Глава 3
Отопление Стась включил на полную мощность, и теперь мне было даже жарко. Я лежал на диване, закутавшись в одеяло, и слушал фага. Голова до сих пор кружилась, и во рту был гадкий привкус. Еще все казалось смешным, будто в мультике, хотелось закрыть глаза и подремать. Это от спирта… Во флаере я вообще заснул.
– Наша организация – открытая система, – негромко говорил Стась. – Мы принимаем к себе людей с самых разных планет Империи. Но каждый, будь он хоть дворником, хоть грузчиком на складе, подвергается различным проверкам. Это неизбежно, ты понимаешь, Тиккирей?
Я вяло кивнул.
– Против тебя никаких возражений не было, – продолжал Стась. – Твоя легенда была полностью проверена. Вышло, что все так и есть, что ты и впрямь тринадцатилетний мальчик Тиккирей с планеты Карьер, отработавший два рейса в качестве расчетного модуля на корабле «Клязьма». История твоя невероятная… но мы привыкли к невероятным историям. А психотип любого из фагов неизбежно содержит в себе изрядную долю сентиментальности. – Он усмехнулся. – Иначе мы превратились бы в свору самоуверенных убийц.
– А сентиментальных убийц не бывает? – тихо спросил Лион. Он сидел рядом со Стасем, в соседнем кресле.
– Только в кино, – отрезал Стась. – Тиккирей, никто не сомневался в тебе… особо. Но есть стандартные методы проверки на благонадежность. Ты прошел шесть тестов, на седьмом – сломался. Поскольку курировал тебя я, мне немедленно сообщили…
– Стась, что мне было делать? – спросил я. – Ну я же не подозревал, что бич – проверка! Я подумал, что он привязался ко мне и теперь его убьют… я ведь не рыцарь, я не имею права носить оружие!
– Он и впрямь привязался, – согласился Стась. – Никто этого не ожидал, Тиккирей… и что теперь делать, я не знаю. Случай совершенно особый, прецедентов нет.
Я молчал.
– Ладно, это мы будем решать позже, – сказал Стась. – Лион, теперь мне надо поговорить с тобой.
– Да? – Лион поднял голову.
– Расскажи мне все, с самого начала, – попросил Стась. – С того момента, как тебе… как ты… – Он смешался. – С того момента, как ты попал под удар Инея.
Лион на миг задумался:
– Я захотел спать. Просто захотел спать.
– Так… – подбодрил его Стась. – Кстати, учти, что это официальный разговор и он записывается.
Лион кивнул:
– Ага, понимаю… Мы и так уже спать ложились… а тут словно навалилось что-то. Сестренка сразу угомонилась… а я с ног валился. Я разделся и лег.
Стась ждал.
– Потом мне снились сны, – тихо сказал Лион.
– Какие сны, мальчик? Ты помнишь?
– Странные. Но красивые.
Лион вдруг покраснел.
– Рассказывай, не стесняйся, – мягко попросил Стась. – Что тебе снилось?
– Да глупости какие-то. – Лион тряхнул головой. – Всякая ерунда, честное слово!
– Лион, это важно. Понимаю, у мальчиков в твоем возрасте бывают всякие волнующие сны…
Лион засмеялся:
– Да нет, вы не поняли! Мне снилось… – Он задумался. – Ну, к примеру, что я – герой. Понимаете? Настоящий герой, спаситель всей Вселенной. Что я сражаюсь с какими-то злодеями, бегу по улице – такой длинной, мрачной, дома полуразрушенные, и отовсюду стреляют. А я стреляю в ответ, и мне совсем не страшно, наоборот. Словно это игра… нет, игра – это несерьезно. А во сне все было очень важно!
– Так… – удивленно сказал Стась. – Так…
– Еще мне снилось, что я работаю на заводе, – сказал Лион. – Мы там что-то строили. Во сне я все понимал, а сейчас – уже нет. Мы там долго работали.
– Мы?
– Я и еще какие-то люди. – Лион пожал плечами. – Кажется, там Тиккирей был. Еще наши ребята, со станции. Хорошие ребята. Мы что-то строили… – Он задумался. – Я был инженером… или техником, не помню. Или и инженером, и техником.
Стась молчал. А Лион уже вошел во вкус и продолжал рассказывать:
– А еще мне снилось, что я взрослый…
– В предыдущих снах ты был ребенком? – быстро спросил Стась.
– Нет… не помню. Может быть, тоже взрослым. Не знаю. А тут точно взрослым. У меня была жена и пятеро детей.
Я хихикнул. Почему-то мне это показалось очень забавным.
– Ага, смешно, – согласился Лион. – У меня была жена, я с ней обсуждал, как вести домашнее хозяйство и куда мы поедем отдыхать в отпуск. А детям помогал делать уроки и играл с ними в бейсбол. Потом дочка… – он поморщился, – нет, не помню, как ее звали… вышла замуж. У нее тоже было много детей. И у остальных моих детей тоже. А потом… потом… Потом я состарился и умер. Все собрались на мои похороны и говорили, каким я был замечательным человеком и какую хорошую жизнь прожил.
