей благодарен за помощь, за дружбу, доверие… По временам Альвенн вдруг ощущала, что ей бы хотелось присесть рядом с Нортом, прижаться, погладить его непокорные волосы, смуглые руки, обнять, приласкать.
В этих мыслях не было чисто физической страсти, ей просто хотелось излить всю ту нежность, которую он пробуждал. Кого Альвенн видела в Норте в эти минуты? Мужчину? Отца? А, быть может, ребенка? Она не могла разобраться. Прежний опыт несчастной любви был совсем не похож на те чувства, которые Норт пробуждал в ней.
Пойми Альвенн сразу природу своих ощущений, она бы, наверно, ушла, испугавшись, что хочет слишком уж многого.
Как-то вечером Альвенн подошла к нему, чтобы Хранитель помог разобрать рукописный текст книги о травах и… Ей самой было трудно понять, как она, не сдержавшись, коснулась волос цвета пшеницы, погладив их. Спроси кто-то, чего она хочет, она бы сказала: “Немного согреть, приласкать… Вот и все!” Но когда Норт вдруг обнял ее, она сразу поняла, что давно ждала этого.
— Альвенн, ты будешь со мной? До конца? — очень тихо спросил он ее, прижимая к себе.
— До конца, — так же тихо ответила Альвенн. — Я люблю тебя, Норт.
— У тебя есть три дня…
Альвенн знала: Хранитель, выбирая Подругу, дает ей три дня. Очень старый обычай, давно потерявший свой смысл… Разве та, что решила остаться с ним, может раздумать?
— А бабка знавала ее, эту Альдис, Подругу Хранителя. Это теперь про нее говорят: “Совершенство! Живая легенда!”, а раньше… Открыто никто не посмел осудить его выбор, а вот за глаза… Ее все так и звали: “Чужачка!” Что толку, что ради него она бросила все: и отца, и богатство, и замок… В деревне только и знали, что зубоскалили… А в те последние годы, когда ей было за семьдесят? Он-то таким и остался, каким его знают сейчас, а она… Когда оба они появлялись на людях, девчонки откровенно хихикали: “Даже не мать, а бабка при внуке! Несчастный Норт!”
Впрочем, в ней, в этой Альдис, и вправду, со слов бабки, было нечто особое. В замках, конечно, научат и двигаться, и говорить, только с ней рядом все жены вирдов казались гусынями. Да уж, достоинства было у нее не отнять! Уже ноги переставляла едва, а глядела, как будто Богиня! И спину держала прямой до конца… А ведь было, наверно, не сладко! Небось не слепая, сама понимала, как выглядит!
Альвенн совсем не случайно вспомнила этот рассказ. Да, Подруга Хранителя — это не просто почетное звание, это большой груз. Придется доказывать людям, что ты можешь быть рядом с Нортом, выслушивать их замечания…
Каждый крестьянин, любой вирд, не знавший ни Альдис, ни Вланы, сочтет своим долгом напомнить, насколько мудрее, добрее, прекраснее были другие Подруги Хранителя, образ которых известен из песен. Но разве так важно, что о ней скажут? В назначенный срок Альвенн вновь повторила ему: “Я люблю тебя, Норт!”
Отложив перо с картой, Хранитель вздохнул. Сеть особенных точек Активной Пульсации плотно покрыла леса Гальдорхейма.
— Надеюсь, это поможет, — подумал он, глядя на схему.
Еще год назад, обнаружив присутствие Черного Духа, Норт начал лихорадочный поиск Защит. После штурма он понял, что битва Огней, так потрясшая всех, стала важным моментом. Вальгерд исчез! (Погрузившись в сознание Бронвис, Норт понял, в чье тело вселился Эногаранэ.) Можно было облегченно вздохнуть, но Хранитель чувствовал, что это только пролог перед главной, решающей схваткой.
Сначала он целыми днями разбирал свитки и книги в поисках новых заклятий, однако был должен признать, что почти ничего не нашел. Норт отчетливо видел, что Силы его недостаточно, чтобы сразиться с Эногаранэ. “Неужели Гальдорхейм обречен?” — иногда приходило на ум, но Хранитель был должен найти выход.
— Если нельзя одолеть Дух в открытом бою, значит, нужно его обмануть! — вдруг подумал Норт.
