Дан с сожалением наблюдал, как треугольная спина Рэя растворяется в сумраке хода, и боролся с искушением пустить в нее стрелу.

Как бы все упростилось! И кто придумал, будто парламентеров нельзя убивать? Ладно бы – званых, но ведь являются без приглашения, Ветер бы их разорвал, а ты тут скрипи зубами, унимай зуд в пальцах… Ах, принципы, принципы, дорого же за вас приходится платить! Как бы устроиться так, чтобы честность стала выгодной?

Впрочем, не переживай. Если бы Рэй не знал, с кем имеет дело, то не стал бы подставляться, к тому же его доспехи наверняка рассчитаны на прямое попадание стрелы… хотя всегда остается шанс.

Но какой расточительной бывает природа! Я и сам не обделен, но этот Рэй – что за конструкция! Какой костяк, какие формы!.. То, на что у нас с Гердом ушли тысячи часов тренировок, в Рэе присутствует изначально… И что за голос, с ума сойти! Ум, обаяние, артистизм – все при нем. И все же, и все же… Почему-то мне неприятны и это красивое лицо, и эта улыбка… Уж не наловчился ли я воспринимать красоту в комплексе – от вывески до нутра? Может, поэтому так сводят с ума диланки?

Так чего же Рэй добивается? (Только постараемся не проецировать себя на других – так ничего не поймешь?) Угадать несложно: власти над миром. Но зачем? Самоутверждаться ему ни к чему, он и без того убежден в своей исключительности, да так оно и есть, если честно… Хе, есть подсказка! Почему сочинители так трясутся над своим ремеслом? Да ведь они уподобляют себя богам, манипулируя фантомами! Они – создатели и вершители судеб, они упиваются этим… Рэй – игрок, вот в чем дело! А чем выше власть, тем крупнее игра и, стало быть, тем острее наслаждение. Но он-то жонглирует не фантомами… Черт возьми, да Рэй пробивается к рангу живого бога – вот это размах!

Ну хорошо, цель ясна, а вот как насчет средств? Ведь Рэй – прагматик, за миражом не погонится. Понятно, он хочет изменить структуру Системы, но каким образом? В нормальных условиях Система сторонится диктата, и это естественно: ни одна диктатура не способна развиваться долго, даже диктатура большинства. Элементы Системы должны быть свободны в пределах, допускаемых общежитием. Иначе – застой и деградация. При соблюдении некоторых правил любой индивид вхож в Систему, но без его согласия Система в него не войдет – повторяю, в обычных условиях. Да и зачем? Свои поступки туземцы нормируют сами и куда жестче любой внешней силы.

Да, но теперь-то ситуация изменилась: баланс нарушен. Сначала мы, неустрашимые олухи, спровоцировали у Леса древний рефлекс, и он стряхнул нас с себя, будто горсть блох. А затем – не успели еще диланы успокоить потревоженного исполина, как за него принялись Псы, умело направляемые Рэем. И возникло противоречие – между прекраснодушием диланов и стремлением Системы себя сохранить. Противоречие, неразрешимое в рамках данной структуры. И пробудились первородные инстинкты Системы. Каковы же будут последствия?

Плохо дело, ребята! Похоже, Рэй знает то, о чем мне приходится только догадываться, и значит, он погрузился в информационный банк Системы глубже меня. Что и неудивительно при его степени самоизоляции: уж он-то не рискует раствориться.

Думай, Дан, думай!

После такой длительной спячки боевые навыки Леса вряд ли сохранились в полной мере, что-то неминуемо должно было исказиться. Что?

Проклятье, что-то забрезжило, ухватить не могу! Тупица, кретин, чего стоят твои хваленые мозги, если… Вот!

Когда не было еще диланов, когда Лес не имел ни разума, ни морали, тогда он функционировал директивно, то есть существовал центр управления, которому подчинялось все. Да, существовал! А теперь отмер за ненадобностью, причем первым, как самый сложный элемент той, старой Системы. Но инстинкты-то сохранились и теперь, пробуждаясь, ищут хозяина. А Рэй тут как тут – вот он я, готов служить! И если бы не Герд…

Дан повернул голову и нашел глазами Герда. Тот изваянием застыл неподалеку, почти невидимый в гуще веток, привалившись, по обыкновению, спиной к стволу. Как медленно умирают привычки! Не оставлять тыл незащищенным – это у Вепрей в крови.