– Ты. Умер. Во. Сне? – четко выделяя каждое слово, спросил Стась.
– Да.
– Не умирал, а именно умер?
– Ну конечно, я даже похороны помню! – с удивлением ответил Лион.
– Тебе было страшно?
– Нет… совсем. Да я ведь понимал, что это сон!
– Все время?
– Да. Все время. Я даже немного замечал, что вокруг происходит. Как вы меня подняли, завернули в одеяло и понесли. Как мы по городу ехали, а там в окнах были экраны и на них люди веселились… А потом меня подключили к компьютеру и сны кончились.
– Все сны пронеслись так быстро? До момента подключения к кораблю?
– Да.
– Неудивительно, что твой мозг работал настолько интенсивно. Лион, ты понимаешь, что это было воздействие психотропного оружия?
– Понимаю, – согласился Лион. – Только зачем? Со мной же ничего не случилось!
– Что было дальше? – спросил Стась.
– Дальше сны пропали, – сообщил Лион. – Все начало тускнеть… и исчезло. Потом я открыл глаза, и вы со мной говорили. Я был в корабле. Вы спрашивали всякие вещи, я отвечал. И мне было скучно. Очень скучно.
– Сколько лет ты прожил в снах, мальчик? – спросил Стась.
– Лет семьдесят, наверное, – спокойно ответил Лион. – Вначале я воевал, это было лет пять… Потом, когда на заводе работал… еще лет пять, наверное. И снова воевал, лет пять. А потом жил.
– И ты помнишь всю эту жизнь?
– Ну… почти. Не точно, но помню.
Стась кивнул. Протянул руку, потрепал Лиона по голове.
– Я понимаю. Ты молодец.
– Почему молодец?
– Что выполз. Значит, дальше тебе было скучно, так?
– Угу. – Лион задумался. – Нет… это не так. Не просто скучно… а словно бы… словно повтор. Словно это теперь я сплю и мне все снится! А то, что было раньше, – это и была настоящая жизнь. И мне ничего не хотелось делать. Потом мы поехали на озеро, и тут…
Он замолчал.
– Попытайся вспомнить этот миг, – попросил Стась. – Это очень важно, ты ведь понимаешь?
– Когда Тиккирей стал тонуть, это было неправильно… – тихо сказал Лион. – Совсем неправильно. Так не должно было случиться, понимаете?
Стась кивнул, напряженно глядя на Лиона.
– И я стоял, смотрел… – Теперь Лион говорил очень медленно. – А такого не должно было быть. Я не знаю, как я сумел… только я лег и пополз. И все вдруг стало наоборот. Это все стало настоящим, а то, что было, – сном!
– До этого ты не понимал разницы? – уточнил Стась.
– Понимал! – выкрикнул Лион, и я вдруг увидел, что у него в глазах слезы. – Я понимал, только это было совсем не важно. Это как во сне – понимаешь, что сон, ну и что с того? Тут я понимал, что все настоящее, но это ничего не значило. И вдруг все изменилось! Словно я проснулся.
– Тихо, тихо… – мягко сказал Стась, опустил руку на плечо Лиона. – Если тебе тяжело, то не говори.
– Да я уже все рассказал, – пробормотал Лион. – Совсем все.
– Тебе придется снова это рассказать. Со всеми подробностями. Не сегодня, но придется. Специалистам.
Лион кивнул.
– Ладно, ребята. – Стась поднялся. – Я заеду к вам завтра утром. Сейчас мне придется поговорить с некоторыми людьми…
– Стась, что со мной будет? – не удержался и снова спросил я.
– Ничего плохого, – твердо сказал фаг. – Абсолютно.
– Слово Авалонского Рыцаря? – спросил я.
Стась посмотрел на меня очень странно. Но сказал:
– Да. Слово Авалонского Рыцаря. Я даю тебе слово, что с тобой все будет в порядке. Отдыхайте, ребята. И постарайтесь сегодня больше не попадать в неприятности.
Лион вышел его проводить. А когда вернулся, я уже отрубался и едва смог на него взглянуть.
– У тебя глаза слипаются, – сказал Лион.
– Угу… – согласился я. – Это от спирта…
И уснул.
Долго поспать мне не удалось. Проснулся я от того, что на столе пищал телефон. Лион, видно, ушел спать в спальню, а я так и остался на диване. Голова у меня все еще оставалась тяжелой, но хихикать больше не хотелось, и вообще опьянение прошло.
Не включая свет, я вскочил, схватил помаргивающую огоньками трубку, ответил:
– Алло!
– Тиккирей?
Мне стало не по себе. Это был Роси. Я покосился на часы – было два ночи.
– Да, – сказал я.