Слово “обман” для Хранителей было запретным, однако сейчас он почувствовал — выхода нет, потому что их Мир изменился и, следуя букве Заветов, Норт вряд ли сможет его защитить.
Ритуалы Эногаранэ, пожирая людскую боль, возрождают свою Мощь, но если лишить Черный Дух его пищи, то он ослабеет… Спасая людей, укрывая их, можно выдержать долго, но замки — плохая преграда. Обычные стены не смогут сдержать Черный Дух.
Воплотившись, он вызовет Верных. Пять призраков, вечная свита Эногаранэ, для которых нужна оболочка. Их тоже придется “кормить”… А добыча — обычные люди. Избрав себе жертву и зная, где она, Верные быстро настигнут ее!
Но они не станут носиться по Лесу, который укрыл беглецов. Чтобы найти людей, Дух прибегнет к магической Силе, а поисковый сигнал отражает защита зеркальных Щитов! Натолкнувшись на Щит, сигнал сразу меняет свой курс, уносясь прочь. Вернувшись, сигнал принесет информацию о совершенно безлюдных местах. Это выход!
Хранитель не может держать слишком долго такую Защиту, но если рядом с укрытием будет источник активной пульсации, Норт, опираясь на Силу земель, сохранит цепь зеркальных Щитов.
Верные найдут укрытие, если пойдут в лес? Оно не должно быть единственным! Если дозорные предупредят, что поблизости Верные, люди уйдут прочь, в другое тайное место…
Норт видел, что план не так прост. Он верил, что люди сразу возьмутся за дело, узнав об опасности. Но, составив карту и выбрав места для укрытий, их нужно приспособить к обыденной жизни. Землянки, запасы продуктов, дрова…
Кто займется всем этим? Как быстро узнать от дозорных, что враг приближается, и увести людей прочь? Одному ему было не справиться. Норт постоянно раздумывал, кто же из вирдов сумеет заняться всем этим, не вызвав паники жителей.
Орм? Но Хранитель не верил ему. Кто способен, поддавшись страстям, потерять человеческий облик, тот может стать легкой добычей Эноганэ. Хейд? Сначала для Норта та ложь, на которой он строил теперь свою жизнь, была равнозначна тому, что проделал Орм.
— Бронвис другая. Она не похожа на девушек из Гальдорхейма. То, что способно для них стать трагедией — мелочь, забавный пустяк для столичной женщины, знающей жизнь, — откровенно сказал Хейд Хранителю, веря в свою правоту, но не смог убедить его.
Все изменила нежданная встреча в лесу.
Была осень, пылали багряные листья… Лучи золотистого солнца скользили по жухлой траве, отдавая остатки тепла… Норт, составив часть схемы точек пульсации лишь по рассказам людей, решил выяснить сам, как сильна их энергия.
Топот быстрых коней, лай собак и лисица, которая быстро метнулась к кустам… Эта группа стремительных всадников, что миновала дорогу, не стала приветствовать Норта, они его просто не видели.
Ветка вдруг зацепила зеленую ткань покрывала, летящего следом за маленькой шапочкой, резко сорвав ее с женщины. Все умчались, она же остановила коня, чтобы взять свой упавший убор. Отряхнув его от серой пыли, презрительно сморщила носик, примерила снова, потом недовольно свернула, засунула в сумку у дорогого седла и, вскочив на коня, понеслась догонять остальных.
Норт узнал Бронвис с первого взгляда, однако его поразило не то, что она снова стала такой, как до встречи с Эногаранэ и отравой “Дыхания Грез”. Внешний облик бывает красив и тогда, когда сердце измучено болью.
Норт остро почувствовал радость, переполнявшую женщину, то упоение жизнью, которое, может, не слишком возвышенно, но о котором мечтает любой человек.
Эта встреча стала решающей, Норт в тот же вечер пришел к Человеку Двора. Хейд спокойно выслушал Норта и обещал сделать все, что сумеет.
— Пять лагерей? Пять обширных стоянок с запасами пищи, укрытых от постороннего взгляда? Пригодных для жизни зимой? И система дозоров?
