Роман Корнеев
Время жизни

Крыша дышала густым запахом раскаленного металла, солнце жарило так, что даже привычные тропики нижних уровней казались курортом с побережья Северного океана. В таких местах, посреди царства пыльного железа и скрипящей на едва уловимом ветру паутины проводов, нормальный человек задерживаться не станет. А если вспомнить состав здешнего воздуха, полный скорее угарным газом, чем кислородом, то невольно ловишь себя на мысли — зачем ты сюда забралась, беги отсюда, беги…

Толку от этих мыслей было немного. Во вводной сказано четко — «пациент» попытается прорваться здесь, и тебя не должны волновать его планы, пот у тебя между лопаток и сухая бетонная крошка у тебя под языком. Что бы он здесь ни искал — он не должен пройти мимо. Ни живым, ни уже мертвым. Сделаешь дело — смотаешься на север, а хоть бы и на юг, через море — там суше, там нет этого вечного запаха гниющих в бетонных недрах рек, там нет и людей. Тишина, пустота.

Взять с собой портативный кондиционер на солнечных батареях, накрыть участок берега куполом, и прохлада, и в ультрафиолете не изжаришься. Говорят, там все побережье измазано в остатках нефтяной пленки — со времен последнего «мирного» раздела шельфов много осталось там лежать железных остовов. Но ведь и чистого берега полно — только поищи получше, а море там уж получше будет, чем на загаженной Балтике или в тех районах, где полвека назад подлодки ядерные тонули косяками. У давних войн есть свои плюсы — на гиблое место не возвращаются, пока не припрет, а там, глядишь, оно уже и почище иных обжитых мест стало. Помню, чиновники Корпораций рванули скупать земли в Чернобыльской зоне. Грибы, лоси, экология, кто бы подумал. Умные люди жуткие деньги нагрели на этом.

А что, прикупить себе кусочек побережья… кто это его там контролирует, «Сейко»? Нет, «Джи-И», кажется. Ну вот. И деньги-то смешные. Мне с этой операции такое обломится, что… Что? Ты сначала сработай, а потом рассуждать будешь, куда деньги деть.

Пришлось переложить «локхид» в левую руку. Пот стекал по ладони липкой струей. Мерзко, даже самой ядреной химии хватает максимум на полчаса, потом — сама, девочка, сама. Организм не железный, так и сорвать резьбу недолго. Дышать теперь глубоко, потеть — сильнее, пока хватит мешка с плазмой. Верхние уровни хороши, когда ты за гермоэкранами и кондиционированным воздухом. А если «пациент» не явится вовремя? Что будет сигналом к отступлению, если сказано было — брать во что бы то ни стало? Или собирать барахло и шлепать вниз, обшаривать уровни там, пока с ног не свалишься?

Никогда бы за такое не взялась, если бы не серьезное отношение Дяди, если бы не эти проклятые кредиты. Что б тебе в задницу жадность свою засунуть, планы эти грандиозные. Как теперь быть, если что. Этак угодишь сама в «пациенты», Дядя такой. Рассказывал, подлюка, про то, что сам Отец в курсе операции и держит руку на пульсе. Пусть он, хмырь такой, хоть в заднице у себя ее держит. Родственников всяких у меня есть и в других местах, на вас свет клином не сошелся.

Не нашелся еще такой заказчик, кто захотел бы с меня лишнего причитающегося взять. И не потому, что я ошибок не допускаю — всяко бывает, расслабишься, а то и переусердствуешь, — просто со мной им не совладать.

Неприятно все это, очень странно и неприятно. Пахнет от этого всего… не паскудством очередным, паскудств я за свою жизнь насмотрелась. Сама бы еще и не такое замутила, дай только повод и цель. Но нужные люди держат эту планету так, что в свои игры особо не поиграешь. Если же это какая-то неизвестная мне сила… пахло это дело тайнами, к которым я никогда не рисковала приближаться ближе чем на два радиуса. Потому что пользы от таких в неправильных руках — чуть, а вот смертушка чья-то на них написана крупным и ясно различимым шрифтом. Верь потом, не верь, а загадывать даже я не стала бы.

Тьфу ты, черт!