– Ты не думал над тем, куда идут туземцы? – спросил Дан. – В чем их смысл? Ну да, радоваться жизни и любви, танцевать и петь, ублажать глаза и слух, фантазировать, творить, пестовать таланты и доброту – все это, конечно, славно, но достаточно ли для поддержания Системы? Устойчивость возможна только в движении, а куда стремятся диланы? Ты – знаешь?

После паузы Герд откликнулся:

– Это так важно?

– Но интересно же знать, за какие идеалы идешь на смерть!

Герд скользнул взглядом по скальной стене с чернеющими кое-где пятнами пещер и опустил тяжелые веки, снова превратившись в изваяние – ни вздоха, ни жеста. Дану это не понравилось, он продолжал настойчиво:

– Нет, ты послушай! Единственная достойная разума цель – познание, не согласен? Но мне кажется, что такой грандиозной исследовательской машине, какой является Система, на этом материке делать уже нечего. Недаром же она протянула щупальца к нашим землям?

Герд то ли спал, то ли погрузился в транс – его неподвижность становилась неестественной. И однако Дан надеялся, что разведчик его слышит.

– Как ни смешно, но мы, огры, видимо, нужны Системе больше, чем она нам. Мы для нее – мостик к другим мирам, ведь сам-то Лес врос корнями в эту землю, а диланы слишком одомашнились в здешней стерильности, чтобы стать первопроходцами… Нет, Герд, я понимаю, что Система не хочет никого завоевывать, ее интересуют только знания, но много ли можно достичь одними наблюдениями? Да и невмешательство – до каких границ может оно простираться? Предоставить нам без помех пожирать друг друга – не слишком ли это даже для диланов? Наверняка они захотят помочь, но вот чем? Впрочем, как раз это мы уже видели, и не приведи бог этому повториться в масштабах планеты!

Герд вдруг спросил, не открывая глаз:

– Тебе нужна сила?

Дан озадаченно ответил:

– Конечно.

– Зачем?

– Чтобы посылать всех к дьяволу!

Герд кивнул и снова погрузился в молчание. И больше Дан не решился его тревожить, потому что обратил наконец внимание на тени, мелькавшие по лицу Герда едва заметно, но жутко. И пальцы, пальцы – что скрючило их так жестоко?

По сердцу вдруг резануло жалостью. Кого жалеешь, славный Дан, уж не себя ли? Сколько ни упирайся, но ведь и тебе придется пройти этот путь – сквозь боль и страх, через кошмары и сомнения. Собственно, ты уже идешь, хотя Герд и здесь опередил всех, как и подобает разведчику. Да, дружище: Герд – это ты, только чуть позже. Ты уж смирись…

Напротив, в овальной дыре входа, почудилось движение, и Дан рефлекторно вскинул игломет. Из пещеры беззвучно вывалилась мохнатая фигура и, плавно кувыркаясь, полетела к подножию скалы.

– Мешал?! – болезненно вскрикнул Герд, вдруг очнувшись.

– Да противно же смотреть! – отозвался Дан, про себя чертыхнувшись: уж эти мне рефлексы, чтоб им!.. – Тупари! Здешний климат благодатен для человека – голого, разумеется, – так нет, извольте видеть, эти придурки втиснулись в меха и латы, потеют, преют, смердят, но из своих скорлуп – ни ногой!

Но Герд уже снова обмяк, закрыв глаза, и Дан вздохнул с облегчением. Проклятие небесам, да он куда ближе к диланам, чем я думал! Началось с запрета на убийство, а теперь он уже и Псов жалеет. И что дальше? Ох, Герд, Герд, куда мы с тобой катимся!

Вздохнув вторично, Дан опасливо отложил в сторону игломет и посмотрел вниз, где из высокой травы едва виднелась ребристая крыша «единорога», проеденная Лесом почти насквозь. Надо же, кто-то ухитрился добраться и сюда! Где они теперь, живы ли?

Дану вдруг захотелось порыться в чреве вездехода, хотя по опыту он знал, что в таких чащобах не сохраняется ничего: металл ржавеет, остальное гниет. Только в тех редких местах, куда Лес не мог добраться, получалось разжиться чем-нибудь стоящим.