Хейд смог быстро начать подготовку, сказав, что в лесах Гальдорхейма, возможно, появятся воины из-за Морей. (Этот внешний противник пугал много меньше, чем слухи о Черном Духе.) А опыт давних походов помог разработать цепочки оповещения между людьми, когда каждый знал четко, как действовать.
Сам Норт, когда оставлял свои свитки, пытался учить часть людей, наделенных способностью чувствовать Силу, ей управлять. Концентрация и передача мысли на расстояние, схемы Защит… Но способности этих людей были слишком слабы, чтобы Норт мог реально на них опереться.
— Я отдал бы все, чтобы только Эрл снова был рядом со мной! — очень часто теперь думал он.
Норт не мог отогнать эти мысли, они приходили помимо желания.
Эрл… Как-то ночью Хранитель увидел особенный сон: снежно-белое поле, в котором кружили три вихря. Два были большими, один совсем маленьким. То приближаясь к нему, то совсем удаляясь, они словно звали его… Постепенно их вид изменился. Две Белые Рыси с детенышем дружно играли в снегу… Синеглазые крупные звери и белый пушистый малыш, что кружился на месте, ловя свой коротенький хвостик… Норт не мог оторвать взгляда, словно веселый клубочек был тем, кого он безуспешно искал в нескончаемой жизни, а сердце терзала тупая тоскливая боль…
— Он уже никогда не родится, не сможет прийти в этот мир! И ты тоже виновен в случившемся! Ты не хотел, чтобы он появился на свет, потому что боялся той Силы, которой он может быть наделен! А теперь уже поздно!
Проснувшись, Хранитель не сразу пришел в себя. Глядя на стены дома-холма, он с трудом понимал, где находится. Но сон, измучив, подал надежду.
— Эрл мертв, но ведь Руни жива! В ней скрывается Сила лесянок, которая так нужна всем, чтобы выстоять, выжить в решающей битве! — внезапно подумал он. — А талисман? Время есть, Руни сможет постигнуть хотя бы начало науки борьбы!
Норт не стал медлить, в этот же день он пришел в замок Орма, где не был почти целый год после гибели Эрла. Когда он вошел, то все слуги устремились к нему.
— Мы устали! Устали от жизни за стенами! — честно сказала Хранителю Ильди, и все остальные поддержали ее.
— Умоляем вас, сделайте хоть что-нибудь! Помогите вернуться нам к прежней, уже позабытой здесь жизни! — просили они. — Объясните, что мы невиновны в тех бедах, которые вызвала Руни!
Пришлось обещать, что он сделает все, что сумеет.
— Ведь я и хочу помирить жену Орма с другими людьми и заставить понять, что она не желает им зла, — мимоходом подумал Норт.
Ставя стену огня перед пламенем Руни, он понял, кто должен был сгореть в нем.
Орм ждал Норта в центральной зале, где раньше проходили пиры.
— Для высокого гостя — высокая честь! — с ироничной насмешкой сказал он, приветствуя Норта поклоном.
Хранитель не знал, каким стал Победитель за время разрыва с привычным обществом вирдов и рад был отметить, что Орм не успел опуститься, утратить желание жить. Чувство старой обиды на Норта, который так жестко когда-то с ним обошелся, досада, не смогли перекрыть любопытства, которое вызвал нежданный приход.
— Чем обязан приходу Хранителя? — вновь спросил Орм.
“А ведь он примирился с Судьбой! Он доволен той жизнью, которой живет!” — изумленно подумал Норт. Глядя на Орма, он видел, что тот не играет, не притворяется.
— Может, и здесь я ошибся? Руни смогла привязаться к нему, примириться со всем пережитым? Ну что же… Нельзя бесконечно жить прошлым! Сначала трагедия, ужас, проклятия, после смирение, жалость… А появление дочери может вызвать любовь! — промелькнуло в мозгу.
Норту вдруг показалось, что он ощущает присутствие девочки. Крохотный дух не успел воплотиться в конкретное тельце, но он уже был здесь, в семье, где ему предстояло родиться.
— Она — не Рысенок из сна! — с неожиданной сильной тоской вдруг подумал Хранитель, и сердце опять сжала боль.
Встретив Бронвис, увидев, что та начала снова жить, он был искренне рад за нее и за Хейда, теперь же, при мысли, что Руни и Орм тоже вместе, он вдруг ощутил неприязнь, словно Руни совершила предательство.