– Тиккирей. – Он говорил очень тихо, видно, чтобы никто его не услышал. – Ты как, Тиккирей?
– Нормально, – ответил я. Все ведь и впрямь было нормально.
– Ты не заболел?
– Нет. – Я забрался обратно под одеяло, не выпуская из рук трубку. – Меня Стась заставил выпить спирта, а потом еще растер им с головы до ног. Дома я полчаса просидел в горячей ванне, а потом забрался под одеяло. А сейчас уже давно сплю.
Роси не стал извиняться, что разбудил меня. Он помолчал, а потом спросил:
– Тиккирей, а как теперь?
Я понял, о чем он. Но не удержался и все-таки спросил:
– Что теперь?
– Как мне теперь? – спросил Роси.
– Слушай, ничего страшного ведь не случилось! – сказал я. – Совсем ничего! Я, может, даже не простыну!
– Как мне теперь? – повторил Роси.
И несколько секунд мы молчали в трубки. Потом он заговорил:
– Тиккирей, ты не подумай, что я трус. Я не трус. Правда. Нет, ты ничего не говори, ты послушай!
Я молчал. Слушал.
– Я не знаю, как так со мной получилось, – быстро сказал Роси. – Я ведь знал, как надо поступать, если кто-то провалился под лед. Понимаешь? Нас на уроках выживания еще во втором классе учили. И когда ты провалился, я знал, что надо делать. Я сразу подумал, что надо лечь и подползти к тебе и бросить тебе веревку или ремень или протянуть длинный шест…
Он замолчал.
– Роси… да ладно… – сказал я. Когда все только случилось, я подумал, что я его ненавижу. И его, и Рози, и что обязательно всем расскажу, какие они трусы и предатели.
Теперь я понимал, что не стану так делать.
– Я ведь все знал, – повторил Роси. Голос у него был такой, будто он целую вечность не разговаривал, а сейчас снова начал – и никак не может научиться правильно складывать слова. – Ты понимаешь, Тиккирей… я все знал, а сделать ничего не мог. Бегал по берегу и хотел, чтобы все быстрее кончилось. Хоть как-то. Чтобы ничего не надо было делать. Понимаешь? Пусть даже ты утонешь! Я не знаю, Тиккирей!
И он тихонько заплакал.
– Роси… – пробормотал я. – Ну что ты. Ты просто растерялся. Такое со всеми бывает.
– Такого – не бывает! – почти выкрикнул Роси. – Ты Лиона не бросил на Новом Кувейте!
– Но Лион ведь мой друг, – ответил я.
И понял, что, сам того не желая, сделал Роси очень больно.
– Понимаю, – тихо сказал он. – Я просто очень хотел, чтобы мы подружились, Тиккирей. Честно. Потому что ты какой-то… особенный. У нас никого больше в школе нет… такого. Мы ведь теперь не сможем подружиться, Тиккирей?
Я молчал.
– Не сможем, – горько повторил Роси. – Потому что ты всегда будешь помнить, что я тебя предал. Не знаю почему…
Я думал о том, что для меня вся эта беда уже кончилась. Даже, наоборот, превратилась в радость – потому что Лион стал нормальным, потому что приехал Стась, потому что мою выходку с бичом, может быть, простят. А для Роси все перевернулось. Навсегда. Ведь они здесь все живут хорошо, и редко такое случается, чтобы можно было совершить подвиг. Ну, не подвиг… поступок. Может быть, вся школа бегала бы по берегу и не решилась помочь мне! Но теперь все будут говорить, что они обязательно пришли бы на помощь, не испугались. А Роси точно знает – он трус и предатель. Его сестра хотя бы догадалась позвонить и вызвать спасателей…
– Тиккирей, – сказал Роси. – Мне сегодня очень попало дома. И мне, и Рози… Ты не думай, что у меня отец такой… выпивоха и болтун. Он мне очень правильно сегодня все говорил. Только… только я и так все это понимаю. Мне ничего объяснять не надо. Я бы сейчас все отдал, чтобы ты снова упал под лед, а я тебя спас!
Я подумал, что совсем не хочу снова под лед. Даже если меня спасут. Но вместо этого сказал:
– Роси, если ты опять попадешь в такую ситуацию, то все сделаешь правильно. Обязательно!
– Да, только для тебя я теперь враг, – горько сказал Роси.
– Нет!
– Но и не друг.
И я промолчал.
– Нас в другую школу переведут, – прошептал Роси. – Я сам попросил родителей… они согласились.
– Роси, не надо. Я никому не скажу, что случилось!
– Это мне надо, – твердо ответил Роси. И я понял, что он прав. Но все-таки сказал:
– Роси, я вовсе не обижаюсь. И хочу учиться вместе с вами.
– Нет, Тиккирей. Не стоит. Ты только меня прости, хорошо? И извини, что я тебя разбудил. Спокойной ночи.
Он отключил телефон.