Однако желание помародерствовать не проходило. Ну, хоть взглянуть…

Еще раз обернувшись на Герда, Дан неслышно спустился к «единорогу», заглянул в кабину. По крайней мере трое огров остались здесь навечно: два полуистлевших скелета Дан обнаружил в десантном отсеке, еще один – в кресле водителя.

Ну что, парни, успокоились наконец? А ведь какой порыв был! Казалось, еще чуть – и свершится вековая мечта нации о мировом господстве. И тогда… Что? Ну что? Мы убедимся в своей исключительности? Мы сможем вечно жрать за чужой счет? Великие Духи, ну как, каким образом такая пошлая, примитивная, банальнейшая идея захватила умы миллионов? Десятилетиями мы строили Империю, не замечая, как с каждой завоеванной страной, с каждым этажом здание раскачивается все опаснее, что катастрофа неизбежна. Откуда эта тоска по власти? И чем плюгавей человечишка, тем больше у него амбиций, тем сладостнее он втаптывает в грязь ближних, как будто унижение других возвышает его. А в крайнем случае – можно отыграться и на природе. Ну, допустим, человек – царь природы. Но кто вам сказал, что у царей одни права?..

Забраться внутрь «единорога» Дан не решился: слишком уж ветхим там все выглядело. Мысленно пожелав останкам экипажа вечного покоя и недолгой памяти потомков, он вернулся на свой наблюдательный пункт и огляделся. Но перемен не обнаружил. Похоже, Герд даже не заметил его отсутствия, и такое небрежение показалось Дану обидным, хотя его же самого эта обида насмешила: с каких это пор истинные стали нуждаться в чьем-либо обществе, кроме женского? Всегда мы были одиночками, презирая толпу и стадность, а объединялись только при совпадении интересов…

Погоди, в этом что-то есть! Стадность… стая… Псы! Что с ними-то здесь произошло? Эта растерянность – откуда? Ну, щелкнули по носу – с кем не бывает? В Логове и не такое случалось – и без последствий. Клянусь Горой, там же озверелость всегда на подъеме! Их убиваешь – десятками, а они прут, прут – рожи перекошены, на губах пена…

Эффект толпы, вот что это такое! Но эффект, многократно усиленный Лесом. Как же я этого не видел? Это же очевидно, смотрите! Псы тоже вошли в Лес, пусть на самый примитивный, звериный уровень, – Лес принял их, не смог не принять. И они образовали свою систему, враждебную Лесу, но паразитирующую на нем.

А ведь это зацепка! Почему человек так меняется в толпе? Больше ли – меньше, но меняются все. В чем же дело? Как набор индивидуальностей превращается в безликую массу?

Что же, мысль стоит развить. Итак, сгоняем людей в толпу, и что происходит? Среди множества настроений неминуемо начинает преобладать одно, присущее большинству либо внушенное извне, – мощное, подминающее под себя остальные, задающее РЕЗОНАНСНУЮ эмоцию. Настраиваясь на нее, человек в толпе ощущает прилив энергии, ему легко и радостно поступать в унисон со всеми, не думая и не сомневаясь. Но горе тому, кто попытается бороться за себя! Каждый шаг, каждая мысль будут даваться ему с трудом и болью – многие ли на такое отважатся?

Вот почему Рэй сделал ставку на Псов: их куда легче сплотить в Стаю, они не растеряли первородной стадности, не заиндивидуализировались. И в этом единстве – главная их сила. Но ведь единство можно и нарушить? Кажется, Рэй просчитался, изолировав эту команду Псов от Стаи. Понятно, что он хотел выманить Герда из Леса, но подставился сам. А если попытаться расшатать Стаю через Систему? Но одному мне это дело не поднять. Хотел бы я знать, чем занят сейчас Герд!..

Осторожно Дан вошел в Систему и выстроил в себе крупномасштабную психокарту – все побережье всплыло из тьмы перед его закрытыми глазами. Сейчас его не интересовали Псы – он искал «огоньки» иного рода, искал страдальцев, мучительно и трудно менявших кожу, а затем и плоть, но не уходивших еще дальше в гордый, высокомерный индивидуализм, а пытавшихся, подобно Герду и Дану, понять себя и мир, достичь истины. Их оставалось немного (Рэй и тут постарался себя обезопасить), но они были, и пришла пора собрать их вместе.