Память воскресила картину далекого прошлого, тот страшный день, когда Даланд, его сын от Альдис, погиб за два дня перед свадьбой… Невеста, рыдая над телом, клялась, что уже не полюбит другого, а через год вышла замуж. Тогда Норт благословил этот брак, понимая: живое — живым.
Эрл не был сыном Хранителя. Норт просил Руни оставить его. “Почему же я так потрясен?” — с чувством странной досады спросил он себя и усилием воли заставил умолкнуть внезапную горечь.
— Приближается тяжкое время, — сказал Норт хозяину замка. — Для всех будет лучше забыть об обидах и ссорах, иначе нам просто не выжить.
— Красиво сказано, — вдруг прозвучал рядом с Нортом уверенный голос. — Так значит, теперь, после всех унижений, которые Орм испытал, на которые вы обрекли его, вы наконец-то признали, что просто бессильны прожить без него? Это очень достойно, Хранитель!
Норт сразу не понял, кто эта женщина в строгом, но очень изящном коричневом платье, прекрасно оттеняющем золото кос под прозрачным убором из тонкого шелка, сияние кожи и бархат больших темных глаз. Капля черного жемчуга нежно блеснула на крохотной мочке матовым светом скрытых глубин… Тот же слабый и трепетный блеск излучала короткая нить вокруг бледного горла…
— Морской черный жемчуг действительно редок! — подумал Хранитель. — Орм не стал бы дарить посторонней подобные вещи!
Мягкость бесшумных движений, улыбка, с которой незнакомка посмотрела на Орма, и тембр приглушенного голоса напомнили Норту довольную сытую кошку, которая, съев свою мышь, с удивительным чувством достоинства нежно мурлычет, ласкаясь к хозяину.
— Свельд?!
Норт не в силах был верить, что это она. Слишком уж глубока была пропасть между лесяночкой, робко мечтавшей найти свое место в мире людей, терпеливо сносящей обиды, готовой самозабвенно любить, и той женщиной, что обратилась к нему.
Любой вирд мог бы лишь восхититься преображением Свельд:
— Она стала такой утонченной, как будто всю жизнь жила в замке, а не в лесу! Сколько нежности, грации, ласки… И сколько достоинства! Редкая женщина!
Но почему-то Хранитель почувствовал страх. Нет, не странный порыв ледяного холода бездны, который отчетливо предупреждает о встрече с конкретной опасностью, а непонятное чувство тревоги, как будто ему стало трудно дышать.
Обойдя невысокое кресло, в котором сидел Орм, Свельд встала за спинкой и положила ладонь на плечо Победителю. В жесте не было вызова или прямой демонстрации, но Норт уже понял все. Словно бы пожелав подтвердить ту догадку, избавиться разом от лишних вопросов, Орм взял руку женщины, поцеловал, не сводя взгляд с Хранителя.
— Значит, Руни здесь не при чем… Тот ребенок родится у Свельд! — пронеслось в голове Норта.
Было трудно начать разговор. Норт сказал им, что Гальдорхейму угрожает опасность, с которой не в силах справиться воины.
— Скерлинг? — мгновенно спросил Орм. — Когда-то ко мне приходил один странный купец со своим слугой-воином. Они сказали, что там очень скоро нужны будут дети из Гальдорхейма. Но у меня пока нет малышей, и я вряд ли отдам им своих!
— К сожалению, все куда хуже! — ответил Норт. — Сила, с которой придется столкнуться, опаснее Скерлинга.
Орм выслушал все до конца.
— Значит, только вы с Руни способны сдержать то, что может явиться сюда? Ее Сила страшна…
— Неужели, Норт, вы решили, что мы с Ормом молча смиримся со всем, что вы смели нам тут предложить? — прозвучал голос Свельд, но не гнев и не ярость, а боль наполняла его. — Вы ведь сделали все, чтобы вирды отвергли нас. Вы отказались исполнить обряд, когда Руни пришла в храм, решив стать женой Орма. Может, штурм замка тоже устроили вы?
— Это глупо, — сказал Норт, со вздохом взглянув на нее.