Я положил трубку на пол рядом с диваном. Уткнулся в подушку и подумал, что сейчас хорошо было бы немного похныкать, а то и разреветься по-настоящему.
Если бы где-то рядом были родители, которые услышали бы мой плач и пришли, я так бы и сделал. Но у меня не было больше родителей. Уже два месяца, как не было.
Поэтому я просто закрыл глаза и попытался уснуть.
Мне повезло – я не заболел. И когда проснулся утром, то все было в порядке, только сильно хотелось пить.
И еще – было очень грустно.
Лиона я нашел на кухне. Он сидел у окна и пил чай с вареньем.
– Привет, – сказал я. Все сейчас было чуточку глупо – будто на следующий день после тяжелого экзамена или… или как в тот день, когда родители ушли навсегда. Слишком много всего вчера случилось.
– Привет. – Лион на миг обернулся. – А красиво здесь, да?
Я кивнул, налил себе чаю, сел рядом. И совсем не удивился, когда Лион спросил:
– Как ты думаешь, что с моими родителями?
– Ну, они живы… – пробормотал я.
– Я понимаю, – кивнул Лион. – Они теперь такие, каким я был? Зомби?
– Стась говорил, что не совсем так. Там все вроде бы как стали нормальные. Только они теперь присоединились к Инею и считают, что это самая лучшая планета в Империи.
Стась и впрямь рассказывал, что на Новом Кувейте все выглядит обыкновенно и мирно. Люди работают и даже веселятся как ни в чем не бывало. Насчет той ночи, когда вся планета заснула, даже не вспоминают. Когда на Новый Кувейт высадился личный посланник Императора, его встретил султан и заявил, что все нормально, что никакой агрессии против них не было, что они добровольно присоединились к Инею… а той ночью просто произошли небольшие беспорядки из-за болельщиков бейсбольного клуба «Ифрит». Молодежь, расстроенная поражением команды, напилась и даже захватила космопорт и центр космической связи. Были жертвы. Но к утру порядок восстановили, и никаких проблем на Новом Кувейте больше нет.
Самое обидное, что, как сказал Стась, у Императора нет оснований вмешиваться. Любая планета может войти в союз с другой планетой, если это союз добровольный. А доказать, что Новый Кувейт захвачен, что все его жители были запрограммированы, не удалось. Единственное, что сделали в Империи, – это стали проверять все фильмы и обучающие программы, особенно сделанные на Инее. Если оказывалось, что там присутствует нераспознаваемая информация, то эти программы запрещали.
И таких программ нашли много. Хорошо еще, что на Земле, Эдеме и Авалоне, самых развитых планетах Империи, фильмы с Инея были не так популярны. Но даже здесь процентов двадцать населения могло в один миг оказаться зомбированными. А это очень много… поэтому никакой войны не было, Флот к Инею не вылетел, а ученые все пытаются разобраться в произошедшем.
– Император обязательно выяснит, в чем дело, – сказал я. – И Новый Кувейт освободят. Не может ведь Император позволить такое делать!
– Угу, – кивнул Лион. – Выяснит… Меня привяжут к койке и будут изучать целый год…
– Никто так не сделает!
Лион пожал плечами. Очень серьезно сказал:
– Ты знаешь, я даже спорить не стану. Если это надо, чтобы всех спасти, – то пускай. Это будет честно.
– Перестань!
– Да ничего… – Лион молча бултыхал ложкой в остывшем чае. – Тиккирей, знаешь, как это страшно… прожить жизнь.
– Ты вправду думал, что это все настоящее?
– Да.
Он посмотрел на меня, и глаза у него были совсем другие, незнакомые. Усталые. Как у старика.
– Я воевал, Тиккирей, – сказал Лион. – И у меня был друг… – он запнулся, – вроде тебя. Только его убили, когда мы попали в засаду. Но я за него отомстил. У меня в руке, вот здесь, – он каким-то очень уверенным жестом коснулся запястья, – был маленький излучатель на браслете. Я поднял руки и вроде стал сдаваться. А потом включил луч и всех убил. И мы снова воевали…
На миг у него дрогнули губы.
– Ты знаешь, сколько я людей убил? – вдруг тонко выкрикнул он. – Семьдесят человек!
И то, что он сказал не сто и не тысячу, а именно семьдесят, – меня доконало. Даже руки задрожали, и я поставил чашку, чтобы не расплескать чай.
– А потом у меня появилась подруга, – сказал Лион. – Из пятой роты… мы после войны поженились. Я даже детей теперь умею воспитывать! Я все умею, как взрослый, совсем все! Тушить пожары, вытаскивать утопающих, управлять флаером! Я прожил целую жизнь и умер! Мне… мне скучно, Тиккирей! И ничего не страшно, совсем!
– Это пройдет… – прошептал я.