У моего правого локтя показалась черная крысиная морда. Жесткие вибриссы прошуршали по ткани комбинезона, короткий цокот коготков шарахнулся в сторону и исчез в скрипучем переплетении железа. Так, отсюда надо выбираться до темна. Сожрут. Целиком сожрут, как есть. Неприятное место, нежилое. И заметить эту охоту вовремя даже тебе вряд ли удастся. Местные крысы могут зажать в тупике грузовик, показавшийся им съедобным, и от него останется лишь груда железного хлама. Водителя объедят последним. Бывали случаи.

И если Дядя думает, что я готова за его кредиты ложиться под зубки миленьких крысок… Хотя, что себя обманывать, дело тут вовсе не в кредитах. И не в крысах. Никуда я не денусь, буду молча ждать, пока они не справятся с ботинками. Меня они и не заметят, если воли хватит. А там уж… по обстоятельствам. Можно и ампулу перекусить, хоть город почище станет. Знайте, если где-то начали дохнуть крысы, значит, они съели нечто неудобоваримое, навроде меня.

Черт, что я такое несу… Хреновое нынче лето, если такие мысли в голову приходят. «Пациент» пошел непростой. Ине огорчаться же этому факту, ведь ценят, доверяют, не шелупонь всякую пугать посылают. Один хрен, дерьмо кругом. Ну, будешь ты плавать в калоотстойнике почище, зато запах там самый что ни на есть ядреный гуляет. Смертью там пахнет. Не моей и не этого парня, что я тут жду, а смертью тысяч и миллионов. Хотя у каждого — своя цель в. жизни. У меня вон нашлись и для такого неприятного дела.

Чутье меня никогда не подводило, ведь еще тогда, в кабинете с подозрительными тонированными стеклами в глубинах башни, я подумала: «Не просто так это все, не просто так». А как? Что в этом такого — подловить доходягу их ненавистных «белых воротничков» на крыше, обездвижить, отдать бригаде по доставке. Только поручили это дело почему-то мне. Я лишена тщеславия, «работник» с подобными комплексами долго не живет, но ведь если так — значит, справлюсь только я. Да и то — справлюсь ли? «Пациента» разрешено убивать, но оставить целой голову. Если его можно убивать — почему не сделать это проще, без этих цирковых представлений на крыше. Сто раз переспрашивала — обычный менеджер? Да, самый обычный. Дело показывали. Настоящее, из самых надежных архивов. Уже странно. Если этот парень чем-то и опасен, об этом никто ничего выведать так и не смог. Черт-те что.

Я позволила себе чуть повернуться на бок, чтобы скомпенсировать угол атаки левой, несколько непривычной руки. Так и лежать было удобнее. Если бы хоть это невесть откуда взявшееся солнце зашло, нет же никаких сил…

Легкая, едва заметная дрожь чьих-то шагов прошла по бетону, загудела в коробах, задребезжала металлом и затихла. Услышал ли кто-нибудь еще это неуловимое эхо? Хотя ведь крыса почуяла раньше. Они всегда чуют и дают сигнал таким, как я. Где есть крысы, профессионал не пойдет… значит, все-таки меня натравили на лопуха. Зачем?

Бесконечная вереница вопросов без ответа металась у меня в голове, не находя выхода. Остановись, пока не поздно, слишком много сомнений для твоей пустой головы. Выбора все равно нет.

И снова едва различимый отголосок звука. Щелчок перекидываемого предохранителя. Или просто скрип отмыкаемого где-то внизу запора. Не поймешь.

Я еще подумала и все-таки вернула «локхид» в правую. Нужна стопроцентная гарантия. Потому что я еще внизу твердо решила — брать живым было необязательно, а это, в моем случае, означает приговор. И если в случае чего мне все-таки придется заглянуть в тот бездонный колодец, что таится внутри меня… нет, нужно сработать собственными силами, без этих безумных танцев с заемной силой. Меня снова, как обычно, пробрал озноб. На этой жаре он ощущался сущим безумием. Нет, безумием было думать, что я не справлюсь.

Позади с глухим воем заработали лопасти воздуховода. Явственно понесло паленым. Вот дерьмо, если «пациент» покажется здесь раньше расчетного — я буду глухая, как уборщик взлетных палуб. Получасовой промежуток тишины должен был начаться ровно за минуту до его здесь появления… Ненавижу придуманные другими планы, доверять я могу только самой себе.