— Пусть и так! Но ведь вы не пытались помочь Орму снова занять его место, хотя и могли. Лишь теперь, убедившись, что не способны справиться сами, вы снова пришли к нему. Так почему же Орм должен вам помогать? Руни может прогнать и отряд молодцов, и каких-то неведомых магов? Скажите всем остальным, что теперь Победитель не даст себя унижать. Они сами отвергли его, и он больше ни в ком не нуждается!
Нет, не запальчивый гнев, а какая-то нежная грусть и особая твердость, как будто Свельд обращалась к ребенку, поразили его. Вера Свельд в свою правоту оказалась настолько сильна, что Хранителю вновь стало душно. Норт чувствовал, что словно бы погружается мягкий пух, который нежно и ласково липнет к лицу, забивает рот, нос и глаза, застилая реальность…
— Я выслушал Свельд, — наконец сказал он. — А ты, Орм? Что ты сам мне ответишь?
— Я? То же, что Свельд! Ради Руни я пожертвовал всем. Значит, эта лесянка с особенной Силой — моя, и я вправе с ней сделать все, что захочу. Почему же я должен дарить ее вам? Даже если Гальдор пропадет, мы сумеем здесь выжить, пока Руни с нами, а если она уйдет к вам, как мы будем потом защищаться?
— Скажи, Орм, ты слышал себя? — вдруг спросил его Норт. — Неужели жена для тебя — лишь живое оружие, способ защиты от будущих бед? Неужели ты снова возьмешься решать за нее, не спросив, что ей нужно самой?
— Вы хотите все вновь исказить! — прервала его Свельд. — Мы действительно любим ее. В этом замке сестра получает все то, что ей нужно. Она примирилась и очень довольна своей новой жизнью!
— Ну что же… Тогда я хотел бы встретиться с ней. Если Руни довольна, она никуда не уйдет, но, быть может, она…
— Временами вы меня поражаете, Норт, — очень грустно сказала Свельд. — Ради собственных целей вам нужно разрушить, убить тот покой, что сестра обрела ценой долгих усилий? Заставить ее вновь страдать? Нет, Норт, я не дам вам так с ней обойтись! Я сумею ее защитить!
— Свельд права! — поддержал ее Орм. — Если хочешь, Хранитель, попробуй прорваться с помощью магии, так как я тебя к ней не пущу!
— Орм, ты знаешь, что делаешь? — снова спросил его Норт. — Ты сейчас отделяешь себя от других, разрываешь последнюю нить между миром Гальдора и собственной жизнью.
— Она порвалась куда раньше! — ответил Орм. — Мне не хватало решимости это признать, но теперь я — сам по себе. Мне не нужно ни ваших законов, ни вашей поддержки! Со мной остается мой замок, моя жена, мои земли и женщина, что понимает и любит меня. Остальное теперь мне не нужно! Уйди, Норт!
Хранитель ушел. Подсознательно он понимал, что ни Свельд, ни Орм не могли причинить Руни вред, так как их жизнь была тесно связана с ней. Пожелай Руни уйти, эти двое не смогли бы ее удержать, а открытый конфликт с Нортом стал бы концом Победителя. Те, кто прислуживал Орму, ушли бы из замка того, кто решился столкнуться с Хранителем. Этого Норт не хотел.
— Может, Орм еще сможет одуматься? Слишком жестоко лишить его этого шанса! — сказал себе Норт.
Возвратившись в дом-холм, он опять сел за карту. Тех точек пульсации, что он нанес, уже было достаточно, чтобы создать пять укрытий, однако работа была не закончена.
Если Эногаранэ вновь войдет в Гальдорхейм, то, оставшись без жертв, он при помощи пертов способен пройти в Агенор и в Фирод. Расстояния мало заботят того, кто владеет их техникой. Значит, придется его “привязать” к небольшой территории Сетью Ливггарда.
В Гальдоре Ливггардом звали древний город воинов-магов, погибших во время Раскола Луны. Но осколки преданий об этих загадочных магах были разрознены и не давали Хранителю полной картины их жизни. Не раз просмотрев заклинания Сети, Хранитель поверил, что с помощью точек пульсации сможет сплести ее и удержать.