– Что пройдет? Я все помню, все как вчера было! Ты знаешь, как горит небо, Тиккирей? Когда звено орбитальных штурмовиков заходит в атаку, а зенитчики ставят над позицией плазменный щит? Ты не знаешь… Начинается ветер, Тиккирей. Небо оранжевое, и воет ветер, он дует прямо вверх, так что за землю хватаешься, и воздух все суше и суше, а у меня кончились капсулы в респираторе, я тогда обжег горло, но зато штурмовики не успели отвернуть, они вошли в щит и растворились… словно белые кометы в оранжевом небе… А потом мы пришли в деревню, но имперская пехота оттуда уже ушла, и всех жителей убили за то, что они нас поддерживали… мужчин расстреляли… а женщин и детей согнали в мечеть, закрыли дверь и подожгли… они еще кричали, когда мы пришли, но там уже ничего не потушить было…
– Ка-какая имперская пе-пехота… – прошептал я. Голос у Лиона был страшным. Он не придумывал, не пересказывал книжку или фильм. Он вспоминал!
– Шестая авалонская бригада космопехоты, формирование – Камелот, командующий – генерал Отто Хаммер, эмблема – серебряный молот, падающий на горящую планету, – отчеканил Лион. – Мы воевали с Империей, понимаешь? Я воевал с Империей!
– Ты вчера не сказал…
– Я сегодня скажу. – Лион отвел глаза. – Я… боялся, что тогда меня сразу заберут.
– Но это же неправда! Это было во сне!
– Для меня это не было сном, Тиккирей, – сказал Лион. И мне вдруг почудилось, что со мной говорит взрослый, всего повидавший человек, а не ровесник с космической станции.
Но это длилось только секунду. Потом взгляд Лиона дернулся, будто он увидел что-то у меня за спиной. И он опустил глаза.
Я обернулся – в дверях кухни стоял Стась. Молча смотрел на Лиона, и в его глазах ничего нельзя было прочесть.
– Просто не хотел говорить вчера… – пробормотал Лион.
Стась подошел к нему, взъерошил волосы. Негромко сказал:
– Понимаю. Кто-то ответит за это, парень. Сполна ответит. Не бойся, Лион.
– Вы лучше меня прямо сейчас увезите и исследуйте, – пробормотал Лион. – Я так не могу. Оно все сильней и сильней вспоминается… у меня голова разламывается… не от боли. Я чего-нибудь натворю или с собой…
– Сейчас поедем, – сказал Стась. Он что-то лихорадочно обдумывал. – Ты знаешь что… продержись немного. Хотя бы сутки.
– А потом?
– Потом все будет хорошо. Лион, Тиккирей, одевайтесь. Позавтракаете в машине. У вас у обоих будет трудный день.
Машина у Стася была так себе. Не мощный джип-вездеход, не скоростная спортивная «пиранья», а здоровенный неповоротливый «Дунай». На работе у нас на таком ездит лишь одна женщина из технического отдела, толстая и медлительная.
Но Стасю словно бы было все равно, на чем ехать.
Мы с Лионом сидели позади, молчали, ни о чем его не расспрашивали. Стась сам говорил, но больше о всякой чепухе. Об экспериментах в области глюоновой энергетики, которые позволят строить новые космические корабли. О том, что теоретически доказано существование гиперканалов, ведущих в другие галактики, и есть планы по их поиску. О том, что Император подписал указ о снятии «трехпроцентного предела» и теперь ученые могут по-настоящему улучшить человеческий геном, а не только по мелочам. О том, что заканчиваются съемки ретробоевика «Мудрец из Назарета» о христианской религии и в этом фильме все будет взаправду – и актеры живые, и декорации, и даже спецэффекты. Никаких компьютерных съемок, все настоящее! И даже актеры были введены в транс, не знали, что играют в фильме, а считали все правдой.
Стась умеет интересно рассказывать, если захочет, конечно. Но сейчас я понимал, что он просто заговаривает нам зубы, отвлекает. И поэтому мне было совсем не интересно. Ничего не изменится от этих глюоновых реакторов, новых галактик и улучшенных геномов. Куда важнее то, что решит сделать с нами совет фагов.
И Стась, наверное, угадал мои мысли, потому что замолчал. Мы молча дожевали свои бутерброды, допили кофе и стали ждать.
Порт-Ланц – город-спутник Камелота. Если бы Стась хотел, он бы даже на своей колымаге доехал за полчаса. Но Стась никуда не спешил: либо думал о чем-то, либо ему было назначено точное время. И мы ехали больше часа. Потом еще покрутились по городу, перескакивая с внешних дорожных развязок на внутренние транспортные кольца, постояли в паре пробок – все как раз ехали на работу и улицы были забиты.
А потом Стась припарковал машину у красивого высотного здания в старинном стиле – с большими зеркальными окнами и флаерной площадкой на крыше. Здесь я один раз был. Тут и помещался главный офис фагов, который официально назывался «Институт экспериментальной социологии».
– Что мне говорить совету? – спросил я, когда мы выбирались из машины.