Я лежала в струе вонючего раскаленного ветра и злилась на себя, на весь мир, на того бедолагу. И что его понесло именно сюда, что ему до этих крыш, где спрятаться легко, а уйти от погони — почти невозможно.

Гул стих так резко, что в ушах заложило. Пару раз неслышно сглотнув, я завертела головой в поисках хоть какого-нибудь звука. Ага. Идет. И не особо-то таится, шаг неровный, дыхание сбито. Спешит.

Спеши, спеши. Такой-то ты нам и нужен.

С ужасным скрипом откинулся пластиковый щит, грохнул о бетонный парапет крыши. Химия в быту. Бывает полезно применить кое-какие химикаты при подготовке площадки к встрече «пациента». Внизу загрохотали кованые сапоги — услышали. Помешать мне завершить начатое они не успеют, а вот его нервничать заставят, ей-ей.

Но где же он сам? Стоит возле темного проема люка, оборачивается в поисках опасности. Бывал здесь, запомнил, что скрипеть не должно. Только зря вертишься, заметить меня тебе не удастся, и звуков я не издаю.

А вот и он. Светлая голова с огромными залысинами над ушами подтвердила мою вводную — по дрянной фотографии толком ничего не поймешь — точно, клерк среднего звена, или лабораторная крыса тоже не из верхнего эшелона. Денег на нормальную медицину нет, нет и особых талантов. Хорошо. А вот теперь покажи мне свои руки…

Видимо, решившись, «пациент» шагнул вперед, разворачиваясь ко мне боком. На нем был мешковатый комбинезон и хорошие, крепкие ботинки полувоенного образца. Руки его были пусты, хотя в карманах что-то топорщилось. Хорошо. Не успеет выхватить, даже если сработают рефлексы. Говорят, сейчас любого можно научить сделать последний выстрел — даже с выжженным мозгом, даже без головы, с перебитым позвоночником, на звук, на вспышку. Безусловный рефлекс, как опорожнение мочевого пузыря. Черт его знает, как они это делают, на себе пробовать не собираюсь, да и подставляться под это дело — дураков нет.

В ухе тихо пискнуло, и едва заметный отблеск проектора на стеклышке очков повел «пациента», давая нацелить «локхид». Хвастаться этой операцией не придется. Свои тонкие умения у самой грани безумия мы оставим на будущее. Мне очень не нравятся такие задания, чтоб их. Я подобные дела, что говорить, ненавижу. А потому — раньше уберемся отсюда, так и хорошо, меньше нервов, спокойнее спать будешь.

Второй писк плавно повел курок на себя, направляя пулю прямо в левый желудочек. Еще мгновение, и «пациент» упадет, обездвиженный шоком от удара, и под ним будет медленно собираться горячая липкая лужа. Выскочить из укрытия и проверить на предмет всяких неприятных сюрпризов — дело секунды. Технике не доверять, сама, сама. А там уж…

Подгадав под удар сердца, контакт замкнулся, срывая с места смертоносную каплю обедненного урана, мгновенно раскрывшуюся в жуткую «чашечку цветка», которую так ненавидели все мои коллеги по бизнесу. Грубая работа.

Звука почти не было, мне не нужна была запредельная пробивная сила, так что на глушитель я не поскупилась. Пусть он упадет поскорее…

М-мать! Он упал слишком рано, «розочка» с глухим шлепком вошла в бетон, выбросив в воздух серое облако пыли. А я даже не вижу, куда он там скатился.

И как же только он меня засек! Я промашек не делаю, так твою растак!

Одним рывком «локхид» защелкнут на карабин у пояса, в руках уже короткий и с виду неказистый, но грозный на близких расстояниях «паук». Очередь веером прогрохотала поверх чертова бетонного блока. Где же ты, братишка? Где же ты, тварь такая?

Два коротких взгляда по сторонам, поле моего нутряного зрения привычно распахивается навстречу миру, и вот я юлой скольжу по часовой стрелке, пока он там пытается отдышаться в каменной пыли. Впрочем, отдадим ему должное, кашля не слышно. Даже былое частое дыхание исчезло, растворилось в тишине. Зараза, что ж я тебя не вижу-то!