Появление Альвенн на время отвлекло от раздумий, заставив Хранителя вновь испытать необычный подъем. Ему было приятно присутствие Альвенн, так оживлявшее старый дом-холм.
— Ты словно живой огонек… Согреваешь и душу, и сердце, — однажды сказал он ей.
Норт бы хотел, чтобы Альвенн осталась с ним навсегда. Почему-то в последнее время он мысленно чаще и чаще возвращался к далеким дням юности, к первой безумной любви и загадке, поставленной жизнью, мрачной загадке, связанной с дочерью. Мудрость… Выдержка… Строгость… Не сразу Норт смог стать таким, каким вирды привыкли видеть его.
Он отчетливо помнил тот день, словно бы не прошло два столетия. Замок Человека Двора… Норт давно позабыл его имя. Их, этих наместников, было так много, и каждый из них мало чем отличался от всех остальных… Он не ссорился с ними, однако и дружбы до Хейда ни с кем не водил.
В этот вечер наместник хотел, чтобы Норт спел для важного гостя из Гокстеда, что к ним приехал уладить вопрос о наследстве, полученном им в Гальдорхейме. Такие обычно легко продавали поместья кому-то из местных, желая как можно скорее вернуться назад.
Высокородному, как он себя называл, было за пятьдесят. Редко кто в Гальдорхейме держался так прямо, как этот приезжий. Норту не нужен был Дар, чтобы знать его мысли, достаточно было взглянуть. Говорили и сжатые губы пришельца, и жесткий прищуренный взгляд…
— Значит, это и есть ваш Хранитель? — с насмешкой спросил он у Человека Двора, словно Норта не было рядом.
Норт смог бы достойно ответить ему, если бы только в залу не вошла дочь приезжего. Норту вдруг показалось, что рядом ударила молния. Он бы не смог описать эту девушку, так как ее внешний облик не значил почти ничего. Это после старушки расскажут внучатам, что Альдис была очень смуглой брюнеткой, носила светлые платья и убирала свои длинные волосы в косы, перевитые белыми лентами. Норт же увидел один золотой ореол, поток света, исходивший от девушки.
В Альдис не было Силы, но в ней было Солнце, была сама Жизнь! Норт забыл обо всем, он не мог шевельнуться, не мог отвести взгляд. Исчез мир, исчез замок, люди… Остались лишь он и Она!
— Альдис! Альдис!
Пронзительный голос Высокородного, вдруг ощутившего, что с его дочерью что-то не так, не сумел разогнать наваждения. Вопли… Проклятия… Топот вбежавших в комнату слуг… Норт не помнил, что он был Хранителем, он не хотел уходить. Когда несколько рук по приказу отца Альдис грубо схватили его, он отбросил их прочь. Завязалась обычная драка, которую долго еще поминали потом, недовольно вздыхая: “Какой же это Хранитель?! Вот прежний…” Но Норту не было дела до сплетен тех стариков.
Возвратившись в дом-холм, он не знал, когда снова увидит ее, но Норт верил, что это случится. Ему не пришлось долго ждать, потому что она пришла первой, как будто бы знала, что он ее ждет. Пришла, чтобы остаться уже навсегда, невзирая на гнев и проклятья отца… Они были действительно счастливы. Пять первых лет пролетели как миг.
Старшей дочери было четыре, второй — больше двух, очень скоро был должен родиться их сын, когда к Норту пришел отец Альдис. Он совсем постарел и утратил прежнюю спесь. Не решаясь войти, он стоял, дожидаясь, когда они выйдут к нему.
— Ты забрал мою дочь, — начал он, — и оставил меня одного. Так верни то, что отнял! Я знаю, у вас уже двое детей, моих внуков, а скоро родится и третий. Я знаю, что в этой земле твои дети способны расти в чужих семьях… Отдай мне старшую внучку, и я вас прощу! Эта девочка станет наследницей нашего рода, она будет жить так, как захочет… Отдай мне ее!
Слова были надменны, но в голосе старца, которым он стал за пять лет, было столько отчаянья, искренней боли и страха перед отказом, что Норту его стало жаль.