– Если придется говорить, то говори правду, – пожал плечами Стась. – Но тебя не обязательно вызовут.
– А меня? – требовательно поинтересовался Лион.
– Тебя вызовут обязательно, – сказал Стась. – А совет тот же – говори правду.
Он подумал секунду, потом приобнял нас за плечи:
– Дело даже не в том, ребята, что в большинстве случаев говорить правду полезнее. Фагам никогда не стоит врать, лучше уж промолчать.
– Вы чувствуете ложь, – сказал Лион, и голос у него опять стал жесткий, взрослый. Стась внимательно посмотрел на него:
– Да, парень. Чувствуем.
Больше мы не говорили. Прошли в здание – там стояла охрана на входе, но Стась показал какой-то пропуск, и нас даже не стали проверять. За дверями был большой вестибюль. Я думал, что, как и в прошлый раз, Стась поведет нас направо. Там море всяких кабинетов, офисов, а еще есть совершенно восхитительный зимний сад с кафе. Когда Стась улаживал мои вопросы, я там просидел три часа, но ничуть не заскучал.
Но Стась повел нас к лифтовому стволу. И не к общим лифтам, которые все время сновали вверх-вниз, а к служебной кабинке, куда никто и не совался.
В здании было этажей пятьдесят. Но когда мы вошли в лифт и тот рванулся вверх, мы ехали слишком долго. Словно здесь еще имелось этажей пятьдесят, невидимых снаружи. Я глянул на отражение Стася в зеркальной стене – он за нами с любопытством наблюдал.
– Мы едем вниз, – сказал я. – Хотя кажется, что вверх. Тут в лифте гравитатор, верно?
Стась улыбнулся, но ничего не ответил. Да и улыбка у него быстро пропала. Он будто прокручивал в голове предстоящий разговор, рассчитывал его наперед до каждого слова, но что-то там не складывалось, будто звучала реплика, на которую у Стася нет ответа. И Стась начинал все обдумывать заново…
– Стась, – сказал я. – Если я и впрямь так виноват, то пусть меня накажут. Только пусть не высылают обратно на Карьер, можно?
– Я дал тебе слово, – сказал Стась. Посмотрел на меня внимательнее и добавил: – Ты очень сообразительный мальчишка, Тиккирей. Если бы я не верил тебе, то решил бы, что ты очень хорошо подготовленный агент.
– Разве бывают дети-агенты? – спросил я.
– Еще как бывают, – ответил Стась. – Вот я работаю с десяти лет.
– Я не агент, – сказал я на всякий случай. – Я Тиккирей с Карьера…
– Я же сказал, что верю тебе, – мягко ответил Стась.
Лифт наконец-то остановился, и мы вышли.
Это был холл, большой и пустынный. В центре бассейн с фонтанчиком, заросшим оранжевым вьюнком. Фигура фонтанчика изображала девушку, держащую в руках кувшин, откуда и лилась вода. Статуя была старая, бронзовая, вся позеленевшая, покрытая мхом и вьюнками. Я присел на край бассейна, поболтал рукой в воде. Рыбок никаких там не было, а мне почему-то хотелось, чтобы в бассейне жили рыбки. Да и вода оказалась мутноватая, будто фильтры в фонтане плохо работали.
Стась жестом указал нам на мягкие кресла у стены, под фальшивыми окнами. Окна показывали вид на город с крыши небоскреба, но я все равно был уверен, что мы под землей.
– Подождите здесь, ребята.
– Долго? – спросил я.
– Если бы я знал, то уточнил, сколько именно ждать, – пояснил Стась. – И никуда не уходите.
В противоположной стене холла была еще одна лифтовая дверь. Стась вызвал лифт и уехал.
– Могли бы хоть бар тут сделать, – сказал Лион с обидой. – Выпили бы по хайболу для храбрости.
– По чему? – не понял я.
– Хайбол. Ну, это какой-нибудь напиток. Вроде джин-тоника или водки с мартини.
– Угу. Разбежался.
– Между прочим, я очень люблю водку с мартини, – сказал Лион.
Он развалился в кресле, закинув ноги на подлокотник. Покосился на фальшивое окно, фыркнул, нашарил переключатель и выключил изображение.
– Это… в снах? – догадался я.
– Ага. А в армии нам выдавали водку. По праздникам – виски.
– Ну вот во сне и попросишь свой хайбол. На Авалоне детям не положено пить спиртные напитки.
– Ничего, если меня не сразу начнут препарировать, я зайду в бар и напьюсь, – сказал Лион.
До меня наконец дошло, что он просто смеется. Подтрунивает надо мной. Потому что ему страшно… куда страшнее, чем мне.
– А почему ты воевал с Империей? – спросил я. – Во сне?
Лион отчеканил, будто готовился к вопросу:
– Потому что Империя – это пережиток древних эпох человечества. Сосредоточение власти в руках одного человека приводит к застою и стагнации, злоупотреблениям и социальной неустойчивости.