Так, засада не удалась, теперь будет охота по всем правилам. Резкий кистевой бросок, и серый окатыш загромыхал по бетону. Очень хорошо имитирует шарканье каблуков при беге. Ну же, покажись, выдай себя, ты же нервничаешь, ты же помнишь о тех, что внизу… они несутся сюда, за тобой…

Есть! Навскидку, волчком поднимаясь с пола, я пустила теперь уже точно прицеленную очередь — на звук, на движение, с выходом ствола вниз по диагонали, чтобы наверняка зацепить…

Он снова меня провел, сволочь. Я только успела заметить его тень в противоположной стороне. Бесцветные патлы мелькнули за краем крыши.

Проклятая проволока, я чуть не повалилась, бегом прорываясь через этот железный лес. Ух, не похвалят меня за такое, чтоб им всем…

Закинув «паук» за спину, я на последнем шаге активировала магнитный контур костюма, разом перестав звенеть железом, и тут же, с разбегу, швырнула себя через парапет. Струи плавленого воздуха плеснули меня по лицу, картинка опрокинулась, превращаясь в водоворот падения. А вот и он, серым пятном едва выделяется на фоне смога. Спешит раскрыть крыло. А я-то думала, где этот костюмчик видела. Ладно, и у нас на этот счет найдется девайс. Только догонять тебя придется в свободном полете. Голову, говорите, нужно оставить целой… чья вам голова важнее — его или моя?

Не моя, это уж точно.

Черная мгла в глубине моего сознания. Ты напросилась. Пусть я буду раскаиваться в этом выборе всю оставшуюся жизнь. Но выбора-то у меня и нет.

Мир вокруг разом стал шершавым, как абразивный диск, весь в искрах, лезвиях, через него продраться — только теряя собственную плоть — клочьями, кусками. Теперь он мой, мои в нем правила. Господи, как жутко…

Серые иглы башен проносились мимо меня в стремительном вихре. И падать тут долго, даже вот так. А целит он на ту площадку этажами пятьюдесятью ниже, шестой уровень. Нет, мне нравится другая. Еще чуть дальше.

Да, вот сейчас.

Сминая, переламывая уже успевшие полностью раскрыться в полете крылья, я с налета швырнула его вниз. Удар был ошеломителен даже для меня, а ведь я была к нему готова. Мгновенно верх и низ снова перепутались, с трудом возвращая мне чувство направления. Наше стремительное падение я чувствовала буквально кожей — по то повышающейся, то снова понижающейся температуре сырого ветра, бившего в лицо, по растущим теням погрузочных платформ.

Силуэт «пациента» мелькнул где-то позади, пусть думает, что оторвался от меня. Это л решила его опередить. Медленно и расчетливо сосчитав до трех, я рванула мир на себя.

Раздался натужный хруст, лямки от забытой в горячке полета амуниции со свистом резанули мне между ног. Так, спокойно. Теперь приземляемся штатно. Отпускаем свой непрошеный подарок, расстаемся с шершавым привкусом на языке, успокаиваем сердце. Так лучше. Я справлюсь сама, мне ничего не нужно.

Пиропатронов хватило лишь развернуть подушку купола да частью реактивной силой погасить смертельно опасную скорость. Секунду спустя их визг сменился хрустом — крыло зацепилось за арматуру, так что я едва сумела вовремя отстегнуть отработавший свое клубок ремней и разорванной в клочъя ткани.

Мое кошачье везение не подвело — только каким-то чудом я не напоролась еще на один штырь, черт знает для чего здесь воткнутый. Удар по ногам после всей этой воздушной акробатики был очень кстати, вернув мне необходимое — ориентацию в пространстве и чувство возвращения. Я в точности на выбранном мною пятачке в тридцати метрах ниже того места, куда хотел уйти «пациент». А раз так…

Сверху на меня пикировала большая безумная птица, которая решила завершить последний полет в объятиях своего смертельного врага. Остановку ты уже пропустил, чудак, а на пассивном крыле следующий ярус уже оставит от тебя лишь груду костей в мясном фарше. Отчего-то ты слишком хочешь жить. А потому — больше тебе деваться некуда, иди к мамочке.

Холодный, необычайно холодный для этой жары пластик скользнул мне в ладонь, обвивая для верности хомутом запястье. Глаза прочертили трассу между дулом и большой птицей. В искусстве обращения с этим оружием важна ювелирная точность. Промахнись мимо нервного узла, и наркотик сработает не так стремительно — жертва уйдет, страдая лишь от жуткой мигрени, а то и просто погибнет зазря от болевого шока — искореженная нервная система потом не скажет за «пациента» ни слова. Этот же… этот может просто довернуть, навсегда растворившись мертвым, почти мертвым мешком плоти в вязкой тишине и сумраке нижних уровней.