Он совсем не хотел отпускать свою старшую дочь, он безумно любил ее. Эта малышка была полной копией матери: те же большие глаза, та же смуглая кожа, такие же черные волосы, тот же особенный свет, то же самое имя, которое дал ей Хранитель, впервые взяв на руки…
Будь воля Норта, он сразу ответил бы: “Нет!” Но решал не он! Именно Альдис, окликнув девочку, прямо спросила, поедет ли дочь вместе с дедом…
— Зачем ты ее отпустила?! Зачем?! — потом спрашивал он, но ответа никогда не добился.
Шли годы… Короткие письма из Гокстеда были единственной нитью меж ними и дочерью. Норт знал, что младшая Альдис действительно счастлива. Правда, оставшись без деда и попытавшись в пятнадцать лет управляться с делами, она потеряла часть старых земель, но не слишком жалела об этом. “Могло быть и хуже!” — тогда написала Хранителю дочь. Норт боялся, что Альдис, оставшись одна, легко может поддаться страстям и наделать ошибок, однако Судьба берегла ее. В двадцать лет, страстно влюбившись, дочь стала женой одного из юношей Гокстеда, вскоре родив ему двух сыновей…
Норт не знал, когда ощутил: с его дочерью что-то случилось. Плохое! И, не решившись поделиться с женой, он нарушил один из Заветов Хранителя, с помощью перта отправившись в Гокстед. Но дочери он не нашел. Почему-то Норт знал, что она жива, но… Ему было трудно понять тот бессмысленный ужас, который он чувствовал.
— С ней что-то будет, но что? — повторял Норт, не зная ответа.
Однажды Хранитель, открыв двери дома-холма, вдруг увидел высокую женщину, рядом с которой стояло два мальчика.
— Папа, я очень хотела увидеть тебя, — улыбнувшись, сказала она, обнимая его.
Очень скоро Норт знал, что предчувствие не обмануло. В тот день, когда он ощутил страх за дочь, Альдис выкрали прямо из замка ее мужа. Но все, что с Альдис случилось потом, было мало похоже на истории темных страстей, о которых болтали в Гокстеде.
— Он называл себя Рамман, — сказала Хранителю дочь. — Я не знаю, что ему от меня было нужно, зачем он держал меня в дальней пещере и почему отпустил… Когда я возвратилась назад, муж ушел от меня. Он не мог пресечь сплетни… Весь Гокстед о нас говорил. Он не смог убедить своих близких, что Рамман не трогал меня…
К счастью, муж не пытался забрать сыновей. Я живу теперь с ними в поместье, которое я получила от деда… Наверно, другая была бы в отчаянье, я же довольна своей новой жизнью. Все к лучшему… Если бы только не сон! Я приехала, чтобы прогнать его.
Знаешь, отец, я отчетливо вижу странную комнату, полную красно-багрового света, а в центре — какой-то сосуд с золотистым сиянием. Слышу стук сердца в сосуде… И я задыхаюсь от страха, как будто бы вижу кощунство… И знаю, что тоже причастна к нему!
Норт не смог объяснить ей, что значит эта картина, но тоже почувствовал страх, словно бы прикоснулся к чему-то запретному. Он, не умея понять, постарался помочь ей, стереть сон из памяти.
Может, тогда он и выбрал тот путь, о котором теперь сожалел? Сколько сходных загадок, несущих в себе зерно боли, потом ставила жизнь? Норт старался убрать их из памяти, честно считая забвение лучшим лекарством. Но был ли он прав, не пытаясь проникнуть через завесу неведомых Знаний, рискнуть?
Он всегда соблюдал древний Кодекс Хранителей, свод старых правил, не пробуя их изменить, опасаясь тем самым невольно нарушить Ось Равновесия. Принял как должное смерть Вланы и примирился с нелепой гибелью Эрла… Но то, что когда-то было прекрасно и правильно, стало бессмысленным, даже опасным. Меняется мир, изменяется жизнь… С каждым днем Норт сильнее и ярче ощущал ее зов.
Норт почувствовал, что он устал забывать. Он устал полагаться на опыт прежних Хранителей и оставаться лишь наблюдателем. И он устал быть один. Норт не думал о будущей схватке, когда просил Альвенн остаться с ним. Он не пытался представить, чем это закончится. Можно спокойно, размеренно жить, понимая, что впереди бесконечность, но если отпущено мало, то страшно терять даже час. Норт хотел не сражаться, а жить.