– Так к застою или к неустойчивости? – спросил я.
– К застою в развитии человечества, но к неустойчивости в социальной жизни, – отпарировал Лион. – Вот тебе простейший пример. Когда люди встретили Чужих, которые успели оттяпать лучшие куски космоса для себя, то развитие Империи остановилось. Пришлось переделывать для жизни очень плохие и неудобные планеты вроде твоего Карьера. Никто даже не попробовал оттеснить Чужих с занятых ими планет.
– Но это же война, Лион!
– Вовсе не обязательно. Война – это крайний случай разрешения противоречий. Всегда можно обойтись экономическими, политическими или особыми мерами.
– Ты и вправду так думаешь? – Я сел в соседнее кресло. Лион секунду пялился на меня, насмешливо улыбаясь, потом посерьезнел:
– Ничего я не думаю. Так нам объясняли. И во сне я в это верил.
– А сейчас?
– Ну, что-то тут есть, правда? Ведь на самом деле ты жил на Карьере, а мог жить на хорошей планете, где сейчас живут Цзыгу или халфлинги.
– Так в твоем сне вы воевали с Империей или с Чужими?
– С Империей, – признал Лион. – Чтобы в галактике было новое, справедливое устройство.
– А какое?
Лион на миг задумался:
– Ну, во-первых – демократическое. У нас все выборное, любая должность. Раз в четыре года все голосуют за президента.
– И что за человек этот президент?
– Это она, – сказал Лион. – Она… ну как тебе сказать…
Лицо у него стало мечтательное. Я ждал, и у меня все сильнее холодело в груди.
– Она… очень справедливая, – выпалил Лион наконец. – Она каждого готова выслушать и поговорить по душам. Умная, она почти всегда принимает правильные решения. Иногда ошибается, но не сильно.
Я не выдержал:
– Лион, но это же только сон! Ты понимаешь? Кто-то на Инее решил завоевать Империю, ну и придумал промывку мозгов. Не может человек никогда не ошибаться!
– Я не говорю, что всегда, – быстро ответил Лион. – Но обычно не ошибалась.
– И выслушать каждого президент тоже не может. Император не может, и президент не сможет. Даже у нас на Карьере старший социальный работник не мог общаться с каждым, а у нас населения меньше миллиона человек!
– Если по-обычному, то нельзя, – согласился Лион. – Но у нас все было по-другому. Можно подключиться к Сети и общаться с президентом.
– Чушь, – только и сказал я.
– Почему? Это очень просто делалось. Ты знаешь, что можно полностью скопировать разум в компьютер?
– Да, но это же запретили, таких только двое или трое осталось… они все с ума сходят…
– А она не сошла, – тихо сказал Лион. – У нее на каждой планете есть своя копия. Они между собой советуются и принимают решения сообща. Ну и готовы любого выслушать и помочь. Я сам каждый год с ней разговаривал. Так положено. А иногда – вне очереди просил разговора. Когда было важно.
– Лион, да ты дурак! – не выдержал я. – Полный дурак! Это все сказочки, которыми вам промывали мозги! Чтобы все бросились служить Инею!
– Я понимаю, – серьезно сказал Лион. – Наверное, так оно и есть. А вдруг это правда? Ведь в Империи и впрямь не все хорошо. Зачем иначе армия, полиция, карантинная служба, фаги?
– Не может такого быть. Это все ложь, – упрямо повторил я.
– Но если ложь – так почему все в нее верят? – возразил Лион. – Тиккирей, я же нормальный! Я ведь с ума не сошел, правда? Мне только показали, какая у меня может быть жизнь, если я буду с Инеем. Вот и все. И мне понравилось!
– У тебя прервали сон, – сказал я. – Когда подключили в поток.
– Ну и что? Тиккирей, честное слово, ни в чем меня не убеждали насильно. Это… это… – Лион развел руками. – Ну, как очень хорошее кино в хорошей виртуалке, когда совсем разницы не замечаешь. Мне показали, какая может быть жизнь, и мне понравилось.
– Но это же неправда!
– А я тебе говорю, что правда? – Лион повысил голос. – Нет, скажи, говорю? Я рассказываю, как все было в моем сне! Вот! И что в нем, может быть, есть немного правды!
Я замолчал. И впрямь – накинулся на Лиона, как на врага…
– Извини.
Лион смотрел в сторону. Потом пробормотал:
– Да ладно… Знаешь, сейчас уже легче. Вроде как сон, а вначале было все взаправду…
Я заметил, что он начал обкусывать себе ноготь, как маленький ребенок. Потом заметил, что делает, и торопливо убрал руку ото рта.
– Глупый сон, – сказал я.