Правильно я не пыталась стрелять в прыжке, там и причел не тот… а здесь он меня не видит. Для него я — тень, мелькнувшая в стороне. Прицелься точно и спусти курок.

Серебристая ампула с коротким свистом ушла вверх, за ней сразу другая. Спустя пару мгновений большая птица комком изломанных перьев повалилась в двух шагах от меня. Множественные переломы, раздробленные в муку крупные кости, вырванные напрочь сумки суставов. Какое мне до них дело. Он уже не жилец — так, полуживая консерва для собственной памяти. Теперь он в моих руках.

Руки сами нашарили «ай-би» под подбородком, выдавая в эфир прямого канала: «крыса в норе». Пусть сами пеленгуют да поспешают, если он помрет до реанимационной палаты — их проблема. Я сделала все, что от меня требовалось.

Я подошла к белобрысому «пациенту» поближе. О, я как-то сама пережила то, что он сейчас испытывает. Руки и ноги горят яростным пламенем, но не слишком сильно, на самом пределе, чтобы не дать ему погрузиться в бессознательное состояние. Постепенно ослабляется дыхательная функция, и агонизирующий мозг заливает вязкая волна удушья.

Я смотрела в эти подернутые мукой глаза и удивлялась, как же изобретателен человек. Он готовит подобным себе такие изощренные зелья, что заставили бы покраснеть от смущения того самого дьявола, которого все так часто поминают. Наркотик не давал бедняге умереть быстро, но лишал его возможности для борьбы. Вот такая сказка в небольшой ампулке. И ради чего все? Ради славы? Денег? Скорее всего — просто ради возможности хоть сколько-то сносно жить, слетать на лето в Альпы, с тех пор как там перевелись русские «партизаны», очень неплохое место. Тщета и тлен. Ненавижу таких.

О, а наш парень не сдается!

Я видела и зеленые пятна под ногтями, и знакомые фиолетовые в черную точку круги под глазами и у рта. Но он еще пытался жить, пытался сделать хоть что-нибудь.

Увы, у тебя уже нет шансов. Твои ногти скребут по бетону, но двинуть рукой ты уже не в состоянии. Мышцы превратились в камень. И не смотри на меня так, ты сам во всем виноват.

Я быстро оглядела его, но кроме небольшого контейнера, что приметила еще при первом контакте там, наверху, почти ничего не нашла — так, какие-то бумажки, карточки. Все для верности отложила в сторону, поместив в пластиковый мешок. Пусть разбираются.

И тут я услышала голос, от которого волосы у меня на затылке встали дыбом. Он звучал словно у меня в голове, но исходил от него, от «пациента»!

Это сказал он? Но вот же, лежит, выпучив глаза, кровавая струйка стекает у него изо рта — прокусил язык. Он не может говорить!

Итут же его голова превратилась в месиво крови, осколков костей и ошметков мозга. Черт! Это же… это же…

Я лихорадочно искала причину своего провала — имплантат, прямо в мозг, с крошечным зарядом, управляется непосредственно мысленными командами… чушь собачья.

Я бегала кругами, как последняя дура, вокруг холодного уже трупа, понимая, что так не бывает и что я бы непременно почувствовала… толку. Нет, не может быть, все эти сказочные имплантаты существовали только в виде слухов среди нашего брата-наемника. А если бы и существовали, то не в голове никому не нужного клерка-лаборанта.

Что я такое говорю, обычный человек от меня бы не ушел вот так, просто и легко, простого человека не пришлось бы догонять на пределе и за пределом твоих возможностей. Да и не ждала ты на этом задании обычного человека. Тебе удалось дважды ошибиться в одном «пациенте». Если так пойдет дальше, можно тебя списывать со счетов.

И этот голос, которого не могло быть. Я скрюченными пальцами в последней надежде обрести уверенность копалась в окровавленных кусочках плоти, но ничего не находила. Ни одного осколка пластика или металла, даже тончайшего запаха чужеродного вещества не прорывалось сквозь металлический привкус сырой крови.

И только тут мне стало по-настоящему страшно.