– Наверное. А я свой дом помню, Тиккирей. Знаешь, какой у меня был дом? Он стоял в саду, к нему вела дорожка из красной кирпичной крошки. Даже машину приходилось оставлять у ворот. А дом был трехэтажный, на высоком фундаменте, со стенами из старого камня, с деревянными рамами и дверями. Там были широкие ступени, они вели на веранду, и по вечерам мы пили там чай, а иногда пиво или вино. Стены оплетал виноград, он был запущенный, почти дикий, но все равно его можно было срывать и есть. И полы были деревянные, старые, но совсем не скрипучие. На фронтоне висел кованый железный фонарь, я вечером всегда включал в нем лампу, и вокруг начинали роиться мошки и ночные бабочки…
– Что такое фронтон? – спросил я.
Лион поморщился. Неуверенно развел руками, будто треугольником их складывая.
– Это… ну, под крышей, между скатами и карнизом, если смотреть с фасада. А что?
– Я не знал такого слова, – объяснил я.
– Я тоже не знал, – признался Лион. – Я же говорю, я многому научился. Роды принимал, космический корабль пилотировал… воевал…
Он снова замолчал.
– Лион, ну никто же тебе не мешает вырасти, построить такой дом и там жить, – сказал я.
– Я же не один там жил.
– Ну… и не будешь один…
Лион кивнул. Потом добавил вполголоса:
– Катерина работала в медслужбе. Она меня выходила, когда все уже решили, что я умру. Это после той засады, где тебя убили…
Он осекся.
– Меня? – спросил я. – Так это ты про меня говорил, что в засаде… а потом ты всех…
Лион кивнул:
– Да. Это ты был. Нам уже было лет по двадцать, наверное. Нас призвали с Нового Кувейта… предложили пойти в армию. Мы и пошли в десантные части.
Он опять стал грызть ноготь, но уже не замечал этого.
– Лион, это – сон, – сказал я.
– А может, это все – сон? – огрызнулся он. – Знаешь, как я назвал своего первого сына? Тиккирей!
Я минуту молчал, не зная, что и ответить. А потом в груди у меня стал барахтаться маленький смешок. Я его давил, как мог. Я с ним изо всех сил сражался, честно!
А он все рос и рос. Я начал кашлять, чтобы его задавить. Потом хихикать.
Потом просто свалился на пол, хохоча в полный голос.
Лион вскочил и уставился на меня с обидой.
– Спа… спас… спасибо! – выкрикнул я сквозь смех. – Лион… спасибо…
– Урод! – закричал Лион. – Я знаешь как переживал! Я твой труп тащил потом…
А я не мог остановиться. Потому что пока Лион говорил о войнах, своей придуманной жене и несуществующем доме – это было страшно. Словно бы взаправду.
Когда же он сказал, что меня убили, – страх развеялся.
Остался лишь глупый сон.
– Я тебе морду набью! – Лион бросился на меня, я успел откатиться по полу и крикнул:
– А потом будешь тащить… труп?
Промахнувшись, Лион так и сел на пол. Но снова рванулся на меня. Только уже не драться. Облапил – и это было смешно, он вел себя как взрослый, утешающий ребенка.
Но через миг Лион тоже отпрянул и начал хохотать.
– Фиг тебе правда! – крикнул я. – Это был сон, сон, сон! Дурной глупый сон! А я живой, и ты живой, и с Инеем без нас разберутся, а дом ты себе еще построишь, с каким хочешь фронтоном и еще с фонтаном!
Держась за руки, мы смеялись еще с минуту. Так что слезы из глаз брызнули. Потом Лион утер лицо и сказал:
– Ладно, давай не ссориться. А то я и впрямь начну с тобой драться, а меня же учили…
– Меня не учили, но я все равно умею, – пригрозил я. – Давай не ссориться. А то как идиоты… тут же все камерами просматривается наверняка!
Лион сразу помрачнел.
И будто подтверждая мои слова, открылась неприметная ранее дверь. Вроде бы не лифт, за ней угадывался коридор.
– Мальчики, вы где?
Голос был женский, приятный. Мы вскочили.
В холл вошла молодая симпатичная девушка в строгом брючном костюме.
– Кто из вас Лион? – спросила она с улыбкой.
А я вдруг понял – она знает, кто из нас кто.
– Я, – сказал Лион.
Зря сказал! Надо было мне назваться Лионом, пусть бы признавалась, что спрашивала для проформы…
– Я доктор Анна Гольц, – сказала девушка. – Зови меня просто Анна, хорошо?
Лион кивнул.
– Нам надо поговорить, пойдем. Расскажешь мне про твои сны, хорошо?
– Угу. – Лион оглянулся на меня, потом засунул руки в карманы и пошел за девушкой.
– Я без тебя не уеду! – быстро сказал я ему в спину. – Доктор Гольц, предупредите меня, когда вы закончите?
– Предупрежу, хорошо, – кивнула девушка.
– Хорошо, – передразнил я ее, когда дверь закрылась. Уселся в кресло и тоже закинул ноги на подлокотник, как Лион.
Наверняка Стась знал, что Лиона вызовут. Мог бы и предупредить…